Егор Александрович Балашов
Cпасая рыбу из воды
Девушка захлебнулась словами. Каждое следующее слово было все более неуверенным и тихим. Но Анатолий все же с облегчением вздохнул. Наконец-то воспитанница начала проявлять хоть какие-то желания.
– Диана встань! – Велел Анатолий старясь одновременно сочетать и мягкость, и приказной тон в голосе.
Но девушка только повернулась лицом к стене. Она поджала колени к груди и затихла. Анатолий знал, что теперь с девочкой нет смысла разговаривать – она просто не услышит. Через пять минут, может быть через пол часа она снова оживет, снова начнет реагировать на слова. Но сейчас она будет безучастна ко всему. Это нормально. Так делали некоторые квазизависимые дети. Словно просто выключаясь на некоторое время. Некоторые ребята могли потом рассказать, что в это время они словно засыпали или оказывались в некоем подобии квази. Без других людей, без событий. Словно локальный, индивидуальный квази-мирок. То ли мозг так убегал от стресса, то ли в них просыпались зачатки возможности соединяться с ноосферой без вспомогательных приспособлений, камер депривации и шунтов.
– Анатолий? – В дверях появился менеджер проекта. Один из младших начальников, все же имеющих право распоряжаться деятельностью Анатоиля.
– Я занят с ребенком. Освобожусь не ранее чем через сорок минут. – С трудом сдерживая негодование произнес воспитатель. Эти чиновники всегда только мешают! Вот что такого важного могло произойти, чтобы вмешиваться в сеанс!
– Прибыла новая группа. На этот раз семерки.
– Серафим Алексеевич! Я веду уже четыре группы! Четыре! В данный момент у меня сеанс! У Вас вообще совесть есть? Как я должен работать с этими детьми? Вы понимаете, что первая группа требует постоянного внимания! Просто постоянного! Я их еле-еле до шестерок поднял! А вы чего хотите? А четвертая группа?
– Вторая группа выпускается. Как раз возьмете новую группу. Необходимо Ваше внимание. Не беспокойтесь, это и правда семерки.
– Я категорически против того, чтобы выписывали вторую группу! Они же вернуться к нам через неделю! – взорвался воспитатель. Диана в своей камере депривации даже дернулась. На что Анатолий краем сознания отметил, что все же девушка идет на поправку. Раньше она не реагировала на тон. По крайней мере не столь явно.
– Это не обсуждается. Вы сейчас же принимаете новую группу. Сейчас же! – При большом желании в голосе Серафима можно было уловить нотки паники.
– Да что же такое? Почему я? Есть же другие воспитатели. Лена? Отдайте группу ей! У нее сейчас только один поток! Она справится!
– Нет. Есть нюанс. Понимаете… В общем. Им нет даже десяти лет. Кому-то восемь. Восемь! Остальные постарше. Они семерки. Почти семерки. Только один мальчик девятка. Ладно! Я понял! Анатолий Григорьевич, я переведу четвертую группу Зинаиде Петровне. Так хорошо? На это вы согласны? Вы же понимаете! Вы единственный настолько опытный специалист! Вы единственный, кто публиковался из нашего центра! Вы с нами со дня основания! Кто если не вы? Они просто не знаю, что делать с этими детьми! Мы же все работаем по вашим методичка. А Маша, Мария Сергеевна, когда увидела эту группу просто заплакала. Она до сих пор сидит у себя и плачет. Девушки вообще не справятся с этой задачей – они видят маленьких детей, о которых надо заботиться, ухаживать, сопли подтирать. Они не смогут ломать их, как это можете Вы! Их надо спасать! Да их же всего шесть человек! Ну, что беретесь? Да, твою же мать! Я спрашиваю только из вежливости! Вы беретесь, это Ваша группа! Это однозначно Ваша группа!
– Так вот какого Вы мнения о моей работе, – сухим осипшим голосом чуть ли не прорычал Анатолий, – значит, я ломаю детей? Значит, я насилую их личность? Да? Так Вы видите мою работу?
– Но ведь это для их же блага, – опешил менеджер.
– Вон из кабинета! – уже по-настоящему взорвался воспитатель. – Уйдите, чтобы я Вас вообще больше не видел! Я для каждого из них ищу подход, вывожу из стазиса! Пробуждаю сознание, прививая интерес к настоящей жизни. И мне какая-то бюрократическая морда будет говорить, что я этих детей ломаю? Пошел вон, скотина!
Анатолий даже швырнул чем-то в дверь. Это что-то разбилось, но в Серафима не попал ни один осколок – он успел улизнуть. Но менеджер все же оставил последнее слово за собой – на коме воспитателя пиликнуло срочное сообщение – это был список детей и фотография. Фотография чистенькой комнаты и шести совсем юных детей. Они лежали в кроватках с открытыми глазами. Только спустя несколько секунд Анатолий понял, что это не фотография – это прямая трансляция из комнаты. Один из детей молча плакал, другой сосал палец, и судя по всему уже очень давно. Девочка не спешно осматривала комнату. Пожалуй, эта девочка – единственная семерка из группы. Остальные восьмерки. У нее во взгляде не угадывался интерес, но она хотя бы изучала новую обстановку. Остальные просто отбывали, оставаясь полностью безучастными. Как их положили, так они и лежали. Жуткое зрелище. Всегда жуткое зрелище.
Как такое вообще допустил Бог? Как может здоровый человек, проявляющий интерес к квази, живущий там полноценной жизнью, в настоящем мире становиться безучастной куклой. Как это вообще возможно? Как человек может полностью потерять любой интерес? Да, как возможно, чтобы человек, ребенок, не реагировал на боль, на дискомфорт, на другие раздражители? Это безумие.
Это полное безумие. О чем говорить, если в их центре, в РЦКДП, были случаи травм мочевого пузыря из-за того, что дети просто не могли банально обоссаться! И не в том дело, что они этого делать не умели, а просто почему-то не видели в этом смысла.
Диана смотрела в глаза воспитателю – небывалый эффект, социальная реакция в протомире. Для Дианы это был явный прогресс. Не большой, это был крохотный шаг к выздоровлению – но явный. Хоть какое-то проявление эмпатии, как надеялся Анатолий.
– Диана, я должен идти. Мне очень не хочется тебя оставлять, но сейчас придет кто-то из санитаров и поможет тебе вернуться в палату. Все как обычно. Извини, но восстановительные процедуры придется отложить. Если ты захочешь, ты можешь сама проделать эти упражнения. Помнишь, повращать кисти, наклоны головы, улыбнуться, изобразить испуг, злость. Ты меня слышишь?
У Анатолия аж сердце замерло, когда на лице девочки он увидел робкую улыбку, словно та его подбадривала. Улыбка пропала, появилась снова, сменилась удивлением… И только тогда воспитатель понял, что эта улыбка адресовалась не ему. Просто девушка почему-то решила выполнить просьбу воспитателя и приступила к давно отработанным упражнениям. Что-же ничего удивительного – два месяца упражнений любому в подкорку вобьют нужные реакции на нужные команды. Все это всего лишь механическое выполнение команды. Все это всего лишь движения куклы, с привязанными нитками к рукам кукловода.
Анатолий заставил себя вспомнить, что Диана все же сегодня умоляла его прекратить, оставить ее в покое. И это прогресс. Да в первые минуты, когда человек еще не до конца понял, что оказался в прото, он проявляет больше эмоций, свойственных ему в квази. Но чем дольше он остается в реальном мире, тем меньше интереса к нему проявляет. Естественно, это касается квазизависимых, начиная с четверок и до девяток включительно. Десятки же вообще ничего не проявляли в протопространстве, вся их жизнь была исключительно в квази.
Куда катится этот мир?
– Анатолий Григорьевич! Вас срочно вызывают к директору! Почему Вы не отвечаете на ком?
– Все в порядке, я уже иду знакомиться с новой группой детей. – Обреченный вздох Анатолия.
– Нет, это по другому вопросу.
– Да Вы шутите! Сначала на меня вываливают эти отчеты, и это в тот самый день, когда у меня выпускной вечер со второй группой. Потом скидывают этот детский сад! Что еще? У нас загорелся второй сектор и кроме меня его никто не может потушить? – Анатолий распалялся все сильнее с каждым словом. – Или может быть это вторжение инопланетян? Я должен переписать каждую боевую единицу и составить план психологической реабилитации каждого зеленого человека в условиях ведения боевых действий на луне? А нет! Я понял! Я должен сварить кофе этой жирной тупой… Кхм. Арине Петровне?
С каждым словом бедный безымянный для воспитателя санитар все сильнее вжимал голову в плечи.
– Я что, здесь единственный кто работает? У меня что времени вагон? – Не сбиваясь продолжил Анатолий. – Кроме меня хоть кто-то что-то может? У меня дел по горло. Я уже должен рваться на части. Чтобы Вы знали, в моем возрасте нельзя так работать. Почему я должен все улаживать?
Анатолий Григорьевич даже начал тыкать пальцем в грудь молодого сотрудника, который сначала покраснел, потом побледней и сжался как меленький котенок.
– Меня не интересует, что там произошло! – Уже кричал старший воспитатель реабилитационного центра. – У меня осталось пол часа на принятие новой группы. Потом я прощаюсь с выпускниками. Потом я заполняю никому не нужный отчет на сорока страницах, и только потом я выслушаю чего Вы от меня хотите! Можете пока запереться в туалете, если боитесь встречаться с директором и объяснять, почему ее распоряжение не смогли донести до моих ушей. Мне просто наплевать! И будьте уверен, если Вы еще произнесете хоть слово, то я буду Вас бить ногами, и ни один человек меня не осудит! Я не посмотрю на Вашу молодость, я не посмотрю на то, что Вы выполняете приказ. Мне просто наплевать! Найдите меня пол восьмого вечера! И ни минутой раньше!
И все же юноша нашел в себе силы, чтобы, семеня на цыпочках, за Анатолием затянуть на одной ноте:
– Анатолий Григорьевич, простите меня, но вечером состоится пресс-конференция. Вы просто обязаны на ней защитить достоинство нашего центра. Вы ведь понимаете, что это не мое решение. Это не моя ответственность. Арина Петровна уверена, что только Вы можете представить нашу работу с лучшей стороны. Понимаете, в общественности ходят различные мнения. Они не очень лестные. Поговаривают, что мы мучаем детей, что мы садисты! Если Вы не дадите краткое интервью, хотя бы пару слов, то нас просто разорвут. Нас закроют. Подумайте о детях! Подумайте об этих несчастных детях!
– Да я каждый день думаю о этих детях! А вы все мне только мешаете! Да на моих руках уже почти две сотни спасенных! Я буквально вытаскиваю наше общество из зловонной ямы! Вы все работаете по моим методичкам! А думал ли ты, когда я их пишу? Когда я все это успеваю? Когда ты спишь, я набираю текст. Когда ты спишь, я проверяю и отрабатываю методики! Ты сегодня в четыре дня пойдешь домой! А я буду возиться с пускающими слюни кусками мяса! Кусками мяса, которых заморили собственные родители. И эти тупые обезьяны будут в меня тыкать пальцем? Идите сами на все эти конференции. Это не моя задача. Это не моя работа. Да, сгорите вы все в одной куче! Мне насрать на вас и ваши слова! Я занят! Занят! Я занят!
Анатолий разошелся не на шутку, он брызжал слюной, он выпячивал глаза, стучал кулаком по стенам. Бедный молоденький санитар уже был готов бежать не оглядываясь. Вообще больше никогда не появляться в этом центре, лишь бы сейчас быть где-то в другом месте.
Глава 2
Затемненная просторная овальная комната. Темно-синие стены усыпаны россыпью созвездий, и Анатолию даже кажется, что он узнает в них рисунок ночного неба. Вот здесь как будто большая медведица, а это южный крест. Но нет, скорее всего сознание просто пытается найти знакомые очертании в хаотичном орнаменте. Вот мелькает падающая звезда – это не окрашенные стены – все это огромный дисплей. Из-за сумрака не удается разглядеть стыков панелей, но их может просто не быть. Наверняка технологии уже позволяют делать такие сплошные экраны – сам воспитатель РЦКДП не был уверен, что такое производят, но почему бы и нет.
Нет ни зрительских мест, ни суфлеров, ни камер. Скорее всего трансляция будет вестись скрытыми приборами. И куда смотреть, если нужно будет добиться пронзительного эффекта и заглянуть зрителю в глаза?
– Здравствуйте. Вы себя хорошо чувствуете?
Кажется это какой-то знаменитый ведущий. Кажется, Анатолий его даже где-то видел. В одном из шоу. Точно не в новостях. Ведущий настороженно смотрит на погруженного в кресло специалиста. Глаза Анатолия прикрыты. Тело расслабленно, он полулежит в кресле. Слишком безвольная поза.
– Все хорошо, – медленно выговаривая слова отвечает Анатолий, – мне вкололи седативное, насильно посадили в машину, и буквально затолкнули в студию.
– Вы в состоянии участвовать в обсуждении? – Взволнованно замечает ведущий.
– Я же здесь. – Тяжелый слишком долги вздох. – Не говорите мне, что меня оторвали от работы только для того, чтобы проехаться по вечернему городу.
– Что-же… Если Вы настаиваете. Не против, если я немного введу Вас в нюансы нашей трансляции?
– Как будет угодно.
– Ладно. В общем… Трансляция будет прямая. Без задержек и цензуры. Постарайтесь быть как можно более корректным. Вы будете находится в этой студии в одиночестве. Все наши зрители находятся сейчас в квази. Их будет несколько десятков тысяч, по нашим расчетам. В записи эту передачу посмотрят еще несколько сотен, возможно миллионов человек. Зрители не привязаны к своим местам, они будут воочию видеть все что здесь происходит, могут встать вам за спину, могут даже попытаться Вас потрогать. Все эти люди не будут мешать друг другу, каждый увидит свою локальную сцену, люди, решившие смотреть представление группой, будут в локальном пространстве, соответственно вместе. Вы их не увидите, не почувствуете… Простите, вы уверены, что это не депривационный шок?
– Абсолютно. Я не пользуюсь депривацией. А провожу все свое время в настоящем мире.
– Вот! Настоятельно не рекомендуется использовать такие слова. Это как минимум не толерантно. Оба наших мира вполне настоящие. Прото и квази – это настоящие миры. Оба! Постарайтесь запомнить. Итак, продолжу. Ваши собеседники, которые, как и я находятся в квази, будут представлены Вам в качестве интерфейсов присутствия.
– Простите, Вы сейчас в квази? – Поразился Анатолий.
– Конечно же. То, что Вы сейчас видите робот. Я же нахожусь в квази-студии. Так сказать, в нормальном мире. – Ведущий усмехнулся. – Нет, в эфир такие слова мы не поставим. Все же нас смотрят и из протопространства тоже. Будем терпимыми ко всем слоям населения. Так вот, интерфейсы других участников будут значительно проще чем мой, вы увидите их во время передачи. Кроме того, будьте готовы к тому, что интерфейсы будут переключаться, выключаться. В зависимости от того, кто говорит, где он стоит, интерфейсы будут перемещаться по залу. Зрители их не увидят, они увидят говорящих. И увидят Вас, так, как вы выглядели бы, находись в квази.
– Простите, как я могу к Вам обращаться?
Молодой человек опешил.
– Как и все. Зовите меня Рой. Я Рой. Анатолий, Вы не видели нашей передачи ранее?
– Нет, у меня нет времени на развлекательные шоу.
– Вечер с Роем – не развлекательное шоу. Мы познавательная, аналитическая передача. Нас смотрят высокопоставленные чиновники, ученые, деятели искусства! Сегодня Вы будете разговаривать с ведущими деятелями различных отраслей! Соберитесь! Может быть кофе?
– Пожалуй, нет. Что я еще должен знать?
– В принципе это все, что мы обычно сообщаем. Если Вам надо будет встать, то постарайтесь не выходить за рамки голубого круга на полу. Трансляцию это не прервет, но это может обескуражить зрителей.
После этих слов ведущий, Рой, словно выключился. И тут Анатолий действительно увидел, что перед ним не настоящий человек, а всего лишь искусно выполненная кукла. Робот, киборг, интерфейс. Какая разница, как это чудо техники называть.
Ожидание не затянулось. Не прошло и десяти минут, как в студии свет стал немногим ярче, из потолка полилась музыка – какие-то трели, видимо начальной заставки шоу. Женский вокал Анатолию очень понравился. Жаль, но девушки пели на незнакомом языке. Возможно, это просто набор звуков, а не песня.
– Мы собрались сегодня вечером чтобы обсудить очень трагические события. В нашей студии ведущий специалист реабилитационного центра для… кхм, так называемых «квази-зависимых». Да это официально название учреждения. Видимо они считают квазижизнь чем-то порочным. Анатолий, неужели использование камер депривации действительно приводит к зависимости? Неужели есть люди, которые считают нас всех больными?
– Анатолий Григорьевич, – поправил старший воспитатель, – и отвечая на Ваш вопрос – да.
Из-за внезапного начала мужчина немного потерялся, но все же нашел в себе силы сесть ровнее и говорить спокойным, но уверенным тоном.
– Наш разговор сейчас видят и слышат сотни тысяч человек. По Вашему утверждению они все больны?
– Является ли квазизависимость болезнью? Да, это однозначно болезнь. Она достаточно легко диагностируется. Это состояние человека еще недостаточно изучено, мы только разрабатываем методы лечения, но это однозначно паталогическое состояние! Правда, мы в нашем центре не используем термин «лечение». Мы реабилитируем. Другими словами, наша задача привить жизненные ценности, привычки, интересы людям, которые утратили способность интересоваться своей жизнью. Для нас пока остается не ясным, почему люди, проводящие слишком много времени в квази лишаются воли к жизни в прото. Это так. Но это происходит.
Внезапно из тени выехала тумба, на тумбе был закреплен дисплей, на котором сейчас было изображено лицо молодого парня. Лицо на картинке начало говорить, а из потолка раздался достаточно колоритный голос:
– Может быть потому, что в прото нет ничего интересного? Может быть потому, что вся жизнь проходит в квази? Зачем стремиться туда, где не осталось ничего стоящего?
– Это вы говорите про настоящий мир? В нем не осталось ничего интересного? – Не сдержался Анатолий.
С потолка тут же раздался недовольный гвалт. Квазизрители выражали свое недовольство.
– Послушайте, все мы из прото. Пусть будет прото. Хорошо. – Поднял руки воспитатель реабилитационного центра. – Мы рождены в прото. Мы провели первые годы жизни в прото. Мы живем в прото. А квази – это вообража… ладно… это вторичный мир. Буду ли я прав, если скажу, что квази – это результат группового мышления? Что без наших тел, физических мозгов, самого понятия «квазимир» не существовало бы?
– Это одна из версий. Да, наш мир – является совокупностью мышления всех живых людей на планете. Но нет ни единого доказательства, что сознание существует именно в, как вы выразились, физическом мозгу. – Вступился за зрителей ведущий.
– Постойте, как это нет? Смерть материального тела однозначно приводит к смерти и квазиличности человека. Разве это не очевидно? – В освещенный круг зала въехала еще одна тумба интерфейса присутствия. Лицо на ее экране выглядело несколько эксцентрично, и Анатолий в первые секунды, почувствовав поддержку, даже не сообразил, что этот индивид олицетворяет психа-экстремиста. Вот тебе и аналитическая передача. Все теперь ясно, они специально выставляют людей, ратующих за настоящую, а не воображаемую жизнь, как умалишенных. Да, в такой обстановке будет крайне сложно выставить центр с положительной стороны.
Надо срочно перехватывать инициативу, смягчить углы. Все же выступать перед больными людьми надо немного иначе.
– Послушайте, – проникновенно начал Анатолий, слегка перебивая предыдущего оратора, – эволюция вела нас к этому дню тысячелетия, если не миллионы лет. Возможно, это новый виток развития общества. Как предрекали фантасты – образование сверх разума, переход в ментальный мир всего человечества. И на данный момент этот переход кажется правдоподобным. Я с этим согласен. Но не стоит забывать, что тела-то наши находятся в прото. Скажите, можно ли называть человека, который не может о себе позаботится здоровым? Я работал с очень трудными детьми, некоторые из них умрут с голода около тарелки с едой. Не из-за того, что не чувствуют голода, не из-за того, что не могут встать. А из-за того, что не могут понять, что едой из тарелки могут утолить голод. Они так же страдают, как и любой из нас. Но они не встанут с кровати и на подойдут ко столу, потому что считают это бессмысленным. Это пугает меня до оторопи! Совершенно здоровые люди. Со здоровым мышлением. Они способны делать все! Абсолютно все. Но они этого не делают. Почему? Неужели вы все считаете, что это нормально? Там, в квази, у них куча интересов, у них множество знакомых, но здесь в прото, они полностью дезориентированы. Они даже не пытаются справить своим самые простейшие потребности. Да у нас на прошлой неделе шестнадцатилетний парень в полном сознании чуть было не умер, просто забыв сглотнуть слюну! Это же базовые рефлексы! Это даже не желания человека. Это непроизвольные действия. Но они… Да к черту! Почему «они»? Вы – вы все – абсолютно все не видите смысла в нормальной жизни. Разве нет? Вы ушли, погрузились, и теперь живете в квази. Но сможете ли вы так жить всегда? А вам придется выйти из квази, хотя бы даже для того, чтобы родить ребенка! Самые здоровые из вас уже сейчас не понимают зачем им выходить в прото. Вы не видите ничего интересного? А тут есть работа, здесь есть те же самые увлечения, которыми вы занимаетесь в квази! А кто-то из вас уже настолько увяз в этой трясине, что вытяни вас в прото и вы будете сидеть сутками смотря в стену, просто не зная, что можно сделать, чем заняться. Не так?
– А зачем нам все это, если здесь интересно, классно и можно заниматься столькими вещами!
Совсем молодой голос, Анатолий уже не разбирал с какой тумбой ему надо разговаривать в данный момент.
– Я сейчас обращаюсь ко взрослым людям! Родители, матери, отцы. Вы слышите, что говорит этот человек? Этого вы хотите для своих детей? Если да, то вы делаете все верно. Но с каждым днем к нам привозят все больше ребят, которые не способны о себе позаботится. Которые не знают, что можно делать в прото! Если бы все было в порядке, то их бы наверное не забирали у родителей?
Вот эти последние слова Анатолий, видимо сказал зря. До этого притихшая публика буквально взорвалась, заговорили одновременно десятки разъяренных голосов, одна из тумб на приличной скорости подкатила вплотную к воспитателю.
– Как вы смеете! – Разъяренный крик женщины и еще десятки возгласов потише, с похожими текстами. – Вы воруете наших детей, мучаете их, заставляете делать дурацкие вещи. Вы просто издеваетесь над ними. Садисты! Вы просто садисты, вам доставляет удовольствие терзать ни в чем не повинных детей! Да вас даже не сажать – вас расстреливать надо! Вы, именно вы моральные уроды, калечащие наших детей. Я презираю каждого из вас! Сволочи!
Бешенный гвалт голосов, обвинения, крики, отчаянные вопли. Минута, другая. Анатолий оглушенный, стоит не понимая, что дальше будет. И вдруг, в одно мгновение тишина. Это не люди успокоились – это включили какое-то подавление. Секунда тишины, и начинает говорить Рой. Киборг ведущего смотрит в пустоту, подняв взгляд немного выше голов, предполагаемых зрителей:
– Они умирают.
Тишина, еще одна секунда тишины.
– У нас есть эксклюзивные материалы. Их еще не пускали в эфир. Эта проблема… Они начали умирать почти две недели назад. Об этом не сообщали, потому что считали, что это единичные случаи. Вы знаете, как дети попадают в реабилитационные центры? Я вам расскажу. Ни один ребенок не был забран из семьи просто так. Ни один. Все они… Простите… Мне сложно говорить. Да. Это сложно понимать. Но реабилитационные центры открыли не на пустом месте. Уже несколько лет перед нами, перед человечеством стоит проблема. Представьте себе обычную семью. Обычную благополучную семью. И они живут в квази. Все хорошо. А потом оказывается, что ребенок не выходил в прото уже многие годы. Системы жизнеобеспечения работают исправно. Но что-то случается, что-то ломается. И прототела не получают достаточно питания. Что произойдет со взрослым человеком, если его депривационная камера сломается? Он выйдет в прото, поест, вызовет ремонтную службу, заправит картриджи, и продолжить комфортную жизнь. А дети просто… Пока вы играете со своими детьми они прямо сейчас могут просто-напросто голодать. В реабилитационный центр забирают только детей с крайним истощением. Они вам не скажут, может быть они даже не поймут, что умирают с голода.
– Стойте, это ведь не так. – Возмутился Анатолий. – Нам не поставляют детей с истощением! Все наши дети в полном физическим здоровье.
– Да. Их сначала откармливают через трубочку, доводят до нормального состояния. Анатолий, вы этого не знали?
– Нет.
– Вот. А сейчас хуже. Они начали погибать. То ли из-за износа камер, то ли еще из-за каких-то причин, но капсулы иногда не вызывают бригаду реанимации. Что будет с человеком, который не знает, как утолить голод? Который даже не поймет, что его прото-тело голодает? Господа, и особенно дамы. Сейчас мы покажем несколько видео. Это оперативная съемка, поэтому ракурсы могут быть странными. Но я настоятельно прошу отключить запахи. И… Наверное, попрошу впечатлительных и детей отключиться от эфира. Это не так просто увидеть. Не так просто.
Стены вокруг Анатолия стали красными, по ним стали бегать сообщения с предупреждениями, включился обратный отсчет. Появилась большая плашка с надписью «Оперативная съемка».
И вот отсчет достигает единицы, и вот красный фон сменяется на картинку. Пустая комната – нет не пустая. Около стены стоит камера депривации. Раздается звонок в дверь. Стук. Зрители не видят, но становится понятно, что дверь ломают снаружи. В поле зрения появляется бригада врачей, появляются служащие группы быстрого реагирования. Из соседней комнаты выводят дезориентированную женщину. Ей приносят стул. Врачи пытаются вскрыть капсулу, но им это не удается. За дело берутся спасатели. Анатолий видит, как на лицах врачей и спасателей появляется гримаса отвращения – запах, понимает воспитатель. В капсуле почти мумифицированное тело. Но женщина безучастна. Она продолжает спокойно сидеть на стуле. С ней разговаривает один из врачей – этого разговора не слышно. Появляется закадровый голос:
– Время смерти зафиксировать не удалось. Предварительная причина гибели – истощение. По показаниям матери, девочка перестала отвечать на вопросы два дня назад. Но квазитело исчезло только часов шестнадцать назад. Предположительно, в камере депривации вышли из строя системы, отслеживающие жизненные показатели. По этой причине не была произведена дозаправка питательных картриджей. По этой причине не была вызвана спасательная бригада при истощении организма. И по этой причине не была зафиксирована смерть оператора.
Видео прервалось.
Почти минута тишины в студии сменилась уверенным голосом недавно кричавшей женщины:
– Эта дура просто убила свою дочь! Нельзя так наплевательски относиться к своим детям! Это единичный случай, это все трагическое стечение обстоятельств. У нормальных людей такого не произойдет. Вы пытаетесь оправдать действия правительства, ссылаясь на один единственный случай!
В этот момент киборг Роя взмахнул руками и на стенах появились сначала десятки, потом сотни прямоугольников. В каждом прямоугольнике разворачивалась похожая сцена. Тела детей вынимали из капсул. Кто-то из них подавал признаки жизни, но походил на труп больше, чем умершая в предыдущем ролике. У кого-то уже было явное трупное окоченение. Сотни разных видео роликов. Может быть даже тысячи.
– Две недели. Возможно, это происходило и раньше, но мы смогли найти видео только за две последние недели. Все эти оперативные съемки всего лишь за четырнадцать последних дней! Мы не знаем, почему это внезапно стало происходить по всему миру. Но это происходит. Это просто происходит.
Теперь на стене появилось изображение молодой девушки. Анатолий смутно ее узнал. Месяца четыре назад он выпустил эту воспитанницу, доведя ее до уровня четверки. Сложно сказать, было ли видео снято до или после его работы. Но безучастная истощенная девушка, совсем молодая, не старше двадцати не проявляла никакого интереса к тому, что с ней происходит. Ее тормошили, ей задавали вопросы, ей били по лицу. Абсолютно безвольная кукла.
– Вот с такими детьми работает Анатолий. – Охрипшим голосом поведал Рой. – Так она выглядела до попадания в клинику, а после в реабилитацию. А вот так она стала выглядеть после реабилитации.
Теперь девушка хотя бы смотрела на говорящего с ней. Она нехотя реагировала, что-то отвечала:
– Можно мне вернуться в квази? Я не хочу так жить. Это невыносимо. Здесь нет абсолютно ничего.
– Как Вы относитесь к сотрудникам реабилитационного центра? – Задает очередной вопрос сидящий напротив нее мужчина.
– Мне все равно.
– Сейчас Вы можете о себе позаботиться? Заказать еду?
– Да. Могу. Да, я это делаю. Я заказываю еду через сеть. Если хочу есть. Я могу лечь спать, если захочу спать…
– Постойте, в каком смысле? До реабилитации Вы не спали?
Девушка замешкалась:
– Ну, в прото не спала. Я не знала, что это нужно. Раньше мне было очень плохо. Гораздо хуже, чем сейчас.
– Сейчас Вы ощущаете себя лучше?
Девушка заплакала, окунув лицо в ладони.
