Доминик Ливен
В тени богов. Императоры в мировой истории

Полная версия

Глава III
Персидские императоры и Александр Македонский

Между 550 и 530 годами до н. э. весь Ближний Восток был завоеван персидской династией Ахеменидов. Вскоре после этого пал и Египет. Персидская империя стала на тот момент крупнейшей в истории. Она простиралась на восток, занимая всю территорию современного Ирана и уходя в Афганистан и Центральную Азию. Лишь халифат смог сравниться с Ахеменидами и объединить в одной империи два великих региональных центра власти – Иранское нагорье и Средиземноморье. Это не удавалось даже римлянам, самыми грозными и давними противниками которых были Парфянское царство и государство Сасанидов, находившиеся на территории современного Ирана.

Западная половина державы Ахеменидов была миром городов-государств, а на востоке городов было мало, зато проживало множество крестьян и находилось немало владений аристократов. Персы происходили с Кавказа и из Анатолии. Они принадлежали к арийской ветви индоевропейской языковой семьи и были родственны кочевым скифам. Сами персы, вероятно, изначально были кочевниками, но к 550 году до н. э. уже несколько веков проживали на территории Юго-Западного Ирана и пребывали под влиянием – как политическим, так и культурным – оседлых народов региона, прежде всего эламитов. Персидская модель народа-завоевателя, стоящего на грани перехода к оседлой цивилизации и сочетающего военное искусство предков с политическими институтами, технологиями и концепциями, принесенными из оседлого мира, впоследствии многократно возникала в евразийской истории.

В начале VI века до и. э. на юго-западе Ирана господствовали соседствующие царства персов и мидян. Кир II Великий (ок. 560–530 до н. э.), основатель державы Ахеменидов, унаследовал оба царства, поскольку его мать была единственной наследницей царя Мидии. Кир II был отважным и харизматичным лидером, превосходным военным стратегом, тактиком и искусным политиком. Это можно установить из письменных свидетельств о его жизни и военных кампаниях. Сказать больше, однако, сложно, хотя Кир и стал объектом сочинения, которое порой считается первой в мире биографией, – знаменитого труда древнегреческого писателя Ксенофонта. Эту книгу Ксенофонта также часто называют учебником лидерства. Проблема в том, что хотя исторический фон в ней описан с определенной достоверностью, личность Кира в изображении Ксенофонта превращает сочинение скорее в исторический роман, чем в биографию. Кроме того, этот исторический роман вписан в классические греческие рамки героического лидерства. После смерти Кира слишком большие размеры империи, проблемы престолонаследия и внезапная смерть его преемника Камбиса, не имевшего прямых наследников, в 522 году до н. э. едва не привели к быстрому распаду державы Ахеменидов. Но в итоге ее снова отвоевал и затем уже надолго возродил дальний родственник Кира из рода Ахеменидов царь Дарий I. Дарий зарекомендовал себя как блестящий политический и военный лидер, а также превосходный администратор. Он создал политическую, экономическую, военную и административную структуру, которая поддерживала империю до конца ее дней. Удача была на его стороне и на стороне Ахеменидов, поскольку, захватив власть в 522 году и одолев многих соперников и мятежников в гражданской войне, он затем правил страной до своей смерти в 486 году до н. э. До наступления Нового времени судьба всех наследственных монархий во многом зависела от здоровья правителей¹.

Ахеменидский режим, как и египетский и ассирийский, был сакральной монархией². Хотя династия не претендовала на божественный статус и даже не заявляла о своем происхождении от богов, она отчасти связывала свою легитимность с благословением, полученным от верховного бога зороастризма Ахурамазды. Стоящий гораздо выше обычных людей император обладал харизмой, – ее называли “фарр”, – которая давалась прямо от бога и часто изображалась в виде солнечного диска. Во времена Ахеменидов зороастризм только формировался, а его священные тексты – Авеста – были записаны лишь через тысячу лет, поэтому нам сложно судить о многих аспектах религии той эпохи. Зороастризм ставил перед собой такие же вопросы, как буддизм, христианство и ислам. Он давал людям космологию и объяснял начало и конец света. Он рассказывал драматическую историю о борьбе добра со злом на земле, а также о судьбах хороших и плохих людей после смерти. Царь, помимо прочего, играл роль верховного жреца и посредника между Ахурамаздой и его народом. Но зороастризм, по крайней мере во времена Ахеменидов, был терпимой религией и принимал существование второстепенных богов даже у персов. Так, в идеологии и религиозной практике Ахеменидов было выделено почетное место мидийскому по большей части богу Митре. Персидские цари также не ограничивались терпимостью к богам покоренных народов, а почитали их, когда посещали посвященные им города, путешествуя по империи³.

Такой была идеологическая составляющая относительно толерантной и великодушной империи. Династия и персидская элита создали империю, чтобы обрести богатство и статус. Покоренные народы, которые поднимали восстания или отказывались платить дань и снаряжать рекрутов, усмирялись. Но Дарий I установил относительно невысокую дань, а ахеменидская пропаганда (в отличие от ассирийской) упирала не столько на жестокую кару, которая ждет несогласных, сколько на мир и гармонию, обеспечиваемые в империи. Ахемениды располагали к себе местные элиты и правили с их помощью. Учитывая размеры империи и численность персидской элиты, это было реально, но значило, что правителям нельзя слишком усердствовать. Пока они сдерживали себя и сохраняли ореол власти, их подданные редко бунтовали. С другой стороны, разозлившись, региональные элиты, не связанные с персами, могли мобилизовать огромные ресурсы для бунта. Кроме того, династия, персидские элиты и имперская идеология не проникали достаточно глубоко в неперсидское общество. Правители не могли ожидать безграничной преданности от покоренных народов.

Эта империя была династической и персидской. Ее фундаментом – как у большинства империй, с которыми мы познакомимся, – всегда оставался союз царской династии и благородной чиновничьей и землевладельческой элиты. Ахемениды и персидская аристократия нуждались друг в друге. Огромные богатства империи распределялись главным образом внутри этой узкой группы и формировали политическую основу имперской системы. Почти все высшие должности при дворе, а также в армии и центральной администрации занимали персы – в подавляющем большинстве аристократы. Персами были и почти все губернаторы провинций (сатрапы). Системообразующая персидская элита оставалась полуплеменной и преимущественно наследственной. Достойная служба и царская благосклонность были способами проникновения в элиту новых людей. Отдельный аристократический род и его богатства нельзя было защитить от капризов и абсолютной власти царя. Однако ни один ахеменидский царь не желал и не посмел бы бросить вызов аристократии как общности. Персидская элита никогда не сомневалась в праве династии Ахеменидов на трон, но положение отдельных царей было вовсе не таким незыблемым. Мало кто из монархов умирал своей смертью – большинство из них становилось жертвами дворцовых заговоров. Персидские аристократы служили Ахеменидам, поскольку служба многое им давала, но в первую очередь они были преданы собственному аристократическому семейству и роду⁴.

Ахеменидский двор обладал большинством характеристик и выполнял почти все функции императорских дворов, известных истории. Он объединял монарха, его родственников, министров и социальную элиту. Он был одновременно и семейной резиденцией, и центром управления, и источником покровительства, и театром пропаганды и зрелищ. Роскошно одетый величавый царь восседал на троне, который стоял на помосте, возвышаясь над придворными. Царь ходил по коврам, ступать на которые дозволялось лишь ему одному. Его окружали великолепно одетые придворные и стражники. Каждый точно знал, где должен быть и как двигаться. Статус придворного определялся тем, насколько близко к царю он стоял, какого цвета и покроя костюм он носил и были ли у него отличительные знаки и титулы (например, Друг царя), которые свидетельствовали об особой близости и благосклонности. На трапезах тоже строго соблюдался принцип старшинства, но после них царь мог пригласить небольшую группу примерно из двенадцати наиболее статусных придворных выпить с ним в узком кругу. Честь и влияние, политика и обходительность сочетались друг с другом, как и всегда при королевских дворах: на этих частных пиршествах (симпосиях) обсуждались важные вопросы распределения благ и политики. Царицы и принцессы участвовали в придворной жизни. Только царские наложницы пребывали в полузаточении в своеобразном гареме. Соперничество и вражда между братьями и сестрами, царскими матерями и тещами порой губили жизни, особенно когда на кону стоял вопрос о престолонаследовании. Именно в такие моменты положение стареющего или недавно воцарившегося монарха становилось особенно уязвимым. Отсутствие закрепленного закона о престолонаследии неизбежно способствовало нестабильности: даже наречение наследником при жизни отца не гарантировало спокойную передачу власти. Еще меньше значило право первородства. Хотя сыновья жен пользовались преимуществом перед сыновьями наложниц, порой на трон восходили последние⁵.

До нас не дошло свидетельств, которые позволили бы составить представление о личности и сокровенных мыслях правителя династии Ахеменидов. Письмена на гробнице Дария I показывают, как величайший представитель династии видел природу монархии и какие качества он считал необходимыми для хорошего монарха. Дарий прежде всего причислял себя к древней династии Ахеменидов, из которой вышло множество царей. Далее он причислял себя к персам, а затем – вероятно, чтобы уважить мидийцев, – к ариям. Здесь, как во всех остальных документах, Дарий добавлял, что правил обширными территориями и многими народами, а потому заслуживал титула “царя царей” как практически вселенский правитель. Его власть проистекала из культа Ахурамазды, который наделял царя “мудростью и силой”. Дарий был “другом правды и противником лжи”, он карал виновных и вознаграждал достойных. Физически крепкий, он прекрасно сидел в седле, стрелял из лука и обращался с копьем, а также был талантливым военачальником. На войне он действовал умно, командовал уверенно, перед лицом врага не был склонен к панике. Он обладал принципиальной для правителя способностью сдерживать гнев, не допускать горячности, а также выбирать наказания и поощрения соразмерно проступкам и заслугам. Кроме того, Дарий не верил нападкам и клевете, пока не выслушивал обе конфликтующие стороны⁶.

История, которая традиционно рассказывается об Ахеменидах, напоминает историю о том, как китайская династия получила, а затем потеряла благословение небес, а также историю взлета и падения успешной современной семейной компании. Дерзкого и изобретательного основателя (Кира II) сменил крепкий администратор и консолидатор семейного бизнеса (Дарий I), но после этого начался упадок. Проблема в том, что традиционная история основана главным образом на греческих источниках, а они по большей части далеки от объективности. Во-первых, в них рассматривается почти исключительно персидская политика на западе, в частности отношения персов с греками, но почти ничего не говорится о гигантском восточном крыле империи. Во-вторых, изложенная в них история пронизана убеждением греков в том, что, в то время как сами греки мужественны, свободолюбивы, дисциплинированы и аскетичны, персы представляют собой их полную противоположность и склонны к роскоши, излишествам, трусости и мягкости. Это было и причиной, и следствием жизни при абсолютной монархии, где двор осаждали женщины и евнухи и пропитывали раболепие и интриги. Сопоставление грехов персов с добродетелями персов было великолепным риторическим приемом, с помощью которого греки прославляли себя и присущие им важнейшие черты. В силу исключительного культурного влияния этих описаний Востоку и его правителям более двух тысячелетий приписывали целый ряд прегрешений, хотя европейские короли и элиты нередко вели себя подобным же образом.

Ксеркс I, преемник Дария I, в 480 году до н. э. был разбит при попытке вторжения в Грецию, Платон высмеивал его как испорченного “женским образованием”. Его правление описывалось как начало резкого упадка власти и влияния Ахеменидов, кульминацией которого стало уничтожение династии Александром Македонским (336–323 до н. э.) в 330-х годах до н. э. В знакомом историкам Османской империи стиле ангажированность в сторону Запада сводит долгий период в истории восточной династии в единый нарратив упадка, хотя это не соответствует действительности и не является достоверным. В истории об упадке упоминаются кровавые столкновения между женщинами царской династии, интриги евнухов и ослабление царского контроля над придворными и сатрапами. Уничтожение Александром Персидской империи отчасти связывается с трусостью и дурной репутацией последнего царя из династии Ахеменидов, Дария III, многие персидские помощники которого, как утверждается, отвернулись от него, поскольку считали его правление нелегитимным. Эта история во многом неверна. Персидская империя оставалась невероятно сильной и после незначительного поражения от греков в 480 году. В первой половине IV века до н. э. персы оказывали огромное косвенное влияние на материковую Грецию и восстановили контроль над Египтом, который потеряли на несколько десятилетий из-за ослабления центральной власти в ходе войны за престолонаследие между представителями династии Ахеменидов. Сегодня Дария III обычно описывают как легитимного и компетентного правителя, которому не повезло столкнуться с грозной македонской военной машиной, созданной и великолепно подготовленной царем Филиппом II и во время кампаний конца 330-х годов до н. э. возглавляемой его сыном Александром, одним из величайших военачальников в истории⁷.

Династия Аргеадов, к которой принадлежал Александр, правила Македонией более двухсот лет. Эта монархия имела сакральные элементы: “религия и ритуалы, проводимые исключительно царями, жертвоприношения и торжества были важнейшими” аспектами роли и легитимности Аргеадов. С другой стороны, правила престолонаследия не были конкретизированы: сыновья правителя часто боролись за право наследовать ему. Даже когда царь восходил на престол, его “правление было личным, а власть – такой абсолютной, какой он мог ее сделать”. Для консолидации царской власти был жизненно важен успех – в первую очередь, военный. Прежде всего македонская монархия, унаследованная Александром, была вариацией царства воителей. Македонская армия, увеличенная и усовершенствованная Филиппом II, подчинялась царю, который триумфально вел ее в бой. Предполагалось, что царь будет командовать войском на передовой, и Филипп соответствовал ожиданиям солдат: он лишился глаза и не раз получал ранения на поле боя. Филипп стремился обрести легитимность в греческом мире за пределами Македонии: например, он преуспел на Олимпийских играх и благодаря этому закрепил за собой славу героя-атлета. Задолго до Филиппа цари из династии Аргеадов покровительствовали лучшим художникам Греции и принимали их у себя⁸.

Во времена Филиппа двор и элита Аргеадов сочетали македонскую военную закалку с греческой высокой культурой. Оба элемента воплотились в Александре. Его наставником был Аристотель. Всю жизнь Александр любил греческую поэзию, музыку и литературу. “Александр по памяти цитировал пьесы Еврипида и посылал за ними, а также за пьесами Софокла и его великого предшественника Эсхила, когда хотел почитать на досуге” во время кампании на восточных рубежах Ирана. Александр рос среди сыновей македонской аристократии: вместе с другими юношами он изучал военное дело, состязался в храбрости на охоте, изучал греческую литературную и художественную культуру. Он стал одним из величайших военачальников в истории и славился дерзостью, стратегическим мышлением и скоростью передвижения армий в походе, но также был прекрасным тактиком на поле боя. Он отличался и смелостью. Александр лично вел войско в бой и делил с солдатами все тяготы и опасности войны. Он пользовался авторитетом и доверием солдат, которые готовы были следовать за ним куда угодно. Даже его грехи – включая непомерные возлияния – сближали его с людьми. Александр был идеальным воплощением харизматичного греческого героя. Подобно лучшим романтическим героям, он покорил мир и погиб молодым, когда ему было всего тридцать два⁹.

Величайшим долгосрочным вкладом Александра в историю стало распространение греческой культуры в значительной части Азии. Прежде всего сюда входили территории державы Ахеменидов: царь основал на этих землях греческие колонии, и династии его генералов Селевка и Птолемея управляли ими на протяжении многих поколений после его смерти. Но отголоски наследия Александра были слышны даже в землях, куда не заходили его армии, например в Китае: “…теперь появились однозначные свидетельства, что некоторые сложные западные художественные практики – полое литье и тому подобное – пришли в Китай с Запада, из источников, которые появились и стали развиваться в Центральной Азии благодаря завоеваниям Александра”. Как и всегда в случае с воинственными империями, рассматривая распространение культурных влияний во всех направлениях, не стоит забывать и об ущербе, который наносили завоеватели. В частности, при расширении империи Александра был уничтожен великолепный дворцовый комплекс в Персеполе. Стремление Александра распространить греческую культуру имело огромные долгосрочные последствия, которые он и представить себе не мог. Важнейшим из них было то, что если бы греческий не стал языком международного общения на большей части территории Ближнего и Среднего Востока, “христианство никогда не вышло бы за пределы Иудеи”¹⁰.

Мать Александра, Олимпиада, происходила из семьи, которая утверждала, что ведет родословную от Ахилла. Македонская династия его отца заявляла о своем родстве с Гераклом, сыном Зевса. Проявляя героизм на поле боя и щеголяя в восхитительных доспехах, Александр использовал элементы царской театральности, которые помогали ему производить впечатление не только на своих солдат-македонцев, но и на греческий мир, где жили легенды Гомера. Воспитанного на этих легендах Александра вело вперед главным образом стремление к славе, которая превзошла бы даже славу его героических предков из греческих мифов, не говоря уже о его отце, Филиппе II. Один современный историк, изучающий эпоху Александра и образ великого человека в Древней Греции, пишет, что “Александр, очевидно, хотел, чтобы его самого признали богом, возможно, даже при жизни. Подражание Ахиллу, Гераклу и Дионису и желание их превзойти явно намекали на это, а притязания на божественное происхождение служили дополнительными доводами в его пользу”. Мегаломанская одержимость Александра мечтой о славе со временем лишь нарастала, а успех ее обострял. Его более поздние военные кампании в Индии отличались большей жестокостью, но преследовали меньше достижимых целей, чем покорение Персидской империи. На этом этапе даже преданные Александру солдаты решили, что с них хватит, и потребовали развернуть войска, причем многие из них призывали к возвращению в Македонию. Тем не менее даже это не ослабило жажду славы Александра. Он умер, планируя завоевание Аравии¹¹.

Бесспорно, Александр был гением, который оказал огромное влияние на историю. Другой вопрос – был ли он хорошим наследственным монархом и строителем империи. Несомненно, большинство основателей империй и современных корпораций имеют склонности к мегаломании. Их, однако, нужно сдерживать, чтобы империя или компания смогла выжить. Создав гигантскую империю, Александр оставил после себя лишь горстку институтов и двух сыновей-младенцев. Разумеется, это привело к гражданской войне и распаду. Его сыновей, а также слабоумных брата и сестру через некоторое время убили, и его династия потеряла даже наследный трон в Македонии. Вскоре после его смерти Македония стала менее могущественной, чем была, когда он взошел на престол.

Сложно сказать, в какой степени в этом виноват Александр. Он понимал, что должен превратиться из “национального” македонского царя в императора огромной и многонациональной державы, составленной из владений Ахеменидов, и искал способы решить эту проблему. Как часто бывает, новая империя распалась в силу кризиса престолонаследия, который в этом случае возник из-за отсутствия у Александра взрослого сына-наследника. С одной стороны, Александра сложно винить в том, что он умер молодым. С другой стороны, проявляя безрассудный героизм при командовании армией на полях сражений, он повышал вероятность своей безвременной смерти.

Среди историков у Александра, как и почти у всех великих исторических личностей, есть и почитатели, и критики. Моя задача в том, чтобы проанализировать, как в его жизни и правлении отразились ключевые темы этой книги. Александр был и наследственным монархом, и харизматичным лидером. Он показал, какой опасной может быть такая комбинация. Его ранняя смерть и отсутствие взрослых наследников напоминают нам о неизбежной хрупкости наследственной монархии, которая не поддерживается сильными институтами и устоявшимися правилами престолонаследия. Жизнь Александра также показывает, каковы трения, возникающие между наследственной монархией и харизмой как источниками власти и принципами лидерства. Наследственный монарх должен присягать на верность чему-то большему, чем он сам, и обычно это династия или общество. Выживание государства крайне важно для благополучия общества, и им нельзя рисковать, как порой рискуют судьбой частных компаний, и уж тем более нельзя ставить его на кон ради стремления лидера стать героем. Греческая традиция почитания героев была “культом индивида, и герой всегда изображался один”. Аристотель считал, что Ахилла, мнимого предка Александра, который стал для него примером подражания, “сравнить… можно с одинокой пешкой на игральной доске”. Как отмечает один специалист по греческим героям, “ответственность, лежащая на управленце, плохо сочетается с индивидуализмом, которого ожидают от героя”. У более поздних правителей римского, христианского и мусульманского миров ни один из древних императоров не снискал большей славы и почета, чем Александр, но его влияние часто оказывалось порочным. На концептуальном уровне харизма и наследственная монархия неизбежно пребывают в конфликте. На более приземленном уровне человек, воспитанный на подступах к трону, и так рисковал поддасться мегаломании, и обманчивые примеры из легенд Гомера усугубляли ситуацию. Кроме того, в отличие от Александра, он вряд ли оказывался военным гением и получал в наследство лучшую армию в своем регионе¹².