Дмитрий Арефьев
ПТСР
Этот вопрос тысячу раз возникал в голове и тысячу раз он оставался без ответа. Тысячу раз до этого хлипкая фанерная дверь становилась вдруг непреступной стеной между тонкой гранью галлюцинации и реальности.
«Это всё неправда! Это иллюзия!»
Настороженный взгляд снова упёрся в дверь, которая, казалось, с каждой минутой превращалась в нечто нерушимое и твёрдое – спасительный заслон.
«ОНО скоро придёт. Ты только не бойся, малыш!»
***
В 1994-ом после многократных неудачных попыток устроиться на работу Филипп ухватился за внезапно освободившуюся вакансию дорожного мастера на железнодорожной городской станции. Прежний работник погиб.
– Под поезд попал, – в лоб заявил директор станции. – Лопать меньше надо было. Жив бы остался! Завтра выходи с утра.
Следующие несколько месяцев Филипп занимался установкой переносных сигналов, сигнальных знаков, следил за состоянием тормозных башмаков. Спиртного он не употреблял, поэтому влиться в коллектив оказалось не так-то просто. Тем не менее, против немногословного ответственного работника никто не имел ничего против. Дома ждали весёлые сынишки, которые по приходу отца с работы радостно прыгали к нему на шею с криками:
– Папа, папа! Ты привёз нам маленький поезд? Привёз?
– Какой маленький поезд? – в недоумении отвечал отец.
– Ну, мама сказала, что привезёшь нам маленький поезд. Ты привёз?
Марина растерянно пожимала плечами, стоя в углу прихожей.
– Ах да, поезд, – отвечал Филипп, чтобы не расстроить детишек. – Я забыл его на работе. Завтра обязательно привезу.
– Ура-ура! – закричали мальчишки. – У нас будет маленький поезд!
На следующий день, вопреки недовольству супруги, у малышей появилась игрушечная железная дорога.
– Сколько же это стоит? – растерянно спросила Марина. – У нас кушать нечего, а ты?
Филипп не стал спорить с любимой. Он крепко обнял её и нежно прошептал на ухо заветные слова:
– Справимся. Всё будет хорошо.
***
– Я вас понимаю, но и вы войдите в наше положение. Мы не можем ничего гарантировать. Это же живой человек. Невозможно спрогнозировать то, насколько эффективными окажутся препараты.
Николай Александрович всплеснул руками, будто стряхивая с них капли воды.
– Я потратил на них все свои деньги, – пояснил Леонид. – Из последнего списка я мог привезти только несколько ампул. На большее, к сожалению, не хватает средств.
– Леонид Филиппович, – обратился Комаров (в тоне послышалась заботливые нотки), – мы же не первый год знакомы. Я помню ещё те времена, когда сюда приходила ваша покойная мама, царствие ей небесное. За всё время мы не сдвинулись ни на шаг. Ему не становится лучше. Да и возраст уже не тот, чтобы ожидать перемен. Отпустите его. Оставьте эти попытки.
Кабинет директора не претерпевал значительных изменений вот уже несколько лет. Человеку, выходцу из города, который привык видеть на улице красивые импортные автомобили, а на выходных проводить время в дорогих ресторанах и клубах, было бы, по меньшей мере, неожиданностью увидеть на офисном столе дисковый телефон производства СССР. Но Леонид и не был таким. Его не удивляла старая добротная мебель, пожелтевший календарь-численник на стене и выкрашенный кистью квадратный сейф в углу кабинета. Под столом громко шумел старый «системник», а видавший виды пиджак Николая Александровича говорил сам за себя.
– Прошло столько лет, Леонид, – продолжал настаивать Комаров. – Прекратите покупать эти дорогостоящие препараты. Они уже не помогут. Будьте реалистом.
– Может, вы и правы, – осёкся Леонид, на мгновение допустив страшную мысль, которая не давал ему спать. – Но может быть, есть какой-нибудь другой способ? Неужели всё так критично.
Николай Александрович застегнул пуговицу пиджака и встал со стула. Он молча открыл дверцу шкафа, достал оттуда толстую папку-скоросшиватель с порядковым номером 1996.
– Сколько лет он здесь? – как бы невзначай спросил Комаров.
Леонид не долго думал над ответом.
– Двадцать шесть лет и три месяца.
– Надо же, – удивился Николай Александрович.
– И четыре дня, – тихо добавил Леонид.
– Вот, нашёл, – констатировал Комаров, положив раскрытую папку на стол. Так-так, Удельнов, так, 59-го года. А, вот первоначальный диагноз – ПТСР, далее – травматический невроз. Я уже объяснял вам, если помните, особенности этих заболеваний. Посттравматическое стрессовое расстройство – это серьёзное нарушение психической деятельности, результат единоразового травмирующего воздействия на психику. Симптомы могут сохраняться в течение длительного времени. Иногда на долгие годы. Случай с Филиппом Филипповичем довольно уникальный. Нам не приходилось сталкиваться с таким, поэтому я не могу ничего прогнозировать. Вы сами прекрасно понимаете, то, что произошло с вашим отцом – просто ужасно.
Он запустил руку в карман, но не найдя там того, что искал, продолжил мысль:
– Когда человек переживает сильнейшие потрясения, он может серьёзно измениться. Навсегда. Так и произошло с вашим отцом. Мозг человека, знаете ли, до конца ещё не изучен. Наука не может дать определение мысли и истолковать природу её появления. Мы, словно слепые котята, тыкаемся носом и познаём мир, опираясь на собственные знания, которых недостаточно. Я был рад помочь вам, правда, но я не знаю, как. Я не знаю методик, способных вернуть Филиппа Филипповича в прежнее состояние. И мне не стыдно об этом заявлять.
– Он прошёл курс лечения препаратами, которые я привозил в прошлый раз? – вежливо спросил Леонид.
– Да, – подтвердил директор и, глубоко вздохнув, добавил:
– Никаких изменений мозговой деятельности мы не наблюдаем. Продолжаем колоть обезболивающие. Сам знаешь, без них он никуда.
– Как думаете, ему станет лучше?
Николай Александрович с жалостью посмотрел на Леонида, как смотрел десятки раз до этого, но так и не находил положительного ответа на его вопрос.
– Лёня, ты прости. Выражу свою мысль. Думаю, она верная. Отца нужно оставить. Давно пора налаживать свою личную жизнь.
***
За дверью вдруг послышались шаги. Филипп Филиппович напрягся. Да, он ждал, когда, наконец, к нему придут, но тем не менее это не придало ему сил совладать с собой.
