– Мне нравятся твои Попаи, – сказала Дженни Батлер. – Можно посмотреть трубку?
Дилейни сразу влюбилась в эту женщину, проводившую с ней второе собеседование. Во-первых, из-за выговора – она была из Миссисипи, а Дилейни никогда не встречалась с людьми оттуда, и ее очаровала эта музыкальная манера говорить, когда “трубка” в устах ее собеседницы становилась “трюууупкой”. Во-вторых, из-за лица, пухлого, с ямочками на щеках, и глаз – больших, как будто всегда удивленно распахнутых. Все звали ее Дженни Батлер.
– Здесь очень много Дженни, – пояснила она. – Ты удивишься. Особенно среди нас, – она перешла на заговорщицкий шепот, и Дилейни заметила кусочек глазури от кекса у нее на зубах, – тех, кому за сорок. И Джули тоже. Знаешь Джули Злосу? Наверное, нет. Мы зовем ее просто Злоса. И очень много Мишель.
Дженни Батлер была само обаяние, и Дилейни сразу поняла, что это собеседование пройдет без сучка без задоринки. Она надеялась, что на этот раз ее пустят за ворота, но снова оказалась там, где Трежер-Айленд смыкался с Йерба-Буэна, в кафе, вместе с исследовательницей из группы Космического Моста. Кафе, как и все остальные заведения здесь, казалось построенным только что, исключительно ради присутствия кого-то из “совместных”.
– Давай сделаем Попаев вместе? – предложила Дженни Батлер.
Они зажали в зубах свои трубки, прижались друг к дружке щеками и сфотографировались. Когда они проверяли, что получилось – очень славно, даже весьма, согласились обе, – мимо них к воротам “Вместе” пролетел черный кортеж.
– Наверное, генеральный секретарь ООН, – сказала Дженни Батлер. – Какое сегодня число? Не говори! – Она взглянула на свой браслет. – Да, видимо, она. Приехала просить денег. Все просят. Только Мэй Холланд – это вам не Тед Тёрнер[6].
Она подмигнула Дилейни, а затем ее лицо вытянулось.
– Ты, наверное, не знаешь, кто это – Тед Тёрнер. Он подарил ООН сто миллионов. Или пятьсот.
Когда Дилейни сказала, что знает, кто такой Тед Тёрнер, Дженни просияла.
– Какое счаааастье! – протянула она. – А то ведь не поймешь, кто что знает. Иногда бывают такие странные пробелы. Нельзя найти десяток людей, которые знают десяток одинаковых вещей. Ты ведь была еще девчонкой, когда случилось Разглашение?
Разглашение случилось всего лишь десять лет назад. Тогда в результате хакерской атаки (организованной, как считалось, русскими) вся история электронной переписки более чем четырех миллиардов человек оказалась в открытом доступе. Так же, как и после взлома серверов “Сони” Северной Кореей, очень многие теряли работу, рушились репутации, распадались браки, рвались дружеские связи. Десятки миллионов людей радостно выкладывали чужие письма, а пресса – этот последний патруль – публиковала и обсуждала переписки, обнажавшие лицемерие и продажность сильных, богатых и знаменитых мира сего, а также и прочих, кто не был ни тем, ни другим, ни третьим.
Но через полгода заламывания рук, взаимных обвинений, нескольких тысяч убийств и около полумиллиона самоубийств мир забыл и о Разглашении, и о неприкосновенности частной жизни и просто приспособился, преклонив колена перед новыми хозяевами. Отныне все жили с осознанием, что любой чих любого человека может стать известен всем.
– Знаешь, – сказала Дилейни, – я уже давно осторожна в выражении мыслей и чувств. Думаю, Разглашение просто помогло понять, какую силу имеют слова.
Разумеется, это был пустой треп, но Дилейни надеялась, что Дженни Батлер оценит ее сентенцию.
Та откинулась на стуле и, прищурившись, посмотрела на Дилейни.
– Хорошо сказано. Ну и уж раз мы заговорили о разглашениях, что ты думаешь о фильме? Мы ведь с тобой теперь Попай-подружки.
Дилейни впилась зубами в свой кекс, надеясь, что сможет ограничиться кивком и увильнуть от развернутого ответа. Некоторое время назад один талантливый режиссер снял фильм о “Сфере” – тогда компания еще называлась так, – пригласив актеров первого ряда, однако, несмотря на звездный состав, фильм объявили провальным, и его мало кто видел. Компания, подобно диктатору, пережившему попытку убийства, вышла из этого испытания только сильнее.
– А что ты о нем думаешь? – прожевав кекс, ответила вопросом на вопрос Дилейни.
Этот метод она тренировала с Уэсом – если беседа сворачивает на опасный путь, отражать вопрос встречным вопросом. Помогает уйти от ответа, а кроме того, внимание льстит собеседнику.
Дженни Батлер подняла вверх палец, сигнализируя, что прожует и ответит. Лак на ее ногтях облупился, напоминая облицовку космической капсулы, поврежденную при возвращении на Землю.
– И ты еще спрашиваешь? Я обожаю этот фильм, – сказала она. – Ну, конечно, не все здесь были в восторге, и тем не менее это фильм о месте, где я работаю! Я же из Миссисипи, а там такие вещи до сих пор важны. Даже моя матушка наконец-то впечатлилась.
Это второе собеседование было основой кадровой культуры “Вместе”. Его идея, позаимствованная где-то Мэй Холланд, своего рода “случайные встречи”, нравилась Дилейни – возможно, это было единственное нововведение Мэй, которое не казалось ей делом рук бездушного, бесстыдного и жаждущего конца мира антихриста.
“Случайные встречи” означали, что любой сотрудник “Вместе”, от инженера до основателя, включая даже су-шефа, в какой-то момент должен провести собеседование с кандидатом, который прошел первую проверку. Случайный “совместный” встречался со случайным кандидатом. PR-менеджер мог беседовать с программистом, специалист по сбору данных – с потенциальным арт-директором. Дженни Батлер была астрофизиком, а Дилейни – гуманитарием, готовым, как она сказала Дженни, расцвести на любой грядке.
– Так ты работала над новой марсианской буровой? – спросила Дилейни, и Дженни Батлер, перестав жевать, удивленно посмотрела на нее.
– Откуда ты знаешь? Ты не могла провести поиск заранее, потому что не знала, с кем встретишься. И ты же не сделала это, притворившись, что идешь в туалет?
Дилейни рассмеялась, и Дженни Батлер нахмурилась:
– Ну да, ты же не ходила в туалет.
– Я просто о вас знаю, – сказала Дилейни.
КосМост – подразделение, где работала Дженни Батлер, – основал Эймон Бейли, но Мэй Холланд относилась к нему довольно прохладно. Прибыли оно не приносило. Бейли тратил миллиарды “Вместе” на запуск аппаратов на Луну и Ио, спутник Юпитера, на бурение шахт на пролетающих мимо Земли астероидах, на доставку льда с колец Сатурна и на прочие бесполезные с практической точки зрения миссии. Дилейни они казались романтическими и порождали в ней внутренний конфликт. Если она разрушит “Вместе”, проекты по исследованию космоса будут свернуты, потому что ни у одной другой компании нет таких денег – и уж тем более желания тратить их на познание тайн Галактики. Мэй Холланд вслух поддерживала эти проекты и стоящую за ними философию, но никто не сомневался, что, будь это в ее власти, она бы все свернула. Мэй была человеком приземленным.
– Но я совершенно не в курсе, чем ты занимаешься сейчас, – сказала Дилейни. – Тебе можно об этом говорить?
Она знала, что второе собеседование можно провалить, если не проявить интереса к работе интервьюера. Это был единственный подвох “случайных встреч”. Хотя на первый взгляд цель состояла в том, чтобы “совместный” больше узнал о кандидате, на самом деле это был скорее тест на любознательность кандидата в отношении “Вместе” и ее людей. Плохой соискатель не станет задавать “совместному” вопросов. Никудышный соискатель примется выспрашивать о деньгах, льготах, отпуске и прочем, его интересует исключительно выгода.
– У меня сейчас два проекта, очень разных, – ответила Дженни Батлер. – И в них нет ничего секретного, так что я могу рассказать. Первый – в общем, побочный продукт, это приложение, которое вычисляет месяц и год твоей смерти. Не совсем моя сфера, но мне как-то пришла в голову одна идея, и все меня поддержали. Ты об этом слышала?
У Дилейни перехватило дыхание. Она смогла только отрицательно помотать головой.
– Сейчас точность составляет девяносто один процент, – сказала Дженни Батлер, – но мы наверняка сможем ее немного повысить. Конечно, приложение не предсказывает смерть от нелепых несчастных случаев и все такое. Но на основании образа жизни, питания, привычек, генетики, географии проживания и нескольких сотен прочих показателей мы уже определяем месяц, а скоро будем вычислять и точную дату. Мне стало легче, когда я узнала свою. Можем и тебе посчитать.
– Посчитать, когда я умру? – уточнила Дилейни.
– Вот что ты собираешься делать сегодня? – спросила Дженни Батлер.
– Вы что, еще не знаете? – отозвалась Дилейни.
– Хорошая шутка. Но я серьезно. Нам понадобится пара часов.
Прежде чем Дилейни успела ответить, Дженни Батлер обменялась с кем-то вихрем сообщений, обнаружив в результате, что это все-таки невозможно из-за ее плотного графика и отсутствия допуска у Дилейни.
– Ну ладно, тогда как-нибудь потом, – сказала Дженни Батлер и перешла к длинному монологу о команде по разработке марсохода и о том, насколько их модель превосходит японскую и европейскую, а уж тем более дважды опозорившуюся китайскую.
Дилейни понадобилось несколько минут, чтобы привыкнуть к мысли, что эта женщина-астрофизик с сияющими глазами и очаровательным выговором между делом создала приложение – приложение! – лишающее человеческую жизнь ее главной тайны, а теперь спокойно разглагольствует о следующей марсианской экспедиции.
Наконец она сумела взять себя в руки и начала задавать вопросы, изображая заинтересованность и восхищение. К концу отведенного им часа Дженни Батлер настолько прониклась симпатией к Дилейни и настолько уверилась в ее искреннем интересе к работе КосМоста, траекториям взлета и скорости приземления, что пригласила ее присутствовать при запуске нового аппарата на Меркурий, который должен состояться через два месяца.
– Будешь ты тут работать или нет, – объявила Дженни Батлер и наверняка крепко пожала бы руку Дилейни, не будь это под негласным запретом, – ты придешь как моя гостья!
– Дженни Батлер любит и мужчин и женщин… – начал Карло, но быстро исправился: – Любит все человечество.
Он покраснел. Дилейни постаралась не выдать свою реакцию, но она была потрясена: подобная ошибка для публичного “совместного” была чем-то неслыханным.
Рядом с Карло сидела Шийрин, женщина с зелеными глазами и немигающим взглядом. Она словно вообще не обратила внимания на оплошность.
– Дженни Батлер – лучшая, – сказала Шийрин.
Казалось, что зрачки в ее широко раскрытых глазах подрагивают.
– И… – продолжал Карло, явно радуясь, что его ошибка забыта или, по крайней мере, прощена, – то, что Дженни Батлер сказала о тебе, просто восхитительно! – Он посмотрел на Дилейни, и она увидела, что и у него зрачки будто подрагивают. То ли он в таком восторге, то ли в ужасе.
– Восхитительно, – повторила Шийрин.
Рот ее еще долго оставался приоткрытым после того, как слово растворилось в воздухе.
Прошла неделя, и Дилейни наконец допустили в кампус. Не в одно из основных зданий, но все же она вошла в ворота, и ее провели в низкое строение с черепичной крышей, почти скрытое лианами и суккулентами, – специальное помещение, отведенное исключительно для таких встреч. Внутри оно напоминало белую безликую коробку.
Собеседование было назначено на три, но ее попросили прийти в половине третьего. Череда завораживающих процедур по обеспечению безопасности заняла 28 из этих 30 минут. Ее заставили вынуть все из карманов, просканировали сумку, а затем она прошла через трехметровый розовый туннель, где стояла оглушающая тишина. Телефон поместили в устройство, напоминающее маленькую микроволновку, которое, как она предположила, выскребло из него все секреты. Подметки ее туфель протерли тканью, которую отправили в маленькую серебристую коробочку. Через минуту коробочка выдала одобрительную мелодию. Бегло ознакомившись с правилами, гласившими, что ей запрещено рассказывать кому-либо о том, что будет сказано на собеседовании, с кем она встретится и что увидит, и что все ее слова будут сохранены и могут быть использованы “Вместе”, Дилейни подписала на планшете три документа.
– У тебя такие интересные посты! – воскликнул Карло.
– Заставляют задуматься, – добавила Шийрин. – У тебя высокий балл по лексическому разнообразию. Таких, как ты, только два процента!
– Послушай, – сказал Карло, – все твои показатели прекрасны. Соцсвязи, коммуникативные предпочтения и, конечно, культурный индекс у всех наших кандидатов должны быть на высоком уровне. Но это тебе и так известно. А сейчас нам хотелось бы поговорить с тобой о том, как ты видишь будущее. Ты работала в стартапе и потратила немало времени, изучая “Вместе” со стороны. Мы читали твою дипломную работу.
– Очень интересная! – подхватила Шийрин.
Карло одарил Шийрин ужасающе неискренней улыбкой и снова перевел взгляд на Дилейни:
– Как ты думаешь, что “Вместе” должна делать дальше?
Дилейни ответила не сразу. Они с Уэсом подготовились к такому вопросу, но она не рассчитывала, что поделиться идеей придется так скоро.
– Я понимаю, новые идеи – это непросто, – заметила Шийрин.
– На самом деле у меня есть одна мысль, – сказала Дилейни.
Удивление Карло и Шийрин выглядело совсем не наигранным. Лицо Шийрин почти перекосилось.
– Можно погасить свет и включить экран? – попросила Дилейни.
Ее собеседники замерли.
– Разумеется, – после паузы ответил Карло. – Хочешь показать презентацию?
Шийрин выглядела перепуганной.
– Ты что-то приготовила?
С одной стороны, это было, конечно, безумием. Интеллектуальная собственность была главной ценностью. “Вместе” не ждала от кандидатов, что они станут делиться на собеседовании идеями на миллиард или хотя бы миллион. Но, с другой стороны, Дилейни слышала не одну историю о том, как претендентов, решившихся на такое, нанимали – не столько за саму идею, сколько за доверие, выказанное компании, и главное – за готовность пожертвовать возможной личной выгодой ради развития компании, в которой они хотят работать. Тут небезосновательно полагали, что если кандидат выдает одну-две идеи еще на собеседовании, то, скорее всего, у него их хватает. И наоборот – если он ревностно оберегает свои идеи, значит, их у него с гулькин нос.
Карло встал, чтобы притушить свет.
– Я должен напомнить тебе о подписанном соглашении…
– Я помню, – кивнула Дилейни.
Она понимала, что все происходящее в комнате записывается, кроме того, соглашение защищало “Вместе” – возможно, идея, высказанная на собеседовании, уже разрабатывается где-нибудь в кампусе.
Они с Уэсом всю неделю работали над этим прототипом. Уэс, обычно неусидчивый и неорганизованный, получив задачу, мог работать круглыми сутками. Дилейни предупредила, что сегодня он должен быть наготове.
Она встала и сделала глубокий вдох.
– Я много думала о дружбе, – начала она и выдержала паузу, чтобы фраза улеглась в головах у слушателей. Карло и Шийрин улыбались, словно дети, бесплатно пробравшиеся на утренний сеанс в кинотеатре. – Ученые раз за разом подтверждают, – продолжала Дилейни, – что люди, у которых есть постоянные, близкие друзья, здоровее, счастливее и живут дольше.
Шийрин до того сосредоточенно глядела ей в рот, будто впитывала поразительное откровение. Ее пальцы отрешенно постукивали по экрану планшета, точно им не терпелось это записать. Внезапно Дилейни подумала, не подключить ли Шийрин к презентации.
– Шийрин, мне кажется, у тебя много друзей.
Та радостно улыбнулась, поймала взгляд Карло и ответила:
– Да, много!
– Но бывает же так, что ты в них не уверена? Бывают моменты, когда ты сомневаешься, каковы на самом деле ваши отношения?
Еще до того, как Дилейни договорила, Шийрин энергично закивала, а затем, будто опомнившись, воскликнула:
– Да, да, так и есть!
– Расскажи об этом, – предложила Дилейни, и Шийрин буквально просияла.
– Ну, иногда я пишу другу – например, просто смайлики, радуга там, двойная стрелка и знак вопроса. Просто чтобы он знал, что я счастлива и надеюсь, что он счастлив тоже.
– А потом ты ждешь… – подсказала Дилейни.
– Именно! И пока я жду…
– У тебя возникает мысль: а вдруг он меня ненавидит, что-то замышляет, распространяет слухи и хочет разрушить мою жизнь? И на какой-то миг тебя охватывает мертвенный ужас.
Дилейни ожидала, что Шийрин и Карло рассмеются, но их лица помрачнели.
– Вообще-то я бы не стала описывать это такими словами… – сказала Шийрин. – Но…
– Мы здесь не пользуемся подобными… э-э… выражениями, – добавил Карло.
Дилейни сдала назад:
– Да, конечно. Простите. Вы же знаете, я вышла из леса. Мне нужно следить за собой.
Беспокойство, граничащее с тревогой, так и не сошло с их лиц. Требовалось срочно исправляться.
– Каждому из нас приходится жить с подобными мыслями, – сказала Дилейни. – С отсутствием определенности там, где эта определенность нужна нам больше всего. В наших личных отношениях. В дружбе.
Лицо Шийрин расслабилось, а Карло, на мгновение закатив глаза, снова изобразил дружелюбную заинтересованность.
– Уже много лет мы в компании подсчитываем наших друзей… – Дилейни сделала крошечную паузу, чтобы понять, заметили ли они это “мы” и одобрили ли его. Да, заметили, да, одобрили. – Но насколько важно просто количество? Если ученые говорят, что самое главное – это глубина отношений, то, может, стоит измерять не количество друзей, а качество дружбы?
Карло и Шийрин слушали уже с неподдельным интересом, даже рты слегка приоткрыли. Дилейни подумала, что ее приняли. Оставалось только завершить презентацию, не допустив какой-нибудь глупой ошибки.
– Поэтому я сделала прототип приложения, которое сможет внести большую ясность в то, что всегда было расплывчатым и, по правде сказать, не вполне очевидным. Можно я покажу? Все готово? – Она постучала по экрану на стене, чтобы активировать его. – Гость, – произнесла она. – Семь-Ноль-Восемь-Восемь-Девять.
На экране появился небольшой квадрат, и Дилейни приложила к нему палец. Отпечаток связал с ее аккаунтом, и вскоре на экране возникло лицо Уэса в натуральную величину. Он улыбался – несколько издевательски, на вкус Дилейни. Но Уэс, знавший, что его лицо выражает насмешку, даже когда он этого не желает, старался сглаживать впечатление словами, показывающими, что он уважает собеседника и совершенно откровенен с ним.
Дилейни повернулась к Карло и Шийрин:
– Надеюсь, вы не против? Я попросила своего старого друга Уэса помочь нам.
Шийрин явно засомневалась, а Карло и вовсе скорчил недовольную гримасу.
– Ладно, – наконец сказал он. – Привет, Уэс. Как дела?
Дилейни снова посмотрела на Уэса. Поначалу она решила, что он на кухне, но теперь разглядела за его спиной корпус сливного бачка. Уэс явно сидел на унитазе – еще одна его шутка.
– Уэс, ты нас слышишь?
– Да, прекрасно слышу! – отозвался он.
– А тебе не будет удобнее где-нибудь еще? Мне кажется, в другой комнате сигнал получше.
– Нет, тут все отлично! Просто супер, я бы сказал. Я рад быть вместе с вами!
Вот же гад, подумала Дилейни. Она же взяла с него обещание воздержаться от таких шуточек!
После обмена еще парой любезностей Дилейни набрала код, и вокруг Уэса на экране появилась рамка с иконками.
– Расскажи мне, как проходит твой день, – попросила Дилейни.
Уэс начал рассказывать – самый обычный день, с обычными заботами и мелкими неприятностями. Дилейни отвечала сочувственным хмыканьем и задавала уточняющие вопросы. Пока они говорили, на экране под подбородком Уэса мигали шестнадцать точек.
– Как вы можете видеть, во время нашего разговора ИИ анализирует выражение лица Уэса, реакцию его глаз, интонации. Я знаю, что во “Вместе” сейчас очень интересуются распознаванием эмоций. Уверена, что такая технология уже существует и будет совершенствоваться.
Девять индикаторов внизу экрана горели зеленым, семь – красным.
– Вот эта зеленая точка показывает, что Уэс, скорее всего, говорит правду. Но вот по красному лицевому сенсору мы видим, что он напряжен. Будь Уэс расслаблен, индикатор горел бы зеленым. Другие индикаторы отслеживают прочие показатели – гладкость речи, юмор, откровенность, нюансы интонации и так далее. Уэс любит пошутить, и мы это видим на сенсоре юмора.
– Ого! – отозвалась Шийрин.
– Тем временем, – продолжала Дилейни, – алгоритмы анализируют наш разговор, выделяя ключевые слова и фразы, которые обычно используют близкие друзья. Лицевые датчики и текстовые данные дополняются жизненными показателями – частотой сердцебиения, артериальным давлением и уровнем глюкозы, – которые считываются с браслета.
Шийрин и Карло увлеченно кивали. Дилейни знала, что объединить собственную идею с продуктами “Вместе” – вариант беспроигрышный. Так она показывает, что стремится не заменить то, что разработано здесь, а лишь дополнить и улучшить уже существующую технологию.
– Вот тут, внизу, вы можете видеть общую оценку. Наш разговор получает рейтинг 86,2, что очень достойно и, как мне кажется, отражает то, что мы с Уэсом достаточно близкие друзья. Все, что выше 80, можно считать настоящей дружбой. Выше 90 – это вообще нечто экстраординарное.
– А Уэс видит эти цифры на своем экране? – спросил Карло.
– Сейчас – да, – ответила Дилейни. – Но можно сделать так, чтобы данные передавались только в одну сторону. Например, если бы я была не уверена, что Уэс говорит правду, или вообще не знала, насколько он хороший друг, то я могла бы настроить приложение так, чтобы только я видела показатели.
– Мне нравится, – сказала Шийрин.
– В нашем же случае в конце разговора мы оба получим оценки по всем параметрам и общий показатель качества общения. Естественно, данные по каждому разговору с конкретным человеком отправляются в одну папку, и потом они могут суммироваться для получения единого показателя нашей дружбы. Социологи, изучающие дружеские отношения, выяснили, что человек проводит в общении с настоящим другом 92–98 часов за один квартал. (Эти цифры она придумала только что.) Поэтому пользователи могут увидеть, какие у них результаты.
– Потрясающе, – сказала Шийрин.
– И это работающее приложение? – спросил Карло.
– О, нет-нет, – ответила Дилейни. – Пока нет. Все цифры, которые вы видели на экране, всего лишь пример для демонстрации. Но большая часть необходимых технологий уже существует. Почти все доступно и готово к применению. Нужно просто собрать все вместе. Вы же знаете, я не инженер. И, если честно, я бы очень хотела, чтобы это было сделано здесь, во “Вместе”.
– Невероятно, – сказал Карло. – А кто помогал тебе с программированием?
– Ну, это же еще не настоящая программа, но Уэс помогал, да.
– Уэс, ты еще здесь? – спросил Карло.
– Да, я здесь, – отозвался Уэс.
– Хорошая работа, – похвалил Карло. – Очень изящно.
– Изящно? – переспросил Уэс, голосом изобразив, что он польщен, а для убедительности даже прижал к груди ладонь. – Спасибо!
– Тебе спасибо, – в унисон произнесли Карло и Шийрин и обменялись смущенными взглядами, в которых Дилейни почудилось скрытое сексуальное напряжение. Что-то между этими двумя точно происходило.
– Всегда рад помочь, – отозвался Уэс и пропал.
Карло включил свет и посмотрел на часы.
– Не хотелось бы выступать в роли ведра холодной воды, – сказала Шийрин, – но какое-то время назад одна компания уже пыталась запустить приложение – кажется, оно называлось “Люди”, – с помощью которого можно было оценивать других точно так же, как мы оцениваем отели или таксистов. Но по каким-то причинам многие сочли, что это слишком. Приложение так и не запустили. Хотелось бы знать, как ты намерена учитывать подобные… – она на миг замешкалась, подбирая слово, – тонкости?
Карло бросил на Шийрин умоляющий взгляд, как будто страдая из-за того, что она портит такое прекрасное собеседование с кандидаткой, готовой вручить компании истинное сокровище.
– Хороший вопрос, – с готовностью откликнулась Дилейни. – И я уже об этом думала. Но, согласитесь, мы же нормально воспринимаем рейтинги самых разных людей. Мы оцениваем водителей, полицейских, судей, подрядчиков, врачей, сантехников, профессоров, поваров, официантов, соседей, правительственных чиновников, само собой, ну и так далее. Попробуйте назвать профессию, в которой так или иначе не составляют рейтинг.
Карло и Шийрин одобрительно кивнули, но от Дилейни не укрылось, что Карло не хочет встречаться с Шийрин взглядом.
– То есть люди на самом деле уже давно признали разумность численной оценки друг друга. Почему? Потому что цифры по сути своей объективны, а люди – нет. Мне кажется, что сейчас мы все понимаем, что лучше быть измеренным, чем не измеренным.
Шийрин громко, почти истерично рассмеялась. Карло же буквально затрясся от раздражения. Дилейни улыбнулась обоим, надеясь, что напряжение между ними отступит перед общей задачей.
– Приложение “Люди” – я его, кстати, помню – требовало давать публичную оценку. В этой публичности и крылась проблема. Оно сводило человеческую личность к числу, чего вы в компании никогда бы не допустили.
Карло еще раз медленно кивнул, на миг прикрыв глаза, чтобы подчеркнуть, как ему понравилось ее изящное объяснение того, что для него – видимо, в отличие от Шийрин – было очевидно.
– Приложение, которое предлагаю я, это динамичная, в режиме реального времени меняющаяся система, тонко и быстро реагирующая на вовлеченность человека. Оценка может изменяться каждый день, если пользователь станет уделять приложению внимание. Второе, еще более важное отличие моего приложения от предыдущего в том, что “Люди” оценивало незнакомцев, а мое направлено исключительно на отношения между друзьями.
– А! – с облегчением произнесла Шийрин, обрадовавшись, что ее вопрос привел к столь ценному уточнению.
Дилейни приближалась к моменту, который предвкушала и который считала решающим. Кульминация, которую она замыслила, была по-настоящему извращенной. Она оперлась ладонями о стол и безуспешно попыталась выдавить из глаз слезы.
– Дружба неизмеримо важна для каждого из нас, но это совершенно неизученное явление. Мне кажется, дружба заслуживает большего внимания. Если мы действительно ценим дружбу так, как декларируем, давайте отнесемся к ней серьезно. Только подумайте о том, насколько крепкими и искренними могут стать наши отношения, если мы применим к ним научный подход!
Карло ничего не сказал. Шийрин тоже ничего не сказала, но выглядела так, как будто сейчас взорвется. Дилейни испугалась, не перешла ли она черту. Будь она на их месте, точно вызвала бы для себя психиатрическую неотложку.
После мучительно долгой и драматичной паузы Шийрин встрепенулась, в ней будто что-то вспыхнуло.
– Я бы пользовалась таким приложением каждый день, – произнесла она почти яростно, вены на ее шее вздулись. – Каааждый день!
– Ты уже придумала название для своего приложения? – спросил Карло.
– Ну, я пока колеблюсь между “Близкон” и “АутенДруг”, – ответила Дилейни и тут же поняла, что правильно будет спросить их мнение. – Что бы вы предпочли?
– По-моему, “Близкон” звучит позитивнее, – заметила Шийрин.
– Но “АутенДруг” – энергичнее, верно? – Карло посмотрел на Шийрин, которой явно уже все простил. – Оно как будто подталкивает к действиям. Типа “мне нужно аутентифицировать друга”.
– Ну да, ну да, – согласилась Шийрин.
Карло просиял, как будто это он сам придумал название, а то и все приложение.
Шийрин посмотрела в окно, за которым был виден пеликан, парящий над водой, словно бомбардировщик.
– Но мне все равно нравится “Близкон”, – сказала она.