Дмитрий Миронов
Психоделическая пишущая машинка
Работы так и не было. Дождался полудня – время ланча, и пошел искать эту улицу. Все равно заняться нечем. Если что, позвонят.
Странно, торговый центр, в котором я лакаю по утрам капучино с десертами, стоит на том самом месте, где по моим расчетам должен начинаться этот мифический переулок. Может, это пассаж и я выйду, куда надо с другой стороны?
Краем глаза, боковым зрением, или как это назвать, вдруг, заметил знакомый силуэт. Риэлтор! Он стоял на верхней ступеньке лестницы и смотрел вниз, как в пропасть. Эскалатора на второй этаж не предусмотрено. Люди спокойно спускались и поднимались по ступенькам, обтекая фигуру в плаще. А он не мог решиться на эти, казалось, простейшие движения нижних конечностей.
Я спрятался за рекламный щит. Риэлтор неожиданно, как-то весь сломался, превратился в парализованного инвалида. Дерганной, мультипликационной походкой спустился вниз. Все случилось быстро, я не успел вытащить телефон, снять это на камеру. На первом этаже ему полегчало, он выпрямился, бодро пошагал на выход.
По улице шли недолго, через дом он свернул за угол. Людей здесь не было вообще. Несколько припаркованных автомобилей и никакого движения. Я потерял объект на несколько секунд из-за микроавтобуса на обочине. Мелькали тени людей на проспекте, впереди нависал каменный тупик. Вокруг кирпичные стены и карнизы редких окон. Риэлтор совсем пропал. Я взглянул наверх и обрадовался, вон и мое окно кабинета. Все сходится…
Тихо в переулке, только слышу едва уловимое цоканье копыт. Не каблуков. Быстрая иноходь какого-то парнокопытного со стороны проспекта. Животное трусило где-то на противоположном тротуаре, его было не видно из-за плотно стоящих друг за другом автомобилей. Остановилось. Я ждал, что сейчас будет. Был готов ко всему. И, на проезжую часть вышла… собака. Лохматый водолаз, только белый с розовым подшерстком на морде. Я мог поклясться, что это Тяпа с первого этажа. Только вырос сволочь и переобулся. Несколько секунд мы смотрели друг другу в глаза. Я не выдержал:
– Пошел вон!
Пес сиганул, как мустанг. Я за ним, туда, где люди.
Страха не испытывал. Чудовищней того, что я видел пару недель назад, вряд ли будет. Понятно, что потекли последние минуты этого мира. Или временного среза, или как там еще назвать. Я таранил своим присутствием, как мембраны, эти параллельные яви. Где и как закончится мой путь, знала только Лия…
Наши оба лифта работали непрерывно, словно поршни. Люди покидали офисы, расходились по домам. Наконец, и лифты затихли до утра. Ночью одинокий охранник будет гулять по коридорам, дергать за ручки двери кабинетов, попукивая от боязни темноты…
Я писал эти строки, не заметил, как стемнело. Не открывал дневник с того дня, как ушла Вика. Получилось на несколько страниц. Излучения монитора хватало, что бы видеть, что пишу. Все ждал, вдруг, упадет какая-нибудь почта. Но, увы. Пора было и мне на родной диван перед телевизором. Я убрал блокнот в кейс, выключил компьютер…
Мрак прилип к стенам. Свет Луны освещал только подоконник. Я почувствовал, что не один. Что-то шевельнулось в углу…
Я замер. Холодная капля пота разбежалась по щеке и разбилась вдребезги на идеальной полировке письменного стола…
Шаги. Слава богу, сюда кто-то шел. Шаги затихли, скрипнула дверь, и свет из коридора вырубил в стене ослепительный прямоугольник. Тень вошла в кабинет. Вспыхнул свет в люстре. Я даже обрадовался новому начальнику.
– Чего в темноте?
– Уже ухожу, – говорю.
– Почему не работаешь?
Я глупо захихикал.
– Тебе не сказали, что делать?
– Да про меня вообще забыли!
– Твое дело – смотреть!
– Куда?!
Он встал у окна и снова стал плоским, будто вырезанный из черной бумаги. Свет винтажной люстры едва рассеивал мрак, углы и стены так и не вынырнули из чернильного марева.
Я подошел… и пропотел от увиденного. В большой комнате на последнем этаже в доме напротив, люди праздновали Новый год. Мгновенно узнал Лию и ее отца, потом себя…
Переливалась искрами елка и хрустальная посуда на столе. Я с умной мордой разглядывал пластинки, Лия надувала воздушного тигра…
– Она тебе чего-нибудь передавала? Вот такое маюсенькое, вот такое, ну?
Начальник смешно показал пальцами «маюсенькое».
– Нет, – говорю, – ничего не передавала.
Он удивился и быстро отошел от меня на несколько шагов…
Все-таки в кабинете был кто-то еще. Этот кто-то выступил из темноты. И я увидел огромный шампиньон в деловом костюме. Вместо головы блестящий белый овал. Лицо отсутствовало. Ни глаз, ни рта. Он ударил меня в живот. Потом бил ногами…
Они усадили меня в кресло и стали вязать руки и ноги клейкой лентой. Начальник открыл какой-то чемоданчик, достал оттуда шарик величиной с куриное яйцо.
– Вот, – сказал он, – здесь камера, теперь я буду все знать. Один глаз удалим, это не больно.
Я снова заорал, когда он вытащил из того же чемодана шприц, наполненный какой-то инъекцией и нечто наподобие скальпеля. Его помощник схватил меня сзади за голову…
И вдруг, они оба остолбенели, будто, услышали что-то тревожное. Скальпель воткнулся в пол, искусственный глаз ускакал в темноту. Мой босс залаял:
– Ава, ава, ава…
И эти двое стали бороться. Мне так показалось. На самом деле, они пытались залезть друг в друга. Получилась несуразная многоножка. Еще секунда и начальник надел на себя туловище шампиньона, как скафандр. Не прекращая при этом издавать странные звуки:
– Ава, ава, ава…
Он еще некоторое время был ярким черным пятном в темноте. Потом растворился где-то под плинтусом.
Я настолько отупел от всего происходящего…
Липкий скотч на моих конечностях ослаб. Я дергался, как ужаленный электротоком. Пот лился градом, надо было передохнуть, собраться с силами…
Медленно угасал мираж в окнах напротив. Все превратилось в сопли, ель стала похожа на лысый верблюжий хвост. Кривые бутылки и блюда громоздились на горбатом столе. Все, как рисует искусственный интеллект. Потом и это исчезло. Проявился какой-то белый кафельный склеп. Я увидел Вику, она красила губы перед зеркалом. Вероятно, это был санузел, где-то…
Запиликал телефон, как спасительный импульс будильника, вытряхивающий из ночного кошмара! Телефон звонил той самой необычной трелью, рассыпающегося на атомы мироздания. Это была она, несомненно!
Как зверюга в капкане, я из последних сил рванул оковы. Руки освободились, но все равно не успел. Телефон заглох…
Тупо смотрел на угасающий дисплей. И вот, вижу, как над столом от телефона исходит слабое свечение конусом в разные углы кабинета. Телефон не умер, он продолжал искать меня в упорном желании, что-то сказать…
Кто-то шел быстрым шагом на фоне рассыпанных звезд в ночном небе. В треугольном сечении, наконец-то, появилась Лия…
Она помахала рукой:
– Привет!
Голос, как из динамика. В ответ у меня получилось, что-то вроде зиги. И улыбнулся, как мог. Лицо горело от ссадин, болели ребра и живот.
Она часто оглядывалась, наверное, кто-то нехороший шел следом. Было миллион вопросов, но я молчал. Мне казалось, что любое слово сейчас покажется невероятной глупостью. И я спросил:
– Ты с какой планеты?
– Я из прошлого, только очень далекого. Инопланетян не существует.
– А эти кто?
– Эти из будущего. Только сейчас не будем об этом. Это сложно для твоего понимания.
Она засмеялась, слегка задыхаясь от быстрой ходьбы. Смешно ей…
– И эта реальность тоже исчезнет?
– Да. Уже началось.
– Жаль…
– Будут новые миры, их очень много. Там, где ты сейчас, стоит другой город нам не видимый и еще и еще, до бесконечности.
– Как я еще не умер и не сошел с ума…
– А для чего тебе телефон?
Она снова засмеялась. Шорох ее легких шагов ускорился, она опять оглянулась назад. Эта волшебная симка из конверта пластинки Smokie. Ну, конечно же…
– Я хочу назад, в родную вселенную. Нашу! Где ты с отцом и я зову тебя гулять.
– Все вернется. Круг – идеал мироздания.
– Опять уходишь, а я не задал тысячу вопросов…
– Мне пора. Просто помни имя мое…
– Лия!
Мне нравилось кричать это.
Кромешная тьма окутала все вокруг. Исчезло даже окно. Я побежал вниз по лестнице. Охранника внизу не было. Я перемахнул через турникет и выбежал на улицу. Синее небо, неоновые трассеры рекламных вывесок, огнедышащие витрины магазинов, какофония автомобильных клаксонов, шум музыки из ресторанов, шелест толпы, все было, как должно быть…
– Пиу! – Вика выскочила из кафе, – я жду, жду. Ты где был?!
…Мы сидели за двухместным столиком под тусклым светом настенного бра. Вика говорила и говорила, а я пытался угадать, что она рисует указательным пальцем на этикетке полупустой бутылки. Увидел едва заметный отпечаток губной помады на краю бокала. Вспомнил, как находил эти пятна на своем теле. Внезапно, стало ее безумно жалко. Жалко всех этих людишек. Я прикрылся ладонью, будто зачесался лоб, что бы она ни видела моих слез…
Вдруг, Вика сказала:
– Ава, ава, ава…
Я выглянул из-под козырька ладони. Она смотрела на меня широко распахнутыми глазами. У нее исчезли руки. Круглые бляхи, то самое место, откуда они когда-то росли, затянулись телесной мазью. Компания рядом сидела без голов и не шевелилась. Из туалета вышла половина человека. Никакой крови. Рукава рубашки уныло волочились по полу. Ноги заплелись, и половинка рухнула под стол. Никаких криков. Зато было слышно, как на улице буцкаются машины. Одна, другая, третья. Вика совсем пропала. Я не успел попрощаться…
Город потерял свои краски и трехмерность. Окружающее пространство стало серо-белым, как фон фотошопа. Застывшие абрисы людей с выпученными глазами, переломанная геометрия домов и машин смешались в невероятный калейдоскопический узор. Ластик Армагеддона стирал улицу. Все испарялось по частям и целиком…
Задыхаясь, я взбежал на свой последний этаж. Это в квартире я могу не подходить к окнам. А тут, на лестничной площадке, не пройти мимо…
Город стал похож на белесую перхоть. Что не стер ластик, медленно, белыми хлопьями уплывало вверх в кипящее молоко облаков.
Я поставил пластинку, сделал громко звук, как только возможно. И закрыл глаза…»
Часть 2
Удивительное событие произошло с Полиной. Случилось это в первый в ее жизни рабочий день.
Что такое работа? Сборище в одном месте незнакомых людей, занимающихся одним и тем же. Полина часто слышала, как взрослые жаловались друг другу на своих коллег. По их словам, можно было подумать, везде работают «одни дебилы». Почему? Недоумевала она, разглядывая через окна первых этажей девочек и мальчиков в белоснежных офисах или же продавцов в супермаркетах. Самые обычные нормальные люди…
Как-то в школе, всем классом они ходили на экскурсию на какой-то завод. Полина видела там «каучуковую» девушку в сером комбинезоне, которая, не отвлекаясь, доставала из коробок блестящие фиговины, соединяла их вместе и ставила на конвейер. Ее работа завораживала, телодвижения были отточены и грациозны. Полина представляла себя в комбинезоне, прошитом крупными стежками и с огромным карманом на груди…
Ну ладно, все работают. Но она не понимала абсурдного фанатизма, как у двоюродной сестры, например. У нее все стены в комнате завешены флагами и вымпелами «Лента», грамотами за какие-то достижения. Фотки «ВКонтакте» с толпой коллег, все упакованы в латы для пейнтбола или с лыжами на плече, с мячиком у футбольных ворот.
– Тебе не понять, это корпоративная культура.
Сестра работала в гипермаркете много лет, стала каким-то менеджером маркетплейса. Черт пойми, что это такое. Страшно гуглить.
Полине было стыдно, пока она валяется на диване с планшетом, люди во всем мире чего-то делают. Пора было определиться – или учиться или работать. Учиться лень. Лень напрягать мозги. Уже была попытка, не выдержала, сбежала через полгода с престижного факультета киберботаники.
Целый день они с Никой скролили объявления. Угорали с названий профессий.
– Аппаратчик по засасыванию гофрированных труб!
– Сливщик – разливщик…
– Мармеладчица – посыпальщица…
Они валялись по полу от смеха, задыхались и кашляли…
Но дело серьезное на самом деле. Для едва совершеннолетней Полины вакансий вообще не было. Везде нужны курсы, диплом или какой-то опыт. Когда Ника свалила домой, икая и держась за живот, Полина кое-что разглядела в ленте однообразных «хостес, кухня». «Невидимое кафе» приглашало на работу.
– Что за хрень? Интересно…
Утром, в подвале под невидимой вывеской, ее встретила девушка, выдала колпак и передник. Ласково спросила:
– Картошку чистить умеете?
– Конечно…
– Тогда приступайте.
Полина оглянулась. Рот ее открылся еще шире и больше не закрывался. Глаза сделались круглыми, как у долгопята. Девочки шевелили ножами на голых столах. Резали невидимые продукты. На плите шуршала пустая сковородка. Мальчик в высоком колпаке мешал что-то в кастрюле пластиковым половником. Полина представила в руке картофелину и принялась старательно чистить несуществующий клубень.
Девочка, которая ее привела, была единственная без передника и колпачка. Администратор, наверное. Ближе к десяти утра она все больше нервничала:
– Открываемся! Холодные закуски где?
Полина шепотом ответила ей в рифму. Куда я попала? – думала она, глядя на окружающий паноптикум. Но становилось все интереснее. Девушка администратор летала из кухни в зал и очень боялась какого-то Петра Казимировича, который придет «с минуты на минуту». По разговорам – все его боялись и старательно изображали каждый свою пантомиму.
Полину поставили резать «вареное мясо». Это последнее задание на проверку кандидата, очень ответственное. Надо было делить аккуратно и на равные порции. Полине стало совсем весело. Она думала, вот-вот захлопают петарды, и посыплется конфетти. Даже пританцовывала шаффл и кромсала ножом воображаемую тушку в замысловатый винегрет. Очень хотела понравиться мальчику с половником. Но тот, почему-то делал страшные глаза, мол, шухер, угомонись…
– Ты что делаешь, дура?
Полина подпрыгнула, развернулась в прыжке. За спиной никого.
– Я тебя спрашиваю! Кто такая?
Поварешки на стене это были глаза. Большой нож для рыбы обозначал рот. Петр Казимирович! Оптическая залипуха, экзоскелет из ложек-поварешек! От страха Полина чуть не сикнула в трусы.
– Бабуля…
До нее дошло, что все серьезно, это не детский сад. И вареное мясо настоящее, просто она его не видит. И вообще, ей тут не место.
В обеденном зале официантки обслуживали за столиками невидимых посетителей. Желали приятного аппетита. Полли бросила им фартук и колпачок.
– Вы все ебанутые!
Чей-то голос укоризненно заметил:
– Это вы кому?
– Ааа!
…Ника, тем временем, тупила над очередной обложкой. От дела отвлек звонок подруги.
– Ну, чего?
– Открывай!
– Что?..
– Я уже на лестнице!
Полина ворвалась в квартиру, сама захлопнула дверь, закрыла на все замки и нырнула под кровать. Ника пожала плечами:
– Ладно…
Когда пыль осела, и стало понятно, что в комнате они одни, Полина вылезла из укрытия и все рассказала. Ника пообещала, что в следующий раз пойдет с ней. Что бы всякая нечисть больше не доводила до вибрации лучшую подругу.
…Ветер качал макушки тополей. Дворники, царапая граблями асфальт, собирали желтые листья в черные полиэтиленовые пакеты. Они заблудились в переулках Лиговки за Обводным каналом. Растеряно оглядывались в незнакомом дворе, где-то здесь находилась контора. Вчера ходили на собеседование в один супермаркет, и вечером позвонил будущий начальник, пригласил в офис «на оформление».
– Есть. Нашла.
Девушка на ресепшене пригласила на диванчик. Было видно, что происходит за стеклом. Все солидно – столы с мониторами, флаг России на стене и портрет Президента.
Раздалась нежная трель селектора, и девушка назвала фамилию Полины:
– Проходите.
Щелкнула и чуть приоткрылась стеклянная дверь. Ника видела, как Полли поздоровалась со всеми. К ней подошел высокий и плотный молодой человек с какими-то документами. Вероятно, это и будет ее напарник, как объяснили вчера на собеседовании.
В общем, Полину взяли на должность отговорщика. Это новый молодежный проект, включен в программу государственного финансирования. Работа заключается в том, что бы отговаривать людей покупать спиртные напитки. Для этого необходимо постоянно находиться у винно-водочных прилавков. Что говорить, научат специальные коучи. Директорам магазинов, под угрозой крупного штрафа, приказано всячески содействовать дерзкому замыслу. Самые страшные враги – мерчендайзеры алкогольных корпораций. Для этого рядом и будет широкий напарник, что бы пресекать на корню ненужные дискуссии.
Полина выскочила счастливая. Они сейчас уезжают на север города в какой-то маркет, будет стажировка. Парня зовут Максим, он курсант полицейской академии. Она помахала рукой и вместе с напарником и еще одной девушкой в строгом костюме сели в авто, припаркованное на тротуаре…
Так Ника потеряла подругу. Это она поняла, когда увидела, как новоиспеченные коллеги смотрят друг на друга на заднем сидении «митсубиси». Уехали, исчезли в потоке на набережной.
Ника сидела на качелях в незнакомом дворе, ветер гнал под ноги сухие листья, свернутые в трубочки. Серые облака повисли на крышах старых домов.
– Только не это…
Черная депрессия заворачивала в свой ковер и не давала дышать. Дома смотрела в телевизор, не совсем понимая, что происходит на экране. Ужин оставила на завтрак, завтрак был отложен на обед и завонял. Пришлось выкинуть. Дни тянулись в тупом оцепенении…
Хуже всего было в сумерках. Самое тревожное время суток. Даже в окно смотреть противно. Тоска неясного происхождения давила на слезные железы. Водка с соком не помогала. Только на короткое время, пока балда веселила мозги.
А какой кордебалет она устроила в чате. Хватило ума зайти с планшета под другим ником. «Вы, румяные многодетные с прекрасной родословной, риэлтеры, инфопродюсеры, контент-маркетологи, какие-то мутные смм-менеджеры, о чем вы можете написать?» И так далее и тому подобное. Ругались долго, местная шантрапездуция приуныла – улики были неоспоримы. Сказала, что думала. А утром совесть полыхала так, что хотелось повеситься.
Полина звонила. Все хорошо, только далеко ездить на работу.
Отец не беспокоил. Из его комнаты тоже не единого звука. Идиллия.
В отличие от дочери, Альберт чувствовал себя превосходно. Бумагомарание прекрасно отвлекало от грустных мыслей. Имя Элли, как травой, поросло бисерным почерком его романа. Пусть его буковки прочитает потом несколько человек, и роман этот растворится в интернете, в океане такого же псевдо литературного кала. Но сейчас строка летит, и он как бы в невесомости на пике графоманской экзальтации. Ходит счастливый по комнате, штаны подтягивает.
Альберт закончил первую часть и имел полное право расслабиться. Уйти подальше от дома, начать, как обычно в садике, закончить в шалмане на Лиговке. Главное, не забыть вернуться домой.
Вадика не было на скамейке. Скорее всего, ушел на зимовку к маме. Вадик утверждал, его величество Случай – чистая математика, а не философское понятие. Порция времени, помноженная на функционал другого человека. И каждая формула неповторима, как снежинка. Смотрим.
Вот Альберт отвлекся на спам-смс. Нервно удалил. Двадцать четыре секунды.
Вот он вдохновенно наблюдает историческое событие. Ушла эпоха. Подъемный кран снимал с крыши буквы McDonalds. Две минуты, одиннадцать секунд.
В очереди перед ним пожилой мусульманин долго считал деньги у кассы. Шесть минут.
Во дворе, где обычно они с Вадиком переливали жидкости из одной посуды в другую, в этот день случилось много народу. То ли свадьба, то ли похороны. Пришлось искать другой двор, что бы маленькую водки смешать с апельсиновым джусом. Четырнадцать минут…
Вот вам и формула любви.
Альберт успел в шалман до начала дождя. Еще за стойкой, заметил, что его пристально разглядывает какая-то дама. Белый овал лица повис в размытом фокусе бокового зрения. Только нельзя оборачиваться. Меньше всего на свете ему нужны собеседники. Упрямо не желал оглядываться…
Все его личное пространство по правую руку заняла джинсовая куртка с вытертыми пуговицами «Wrangler». Куртка запела:
– Заедает меня эта скука да тоска. А-а…
Он мысленно подпел:
– Не могу больше пить, не могу больше есть. А-а…
И уже во весь голос:
– Что такое? О, боже…
– А я уже собралась уходить.
***
Как все просто, подумала Валерия. Никаких вещей, в чем пришла, в том и уйду. У нее есть своя комната в Дровяном переулке. Еще есть пачка сигарет, зажигалка и последние сто рублей.
Три года она была Катей. Так ее назвал будущий муж в первый день знакомства. Она не возражала, он тогда наливал, был при деньгах, «крутанулся на металле».
И вот он пропал, его не было уже четыре дня. Поехал в Купчино, не вернулся. И она решила ехать. Сегодня же, пока светло. Родственники наглеют, понимают, что она никто в квартире. Хотя мужа побаивались. Ушла, не попрощавшись, никто и не заметил.
Сиеста закончилась, алкаши, проспавшись после утреннего захода, собирались на «орбите». У закрытого еще «пункта приема» уже сидели. Увидев Валерию, Челентано запел:
– Я у Кати на кровати три копейки потерял…
Дядя Петя налил из залапанной бутылочки что-то прозрачное в треснутый пластиковый стаканчик, протянул Валерии.
– Пей, Галина – половину.
Он называл ее Галей. Челентано, чтоб его не забыли на раздаче, подал голос:
– Дядь Петь, расскажи, как Феоктистова брал!
Глаза старика становились серьезными, как на параде. Дядя Петя раньше работал в КГБ.
Валерию чуть не вытошнило от спирта, но это секундное замешательство быстро улетучилось, стало уютно на скамейке. Если бы не дальняя дорога…
…Электропоезд, вильнув зеленой жопой скрылся за поворотом перед самым носом. Следующая электричка на Петербург только через час. Метро отметалось сразу, жетон съел бы половину бюджета. Валерия прилегла на скамейку, все равно вокруг никого.
…В тамбуре электрички, кроме нее, прохлаждались еще трое: приличный мужчина в желтых штанах, пожилой гопник, который кашлял, не вынимая рук из карманов, и мальчишка цыганенок. Поезд дернулся, поехали. Мальчишка постоянно выглядывал в вагон, не идут ли.
Через пару остановок табун «зайцев» чуть не снес двери. Ее смыло толпой вместе со всеми.
– Контра!
Двери распахнулись, бежали все. Цыганята, студенты, Валерия, молодые женщины и даже приличный мужчина в желтых штанах. Обежали по перрону вагон с контролерами. Машинист объявил:
– Следующая Санкт – Петербург, Московский.
Слава богу…
Московский вокзал. Ржач поварих из распахнутых окон ресторана, толстая старуха спит на асфальте. Народ дурной приезжий лупоглазый, жрут пирожки с котятами. Ничего не меняется годами и десятилетиями. Поезда прибывают отовсюду, набитые народом. Отчаливают полупустые в беспонтовые Мурманск и Салехард и абсолютно на хрен никому не нужные Ташкент и Ленинобиджан…
Без билета ее не выпустили. Слегка парализованная отходняком, она пошла по тропинке вдоль забора в сторону Обводного канала.
Там, где раньше были пустыри и подворотни двухэтажных флигелей, теперь основательно пустили корни всевозможные «центры» из черного стекла. И куда ни плюнь турникеты с охраной и бесконечная стена из кирпича и бетона.
Наконец, забор кончился. Минуя переулок, она вышла на Лиговский проспект. Сто рублей в кармане, такая сумма просто бесит. Если взять пива, пусть даже самого крепкого, через час будет еще хуже.
Она отвыкла от толпы, оживление на перекрестке Лиговского и Разъезжей загнало ее в переулок. Узнала свою малую родину, хорошо помнила, где-то здесь была местная «орбита». Но давно нет уже того магазинчика «24» и кустов со скамейкой. Кругом яркие детские площадки и тоже заборы, только из рабицы.
Но люди не меняются. Валерия услышала из-за помойки:
– Такие дела делали!
Два алкаша сидели на обломках какой-то мебели. Она подсела неподалеку, сексуально прикурила сигарету. У них ничего не было, просто сидели, вспоминали. Один все печально повторял:
– Да, такие дела делали…
Еще двое нарисовались. Валерия их заметила еще минуту назад, шли веселые, подпрыгивающей походкой. Значит, взяли.
– А где король?
Валерия слегка закашлялась, как бы подавившись дымом. Блядь, какой король, – думала она, – налейте, сволочи. Но никто не обернулся. Их голоса, как обманчивая искра надежды, погасли эхом в подворотне…
Слава богу, вход в парадную был свободный. На первом этаже шумел ремонт, оттуда тянулся кабель на улицу. Лестница преобразилась, настенная живопись исчезла под слоем серой краски, в окнах вместо старых рам, модные стеклопакеты. Главное – замок не поменяли.
Дверь в ее комнату была завалена сумками и велосипедами. С кухни доносился ор нерусских баб и перезвон посуды. По коридору тянулись веревки с тряпками…
Хрустнул удивленный паркет в комнате. Родная вонь шибанула в нос. Валерия собрала с пола у двери ворох квитанций, присела на убитый диван. Как хорошо дома. А что дальше?
Ничего нет. Вообще. Драный диван, шкаф набитый страшными, еще советскими кримпленовыми платьями покойной мамы. И убогий журнальный столик у стены весь в круглых пятнах на полировке от бутылок и стаканов. Вот и все. Хоть паспорт был на месте. И то хорошо, можно продать, если вдруг. Она улыбнулась своему фото…
В дверь постучали.
– Войдите!
– Салам алейкум. Жить будете?
Бабуля в национальном халате приветливо улыбалась. Смуглые детишки с любопытством выглядывали из-за ее спины и сосали пальцы.
Бабуля принесла тарелку с пловом. Валерия слопала угощение двумя руками и вылизала тарелку. Стало еще хуже, тошнота подкатила к горлу…
В полусне, когда перед глазами зашевелились чудовища и мерцали зигзаги вывернутого наизнанку подсознания, она ухватилась за один стоп-кадр из прошлой жизни, очень далекой. Память завелась, стала натужно барахтаться в попытках вспомнить, что-то очень важное, связанное вот с этим местом, ящиком в шкафу, где был спрятан паспорт. Как трюфельная свинья, почуяв добычу, принялась остервенело буравить мусор на полках. Посыпались на пол гнутые гвозди, древние открытки «с Новым годом», прочий хлам. Пусто…
Нет, что-то должно быть. Перелистала паспорт. Сердце забухало в груди – пальцем она нащупала под обложкой кусок породистой бумаги. В лунатическом оцепенении вытащила на свет божий, спрятанную когда-то купюру в тысячу рублей.
– Аллах акбар! – заорала она на всю квартиру.
Что-то упало на кухне и разбилось вдребезги…
…После нескольких глотков, пришла мудрость и понимание смысла жизни. Голова прояснилась. Как на уроке биологии, она разглядывала желтый лист, влетевший прямо в ладонь. Все его черешки и прожилки. Жизнь налаживается, подумала она. Распланировала следующие покупки. Макароны, растительное масло. У соседей чего-нибудь одолжит.
Она даже задумалась о работе. Замедлила шаги, увидев объявление на дверях магазина: «Клининговая компания приглашает уборщиц, обращаться к администратору». Валерия сделала козырек из ладони и заглянула внутрь. Нерусская в красном жилете елозила по полу шваброй. На спине желтые буквы: «ПетроКлин».
– Опять этот «клин» чертов. Ну, нахер…
Сдача с покупки приятно оттягивала карман, она постоянно щупала непривычную выпуклость. С удовольствием ловила свое отражение в витринах и проезжающих мимо авто. Теперь она типа Пи Джей Харви, в джинсовой куртке с поднятым воротником, идет по улицам Лондона, никуда не спешит…
Резко и очень сильно захотелось в туалет. Остановилась на перекрестке. «Макдаков» больше нет, придется искать какую-нибудь «блинную», где вход в сортир только по чеку.
Взглянув на цены в ближайшем шалмане, подумала – черт с ним с растительным маслом. Бармен налил большую портера чешского…
…Чрезвычайно знакомый абрис привлек ее внимание. Даже не абрис, а мимика: полет рук по карманам, кивок головы, подтверждающий правильность выскочившей мысли. Два пальца – указательный и средний, сложенные в пистолетик, при разговоре…
Это он. Фигура села за столик перед телевизором. Валерия заткнула уши, что бы ни слышать музыку из колонок. Она пыталась вспомнить их песню из «тех времен»…
– Привет, басист.
– О, боже…
– У меня есть водка. Будешь?
– Присаживайся.
Альберт молчал. В упор разглядывал призрак из прошлого. Был уверен, что она давно сдохла.
– Что скажешь?
– От тебя воняет и глаза, как у панды.
– А когда-то ты говорил – вылитая Дженис Джоплин.
– Когда-то ты бежала за мной голая по улице. И прятала меня под одеялом, пока мать собиралась на работу. Помню, чуть не обосрался от страха, тебе было пятнадцать.
– Мамы давно нет, а я все там же, приехала сегодня. Три года была за очередным мужем.
– Значит, тебе сейчас… тридцать пять.
– А тебе… ого, и как оно, когда под пятьдесят?
– Самое тяжкое, не думать, как быстро летит время…
Они смотрели, как шипит водка в пивных кружках. Бармен сделал вид, что не заметил, отвернулся к телевизору.
– Зачем я связалась тогда с этими малолетками…
– Их нет даже в Википедии. А мы есть. И были бы сейчас в полном порядке, если б Слон не захлебнулся блевотиной в очередном своем передозняке. Пытались играть, но он был движком – тексты, вокал. Все рухнуло. Ну, ты сама все знаешь.
– Как дочка?
– Нормально, вроде…
– Сколько ей?
– Двадцать.
Опустели кружки. Валерия прикурила последнюю сигарету.
– Ну, что. К тебе или ко мне?
– Давай посидим. Рад тебя видеть…
***
Отец не появлялся дома уже второй день. Ника сама пошла в магазин. В коридорах «пиво – вино – водка» увидела подругу, подходить не стала. Полина была занята, отговаривала каких-то детей не покупать «отраву» в ярких жестяных банках. Речь ее была убедительна. Дети виновато смотрели в окно…
– Хочу на работу, – сказала сама себе Ника, – на самую смешную и дурацкую. Может, это отвлечет от корявой нелепости бытия.
Объявления, от которых они с Полиной валялись на полу, совсем не улыбали и казались тупыми. Вялый интерес вызывали типа – «грузчица – 25 тыс.» или «фумелье по вызову».
Что-то необычное промелькнуло в ленте, она отлистала назад и с недоумением прочитала – «Осел овальная рожа вызывает безногую курицу». И половинка телефонного номера.
– Что за чепухня?
Стало безумно интересно. Понятно, что последние цифры зашифрованы в этом невероятном послании. Ника посчитала количество гласных и согласных. Делила их и умножала на числа в начальной части номера…
– Здравствуйте, по объявлению беспокоят.
– Иди в жопу, дура.
– Извините…
Было много попыток. И вот, на какой-то раз, она попала куда нужно.
– А, разгадали, значит.
Голос почти детский, но строгий.
– Какое у вас образование?
– Одиннадцать классов.
– Требуется ассистент. Работы много.
– Я в деле. То есть, извините, я согласна!
Юноша сказал, куда приходить. Наверное, опять какой-нибудь молодежный проект…
Он не смотрел в глаза и очень напоминал Вадика приятеля отца. Слава богу, подумала Ника, не гребаный зумер. Ничего не было от этой тупорылой моды – бейсболки под капюшоном, коротких штанов, и прочего. Но и не выглядел постно, как лохи и узбеки. Обычные темно-синие брюки, черные ботинки, клетчатая рубашка и очки. И московское имя Роберт. Первое впечатление было весьма успокаивающее.
