Дмитрий Миронов
Психоделическая пишущая машинка
Он встретил ее у станции метро, как говорили раньше в «рабочем квартале». Куда ни глянь, трубы заводов. Во дворе остановились у кирпичной стены старого разрушенного флигеля. Вся стена была расписана граффити. Роберт нашел среди этой мазни какой-то иероглиф и спросил:
– Цифру видишь?
– Вроде… четыре.
– Иди сюда.
Он вытащил из кармана рулетку и отдал Нике.
– Тяни на четыре метра.
Сам прижал кончик полотна к иероглифу. Ника послушно отмотала рулетку на положенное расстояние.
– А теперь замри.
Роберт очертил мелом на асфальте облачко вокруг Никиты. Потом сложил в облачке пирамидку из битых кирпичей. Сфотографировал пирамидку на фоне стены и что-то записал в телефоне.
– Пошли дальше.
Ника с любопытством разглядывала стены, райтеры здесь славно покуражились. В этом районе много старых нежилых зданий. Все вертикальные плоскости были расписаны краской. Они искали только «серебро».
Ника и раньше видела эту серебристую каракулю, исполненную, кстати, весьма в изящном каллиграфическом стиле. Чаще она изображалась вытянутой колбаской из нескольких латинских букв, а иногда одним замысловатым символом. В этих символах требовалось найти цифры. Измеряли расстояние, и Роберт заносил данные в телефон.
– Что там?
– Семнадцать!
Вместо рулетки в руках Роба появился небольшой приборчик размером с пачку сигарет.
– Лазерный дальномер, – пояснил он и пульнул лучом в стену.
Ника не задавала вопросов. Роберт тоже. Он шел широкими шагами, о чем-то сосредоточенно размышляя.
– Я не могу так долго бежать за вами.
– А, извините, задумался. Пойдемте в офис, это недалеко.
По дороге купили чай в закрытых стаканчиках и пару пакетиков с пирожками. Офис представлял собой комнату средних размеров в расселенной коммуналке на первом этаже.
Первое, что бросилось в глаза, это пейзаж в рамке над письменным столом. На картине был изображен счастливый ослик «овальная морда», над ним яркое солнце. В углу рамки название – «Полдень».
– Какая прелесть, – подумала Ника и мысленно срисовала трансцендентальный шедевр.
Роберт сразу сел за стол:
– Надо закончить отчет.
Ника с наслаждением провалилась в кресло. Ноги очень устали с непривычки.
Помимо мебели в комнате стояли на полу коробки большие и маленькие. Два бокса определенно – системный блок и монитор, которые просились на пустой письменный стол. Да и вообще, здесь пахло деньгами. Судя по евроремонту, не распакованным коробам и новому креслу, вполне можно судить, что у конторы есть спонсор или грант.
Роберт картинно мазанул указательным пальцем по сенсорному экрану и сказал:
– Давайте чай пить.
– Я уже…
Ника пыталась слизать языком клубничный джем с губ. Грудь и колени ее были усыпаны крошками…
Потом они собирали еще один стол. Ника держала, Роб жестикулировал отверткой:
– …Попросили провести исследование. Эти знаки на стенах следы метаморфа. Когда он меняет сущность, непроизвольно отбрасывает сгусток неведомой энергии. Получается вот такое «граффити». Это, как круги на полях или рисунки в пустыне Наска, пламенный привет от наших друзей из космоса…
И вообще, Роберт в офисе преобразился. Перешел на «ты». Теперь Ника старалась на него не смотреть. Если не считать отца, этот парень был самым интересным человеком. А все начинается с первого взгляда. Всегда…
– Завтра приходи к девяти утра.
– Чем займемся?
– Надо прыгнуть с крыши.
– Ладно…
Голос Роба вновь стал серьезным.
– Ты будешь стоять внизу, и снимать на камеру. Я буду наверху, а прыгать будет Егор. Вот он.
Роберт разгреб ворох коробок и вытащил на свет божий какой-то скафандр или надувной манекен.
– Это супер чувствительный механизм. Только надо его еще наполнить балластом. Поступил заказ от одного частного лица. Есть версия, что живой человек, прежде чем разбиться в лепешку, сначала сходит с ума, потом умирает от разрыва сердца.
Роберт проводил ее до проспекта.
– Вот так прямо, и там метро. До завтра?
– Я приду. Я не испугалась.
– Мне повезло…
Пока ехала домой, думала, как сядет за ноут, будет гуглить новые слова. Но… лежала и смотрела в одну точку. Вспоминала блеск его очков и смешной командный голос. Что он имел в виду – мне повезло? Этот вопрос мучил ее весь вечер. Когда из компьютерных колонок заиграла ее любимая «поедая вишни» – teen suicide, Ника, вдруг, заплакала одним глазом. Как-то странно у нее это получилось…
Роберт нашел место, где умная кукла благополучно сиганет с крыши без привлечения лишних глаз. Это был облупленный торец девятиэтажной панельки.
Егорка идеально шлепнулся об асфальт. Ника в темпе собрала остатки манекена в баул и села на скамеечку. Вместо Роберта на тропинке между кустами нарисовалась нервная старушка. Телефон она держала наготове, как пистолет. Собралась небольшая толпа.
– А где он?
– Может, улетел обратно?
Наконец, показался Роберт. Он подхватил баул на плечо. Толпа почуяла неладное:
– Эй! Подождите!
– Молодые люди!
Они бежали по аллеям и тропинкам, мимо детских песочниц и мамаш с колясками. Кусты царапали лица, лаяли вслед собаки…
– Нужна машина, – сказал Роберт, когда вернулись в офис.
И еще он выдал первый гонорар.
– Это за вчерашний день. Платить всегда буду сразу. Кто знает, что будет завтра.
– И что, эта дичь реально существует?
– Метаморфы? Понятия не имею. Скорее всего, очередная задротская штучка. Навоображают себе. Да, пофиг. Оплатили и ладно.
Он показал на металлическую сферу, лежащую на столе. Этот шар с «глазами» они вытащили из головы Егора.
– Вот тоже, якобы прибор, имитирующий мозговую деятельность человека. Это же полный бред. Вечером, заберут. Наше дело маленькое…
Наконец-то, вернулся отец. Последняя смс-ка от него была два дня назад. «Жив здоров скоро буду».
Незнакомый запах слегка встревожил. Кто-то чужой был в квартире.
– Заходи.
Альберт снимал плакаты и рисунки со стены в своей комнате. Подозрительная женщина помогала ему.
– Это Валерия.
– Драсте. А что здесь происходит?
– Мы уезжаем. Лера продала свою комнату. Хотим купить домик в деревне. Ты же одна не пропадешь?
Отец говорил, что природу не обманешь и про каких-то внуков, которые обязательно скоро появятся, и ему пора освобождать место. И так далее, в том же духе. Ника думала – как переварить эту новость, какого цвета, вообще, сейчас полоса в ее жизни, черная или белая?
– Я на работу устроилась.
– О! – Альберт кивнул головой, как бы подтверждая свои слова, что она не пропадет.
– Что делаешь?
– Сижу в офисе.
– Скучно, наверное.
Ника засмеялась.
– Скучно не бывает, поверь.
Она выпила с ними крепленого вина. Отец сказал, что уедут недалеко, еще не решили. Лера неожиданно подала голос:
– Куда скажешь, туда и поедем. Хочешь, в вонючую Гатчину или в армянский Всеволожск. Я везде жила.
Голос у нее был на удивление молодой и приятный. Кстати, она улыбалась на многих фото, которые висели на стене.
– Похожа? Здесь мне пятнадцать. Это после концерта в «Орландине».
Когда Валерия ушла в туалет, Ника спросила:
– Ты серьезно?
– Конечно. Как у тебя, все хорошо?
– Даже не знаю. Но скорее всего да, все замечательно.
– Мы уедем рано. Тебе во сколько на работу?
– Как проснусь. Графика нет.
– Ты звони хоть иногда.
– Ты тоже…
***
Ника посчитала деньги, которые получила от Роберта за все время. Его конверты она собирала в коробочку. Жила с продажи артов. Ей одной вполне хватало.
За эти три месяца Ника бегала от полиции четыре раза. Косплеила Турангу Лилу на каком-то фесте, попросили заменить заболевшего аниматора. Никогда не забудет перфоманс с переодеванием в заношенные и вонючие хоккейные латы. Сверху еще напялила мужскую куртку и натянула капюшон. Получился злобный шарик на тонких ножках. Роберт показал, как крутить нож бабочку. Сам он тоже нацепил на себя какую-то рвань и снял очки. В темном переулке, в указанном месте, дождались «жертву». Молодой парень со своей тянкой нарисовались в конусе света уличного фонаря. Роберт бодро выскочил из кустов и попросил «лавэ и телефоны». Следом выкатилась Ника, в ее руке сверкала «бабочка». Парень бросился грудью на ножи, как истинный Думгай.
– Техника тысяча смертей! Ю!
«Налетчики» в ужасе бежали прочь. Вечером на карту упали деньги. Все счастливы.
Иногда они сидели в офисе без дела. Роб чистил от снега крыльцо и асфальтовую дорожку к тротуару. Ника читала всякую ерунду в интернете. Или смотрела на шефа в окно, как он пыхтел, кидая снег лопатой.
Ника размышляла, откуда все это, ведь нет никакой рекламы и даже аккаунтов или хотя бы своей группы в какой-нибудь соцсети. Роберт отговаривался глупыми фразами, типа про него и так знают, кому надо. Бывало, телефон звонил своеобразной шизоидной мелодией. Это был вызов только одного абонента. Из динамика доносился дребезжащий мужской голос. Уколы ревности мгновенно растворялись в деловой идиллии. Ника не хотела знать, есть ли у него кто, может, дома ждут и ревнуют. Спросить, даже намеком, да она бы мгновенно истлела от стыда. Лучше так, в возбуждающей невесомости.
С дребезжащим абонентом Роб убегал разговаривать на лестницу. После этого ходил мрачный. Однажды, выдал:
– Какой же я хуйней занимаюсь…
В тот самый счастливый день, она была дома. Роб сказал – если что, позвонит. Представляла, как он в офисе сидит, закинув ноги на стол, и смотрит в окно на каскадную завесь снегопада. И мысленно разговаривала с ним: – Что случилось, друг? Наше бюро накрывается медным тазом? Можешь не платить, я просто посижу рядом…
И Роберт услышал. Раздался входящий зума. Ника прикрылась одеялом…
– Привет!
– Здрасте. Ну, чего там?
– Да ничего, тишина. Решил позвонить. Чем занимаешься?
– Я? Ничем…
– Ты что красная, заболела?
– Не, я норм.
Голос чуть не выдал внезапный приступ паники.
– Может, нажремся?
– Что?..
– Заеду за тобой на такси!
– Ладно…
…Его друзья красивые и молодые толпились у дорожек боулинга. Ей нравилось, как Роб, будто опомнившись, ищет ее глазами в полумраке кафе-бара. Он стал совсем другим, это был Роб настоящий, что ли.
Какие умные эти люди, думала она, разглядывая парней рядом с ним. Они подходили к столику сделать пару глотков пива, не прерывая разговоров. До нее долетали обрывки фраз:
– …Какая разница, как люди становятся счастливы, и с чего все начинается. Слова, их смысл на бумаге или в буквах мгновенных сообщений, это все, что останется после нас…
– А я спокоен за родину в следующем году…
Обычные парни, сказал потом Роберт – промышленные альпинисты, слаботочники. Был даже один тип, Роб называл его Сантехником, он единственный говорил матом и выглядел старше остальных.
– …Недавно один жироид отвалил тридцать косарей за починку кресла. Но я там полдня возился, жирный свин ушатал его своим весом. Ему в нем думается лучше. Ахуенное кресло, английское. Иногда просят сделать тайник для бабок от опостылевшей жены. Тут мелочиться не надо, пятак беру…
Ей тоже дали попробовать метнуть шарик, но он покатился куда-то в другую сторону. Боулинг Ника видела только в кино. Казалось, сейчас под грохот шаров и треск разлетающихся кеглей, подойдет какой-нибудь хмырь в драной кожаной куртке и скажет:
– Где деньги, Лебовски?
…В глазах стало мелькать, красивые лица превратились в стеклышки «Калейдоскопа». Потом все упало и рассыпалось. Нет, ничего не случилось. Просто, как в тумане ехали домой. Единственное, что запомнила, круглые глаза Роберта, когда вошли в ее комнату:
– Ну, у тебя и срач.
Ночью проснулась от крика:
– Где ты?!
Только не могла понять, она кричала или кто-то другой. Роба не было рядом. На полу тоже. Он напугал ее – выглядывал из коридора, будто чего-то испугался и теперь боялся вернуться на кровать.
– Что случилось? Иди сюда.
Роб исчез, оказался миражом, сотканным из очертаний неодушевленных предметов. На кухне лунный свет напечатал на полу длинные тени посуды на подоконнике. Ника замерла, прижавшись к стене. Скрипнул где-то пол…
– Я люблю тебя, слышишь?
Голос витал, где-то прямо перед ее глазами. Слова материализовались в белые крошечные буквы – «ю» и «я». Их было много, как звезд тогда во сне, на песочном берегу, под скрип пальм и шелест волн…
Что-то мешало ей, она почувствовала какой-то дискомфорт между ног. Дрожащими руками нащупала маленькую голову, торчащую из влагалища. Зародыш улыбался и бодро смотрел в глаза. Она взяла его за шею и потянула. За ним показался еще один, потом вылез еще и еще. Эти коконы, на выходе, доставляли мучительное наслаждение. Ника стонала и корчилась от упоительного экстаза, не переставая медленно вытягивать из своего лона эту бесконечную гирлянду. Бедра двигались в такт выпрыгивающим сарделькам. Последний плод лопнул внутри, и теплый кисель ударил в матку. Этот толчок сдетонировал в каждую клетку головного мозга, оранжевая вспышка оргазма свела челюсти в радостном крике. Она будто жевала органический сгусток, кисель вышел горлом, его было так много, что он вытекал через поры вместе с потом.
Ника закашлялась и проснулась. Белки глаз Роба с черными дырками зрачков висели над ее лицом. Она чувствовала жар его дыхания, толчковую силу мощных бедер. Роберт отклеился от ее тела, упал рядом обессиленный.
Этот проклятый кисель в животе рвался наружу. Едва успела открыть рот и перевернуться на бок. Кисель звонкими шлепками лился на пол, пока не вытек весь. Стало легче дышать.
Она видела, как Роберт искал свою одежду. Хлопнула дверь.
Ника снова провалилась в тревожную дремоту, вздрагивая от внезапных кошмаров. Ночь затянулась…
Черная бабка ходила по потолку. Очень странно было слышать шарканье ног, где-то сверху. Ведьма что-то искала в лепнине около люстры. Долго стояла на краю, брошенного на стену, серого квадрата лунного света. Зависла прямо над кроватью, голова ее опрокинулась, глазницы были похожи на цифру восемь, две черные капли, как пенсне Морфеуса. Бабка что-то прошептала и исчезла в чернильном мраке за шифоньером.
…Никогда еще Ника так не радовалась утреннему небу за окном. И никогда не было так плохо. Кишки вытекали на пол, спазмы выдирали оставшуюся внутреннюю плоть из измученного рвотой живота. Поняла, что жива, когда зрение вернулось после последней судороги, черный туман рассеялся. Нащупала телефон. Сообщение от Роба: «позвони, как проснешься»…
…Она высчитывала координаты его шагов. Вот он вышел из метро и идет по Невскому проспекту в лавине людских голов и поднятых воротников. Остановился на перекрестке, вспыхнул зеленый. Толпа навстречу. Вот он смотрит в ее окна, прикрывая глаза от метели…
Роберт принес клубнику в лукошке и ее любимый десерт из пекарни.
– Извини за вчерашнее. Фигня получилась…
Вытащил из внутреннего кармана бутылку.
– Будешь?
– Больше никогда в жизни!
– А я выпью.
Всю ночь метель стучала в окна. Зима обложила белой ватой крыши. Снега навалило на карнизы окон, серое утро стало еще темнее.
Телевизор постоянно показывал какие-то новости. Как Роб нашел телепрограммы, для Ники было загадкой. Пульт давно утерян, LG 65 дюймов включался пальцем и служил вторым монитором ноутбука, что бы смотреть сериалы с интернета.
Ника рисовала Роберта, вслепую, глядя только на натуру. Сидела по-турецки под столом, здесь был лучший ракурс. Несколько росчерков пастелью и лист бумаги летел на пол. Роб этого не видел, залип на говорящие головы в телевизоре. Ника собрала листы… какие-то каракули. Что бы успокоить самолюбие, быстро изобразила профиль классическим образом. И порвала на кусочки.
– Я – гребанная нейросеть. Ладно, к черту все. Закончу коллаж.
Какая-то несуразная чепуха получалась. Что она делает не так? Их лица, пропущенные через фильтры фотошопа, вырезанная из фольги латиница, ломаные линии черно-белых перекрестков из памяти ее фотоаппарата, все это складывалось на панели, почему-то в какой-то дом. Она постоянно видела крышу и стены с окнами в геометрии собственных абстракций. Почему никак не удается сложить задуманный пазл? Осенило – это же казенный дом. Нас заберут в полицию, она даже засмеялась, этого не избежать.
Роберт оглянулся с кровати:
– Ты чего?
– Ничего… кушать будешь?
– Давай позже.
– Давай…
Ника замерла, увидела свое отражение в полировке шкафа. Мурашки рассыпались по затылку, побежали по спине. Господи, а ведь она счастлива. Боялась пошевелиться, что бы ни спугнуть наваждение.
– Я тебя люблю…
Он не слышал. Этого и не требовалось. Это было не признание, скорее черта или жирная точка в карусели собственных смешанных чувств.
Прошло несколько дней в запертой метелью квартире. Сутки на пролет смотрели сериалы. Их вкусы почти совпадали. В «Периферийных устройствах» Хлоя слегка подбешивала в ссорах с братом.
– Зато не растеряла харизмы со времен Убивашки.
– А эта из семейки Адамс, как ее?
– Собирай свои сундуки, Уинсдэй!
– Во всех сериалах теперь главная героиня ахуевшая малолетка.
– Только не гони на «Last of Us»!
– Там вообще какой-то дауненок.
Хотела сказать – сам ты. Но боялась, и так нервный в последнее время. Загадочно молчит, будто что-то задумал. Все свои новости смотрит. А там мелькают танки и самолеты, похожие на муравьев солдаты бегут в атаку…
– Скоро Новый год, что будем делать?
– Какой к чертям Новый год!
Роберт разозлился, заходил по комнате.
– Мне пора.
– Ты женат? Ладно, можешь не отвечать…
Нижняя губа ее распухла, и задрожали щеки.
– Я не вру тебе. Просто, надо…
– Куда?
– Позвоню. Все, пока.
И снова хлопнула дверь. Ника изумленно смотрела на его тарелку с нетронутым ужином. Сбросила ее на пол. И заревела. Утонула в слезах…
В полночь кто-то стучал в дверь. Она выскочила голая на лестницу. Никого, только еле слышно, как вьюга воет в окнах. Спустилась до самой двери парадной. Опомнилась, бегом вернулась домой…
Утром звякнула смс-ка, на карточку упали деньги.
– Телефон абонента выключен или находится вне действия сети.
– Ну, нет!
…В офисе за столом сидел Сантехник. В кресле Ники, вытянув длинные ноги, симпатичная девушка. На столе бутылка и пепельница.
– …У этих промышленных альпинистов какие-то коричневые пятна в области таза. Это от страха, я полагаю.
– Роберт здесь?!
Сантехник чуть не выплюнул сигарету.
– В военкомат пошел. Что случилось?!
– Зачем?! Он же слепой.
– Сейчас всех берут. Телевизор, что ли не смотришь?
– Давно?
– Только что. Ключи от конторы отдал и почапал.
И снова она бежит. Привыкла за последнее время.
Мелькают двухэтажные домики из желтого кирпича, улицы Бабушкина и Дедушкина, книжная ярмарка и сквер Екатерины Демидовой…
Ника увидела его, выходящего из «магнита», споткнулась и упала на колени. Вставать не спешила. Из карманов на снег полетели упаковки лекарств, их было много, все, что нашла дома. Когда карманы опустели, она принялась быстро вытряхивать таблетки из упаковок в ладошку и пихать горстями в рот.
Роберт бросил сумку и побежал к ней.
– Что ты делаешь?!
Она подавилась, и все таблетки выскочили из нее вместе с кашлем.
– С ума сошла, да?!
Ника сгребала рассыпанную по снегу отраву, пыталась опять засунуть в рот. Но руки не слушались, она размазывала начавшие таять лекарства по щекам…
Роб схватил ее за ладони.
– Прекрати! Я должен, понимаешь…
Шокированный и растерянный он искал нужные слова, блеял, что-то про мир во всем мире и победу справедливости. Но голос и тон становились все менее уверенными. Он заткнулся, боясь, что сам сейчас заплачет. Ника обессилела, лицо ее было черным от слез. Она тихо сказала:
– Мне плевать на мир во всем мире. Я хочу, что бы ты вернулся домой.
Часть 3
Альберт и Валерия смотрели на огонь в печке, как в телевизор, не отрывая взгляда. Им было почти девяносто лет на двоих, и они никогда не видели этого чуда. Не слышали треск поленьев и гула печной тяги. Можно было распаковать плазменную панельку, есть два терабайта фильмов и сериалов. Но они предпочитали таращиться на пляшущие языки огня, пожирающие дрова.
Тепло накрывало все углы старого дома. Становилось невероятно уютно и на душе спокойно. За окном, в желтом пятне уличного фонаря бесновалась метель. При порывах, звенели стекла в ветхих, оконных рамах и завывала дымовая труба.
Альберт сидел у самой печки на низкой табуретке, Валерия лежала на кровати, укутанная в старые шубы, найденные в шкафу. Она сказала:
– Мне страшно здесь.
– Это первая ночь, привыкнем. Кстати, я недалеко лыжню видел. Куплю себе лыжи, в детстве очень любил. Мы у Приморского парка Победы жили на проспекте Динамо. Каждое воскресенье зимой, предки еще спят, я лыжи на плечо и вперед…
– А я «магнит» видела, кстати, у нас есть чего?
Альберт вытащил из сумки бутылку водки. Налил ей в кружку.
– Сам-то будешь?
– Не, у меня дела.
– А, твоя психическая пишущая машинка!
– Психоделическая. Хотя, наверное, с концептуальной точки зрения – сюрреалистическая.
– Говори, говори свои умные слова, что бы я заснула.
– Нет, я лучше разверну свою «машинку» так, что тебя не будил свет монитора.
– Спокойной ночи, любимый.
– Будь…
Он разгреб бардак на столе после их ужина, заварил чаю и включил ноутбук.
«ИДЕАЛЬНАЯ НЕСОВМЕСТИМОСТЬ. ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Что я вижу с закрытыми глазами за несколько секунд перед тем, как провалиться в сон? Лица, много разных лиц мелькает предо мной. Изумительно странные или просто страшные. Мне кажется, происходит генерация будущего сновидения…
…Я уже давно иду и иду. Но, ровно настолько, что бы ни потерять из виду наконечник моей пирамиды. Вижу, как округляется линия горизонта. Потому что, больше ничего нет. Под ногами труха из всего, что было и из всех, что были. Смесь праха и пепла. И так везде на многие тысячи километров. Океаны засыпаны горными массивами, все рассеяно на молекулы и укатано в шар. Планета Земля стала ровная, как глобус.
Наконечник едва бликанул на солнце. Боясь потерять ориентир, в панике побежал обратно. Мой дом – стеклянная пирамида посреди пустыни. Я не знаю, как здесь оказался и зачем. Места хватало как раз на одного человека, можно было спать, прислонившись к одной из четырех граней…
Отдышавшись, я пошел теперь в другую сторону. Вокруг одна и та же картина – гладкая пустыня и мертвая линия горизонта.
Неожиданно, в дымке от испарений новой земной коры, я увидел такой же наконечник, как у моей пирамиды. И чуть не закричал – ура! я не один! По логике мироздания, это должна быть женщина. Но, через несколько десятков шагов понял, что рано радовался. Это был не человек, а некая сущность в праздничном колпаке. Круглые формы субстанции давали основания предполагать, что это чья-то голова, только очень большая, размером с двухэтажный дом.
Так и оказалось. Это была голова пупса. Черные зрачки в добрых глазах косились в мою сторону, колпачок умильно съехал на бок. Голова ждала, когда я подойду ближе. Но я не торопился, сел по-турецки неподалеку.
Все это казалось забавным. В подтверждение моих мыслей, раздался крик:
– Папа!
Стало смешно. Но, тут же исчезли добрые глаза и другие органы чувств… и голова начала переливаться множеством лиц. Злые, некрасивые, умные, придурковатые они мелькали, как в картотеке полицейского бюро. Наконец, карусель заглохла и остановила свой выбор на неимоверной харе, какого-то бомжа.
– Хочу джип!
Вскричала харя. И я узнал! Это Валера Полспиртаполводы. Только пережеванный нейросетью – глаза треугольные, губы, словно две гигантские пиявки…
Мы виделись последний раз очень давно. Я собирался в армию, заканчивал колледж. Валера жил в доме напротив. Увидев меня, он заорал:
– Мне не надо ни мерседесов, ни бээмвэх сраных! Хочу джип!
Я-то остановился просто поздороваться. А он продолжал махать руками:
– Ни мерседесов, ни бээмблядей этих, только джип!
Мне трудно было представить эту харю за рулем, какого либо автомобиля в принципе. Но тогда я боялся и внимал. Как понял, его кореш работал на заводе, вместе они тянули оттуда тонны цветмета. Через несколько лет, вместо джипа, Валера заполучил костыли. Так он и канул, остался навечно в девяностых, не дожив до светлой эры развитого капитализма.
Голова продолжала рыться в моем подсознании. Вынырнул еще один полностью забытый образ. Я был совсем маленький, с бабушкой ехали на поезде в солнечный город Евпатория к каким-то друзьям. Ехали в плацкартном вагоне. Мужики бухали, пели песни. Грустил только один из них – злой и усатый. Он смотрел в одну точку и, скрипя зубами, постоянно повторял:
– Моя мать всю жизнь за сто рублей рулоны катала…
Потом у него капитально фляга свистнула, стал бегать со штопором по вагону за проводницей…
Я видел, как его били ногами толстые милиционеры на перроне города Жопинска, в самом центре средней полосы России. Кто-то выкинул в окно его сумку, оттуда вывалилась смешная футболка бобочка. Помню, как мне стало жалко этого дурака, когда поезд отчаливал от платформы. Мелькнула площадь с Лениным, серп и молот на крыше «сталинской» пятиэтажки, потом все утонуло в зелени частных домиков…
– Как тебе новый дом?
Я очнулся от воспоминаний. Голова вернула себе первоначальный облик.
– Пирамида? Да ничего, – говорю, – жить можно.
– Привыкай. Мы теперь вдвоем на полмиллиарда квадратных километров. Все, как ты любишь. Красиво, правда?
Пупс крутанул зрачками, как бы подчеркивая масштаб «красоты».
– Спасибо, – говорю.
Земля высыхала неравномерно под лучами солнца. Сочилась кое-где кровью и солью океанов. Я разглядывал отсев на ладони – смесь крошки бетона, стекла, пластика и микроскопических кусочков мяса людей и животных. Еще были вкрапления органики, вероятно, земной флоры.
– Значит, это все я?
– Ты же хотел, что бы тебя оставили в покое, получи. Да ладно, нормально устроимся!
– А если я умру?
Голова задумалась. Зрачки упали на дно глазниц…
– Мне нельзя без человека. Ты должен задавать вопросы, я генерировать ответ. Все логично.
Я выбрал место и прилег, мечтательно уставившись на нить горизонта.
– Хорошо, – говорю, – тогда спой чего-нибудь.
– Я знаю, чего ты хочешь послушать.
– Не сомневаюсь…
И пупс запел голосом Мортена Харкета:
– Тэйк… он… ми…
И я проснулся от смеха.
Пластинка A-ha вхолостую кружилась на проигрывателе. За окном привычный шум перекрестка. Все на месте, не сгорело и не превратилось в овсяную кашу в очередной раз. Я вытащил из-под подушки дневник и записал сон, пока не забыл. И про вчерашний коллапс и рассыпающуюся на запчасти Вику и призрак Лии, и ее последние слова…
Дневник – всегда со мной, обычный «notepad», подарок каких-то заказчиков, исписанный моим каллиграфическим почерком. Стараюсь, с расчетом, что может быть, найдут потомки, им будет, что прочитать. После каждого прыжка в параллельные миры, я нахожу его в самых разнообразных местах: портфеле, в кармане пиджака, под подушкой.
14. 10. 202…
Целое утро прошло в задумчивом созерцании стен. Может, это все было сном – кошки верхом на лошадях, веселый курьер и человек шампиньон…
Из оцепенения выдернул лай собаки, той самой болонки. Я бросился на кухню, там окно выходит во двор. Лай был звонкий с эхом, пес надрывался где-то в подворотне. Я залез на подоконник и увидел… Лию! Куда-то спешила, едва успел разглядеть, что это именно она.
Весь оставшийся день просидел у окна в ожидании, несколько раз выходил встречать ее на улицу. Уже совсем поздно вечером, придумал глупый предлог и позвонил в дверь соседям. Никто не открыл. Вдруг, хлопнула внизу дверь парадной, вздрогнул и поехал вверх лифт. Я остался ждать. Что такого? Просто скажу – привет. Хотя, наверняка это кто-нибудь из соседей этажами ниже. Так и оказалось. Лифт замер, не доезжая один этаж. Я уже хотел уйти, но прислушался. Никто из лифта не вышел или сделал это очень тихо. Несколько минут мы стояли, слушали дыхание друг друга. Я на пороге своей квартиры и некто за кабиной лифта.
– Лия!..
В ответ суета, шорох легких ног, и лифт поехал вниз. Я бросился догонять по лестнице. Дверь на улицу хлопнула перед самым носом. Некто растворился в вечернем столпотворении.
16. 10. 202…
Интересно, кто я теперь на работе? Если сейчас реальность, как до первого «бада-бума», значит, я обычный бух без претензий на будущее. Все верно, все было на своем месте: канцелярия в органайзере, компьютер с рожами из Футурамы на заставке, кресло под мой рост. Почтовый ящик забит почтой с пометками «срочно»…
Вика не поздоровалась, я тоже. Это нормально. Я стал мудрым и равнодушным. Искоса разглядывал ее лицо, вспоминая наш единственный «сеанс» и ее «бип» пальцем ноги. Как потом вертел ее целые сутки. Хотел ли я повторения? С той позавчерашней, может быть, но не с этой, которая спряталась за монитором. Отталкивающе она выглядела, как манекен в парике. Вспомнил блеющего в экстазе курьера, желание вмиг улетучилось…
Ровно в полдень у нее на столе замяукал телефон. Очень натурально. Я даже встрепенулся:
– Кто это?
– Кошки мои звонят.
Оказывается, Вика нажимает кнопочку в телефоне, и устройство дома отсыпает животным порцию корма. Животных такой породы требуется кормить строго в определенное время. И сигнал врубает напоминание.
– Придумают же, – говорю.
Что еще нового? Я стал внимательнее к деталям вокруг…
– Обедать не будешь, что ли?
– Буду. Как обычно, на курьера?
Я полез в карман за деньгами.
– Какого курьера?
Хорошо, что она никогда не смотрит в мою сторону, когда мы разговариваем. Не увидела моего замешательства.
В столовой занял свободный столик, стал наблюдать за коллегами. Они подходили к микроволновкам, стоящим в ряд вдоль стены, давили на кнопки, при этом ничего внутрь не ставили, только забирали. Черт меня подери, да это же 3D принтеры! Я выбрал в меню блюдо – какой-то «грандэндпинштель» и нажал кнопку. Выскочила надпись – «ждать 4 минуты». Призывно замигала панелька «биосмарта». Приложил большой палец правой руки, как это сделал парень рядом…
Изумительная инсталляция на теплой тарелке выскочила из «печки» мне в руку. Я даже зажмурился от яркости красок и великолепия всей конструкции. Как возможно это жевать, хавать, рубать? Вкус и запах напоминал о чем-то далеком и неуловимом, о чем мечтал в далеком детстве. И по тихой грусти я, все же слопал произведение искусства. Инстинкт голода сильнее эмоций. Плакал и ел…
Стало интересно, сколько сняли за удовольствие. Но… не нашел в меню телефона привычного вензеля логотипа банка. Не было никаких упоминаний о банковских операциях – платежах или подобной ерунды. Где вообще зарплата? Какая сейчас система перераспределения денежных средств? Остальные лого были на месте. Спросить у Вики? Примут за идиота. Или шпиона, вдруг, идет война…
Нажал пальцем скромную «иконку». И, сразу нашел, что искал. Какая-то «Всеобщая система». Остаток моего счета – около пяти тысяч рублей. Я сразу приуныл – чего-то, ну очень мало, позавчера было в десятки раз больше. Но вот, что успокоило – списание средств несколько минут назад за кулинарный шедевр из непонятных, но вкусных ингредиентов – всего полтора рубля!
