Дмитрий Юрьевич Сычёв
Осколок
Сплюнув набежавшую в рот кровь, Далур медленно встал на ноги. Мир плыл и раскачивался. Вокруг раздавались смешки, в него тыкали пальцами, а лица кривились от презрения. Неподвижным оставался лишь его противник, всё так же стоявший в нескольких шагах и спокойно смотревший на Далура. Собрав волю в кулак, Далур сделал обманный выпад правой рукой и попытался достать противника левой. Тот незаметно чуть переместился и выбросил свой громадный кулак навстречу.
Невероятной силы удар вновь бросил его на землю. Тяжёлое небо снова повисло перед глазами. Далур ещё раз попытался встать.
– Может, и воин. Неумёха, но с духом, – на фоне неба появилось ненавистное лицо с бородой, заплетённой в две тугие косы. – Караг, верни ему топор. Пойдём в дом, Далур. Я Карагаз, вождь. Я буду говорить с тобой.
Они зашли в дом вдвоём. Даже безносый остался снаружи. Проникавшего через маленькие окна света едва хватало, чтобы различать силуэты, но дварфам это никак не мешало. Далур встал у грубой скамьи, которая была ничем иным как плоским камнем, водружённым на камни поменьше. Духота обернула Далура плотным одеялом, заставляя скучать по прохладе снаружи. В помещении пахло потом, нагретым камнем и мхом. На стол у дальней стены Карагаз поставил две глиняные кружки и откупорил кувшин. По помещению разлился кислый запах браги. На столе лежал длинный толстый кинжал.
Далур разглядывал жилище. Лежак из брёвен, заваленный шкурами, стол и две скамьи из камня. Каменная печь с дымоходом. Проход в другую комнату завешан тряпкой. С удивлением Далур уставился на старый, почти сгнивший, явно дварфийский щит, прислонённый к стене вблизи стола.
«Вождя зовут Карагаз. Аз на конце его имени значит, что он старший в клане, его глава. В других семьях клана запрещено называть детей таким именем. Только сыновей главы клана. Значит, безносый – сын вождя. И когда Карагаз умрёт, его сын станет вождём. Караг станет Карагазом».
– Я не разговариваю с лжецами и слабаками, – Карагаз подошёл к Далуру и протянул кружку. – Ты слабак, хоть и вышел из камня, но ты упёрт и разбудил моё любопытство. Пей и говори, зачем пришёл.
Далур сделал глоток и тут же скривился – напиток оказался крепким и обжёг разбитые губы. Если не обращать внимания на боль – не так плохо на вкус. Учитывая, кто им угощает.
Карагаз одним могучим глотком осушил свою кружку и шумно выдохнул.
– Ну!
– Я слыхал, что в этих горах жили дварфы.
– Ещё живём. Я перед тобой.
– Я хотел вас найти и выяснить, что стряслось. Говорят, последняя весть от вас была несколько веков назад.
– Чего тебе до нас? Ты правда хочешь сказать, что пришёл просто, чтобы найти нас? Учти, мы живём своей головой. А носы тех, кто их суёт в наши дела, обычно ломаются.
– Я думал, найдя вас, предложу торг. Кланы от этого богатеют.
– Твои торговцы не купят то, что мы предложим.
– Но ты да…
– Нет! Нет никаких «но», Далур.
Повисло молчание. Далур набрался смелости и заговорил вновь:
– Ты вождь этих дварфов. Скажи, почему вы живёте на поверхности? Почему не ушли в недра горы? Или вы ушли оттуда?
Карагаз нахмурился, сделал шаг к Далуру, буквально нависнув над ним всей своей внушающей страх фигурой. Далур напрягся и отступил на шаг.
– Наконец-то ты спрашиваешь о том, о чём хочешь. Я отвечу, но только потому, что ты дварф. Будь ты человеком, я бы забил тебя до смерти и выбросил за частокол. – Карагаз развернулся и тяжёлыми шагами медленно прошёл до скамьи и уселся. – Садись, Далур. Разговор не будет долгим, но что без толку стоять? – немного помедлив, он начал: – Я родился на поверхности. Здесь. Почти два века назад. Отец с матерью были уже стары. Чудо, что камень даровал им меня. Так что я всю свою жизнь живу под небом, а не под горой. Я был ещё безбородым ребёнком, когда отец взял с меня клятву не соваться в глубины горы, не пытаться вернуться в отчие чертоги.
– Почему?
– Слушай! – Карагаз с недовольным видом ткнул толстым пальцем в сторону Далура. – Он никогда не рассказывал. Просто говорил, что там смерть и слепая злоба. Каждый раз, когда я спрашивал, я видел в его глазах страх и боль. Я поклялся, как он и требовал! Всё, что я знаю – это что за полтора века до моего рождения весь мой клан, – он с трудом выдавил последнее слово, оно явно было для него непривычным, – навсегда ушёл из-под гор. И вот мы три с лишним века живём под небом.
– Твой отец был Мастером над Руной?
– Как ты догадался? – Карагаз прищурился.
– Бляха на поясе. Бляхи с такой гравировкой носят только Мастера над Руной.
Карагаз опустил руку и неожиданно осторожно, с нежностью, дотронулся до бляхи.
– Да. Он был старшим Мастером над Руной и последним выжившим во время побега. Мне было около пятидесяти, когда он умер. Совсем слюнявый щенок. Щебень, – Карагаз тяжело вздохнул. – Я держу слово. Теперь мы живём здесь и не пытаемся вернуться под гору.
– Где же вы берёте еду?
– Не твоё дело, Далур, – Карагаз сильно ударил кулаком по столу и вскочил. – Мы кровобороды, и мы не любим, когда к нам лезут. Я не прячу своего прошлого, но не позволю лезть в моё будущее! Нам нечем с тобой торговать. Я не расскажу тебе больше ничего. Я больше ничего не знаю. Ты дварф. Поэтому мы с тобой говорили, а не посадили в клетку или не убили.
– Я слышал, в трёх днях пути отсюда есть поселение людей. Почему вы не торгуете с ними?
Карагаз, тяжело выдохнув, уселся обратно на скамью.
– Что мы им дадим? Это барахло из кричного железа? – он отшвырнул кинжал со стола в сторону. – Я, будучи сопляком, видел у отца вещи нашего клана. Вещи, как твой топор. Как твоя, – он нахмурился, вспоминая слово, – кольчуга. – Его широкие плечи поникли. – Ты прав, Далур. Нам нужна еда. Мы промышляли охотой в горах, но в последние годы зверь почти ушёл. Охотиться в лесу слишком опасно. Проклятые гоблины нападают без разбора, как только видят нас. А их больше. Намного больше, да и в лесу им сподручнее, чем нам. Оленья туша ценой жизни нескольких дварфов – это слишком дорого. А зелёных сколько ни руби, всегда ещё десяток вылезет. Мы не можем уйти, Далур. Я в ответе за своё племя, я делаю всё, чтобы они жили. Мы торгуем. Последние девять лет мы ловим орков и обмениваем их на зерно и муку у пришлых людей. Ещё коренья собираем, уж не знаю, зачем они людям. Старый Морин попробовал сожрать варёный корень и умер ещё до темноты. Отрава. Несъедобный мусор.
– Но как они приходят сюда?
– Ногами, да по дороге! Их почему-то гобла не трогает. Я бы задушил каждого из них их же выпущенными кишками, но нам нужна еда. В этом году орки ушли совсем глубоко в горы. Обычно дерутся, как бешеные, а тут взяли и ушли всем скопом. Ближе недельного перехода морд своих не кажут. Зимой нам приходится совсем туго. А с тем поселением людей мы не подружимся. Теперь точно, – он неожиданно яростно произнёс. – Да даже говорить с этими слабаками ниже моей чести! Отец ещё тепло отзывался об их племени. Надо было раньше. Пошли как бараны… – он осёкся, разжал кулаки и устало проговорил: – Уходи, Далур. Ты мне напомнил о том, как мы выглядели когда-то. Поэтому я тебе рассказал всё это. Поэтому ты уйдёшь живым. Сейчас же.
***
– Мы ждали тебя позже. Что случилось? – Арди вцепилась взглядом в разбитое лицо Далура.
– Потолковал с вождём. Нрав у них куда как крутоват. Признаться, я рад, что живой.
– Ну? Или это всё, что ты можешь сказать? – нетерпеливо спросил Адрей. – Они там? Ты их видел?
– Там они, там. Нет, я их не видел.
– Так откуда ты зн…
– А вот знаю! Слышал там кое-что.
Далур, кривя лицо от боли и ощупывая языком разбитый рот, принялся рассказывать обо всём, что видел и слышал в деревне кровобородов.
– Так, значит, орков не наловили – за людей принялись? – Адрей сердито свёл брови. – Надо в город отправить весть – пусть дружину шлют. Мерзость эту по скалам размажут.
– Быстро же ты в добренького играть перестал. Слышал же: на зерно да муку меняют. Они просто жрать хотят, – Арди задумчиво крутила в руках камушек.
– И что с того? Теперь что угодно могут чинить? Зло в добром отношении не нуждается!
– Да я не про то. Вернёшься в монастырь – со своими братьями обсудишь добро, зло и, может, даже искупление. Мне-то похрену кто добрый, а кто злой. Ты уж поверь на слово. За собой стараюсь больше смотреть, и то через раз получается. Я о другом сейчас. Они ждут, что те парни на телегах привезут зерно и муку. Потому что зима близка. Потому что жрать хотят все, и эти кровобороды – не исключение. И на еду они односельчан твоих и сменяют. Так вот, если телеги с едой к ним не доедут, то и селян они не отдадут. И держать их у себя будет, прямо скажем, незачем.
– Ты же слышала, – Далур вступил в разговор с кислой миной, прижимая к заплывшему глазу холодную сталь топора. – Их десяток уже на телегах, да ещё эти хвосты Толса. Два десятка супротив четверых – такой расклад не по мне.
– Может, из Каменной Топи мужиков поднять? Там найдутся не робкого десятка. Да и охотники местные на меткость не жалуются, – предложил Адрей, взволнованно прохаживая туда-сюда по небольшому каменистому пятачку.
– Одно дело – оленей всю жизнь стрелять, и совсем другое – в живого человека вогнать сталь, какой бы мразью он ни был. Разница есть, уж можешь поверить, – мрачно сказала Арди, но потом смягчилась. – К тому же слишком рискованно. Пахари на стражу полезут? С дубинками и граблями? Скольких их посекут? А их посекут, будь уверен. Добрые намерения и благое дело не защищают от железки в кишках. Они без доспехов, без выучки. Не, слишком рискованно. Да и не успеем мы поднять их и привести к тракту. Мы пока до Каменной Топи дойдём, обоз уже до кровобородов докатится.
– Значит, мы можем на обратном пути засаду поставить. Дорога тут одна, точно не промахнёмся. И внезапность она всегда сподручна, когда на твоей стороне, – не унимался Адрей. – Вчетвером-то мы точно не справимся. Ну никак! Хорошо, если в тех клетках сами поедем, а не ворон кормить останемся. Но не отпускать же их с людьми на все четыре стороны.
– Этого я и не говорила.
– А что мы скажем кровобородам? – встрял Далур. – Мол, не доехала вам кормёжка на зиму, будьте добры, отпустите всех, кого нахватали? – он с сомнением покачал головой. – Боюсь, их могут с обрыва поспускать. И харчи переводить не придётся, и концы, как говорится, в разлом. Нрав больно крут.
– Не знаю. Придётся тебе их как-то уговаривать. Обещать припасы… Да хоть из Каменной Топи им привезти.
– Там столько не будет, – Адрей недовольно фыркнул. – Эту мразь ещё кормить. Самим бы хватило до следующего года.
– Ну если не договариваться – точно хватит. На двадцать ртов меньше кормить придётся, – огрызнулась Арди. – К тому же я говорю «пообещать», а не «выгребать амбары». Чуешь разницу?
– Чую. Врать безголовым животным – плохая затея.
– Зато это даст время.
– Что толку?
– А ты подумай, может…
– Тихо! – впервые с прихода Далура заговорил Молчун, встав между спорившими. – Есть идея. Слушайте.
***
По погружавшемуся в темноту лесу глухо разлетались звуки ударов топора о дерево. Меж ветвей и листвы кое-где проглядывали длинные и острые лучи заходящего солнца, багровым пятном сползавшего за топь. Чистый прохладный воздух дурманил и дразнил ароматами хвои, земли и осеннего увядания. Хотелось вдыхать его раз за разом, снова и снова, пока не закружится голова. Чуть зашуршала трава, её стебли настойчиво лезли в лицо и щекотали.
– А если не встанут? Вот остерегутся и не останутся? Если назад повернут? – Адрей взволнованно шептал. – Ну или эти не придут…
– Нам же лучше, если повернут. Но за повороты звонкой монетой не платят. А за рабов – вполне. Особенно выгодно, когда их на зерно меняешь. Так что, думаю, встанут как миленькие. Молчун, сколько вы с Далуром подарков оставили? – Арди перевела взгляд на залёгшего рядом мужчину.
– Достаточно.
– Это сколько?
– Меня спросила бы. От этого хрен дождёшься нормального объяснения, – прозвучал голос Далура из высокой травы. – Мы, честно говоря, не много. Тут лес старый и совсем близко к тракту подобрался. Ветровальных деревьев что блох на шелудивом псе. И без нашей помощи им работы хватит. Но мы кое-что тоже сделали.
– Да уж. Объяснил так объяснил. Кстати, давно ли ты в лесах стал разбираться, Далур? – насмешливо спросила Арди.
– С вами станешь… Сам скоро деревом обернусь столько меж них шарахаться, – проворчал дварф и сразу добавил: – Молчун сказал. Единственное, что сказал за столько часов. Там каждые полверсты по стволу лежит. Где-то можно обогнуть, но там придётся по крутой обочине как-то объезд ладить. Ну а где только рубить.
– Прямо все ветровальные? Топором нигде не работал? Поймут же сразу!
– Не учи. Свой котелок варит.
– Интересно, сколько они хотят сегодня ещё протопать? Стемнеет скоро, – Адрей бросил взгляд на тускнеющее небо.
– Сходи спроси… Немного, думается мне. На следующей версте их ещё два завала ждёт. Один основательный такой. Ставлю золотой против драного башмака, что они уже подустали топорами махать.
– О! Затихли, – Адрей поднял палец вверх. – Дорубили наконец.
– Значит, и нам пора затихнуть. Ждём, – Арди надвинула поглубже капюшон с приколотыми листьями.
Тракт проходил по низу теснины между оплывшими, немного пологими склонами, густо поросшими невысоким кустарником. Далур с Адреем залегли на самом верху в высокой траве, лишь краем глаза выглядывая из-за тёмно-зелёных, уже начавших жухнуть стеблей. Арди и Молчун куда-то скользнули ужами, да так, что и травы примятой не оставили.
Потянулись минуты.
В вечерней тишине стал слышен отдалённый стук многих копыт и грохот колёс по старым неровным камням. Спустя ещё немного времени к ним добавились невнятные голоса.
Наконец из-за поворота перед тесниной появился всадник и остановил коня. Животное устало топталось на месте, а всадник утирал пот.
– Вот и они! – прошептал Далур, вжимаясь в землю, несмотря на то, что всадник был далеко и никак не мог его увидеть.
– Вижу. Тихо, – коротко бросил Адрей.
– Стой! – донёсся издали окрик, и всадник, развернув коня, скрылся за поворотом. Вскоре он вернулся с ещё одним человеком, и теперь они стояли вместе, оглядывая теснину, и говорили. Пришедший вторым устало махнул рукой и ушёл обратно к обозу. Всадник остался на месте и с подозрением разглядывал склоны теснины.
Вскоре из-за поворота показалась телега, за ней ещё, и ещё. Всего пять. На каждой сидели люди. Ещё тут и там вразнобой ехали всадники. Всего десять, если считать того в голове отряда.
Грохот колёс по древним плитам нарастал. Он почти оглушал в царившей тишине и покое. Фигурки людей и телег стремительно росли, и вот уже можно было различить лица и детали одежды.
– Толс! Вон он, третий слева, на пегой кляче, – горячо зашептал Далур, сильно толкая Адрея в плечо. – И остальные стражнички пожаловали, гляди!
– Ш-ш-ш. Услышат, – едва слышно ответил Адрей, выразительно выкатывая глаза.
Далур прикусил завязку плаща и снова принялся разглядывать обоз не заплывшим фиолетовым пузырём глазом.
Наконец, голова обоза поравнялась с зарослями, приютившими залёгший отряд. На больших телегах расположились клетки из тонких прутьев, с одной единственной дверью, на которой висел массивный замок. Внутри клеток стояли во множестве ящики, бочки, лежали мешки, кое-где накрытые парусиной. В первой телеге лежал человек и, несмотря на тёплую погоду, кутался в шерстяной плащ. Ещё один поил его из бурдюка. Под грязной одеждой воинов тут и там проглядывали кольчуги.
Тот самый всадник, которого они увидели первым, всё так же недоверчиво оглядывал склоны теснины. Его глаза скользнули вверх, к месту, где лежали Далур и Адрей. Ещё ближе. И ещё. Далур напрягся всем телом, будто окаменел. Сейчас он мог твёрдостью поспорить с дубовым поленом. Рука судорожно стискивала топорище. Голова по самые уши вжалась в плечи. Взгляд всадника проскользил ещё чуть выше и упёрся прямо в единственный открытый глаз дварфа. Сердце словно пропустило несколько ударов, а на напряжённом теле выступила испарина. Спустя ещё мгновение взгляд заскользил дальше.
– Да брось, Сагри, тут нет никого. Разбойник тут с голоду помрёт, если раньше с тоски не окочурится. Разве что волк какой или олень встретится. Ну или кровобород.
– Уж лучше все волки сразу, чем эти… У меня мурашки отсюда, – всадник ткнул пальцем себе в шею, – и до приезда домой от этих недомерков.
– При них не ляпни.
– Не поймут же ничего. Интересно, портки хоть скидывают перед тем, как… Ну ты понял. Или прям так, в них валят, – он тут же осклабился своей шутке.
– Не скажи. Карагаз этот, говорят, по-нашему может. Не шибко грамотно, но тебя бы понял. А чтобы объяснить тебе, в чём ты неправ, ему и говорить бы не пришлось. Вон, один из Толсовых не даст соврать! А, подтвердишь?
Голова обоза проехала чуть дальше, и слов говоривших уже было не разобрать. Постепенно мимо прогрохотали последние две телеги, и обоз стал удаляться.
Сзади Далура что-то негромко зашуршало, и рядом появилась Арди.
– Молчун пошёл проводить их до следующего дерева. Идите к следующей точке и там ждите, толку от вас в лесу всё равно немного. Только тихо и аккуратно. Я пока пойду на ту сторону. Действуем по плану. Если они дальше пойдут, вы тоже пойдёте на следующую. В случае чего мы вас найдём. Ну если вы в лесу совсем не заплутаете, так что внимательно смотрите, куда идёте, – и она тут же, оглядевшись и что-то буркнув под нос, растворилась в листве.
– Ну погнали. Тут рядышком совсем, – Адрей встал и, тихо шурша травой и похрустывая сухими листьями, осторожно зашагал от дороги вглубь леса.
Далур с ненавистью посмотрел на деревья и последовал за ним.
Впрочем, идти было действительно недалеко, и вскоре они уселись в условленном месте и принялись ждать.
Адрей лишь успел сменить повязку на ухе Далура, когда пришёл Молчун.
– Всё. Встали.
Глава 7. Тени на лапнике
Тракт пересекал большую свободную от деревьев поляну, густо поросшую высокой травой. Не счесть уже в который раз за этот длинный и тяжёлый день дорогу перегораживали ветровальные стволы исполинских деревьев.
– Да кому же мы так из Держателей Мира насолили?! Твою мать! В этом поганом лесу все деревья разом решили упасть поперёк дороги? Тьфу ты, невезуха. Хотел сегодня хоть из леса выйти, да куда там… – Немолодой, но ещё крепкий мужчина с огромными залысинами и не менее огромным носом поморщился и устало потёр лицо, размазывая грязь по потному лбу. – Толс! Отправляй пятёрку своих дальше по дороге на разведку. Давай сразу с топорами. Если найдут чего – чтобы и щепок на дороге не осталось! Слышишь? До полуночи обернуться должны. Остальные твои вот за это пусть принимаются, – он ткнул пальцем в лежащие на дороге толстенные поросшие лишайником стволы деревьев. – Что тут за бури-то такие были? Эх… Ладно! Мои пока ночёвку сообразят. Чуть позже с твоими сменятся. Вот тут вроде посвободнее, тут и встанем! Сагри! Назначь караульных! Лес хоть и спокойный, но ты мне всю голову уже проклевал…
Вокруг мгновенно закипела работа. Уже в который раз за день мозолистые сильные руки взялись за топоры и принялись выбивать щепки из древних стволов. Быстро набирая силу, уютно затрещали несколько костров. В подкопчённых котелках закипала вода, в которую кашевары закладывали горсти крупы. Лошадям дали корма и воды и привязали их к деревьям. Кто-то принёс из небольшого елового бора лапника, и многие последовали его примеру – теплее спать будет и мягче.
Солнце уже почти не проглядывало меж ветвей, стремительно наступили сумерки.
Топоры замолкли. Сталь в очередной раз победила, и деревья были разрублены и растащены в разные стороны. В круге костров усталые люди собирались отдохнуть после тяжёлого дня.
– Эй! Гинс и Орди! Помогите Шобу к костру перебраться, пусть погреется малёха. А то трясётся, как кружка забулдыги. Чёртова лихорадка! – Толс кинул плащ прямо на землю и сел на него. Достал нож и принялся вырезать из толстой ветки какую-то фигурку.
– Спит он. Растрясло за день. Дай ему отдохнуть.
– Он и вчера весь день спал. Только вот жрать-то ему надо. Он только пьёт третьи сутки. Ведите. Схарчит чуть жидкой каши да отвара горячего попьёт. И обратно на телегу.
Спустя пару минут двое мужчин помогли подойти к кострам человеку, зябко кутавшемуся в плащ. Несмотря на тёплый вечер, близость огня и согревающую шерсть на плечах, человека сотрясала крупная дрожь. На бледном лице блестел пот, а мутный взгляд вяло скользил по окружающим.
Шобу помогли сесть, но как только чужие руки перестали его поддерживать, он рухнул. Рядом с ним плюхнулся куль с какими-то тряпками, и Шобу помогли на него облокотиться.
По рукам пошли плошки, котелки и кружки. Горячая сытная еда стремительно исчезала. Вскоре с пищей было покончено, и люди расслабленно расселись вокруг костров и тихо переговаривались.
– Сагри! Иди сюда, к огню! Что ты там в темноте торчишь? В кости не хочешь отыграться? – Толс срезал с деревяшки стружку за стружкой.
– То и торчу. Не нравится мне тут. Спорить готов, смотрит кто-то за нами из темноты. А в кости играть не буду. Ты, гад, с меня всё ценное содрал, как бересту с берёзы. У меня, окромя порток, сапог да снаряги, нет ничего, – донеслось из темноты неподалёку.
– Опять заладил. Нету тут никого, говорено же. Зверь, может, какой смотрит на тебя или птица – мы же в лесу! А ты, такой чувствительный, и перепугался сразу.
К костру подошёл мужчина в кольчуге и шлеме и сел неподалёку. Меч лёг крестовиной возле правой руки. Морщинистое лицо озадачено хмурилось.
– Не скажи. Я на себе взгляд завсегда чую. Звери, они по-другому смотрят. А тут кажется, что человек какой. Ну или еще кто, но с мозгами, кто думать и говорить способен. Вчера же ещё не было. А сегодня аккурат до полудня впервой почуял.
– Почуял он. И ты теперь так и будешь в кольчуге и шлеме сидеть, как в казарме перед смотром? – Толс усмехнулся и смахнул стружки со своей поделки.
– Лучше шлем на голове, чем стрела в ней. Ты, Толс, лучше опытного человека послушай. Оно всегда на пользу.
– Мы тут, почитай, лет восемь уже ходим. Каждый год по осени. Так что не учи. Обычно раньше, правда, на пару недель, ну да не всё ли равно?
– Всё впервой случается, Толс. Всё что угодно. Уж лучше готовым быть.
– Ну так и будь. Ты тут за всех нас готов. Меня в свою дурь только не втягивай, будь добр. Да парней попусту не пугай, – Толс отмахнулся. – Я тебя в кости звал играть, а ты опять свою песню затянул. За день наслушался уже. Хватит, ну! Вон лучше Гарви иди её спой. Хотя тут все уже тебя наслушались.
Сагри хмыкнул, стянул сапоги, давая отдых ногам и немного обсохнуть портянкам. Из темноты послышались шаги.
– Так, парни. Все здесь? Все меня слышат? – в центр освещённого круга вышел мужчина с большим носом и залысинами.
Толс, шевеля губами, быстро посчитал присутствующих.
– Да, Гарви. Только моих пятерых нет, тех, что вперёд ушли.
– Твои и так всё знают. Не впервой ведь к ним идёте, – Гарви громко откашлялся в кулак и продолжил: – Завтра к полудню мы должны выйти к горам кровобородов. Там нас встретят и проводят до их поселения. Где-то к закату мы туда доберёмся. Там мы выгружаем из телег всё, что везли им, забираем то, зачем сюда столько времени пёрлись, и сразу выступаем обратно. Ночевать у них не будем, а встанем где-нибудь в паре часов от поселения. Так что сегодня хорошо отдохните, завтра у всех будет долгий день. И ещё одно: ни с кем даже не пытайтесь разговаривать. Их вождь, Карагаз, понимает на нашем. Может, ещё кто – хрен их разберёт… Короче! Никаких разговоров. Близко к ним не подходите. Да лучше вообще на них не смотрите – не приведи демоны, зацепитесь. Разгрузили, загрузили и ушли. Гару этот Карагаз нос сломал за взгляд. Если начнётся заварушка, мы живыми оттуда не выйдем. Так что любопытство и гордость сразу в жопы позаталкивайте, да так глубоко, чтобы даже кончиков не торчало! – Он прервался, тяжело вздохнул и помолчал и продолжил: – И ещё одно. Парни, в этот раз такое дело… Кхм… В этот раз мы забираем людей.
Повисла тишина.
Плотная и холодная, она затопила всех, и никто не осмеливался её потревожить. Гарви уткнул взгляд в один из костров и хмуря брови жевал губы. Толс внимательно разглядывал на лицах, сидевших вокруг людей изумление, испуг, отвращение, озадаченность и безразличие. Кто-то хмурился, кто-то озабоченно скрёб в затылке.
Немного подождав, пока до них дойдёт смысл сказанного, Гарви добавил:
– Такие дела, парни. Сам узнал… совсем недавно. Но решать не нам. Нам делать.
– Как людей? Каких? Кто такие?
– Местные все. Тут не очень далеко есть посёлок. Все оттуда, – нехотя ответил Гарви.
– Это что же получается? Как так? Ладно, мы орков возили. Этот скот на продажу не жалко. Да хоть так в костёр бросай. Ну а теперь что же? Своих повезём? Людей? Я на такое не вызывался!
– Тихо, Гвинс! Ты на работу подрядился, ну так делай её. Да, кое-что поменялось, но для нас всё по-старому. Задача стоит прежняя. Повторюсь, это решать не тебе и не мне. Не приведи демоны отказаться или сорвать обмен – окажемся, в лучшем случае, на их месте! Подумай, Гвинс, – он обвёл тяжёлым взглядом окружающих, на мгновения задерживаясь на глазах каждого. – И вы, парни, мозгой пошевелите! Слишком большие люди и деньги тут варятся. Рабы – это всегда дорого, а тут коротышки ещё какие-то корни нам отгружают почитай бесплатно. При одном упоминании о них алхимики уже готовы кошельки отдавать. Слишком большие деньги это приносит каждый год. Ты думаешь, кого-то там интересует, чего ты хочешь? Ага, держи карман шире! Сожрут с костями и… Прочим. Гвинс, скажи, тебе дышать нравится? Этого можно легко лишиться. Помогут, только повод дай. Да и на одно жалование стражника, поди, отвык уже жить? Так что делай свою работу да помалкивай! Всё! Рты на засов! Чтобы я об этом ничего не слышал!..
Выдохнув, он немного смягчился.
– …Эти обрубки дикие – кровобороды – такую кость выкинули. Никто этого не ждал. Похищать людей на своей же земле и продавать – слишком рискованно. Это все понимают. Но их теперь не отпустить. Либо в клетки, либо сразу на корм падальщикам. Если иначе, они же всем растреплют, и пропадёт такой канал, кхм, торговли. Парни, мне поручили сказать им, что такой товар нам больше не нужен, и впредь пусть ловят орков. Так что это первый и последний раз. Моё слово! Оно ого-го весит! Вы со мной давно, знать должны. Ладно, парни, ситуация никому не нравится, но мы должны просто сделать это. Поэтому ужинаем, ночная стража на посты, остальные спать. – Он выразительно посмотрел в глаза Толса, развернулся на пятках и быстрым шагом ушёл устраиваться на ночлег в сторону стоявших невдалеке телег.
– Да, дела… – Гвинс смачно плюнул в костёр, и тот оскорблено шикнул в ответ. – Что делать?
– Тебе же Гарви сказал. Работу. Твою, за которую тебе платят, – Толс невозмутимо строгал фигурку. – Или ты не слушал?
– Слушал. Да только, сука, спать мне потом как? Я же не тварь последняя, мне совесть уснуть не даст. Это же люди.
– Спать как? С уверенностью, что у тебя всё будет хорошо. А уснуть можно настолько спокойно и крепко, что тебе вряд ли понравится, Гвинс. Да и это неплохая прибавка к жалованию. Бери в постель кувшин вина и спи как младенец.
Тот не ответил, уселся у огня, сильно сжав подбородок, будто горло врага, и застыл. У костра тут и там пробегали шепотки.
– Гвинс, ты чего? – спросил заросший по глаза щетиной мужчина лет тридцати. – Они тебе что, родня какая?
– Нет, – глухо отозвался тот. – Просто это… Неправильно. Как ты так легко об этом говоришь, Килк? О чём ты думаешь?
– Гарви правильно сказал. Я думаю о Лори. О нашем сыне. О нашем завтра и о хлебе с мясом на столе.
– Ты думаешь, у этих нет своих Лори, своих сыновей? Теперь у них ещё и завтра маячит поганое. Они же на рудники идут. Выблёвывать лёгкие, в которых застыла пыль. На галеры рвать жилы под свист кнутов. На юг поедут убивать друг друга за ломоть плесневого хлеба под чей-то смех. Ладно – орки. Хрен с ними, эту грязь не жаль. Но это люди. Как ты и я. Со своими Лори и сыновьями.
– Так то не мои, – отмахнулся Килк. – Они пусть как-нибудь сами. Всех в сердце не удержать. Не выдержит и лопнет.
– Ты бы, Гвинс, послушал. Килк тебе дело говорит, – Толс вытянул ноги и спокойно потянулся. – К тому же выбора у тебя нет. Хорош парням голову своим скулежом забивать.
Сагри всунул ноги в чёрные зевы солдатских сапог и подошёл к Гвинсу. Мозолистая рука сочувственно легла на плечо.
– О чужих пекутся, когда самому беда не грозит. Не горячись. Оно, конечно, погано, но так почти всегда и бывает. И у тебя с этим, парень, нихрена сделать не выйдет.
Гвинс дёрнул плечом, скидывая руку. Сагри хмыкнул, хлопнул его по спине и пошёл в темноту.
– Всё. Посидели, и будя. Первая смена по постам.
Толс швырнул в костёр выструганную фигурку человечка, сыто рыгнул и, откинувшись на спину, стал любоваться по-осеннему яркими звёздами.
***
На противоположном конце опушки вставал лагерем обоз. Отрывистые крики и удары топоров метались из одного края опушки до другого, рикошетом отскакивая от древесных стен. Сумрак густым киселём затапливал окрестности, обволакивая каждую травинку и веточку.
Но ещё не совсем стемнело, и Арди, засев в кустах, пристально разглядывала выдающийся на опушку лесной язык. С её позиции было совсем не видно лагерь, зато прекрасно просматривалось место, из которого располагавшиеся на ночь люди были как на ладони. Почти весь день они с Адреем потратили на то, чтобы выбрать такие точки возле каждого крупного завала. Теперь оставалось только ждать.
Лук с натянутой тетивой стоял рядом, прислонённый к стволу дерева. Из земли у её ног странными пернатыми ростками торчали стрелы. Арди почти нежно поглаживала меч, лежащий на ее коленях. Рука то скользила по прохладной стали клинка, то цеплялась за ухватистую рукоять.
Где-то в лесу стих монотонный стук дятла, и Арди замерла. Вскоре звуки ударов вновь загуляли по лесу, и девушка, выдохнув, продолжила гладить оружие.
Гладкий холод – шершавое тепло.
Туда – обратно.
Раз за разом.
Так странно. Сколько лет уж этому клинку? Только у неё он уже лет десять, если не дольше. А ведь когда забирала у прошлого владельца, меч уже был не нов. Оружие чаще переживает человека. Если не хозяина, то его врагов точно.
Зачем он ей? Арди никогда не втыкала сталь в тело человека. Ну кроме того случая в трактире. Всегда только отпускала тетиву. Просто разжимала пальцы. Остальное делали случай и стрелы.
Это ведь не считается?
На мгновение в памяти вспыхнули факелы, беспорядочно пляшущие в ветреной темноте ночной дороги, засвистели стрелы и по ушам ударили испуганные крики. Хлопки тетивы где-то в ближайших кустах, её собственная рука, тянущая следующую стрелу. Ощетинившаяся оперёнными палками, как диковинный ёж, лошадь, храпя, валится на бок. Люди на дороге испуганно и бестолково мечутся.
