Она развернулась и поспешно двинулась обратно.
– Спасибо за понимание! – прокричал вслед человек.
По дороге домой внутри у нее все кипело. Все это дело рук “Вместе”! Очередное общественное место теперь под наблюдением. Она злилась и на себя – за то, что не знала о новых ограничениях. Но откуда она могла узнать? Никаких местных новостей больше не существовало. Журналистика, лишенная подпитки за счет рекламы и постоянно обвиняемая в тяге к скандалам, умерла. Люди больше не доверяли аналитикам, экспертам, обозревателям и корреспондентам.
***
Дома Дилейни обнаружила Уэса и Урагана в ванной. Уэс стоял на коленях перед псом, в руках он держал пинцет, на полу лежала упаковка с бинтом.
– Стекло, – сказал Уэс. – Как только ты ушла.
Ураган вырвал лапу, но, попытавшись опереться на нее, тихонько взвизгнул. Осколок впился глубже.
– Черт! Ты видишь? Видишь?
Дилейни ушла в гостиную.
– Гребаные контролеры! – выкрикнул Уэс. – И они еще требуют чипировать собаку!
Причинно-следственная связь хромала, но Дилейни знала, что сейчас у Уэса в голове оформляется своя версия произошедшего. Урагану запретили бегать по пляжу, поэтому пришлось гулять с ним по усыпанному стеклом тротуару, и осколок распорол ему лапу.
Пытаясь успокоиться, Дилейни хотела открыть окно и увидела на подоконнике, среди аляповатых глиняных фигурок Уэса, гладкий черный пластмассовый шар, утыканный крошечными отверстиями.
– Что это такое? – крикнула она.
Но она знала, что это такое. Это была умная колонка – один из продуктов “Вместе” под названием “Внемли”. Она взяла колонку и вернулась в ванную. Ураган посмотрел на нее с несчастным видом.
– Это то, что я думаю? Где ты это взял?
– Она не включена, – сказал Уэс и устало вздохнул. – Так и знал, что тебе не понравится. Они прислали вчера. Я думал, ты уже видела.
Дилейни ощутила, как к горлу подкатывает тошнота. Она поднесла колонку к глазам, потрясла ее – сама не зная зачем.
– Откуда ты знаешь, что она не включена?
– Потому что из нас двоих только я досконально разбираюсь в этих устройствах. Можно я помогу моей собаке? Тебе не все ли равно? Она даже не заряжена. Там нет аккумулятора, и я не включал ее в розетку. Мне просто нравится, как она выглядит. Не надо ее трясти. И…
Дилейни потянулась к окошку над унитазом, открыла его и швырнула шар за соседский забор.
– Господи, Дилейни!
Она никогда еще не делала ничего настолько импульсивного. Но мысль, что устройство записывает все их разговоры, что ее миссия провалится, не начавшись, что ее болван-сообщник притащил в дом шпионский гаджет, окончательно выбила почву из-под ног. Ни слова не говоря, Дилейни ушла в свою комнату.
Телефон звякнул. Это был опрос от “Окружающей Среды” – по всей видимости, некоей частной версии Департамента парков и зон отдыха. Она еще не слышала об этой организации. “Пожалуйста, оцените ваше недавнее взаимодействие с нами!” Вариантов ответа было пять – от счастливой желтой рожицы до красной со злобно прищуренными глазами. Она послала счастливую рожицу – разве у нее был выбор.
***
Через какое-то время Уэс постучал в дверь и встал на пороге. Изо рта у него торчала белая палочка от леденца.
– Прости, – сказал он. Палочка запрыгала. – Ты, конечно, чокнутая, но я понимаю, что тебя так выбесило. Бросаться вещами глупо, но мне стоило сказать тебе раньше.
– Можешь хотя бы убрать это, когда разговариваешь?
Он вытащил изо рта леденец и печально посмотрел на него, как будто извиняясь за то, что извлек его из уютного пристанища.
– Я должен был рассказать тебе, как только они со мной связались. Я знаю. И я понимаю, что это может нарушить твои планы. Но я хочу попытаться понять, что у них на уме. Это же разумно, нет?
– Ты не сможешь работать под кайфом.
Он засунул леденец в рот.
– Дилейни, я прекрасно знаю. – Прозвучало невнятно, словно он был под кайфом прямо сейчас.
– Никаких таблеток, никаких спреев. Ничего.
– Я знаю. Знаю, что они делают тесты, и…
– Нет, – сказала она, – они не делают тесты. Они знают все, что происходит в твоем организме в каждую долбаную секунду. Ты что, не читал? Только при этом условии человек получает их страховку.
– Зато они разрешают животных. – Уэс воздел пустую палочку, точно игрушечный скипетр. – Буду брать с собой Урагана. Пусть дрыхнет у моих ног.
– Я не могу тебя остановить, – сказала Дилейни, пытаясь придумать хоть один способ сделать это.
– И еще Пиа порадовалась. Говорит, что очень мной гордится. Представляешь? Кажется, она ни разу в жизни такого не говорила.
– Поверить не могу, – проворчала Дилейни.
Уэс с хрустом дожевывал остатки леденца. Дилейни никогда не видела его настолько довольным собой.
– Кто знает, – сказал он, – может, они больше и не свяжутся со мной.
Дилейни была уверена, что это не так. “Вместе” всегда и все доводит до конца.
Но они не связались с Уэсом ни в среду, ни в четверг. Дилейни была на работе, оцифровала и отправила на переработку сотни семейных реликвий, картин маслом, научных проектов из средней школы и примерно 12 000 фотографий, после чего разослала клиентам по всему миру их виртуальные версии с короткими и часто неправильными подписями, сделанными бесчувственной системой. Работа была однообразной, но не совсем монотонной, так что создавался своего рода гипнотический эффект, который успокаивал. А Винни по-прежнему не закрывала рта.
На экране ее компьютера была открыта мозаика окошек – Дилейни насчитала как минимум 32. Три камеры детей Винни, еще около десятка – картинки из их школьных классов, еще шесть – камеры мужа и его рабочее место, не меньше дюжины – камеры наблюдения в ее доме, в доме родителей и в доме престарелых, где жил какой-то пожилой родственник. В каждую секунду Винни знала, где находятся дети, муж и родители и чем они занимаются. Если кто-то делал что-то необычное, ИИ помечал это, и она могла пересмотреть запись, чтобы решить, достойно ли это ее внимания или вмешательства.
– У твоих родителей есть же камеры? – спросила Винни. – Наверное, они уже немолоды…
Дилейни так удивилась, что ей задали вопрос, что не сразу смогла ответить.
– Да, – сказала она, стараясь произнести это как можно обыденней, чтобы не поощрять дальнейших расспросов.
– Я хочу сказать, что ты можешь поддерживать с ними связь отсюда. Вы сегодня уже общались?
– Пока нет.
– Давай уделим этому десять минут, – предложила Винни, доставая свой телефон.
Дилейни нехотя достала свой.
– А мы что, можем тут заниматься чем хотим? – спросила она.
– Работой, своими делами, чем угодно, – ответила Винни. – Поддерживать личные взаимоотношения очень важно. Они здесь постоянно об этом напоминают.
Винни повернулась к Дилейни спиной, практически уткнувшись лицом в экран, пальцы летали по клавиатуре. Дилейни проверила свои ленты и аккаунты. Мама прислала фотографию новой машины соседей – Дилейни ответила смайликом. Почтальонша Роуз опубликовала фото новой подружки своего сына с младенцем на руках – Дилейни отреагировала радугой. Реклама тампонов, охотничьих ружей, жевательной резинки и теплосберегающих стеклопакетов. Подруга по колледжу прислала короткое видео – вулкан, извергающийся прямо сейчас в Чили. Не зная, какая рожица подойдет лучше, улыбающаяся или нахмуренная, Дилейни отправила обеспокоенного единорога. В ее вместе-ленте было 311 уведомлений только за сегодняшний день. Она переслала их в разработанное Уэсом приложение для автоматических реакций и перешла к новостям. Появился ролик о паре, застреленной угонщиками машин в Украине, с приложенным опросом: “Вы хотите видеть больше подобных сюжетов?”
– О, смотри! – обернулась к ней Винни и показала на одно из окошек на экране своего компьютера. На фоне череды американских флагов что-то говорил привлекательный мужчина. – Ты его смотришь? Том Голета.
Дилейни и в самом деле следила за этим человеком последние месяцы. Голета баллотировался в президенты и представлял – насколько это вообще возможно – экзистенциальную угрозу для “Вместе”. Говорили, что скоро он должен посетить кампус.
– Он очень серьезно настроен, – сказала Винни, отправляя на конвейер коробку с фарфоровым сервизом. – Не могу понять, зачем Мэй его пригласила. Разве это разумно?
Жизненный путь Тома Голеты складывался так, словно главной его целью было стать непримиримым врагом “Вместе”. Поначалу судебный адвокат, потом – юридический консультант, потом – заместитель главы Федеральной комиссии по связи, дальше – член антитрастового комитета, который разоблачил сговор между шестью последними мастодонтами нефтяной отрасли. Он баллотировался в сенат, не имея никакого опыта предвыборной борьбы, и победил с перевесом в восемь пунктов престарелого республиканца, который опозорился, не сумев выговорить “киноа”.
Голета был одним из тех очень немногих политиков, что отказывались от Прозрачности. Вот уже десять лет Прозрачность стала нормой, хотели того избиратели или нет. Трансляция каждого дня, всех совещаний, слушаний и мероприятий кампании кандидата говорила о его открытости: “Мне нечего стыдиться, смотрите на меня!” Лишь небольшая горстка политических и общественных лидеров – преимущественно крестоносцы антицифрового движения – оставалась в тени. Голета настаивал на том, что он вовсе никакой не крестоносец и что его постоянные намеки на монопольный характер “Вместе” – вовсе не поход против нее. Но когда он решил баллотироваться в президенты, именно “Вместе” стала его главной мишенью, и атаки Голеты, пусть не слишком яростные, работали на публику и на ура принимались в городах, где жителей упорно не желали брать на работу в огромные информационные центры, которые росли как грибы и очень ловко, почти мистически, уходили от налогов.
Дилейни вытянула шею, чтобы лучше видеть экран Винни. В двух окошках из самых мирных и спокойных мест западного полушария махали родители Голеты – отец из Белиза, мать из Дэвенпорта, штат Айова. Сам Голета выглядел очень расслабленным. Он как будто никогда не нервничал, никогда не пытался произвести впечатление. У него был волевой подбородок и внимательный взгляд. Он любил выхватывать в толпе человека, который явно жаждал слиться со своим лидером, и смотрел ему в глаза несколько секунд, которые счастливчик не забудет уже никогда. Сейчас Том Голета стоял перед сотней молодых избирателей во дворе новенького здания Антиохийского колледжа.
– Моя семья живет в США с 1847 года. Мой прапрапрадед, белый человек, был наборщиком в аболиционистской газете в Элтоне, штат Иллинойс. Из-за того, что он отказался бросать свою работу, бросать эту газету, его убила толпа сторонников рабства. У меня сохранился его дневник, там он пишет о правилах, согласно которым жил и работал. Он отказывался набирать не только оправдывающие рабство высказывания – это само собой, – но и просто ложь. Вот что он писал: “Печатать ложь – преступление. Это все равно что превратить сомнительные шепотки в национальный лозунг”. А в наши дни “Вместе” спокойно распространяет любую ложь, за которую вы платите. Они опубликовали столько лжи обо мне, о моей семье, о моей религии… Я считаю, что это неправильно и что мой прапрапрадед тоже посчитал бы это неправильным. Миф, будто “Вместе” – это просто телекоммуникационная компания нового уровня, которая передает сообщения, не неся никакой ответственности за их содержание, настолько смехотворен, что я не вижу смысла даже пытаться развенчать его. “Вместе” и ее платформы – это не средство связи, это средство массовой информации, по двум причинам. Во-первых, сообщения, которые они передают, видит огромное количество людей – иногда миллиарды, а во-вторых, они не только распространяют слова, они сохраняют их навечно. А это совсем не то же самое, что передача личных сообщений от одного человека к другому, как когда-то делали телефонные компании. Есть огромная разница между записочками, которые дети в классе кидают с парты на парту, и надписями в небе, которые видят одновременно все жители Земли, причем эти надписи не растворяются в воздухе. А если вы распространяете неправду, вы несете ответственность за любой ущерб, который она наносит. Но почему-то вот уже не одно десятилетие это вопиющее нарушение закона о клевете приводит в замешательство всех юристов. Однако пришло время действовать. Мне все равно, как это называть – соцсетями или инфоресурсом. Если вы предоставляете платформу для распространения лжи, вы несете за эту ложь ответственность. Я призову вас к ответу!
Винни нажала на паузу, лицо у нее раскраснелось.
– Послушай, как мы можем этому противостоять?
Дилейни не знала ответа. Конгрессмены, губернаторы и кандидаты в президенты задолго до Голеты пытались побороть “Вместе”, но тщетно. Всякий раз такой политик оказывался замешан в каком-нибудь чудовищном скандале. На публику вываливались горы доказательств его нечистоплотности. Всплывали непотребные сообщения, какие-то непростительные высказывания, фотографии и истории поисковых запросов. Их как бы случайно находили обычные пользователи и обязательно раздували каждую ошибку и прегрешение. Потому в последние годы ни один политик не решался замахнуться на “Вместе”, выбирая поле для битвы покомфортнее, а драконов попокладистей.
Дилейни подумала, что Том Голета мог бы сделать то, за что взялась она, причем сделать куда эффективнее, необратимей, да еще в прямом эфире. Винни тем временем очистила экран.
– Мечтательная Пятница! – объявила она. – Твоя первая!
Признаки сжатия душ человеческих, часть 1
Дилейни и Винни едва смогли найти свободные места в зале и не успели сесть, как Винни достала из сумки вязание. Было не особо понятно, что она вяжет, больше всего это походило на кофту для очень маленького человечка с невероятно коротким туловищем. Дилейни так и подмывало спросить, что это такое и на кого из близких Винни такое налезет, но ей не хотелось нарушать ритмичное позвякивание спиц. В остальном движения Винни были совершенно бесшумные и предельно точные – как у богомола.
В зале было несколько тысяч “совместных”, большинство о чем-то тихонько переговаривались с экранами своих устройств. Дилейни огляделась и увидела пару с одинаковыми мягкими флягами за плечами, пробиравшуюся между рядами к местам в середине. Это были Виджей и Мартин, ее бывшие боссы из “Фактора 4”. Дилейни ничего не слышала о них после поглощения компании и теперь удивилась, до чего зашуганными они выглядели, словно не знали, куда себя деть. Немало основателей всевозможных компаний, купленных “Вместе”, продолжали здесь работать, и им поневоле приходилось наблюдать, как их детищ либо уничтожают, либо предают забвению. Дилейни смотрела, как Виджей и Мартин усаживаются. Кто-то поприветствовал их, и они неуверенно помахали в ответ. Странно спокойные, даже равнодушные, они явно растеряли былые амбиции, избавившись как от проблем, так и от творческого огня.
На сцену вышла миниатюрная женщина в малиновом комбинезоне, огромное медное колье закрывало всю ее грудь.
– Привет, “совместные”! – Она вскинула гибкие руки и покрутила кистями.
Послышались сдержанные аплодисменты, там и тут люди склонялись друг к другу, спрашивая шепотом: “А кто это?”
Голос позади Дилейни громко произнес:
– Виктория де Норд, кажется. Помнишь ее?
Виктория де Норд принимала скромные приветствия так, будто это была десятиминутная овация в Каннах. Она вышла в центр сцены и, заложив руки за спину, начала медленно поворачиваться вправо-влево, словно потрясенная аплодисментами, которые быстро превратились из вежливых в вялые, а затем в отдельные, быстро затерявшиеся в пространстве хлопки.
– Я Виктория де Норд, но это, наверное, вам и так известно, – сказала она и снова повернулась вправо и влево. Похоже, ей и в голову не приходило, что почти никто тут ее не знает. – Как у вас сегодня дела?
Она выдержала нелепо долгую паузу, разглядывая толпу, будто действительно ожидала, что ей кто-то ответит. Дилейни уже успела почти полюбить Винни, а Дженни Батлер, Дэна Фарадея и даже Кики, Шийрин и Карло находила людьми до некоторой степени приятными, но сейчас, глядя на Викторию де Норд, она вспомнила, насколько фальшивыми бывают шишки из “Вместе”, и пообещала напоминать себе об этой гротескной даме, если когда-нибудь у нее появятся сомнения в своей миссии.
– Добро пожаловать на Мечтательную Пятницу! – вскрикнула Виктория и снова замолчала, озирая зал.
Среди собравшихся нарастал гул. “Совместные”, привыкшие к более воодушевляющим и энергичным презентациям, явно задавались вопросом, уж не проверка ли это. На сцене должна была стоять Мэй Холланд, и ее отсутствие казалось слишком демонстративным. Она была лицом “Вместе” и, по общему мнению, стояла за всеми важными решениями. И все же после дезертирства Стентона, ухода в тень Бейли и исчезновения Тау Господинова “Вместе” не хватало харизматичного лидера, и появление на сцене кого-то вроде Виктории – ошибка, очевидная всем, – подтверждало предположение Уэса, что Мэй комплексует, не желает показываться перед аудиторией единомышленников без новых идей.
– Сегодня мы с радостью приветствуем Рамону Ортиз! – выкрикнула Виктория, и зрители, поняв, что скоро она покинет сцену, единодушно выдохнули. – Все мы знаем Рамону благодаря ее сногсшибательному стартапу “Просвещенный Путешественник”, – продолжала Виктория, – который “Вместе” приняла под свое крыло три года назад. У нее есть кое-какие идеи насчет путешествий будущего, и…
Остаток вступительной речи Виктории был бесконечным и бессмысленным, но наконец она все же уступила сцену женщине в черных колготках, черной юбке и кремовом топе. Ее имя огромными белыми буквами вспыхнуло на экране позади: Рамона Ортиз. Короткие густые волосы наводили на мысль о ранних “Битлз”, но были покрашены в алый цвет. Дилейни подумала, что такая прическа очень уж специфична, и тем не менее Рамоне образ шел. Она поднялась на сцену с такой уверенностью, будто заглянула сюда между важными делами.
– Итак, я здесь, чтобы поговорить о… конечно же, о путешествиях. Как вы все знаете, именно путешествия всегда были моей жизнью. Шесть лет назад я основала “Просвещенного Путешественника”…
Она сделала паузу, дожидаясь реакции публики. Жидкие поначалу хлопки постепенно нарастали, словно слушатели решили вспомнить о хороших манерах, и под конец это были вполне полноценные аплодисменты.
– Спасибо, – сказала Рамона и повторила: – Спасибо. – Это было уже излишним, поскольку аплодисменты и без того стихли. – Цель “Просвещенного Путешественника” состояла в поощрении экологически осознанного туризма и помощи в выборе авиаперевозчиков и курортов, заботящихся об окружающей среде. Три года назад “Вместе” приобрела мою компанию, и с того момента люди совершили уже более двух миллионов экологически осознанных путешествий.
В зале снова захлопали, теперь громче, хотя Дилейни казалось, что об этом все присутствующие слышат впервые. Сама она заранее изучила историю “Вместе”, но приобретение этой компании прошло мимо нее, как и, похоже, мимо многих “совместных”. Впрочем, учитывая, что “Вместе” приобретала не менее трех компаний в неделю, ничего удивительного в этом не было.
– Однако в последнее время, – продолжала Рамона, – мой взгляд на пользу и этичность путешествий, в привычном их понимании, поменялся. Давайте ненадолго вернемся в прошлое. Я родилась в городе Носара в Коста-Рике в 1995 году.
На экране за ее спиной замелькали виды маленького городка, утопающего в прибрежных джунглях. В зале послышались разрозненные хлопки и возгласы.
– Да, некоторым из вас это место знакомо, – Ортиз чуть понизила голос, – и в этом-то как раз проблема. Возможно, даже Проблема с большой буквы. Сейчас объясню почему. Кадры, которые вы сейчас видите, сняты в 1990-х, до того, как Носару открыли для себя американцы и европейцы. А вот тот же город сейчас.
На экране замелькали многолюдные улицы, магазины с футболками и сувенирами. По узкой мостовой ползет экскурсионный автобус. Туристы в бриджах толпятся перед отелем “Бест Вестерн”. Контора по аренде автомобилей. Маленькая пиццерия “Литл Сизарс”. Гора жестяных банок и пластиковых бутылок, сваленных в джунглях. Таблички “Продается” с логотипами мультинациональных корпораций вроде “Сотбис” или “Чавес – Мильштейн”. На одном из снимков орущий мужчина в рубашке с принтом из ящериц тычет пальцем в местную жительницу, торгующую бижутерией с лотка.
– Я видела, – продолжала Ортиз, – как мою страну и мой маленький город захватывает и уничтожает туризм. Я видела, как у людей отжимают землю. Я видела, как моих родных и соседей вытесняют с рынка и прогоняют с насиженных мест. Мы переезжали снова и снова, по мере того как мультимиллионеры и девелоперы скупали каждый гектар рядом с побережьем или там, где есть красивые виды. Мы отползали все дальше вглубь материка, пока не оказались в третьем кольце Сан-Хосе – это столица Коста-Рики, а не город в районе Саут-Бэй, – поблизости от завода “Пепси”. Если вы бывали в Коста-Рике в последние двадцать лет, то наверняка заметили, что, по сути, она стала второй Флоридой – парком развлечений для американского среднего класса. На пляжах почти не осталось места из-за магазинов дешевых побрякушек и пиццерий. Через прежде нетронутые долины протянули канатные дороги. Страна потеряла свое лицо, а большая часть моих соотечественников, все мои ticos и ticas[10], превратились в мелких капиталистов, с заискивающим видом гоняющихся за туристскими долларами. Мне кажется, что мой народ лишился самоуважения и гордости. Если вы бывали в Коста-Рике, это не преступление, – добавила она, услышав фырканье и смешки. – Я не обвиняю никого лично. Но я обвиняю нас всех, коллективно, в безответственном стремлении к дешевым заграничным развлечениям.
Печальные сцены уничтоженной райской земли сменились рядом вдохновляющих кадров – путешественники, одиночки и пары, взирают на пейзажи Непала и Перу с почтением и потрясением.
– Я основала “Просвещенного Путешественника”, – продолжала Ортиз, – чтобы стимулировать правильное знакомство с миром. Мы организовывали маленькие туристические группы. Задолго до пандемии мы выступали против круизов, которые пагубны для океанов и явно противоречат идее осознанных путешествий и экологичного туризма. Мы поддерживали ответственных поставщиков услуг и поощряли тех, кто разделял наши идеалы. Я думала, что мы помогаем. И, возможно, так оно и было. Пропагандируемый нами способ путешествий определенно был лучше, чем туристические автобусы и круизные лайнеры. Но потом я начала считать. Я знаю, что многие из вас умеют это лучше меня, поэтому, вероятно, вы уже обо всем догадались.
На экране появилась карта мира, на которой начали загораться белые точки. Они возникали в самых разных местах, от островов Кука до Ньюфаундленда.
– Вот места, где побывала я лично. За двадцать лет я посетила 88 стран. Все континенты. Я встретила так много удивительных людей, и мне казалось, что я расширяю свой кругозор каждый раз, когда приземляюсь в новой точке земного шара. Но все имеет свою цену. Очень высокую цену. Несколько лет назад я поняла, что как человек, влюбленный в путешествия, фактически одержимый ими, я несу ответственность за более чем 270 тонн углекислого газа, выделившегося в атмосферу, и это если считать только авиаперелеты. Никакие компенсационные меры не могут возместить тот ущерб, который я нанесла.
Дилейни решила, что сейчас им покажут какое-нибудь вымирающее животное, и оказалась права. На экране измученный пингвин забрел в магазин в Терра-дель-Фуэго и рухнул замертво на глазах изумленных покупателей.
– Как вы знаете, никто пока так и не построил самолет из конопли, летающий на солнечной энергии, – сказала Ортиз. Раздались вежливые смешки. – Абсолютно все перелеты крайне вредны для планеты, тем не менее мы продолжаем летать. Почему? Потому что нам хочется. Хочется, хочется, хочется. И даже самые просвещенные защитники окружающей среды закрывают глаза на тот ущерб, который они наносят планете, перемещаясь по миру, нередко на частных самолетах, чтобы рассказывать людям об опасностях ископаемого топлива. Это уже даже не лицемерие. И я тоже была в этом виновата. Поэтому у меня появилась идея. На меня снизошло озарение. И родилось название – “Стой и Смотри”.
Дилейни задумалась, как можно исковеркать название в духе “Вместе”. Вставить знак “+” – это уж как пить дать, но что еще?
На экране появились слова “Стöй+Смöтри”.
“Господи боже”, – подумала Дилейни. Умляутов она не ожидала. А сейчас Рамона Ортиз заявит, что ее новый проект спасет планету.
– Я верю, что это произведет революцию в том, как мы знакомимся с миром, – сказала Рамона. – Не исключено, что, даже поможет спасти нашу планету.
Дилейни чуть не прыснула, но поняла, что никто больше смеяться не собирается. И проглотила смешок.
– За последний год в мире было совершено 1,8 миллиарда перелетов в развлекательных целях. Постпандемийный бум путешествий продолжается – и продолжает убивать самые популярные места планеты. Предлагаю начать с направления, которое в наибольшей степени задыхается от туристического потока, – с Венеции. В прошлом году Венецию, город размером примерно с Манхэттен, посетили 34 миллиона человек. Это само по себе безумие. Но давайте представим, что доставка туда и обратно каждого из них обошлась планете в две-три тонны углеродных выбросов, и мы получим в общей сложности 75–80 миллионов тонн на человека! Добавьте к этому мучения местных жителей, да и самих туристов тоже. В прошлом году в очереди на посещение площади Сан-Марко приходилось ждать по семь часов. Пора это прекратить.
“Совместные” согласно закивали. Они всегда одобряли прекращение того, что нужно прекратить.
– Есть более разумный способ знакомства с прекрасными уголками нашего мира. Вы все равно сможете увидеть Венецию. Вы сможете побывать там и получить, пожалуй, даже больше впечатлений, но при этом не покидая своего дома. Для этого вам нужна всего лишь ваша голова.
Откуда ни возьмись снова возникла Виктория де Норд, сияя улыбкой и простирая руки, будто явилась на бис. Она подала Ортиз шлем виртуальной реальности и торжественно сошла со сцены, словно ей только что вручили “Оскар”.
– Вот как это работает, – сказала Ортиз, и на экране появились окошки с разными направлениями – Капри, Дубай, Вегас и, кажется, Швейцарские Альпы. – Поскольку мы только что говорили о Венеции, давайте отправимся в этот дивный город. Но это будет путешествие с нулевым углеродным следом. – Она выбрала окошко с Венецией, и оно заняло половину экрана. Другая половина превратилась в мозаику с улыбающимися лицами, под которыми были написаны имена. – Перед вами набор доступных вам гидов, все они имеют сертификаты Итальянского и Венецианского Советов по туризму. Это историки, преподаватели, есть даже несколько гондольеров. Все они проживают в Венеции, большинство там и родилось. Я выбрала Паоло Маркесси, потому что он прямо сейчас готов отправиться с нами.
Одно из улыбающихся лиц заняло весь экран. Это был круглолицый мужчина лет пятидесяти, с седеющими волосами, в круглых очках в проволочной оправе.
– Чао, Паоло!
– Привет, Рамона!
– Готов к частному туру? – спросила Рамона.
– Конечно.
Рамона повернулась к аудитории:
– У Паоло есть вращающаяся камера, почти такая же, какие используем мы. Давайте посмотрим, что она нам покажет.
На экране возник идеально четкий вид на Гранд-канал, вода мерцала в закатных лучах.
– Это живая трансляция, – пояснила Ортиз, – и пока идет наша демонстрация, вы увидите, как солнце садится в воду.
Качество картинки было выше всяких похвал.
– Поудобнее устроившись у себя дома, – снова заговорила Рамона Ортиз, – вы надеваете любой шлем виртуальной реальности и видите все то, что видит ваш гид, с полным 360-градусным обзором. Хотите посмотреть на средневековый Арсенал? Попросите Паоло отвести вас туда. Он покажет вам все что пожелаете, познакомит с людьми и местами, о которых известно только венецианцам. Вы можете позволить ему вести вас, а можете сами отправиться куда захотите. Все под вашим контролем. Оплата либо почасовая, либо сразу за целый день, и это большое облегчение для вашего бюджета и для всей планеты.
Зал зааплодировал, на этот раз к остальным присоединилась и Дилейни. Вопреки своим убеждениям она знала, что обязательно попробует воспользоваться одним из таких туров. Перед ее глазами сразу встало полдюжины мест, где она хотела бы побывать. Такие путешествия будут популярны в школах, в домах престарелых. Но почему-то она все равно была уверена, что это путь в никуда. Она задумалась о побочных эффектах благих намерений Рамоны. С одной стороны, коллапс мировой туриндустрии и сотни миллионов оставшихся без работы, с другой – прекрасный вариант для тех, кто страдает агорафобией или мизофобией, кто боится летать или вообще покидать свой дом.
– Давайте поговорим о затратах. Стоимость “Стöй+ Смöтри” настолько мизерна по сравнению с традиционными путешествиями, что она их обессмысливает. Если я захочу завтра полететь из Сан-Франциско в Венецию, провести там неделю и вернуться обратно, это обойдется мне примерно в шесть с половиной тысяч долларов. Но со “Стöй+Смöтри” затраты на день ограничатся только тем, что мы платим Паоло, то есть около 100 долларов в час. Вы можете получить обзорный тур по Венеции на полдня примерно за 500 долларов. И в результате все только в выигрыше. Паоло проводит две экскурсии в день. Тысяча долларов в сутки для местного историка. Неплохо, да, Паоло?
Ответа не последовало. Паоло, кажется, куда-то ушел.
– Паоло?
– Да, Рамона?
– Я говорю, что если ты проводишь две экскурсии в день, то получаешь около тысячи долларов. Неплохо, верно?
– Неплохо, – согласился он. – Если две экскурсии, то да. Все зависит от графика. Вопрос в том, нужна ли мне постоянная работа и можно ли считать это постоянной работой? И еще льготы и пенсия – мы здесь, в Италии, очень на них рассчитываем.
На лице Рамоны мелькнула полуулыбка.
– Все это очень правильные вопросы, которые мы обязательно проработаем, – сказала она и отключила звук на экране с Паоло.
Потом повернулась к аудитории:
– Итак, как вы видели, Венеция сможет освободиться от туристического гнета. Деньги будут поступать местным жителям, а не владельцам круизных судов. И самое главное – планете станет чуть легче дышать. Вам не придется ехать в аэропорт. Не придется садиться в самолет. Этот самолет не полетит. Круизные корабли не поплывут, загрязняя океан. С самолетов и кораблей не будут сходить тысячи туристов, каждому из которых нужно отдельное такси. Все это прекратится. А теперь… пожалуй, надо было сказать об этом раньше. – Она чарующе рассмеялась. – Это часть “Стой” – на мой взгляд, лучшая часть. – Гранд-канал на экране сменился новым набором окошек с различными туристическими местами. Под каждым из них была мозаика поменьше с улыбающимися лицами гидов. – У нас уже есть тридцать две подготовленные к запуску локации. Пока мы сосредоточились на наиболее перегруженных: Париж, Лондон, Шанхай, Аннапурна, Мачу-Пикчу, Ангкор-Ват, Гиза и все в таком духе. Сейчас в каждой локации уже в среднем по одиннадцать гидов, которые согласны с нами работать, – конечно, количество зависит от размера и привлекательности объекта. Мы считаем, что охват будет быстро расширяться, как когда-то было с сервисом совместных поездок.