Джули Дейс
Игра с нарушением правил
– Вы понимаете всю серьезность ситуации?
Твою мать, какой ситуации?
Неохотно отрываю глаза от ботинка соседки и поднимаю выше, заметив, как сжались и побелели ее пальцы на ноутбуке. Он вот-вот треснет по полам. Судя по лицу, она на грани рвануть подобно бомбе. Или же сломать его о мою голову. Что ж, хотя бы мои яйца не пострадают. Я везде нахожу плюсы.
– Это какая-то ошибка! – Холодно отчеканивает Хелена сквозь плотно сжатые зубы. – Такого быть не может!
– Согласен. – Профессор сцепляет пальцы в замок и опускает руки на стол, вновь переглянувшись между нами. – Кто из вас дал другому ответы?
Проклятие, я живой мертвец.
– Мы даже не знаем друг друга! – Голос Хелены повышается, а я пребываю в шоке, потому что с трудом могу поверить, что она заучка, а не нарушительница правил. Черт побери, да она же сбежала с рок концерта, а не метит в доктора наук!
Профессор игнорирует ее истерию, как будто сталкивался с подобным дюжину раз.
– Мистер Ларсон, ваши результаты пришли сутками позже. Следовательно, вы получили ответы.
– Послушайте, мы НЕ знакомы! Я не делилась с ним ответами!
Профессор продолжает буравить дыру в моем черепе, а мой мозг не вовремя высох и отключился, отложив генерацию отмазок на неизвестный срок.
– У вас одинаковые ошибки. Одинаковые ответы как письменная, так и тестовая часть. Сколько вы заплатили мисс Дэвис за них?
– Вы шутите?! – Хелена вскакивает на ноги. В ее глазах разгорается самое настоящее пламя. – Я не получила ни цента! Я первый раз его вижу!
Ножки у нее ничего. Я совершенно не против оказаться между них.
Срань, думай головой, а не членом, Ларсон!
– Если верить вам, мисс Дэвис, у вас один мозг на двоих. – Профессор поправляет манжеты и расправляет плечи. – Полагаю, я могу разделить балл пополам. Каждый получит поровну.
– Что? НЕТ!
– А, по-моему, идея блестящая, – рассуждаю я, сохраняя хладнокровие. – Так держать, профессор.
– Ваше веселье тут неуместно, мистер Ларсон.
– Вы не видите? – Она кричит, разве что шепотом. – Я не могу опустить балл ниже среднего из-за кретина! Я многое потеряю, а он… Боже, очевидно же, ему нечего терять!
Я перевожу на нее взгляд, частично ощущая себя тем еще козлом. Да, я подставил нас, но кто знал, чем все обернется. Я не думал, что мужик будет проверять электронные работы, в лучшем случае махнет рукой на гиблое дело, чтобы поскорей отделаться. Ему совсем нечем заняться?
– Я потеряю место в стартовом составе, если тебе интересно, – прочистив горло, говорю я, пытаясь выиграть в смертельной схватке с совестью.
Ее взгляд наполняется ядом. Я буквально вижу, как в глазах зарождается ненависть. Будет сложно вернуть доверие, потому что я действительно спер ее ответы. Опять же, плюсы имеются: наше знакомство.
– Мне нет дела до твоего стартового состава, что бы это не значило!
Она разворачивается на каблуках и, прежде чем выскочить из кабинета, получает сухое указание.
– Решайте, кто остается ни с чем, а кто получает все. – Профессор смотрит на меня. – На этом все. У меня много дел.
– Разрешите нам пересдать, – я игнорирую намек на то, чтобы убраться вслед за Хеленой. Мозг ожил и родил идею, я не могу уйти просто так.
Профессор поднимает густые брови, а его лицо застилает удивление и оскорбление, как будто не ожидал подобный поворот. Не думал, что буду торговаться.
– Разрешите пересдать, – уверенней повторяю я. – Пожалуйста. Меня отстранят от игр, а Хе… ей явно есть, что терять. Произошла ошибка, это важно для каждого из нас.
Он поджимает губы и берет паузу, будто обдумывает предложение. Драгоценные секунды растягиваются в минуты, и мне хочется попросить шестеренки в его голове ускориться, ведь сейчас Хелена удаляется в неизвестном направлении. Благо, что знаю ее имя и фамилию. Она уже угодила в мою паутину.
– Недалеко от Вашингтон сквер с 1927 года стоит кофейня с восхитительным капучино. Ваша задача приносить его ровно к девяти ближайший учебный год за исключением моего двухнедельного отсутствия. Справитесь?
– Это будет самый вкусный кофе, подданный с любовью, профессор.
– Среда через две недели в три часа. Кому-то из вас придется нагнать всю программу. А сейчас всего доброго.
– Спасибо.
Я останавливаюсь в пороге и оборачиваюсь.
– Сахар? Сироп? Сливки? Посыпка?
Его губы трогает улыбка, как будто мы заключаем деловую сделку, и он рад видеть ответственный подход к соглашению.
– Двойная порция кленового сиропа. Спасибо.
– Вы из Новой Англии?
– Все верно. Это напоминает мне о доме.
Киваю и пулей вылетаю из кабинета с твердым намерением найти Хелену и несмотря на ненависть, умолять о помощи. Могу даже ползать на коленях, если придется. У нас ровно две недели. За это время предстоит поднатаскаться в истории и через месяц получить открытку. Я не готов потерять ее из виду, потому что признаю: между нами пробежала искра.
Я резко торможу посреди длинного коридора и улыбаюсь самому себе.
Ей тоже придется искать меня, если появится желание разрешить ситуацию. Я любезно предоставлю сутки, после чего расставлю сети.
Глава 3. Сиенна
Я толкаю дверь и над головой раздается мерзкий звон колокольчика. Ладно, может быть, он не такой уж и мерзкий, просто я раздражена настолько, что люди, видя мое лицо, шарахаются по сторонам. Я их не осуждаю. Моя вспыльчивость не уступает горючим свойствам керосина.
Поверить не могу, что профессор приписал меня в мошенницы, тогда как до определенного момента считал одной из лучших студенток на курсе. И все из-за одного интеллектуала. Как он, черт побери, сделал это? Обычно я не обращаю внимание на заносчивых кретинов, но этот еще и хитрый заносчивый кретин. Надо же, а ведь я даже на секунду прониклась к нему интересом. На секунду. Ровно до того момента, как в кабинет вошел профессор и сбросил информационную бомбу на мою голову, нашпигованную тротилом. Отныне Рэй едва ли не враг номер один, которого в любую минуту сотру в порошок.
Каблуки ботинок лязгают по деревянному полу, когда приближаюсь к барной стойке. Я маневрирую между тесно прижатыми друг к другу столиками, в которых нахожу своеобразное очарование. Небольшой сгусток посетителей, разбросанный по помещению, находит приятное в одиночестве и неторопливо потягивает кофе, прячась за ноутбуками или рассматривая оживленное движение за стеклом. Из небольших окон льется теплый, солнечный свет, благодаря темно-коричневым стенам создается антураж интимности. Будто это то самое место, где можно спрятаться от суеты. В обеденное время в баре благоухает аромат кофейных зерен, еле заметно проигрывается медленная мелодия. За собственными мыслями ее не всегда слышно, тогда как вечером заведение наполняется громкой болтовней, запахом пива и плотным движением. Я не люблю приходить сюда в вечернее время, но днем совершенно другое дело.
Занимаю высокий стул, спинка и сидение которого обиты кожей крокодильей расцветки, и складываю руки в замок, чтобы не стучать пальцами на фоне бушующих эмоций. Но если бы начала барабанить, то выбор мог пасть на репертуар группы Rammstein.
– Ты редко приходишь в такое время. Значит, что-то случилось.
Моя проницательная сестра-близнец активно трудится так, что высокий конский хвост по резкости движений напоминает хлыст. Бутылка пива в ее руке зависает в воздухе, после чего отправляется в холодильник.
Удивительно, что в баре работает она, а не я. Если увидеть ее внерабочего времени, то можно смело заявить, что род деятельности связан с библиотекой или же другим приличным местом, нежели пивной бар. Селена предпочтет утонченное приталенное платье, нежели рокерскую футболку и джинсы. По стилю одежды в местную обстановку вписываюсь я.
– Это не подождет до вечера? – Между делом интересуется сестричка, продолжая загружать холодильник, будто способна узнать меня по топоту. – Не хочу, чтобы мне начали выражать соболезнования.
– Почему тебе должны выражать соболезнования? – Бормочу я, отслеживая ее движения в сторону кофемашины. Сел нажимает кнопку и автомат начинает громко жужжать, перемалывая зерна, а уже через несколько секунд первая капля падает на дно, за которой тянется коричневая струйка.
– Потому что у твоих проблем есть имя.
Она вытирает влажные руки о черный фартук, следом за чем сминает коробку. Еще один факт, по которому нас можно различить: на месте Селены, я, вероятнее всего, пну коробку под стол и уберу после распаковки всех бутылок, она же аккуратно утрамбовывает, чтобы мусор занимал меньше места.
– Ты преувеличиваешь, – говорю я, с жаждой наблюдая за ванильными сливками, которые образуют воздушную горку на поверхности напитка. – На этот раз Льюис тут ни при чем.
– Вау! – Громко протягивает сестренка-самоубийца, натянув фальшивое удивление, а следом возвращает прежнее выражение и высыпает горсть шоколадной крошки на пенку. – Если не он, то его тупоголовые дружки.
Господи, сегодня день встречи членов клуба смешай-их-отношения-с-грязью?
– Почему ты сразу обвиняешь Льюиса?
Она поднимает глаза и многозначительно вскидывает бровь.
– Ты действительно хочешь знать?
– Не хочу.
Обхватываю горячую чашку пальцами и делаю жадный глоток, чувствуя прилив новых сил. Селена складывает руки под грудью и внимательно следит за мной, всем видом показывая недоверие. Если встретить нас в момент опьянения, можно подумать, что мы – это глюк или белочка. Нас можно вызывать для того, чтобы припугнуть. Пожизненная завязка обеспечена. Не верится, что когда-то мы придерживались единого стиля, но в пятнадцать мои гормоны взбунтовались против всего мира.
– У тебя всемирный катаклизм?
– Профессор обвиняет нас в списывании. Дословно он сказал: либо зачет получает один, либо балл делится пополам. Я в такой заднице, черт возьми, родители не потянут оплату обучения!
Сел проникается любопытством.
– Нас?
Черт, я начала с конца, потому что до сих пор не могу поверить, что такое происходит в реальности именно со мной.
– Какой-то идиот решил, что может обвести вокруг пальца профессора и спер мой зачет. Я не понимаю, как это удалось, но наши ответы абсолютно одинаковые!
– Он симпатичный?
– Ты издеваешься?! – Оскорбляюсь я, нарушая умиротворенную обстановку в баре.
– Ты можешь подумать, что я узко мыслю, но если он симпатичный и в форме, то кто-то помог, а если… так себе, то мог каким-то способом достать твой тест. Какой из вариантов подходящий?
– Он что-то говорил про стартовый состав, поэтому можно смело предположить, что этот придурок – качок-спортсмен, выросший на спортивных добавках.
– Но ты так и не сказала, симпатичный ли он.
Я закатываю глаза, не желая признавать очевидное. Мозг настроен категорически, а язык ни за какую сумму не даст утвердительный ответ. Рэй как планета из галактики за тысячу световых лет от моей. Мы никогда не должны столкнуться. А если это все же происходит, как показала практика, ничем хорошим встреча не заканчивается. Мы можем поладить лишь в одном случае: он будет держаться подальше от меня и моих экзаменов.
Селена наваливается на столешницу и ставит подбородок на ладони. В ее мягких карих глазах куча вопросов, а в моих – отсутствие ответов. Кроме того, замечаю тень улыбки, как будто она сделала преждевременные выводы.
– Тебя оставили ни с чем?
– Понятия не имею. Я разозлилась и вылетела из кабинета.
– Надо же, у тебя появились истории, не связанные с Льюисом, – уголки ее губ приподнимаются от предвкушения. – Многообещающее начало.
– Господи, почему ты даже не попыталась найти с ним общий язык?! – Кажется, я снова злюсь, но на самом деле внутри меня коробит от одной мысли остаться ни с чем. – Ради всего святого, Сел, мы вместе почти четыре года, а ты даже не попыталась!
– Я всегда говорила, что этот придурок тянет тебя на дно.
– Я учусь в одном из лучших заведений в стране!
– Ты выбрала Нью-Йоркский только из-за того, что сюда хотел он. Потому что в другом месте он ни на что не годится, кроме как работать дегустатором пива. Ему было удобно переехать и жить как пиявка у своей бабки, пока старушка не отпишет жилплощадь и не отойдет в мир иной.
– Но я учусь там, к тому же получила грант!
– А он?
Я скриплю зубами.
– Он сделал паузу.
– Год, – сухо напоминает она, отмахнувшись от меня, как от букашки, мешающей работать. – Он говорил это три года назад. Раскрой глаза. Слава Богу, что ты хотя бы не залетела.
– Не будь праведницей. Твои самые долгие отношения длились ровно неделю, а потом ты бросила его в сообщении.
– Кое-кто из нас не готов быть паровозом, – равнодушно доносит она, вытащив очередной ящик с пивом из-под стойки.
Я раздраженно фыркаю и делаю еще один глоток, чтобы сбавить обороты и усмирить буйный нрав. Не хватало еще потерять лучшую подругу в лице сестры из-за длинного языка. Несмотря на внешнюю идентичность, наша внутренняя начинка всегда разнилась.
– И что это значит? – Неохотно уточняю я.
– Это значит, что ты тянешь все на себе. У него ни черта нет, он ни к чему не стремится. И если на то пошло, он полный лузер во всех отношениях, – парирует она, как делает это всегда. – О, чуть не забыла, еще он ревнует тебя к каждому столбу.
– Он любит меня.
– Ты знаешь, что я отвечу.
Ревность вовсе не признак всепоглощающей любви. Ревность равноценна недоверию.
– Он не следит за мной, не роется в мобильнике, не отслеживает каждый шаг, – натянуто напоминаю я, но у Сел, разумеется, и на это найдется, что сказать. – Он даже не звонит мне каждые пять минут, чтобы узнать, где я и с кем.
– Потому что ты все время крутишься вокруг него или ждешь дома, а если открыть переписки, то там будут сообщения от меня или оператора. К тому же он до сих пор не способен нас различить. Отсюда вывод: он тупее пробки.
– Многие не могут нас различить, это ни на что не влияет.
– Вы вместе четвертый год. За это время он должен был понять наши различия. Он должен узнавать свою девушку как минимум по аромату и походке. Вы живете вместе с первого курса. Занимаетесь сексом. Этого достаточно.
– Спасибо за поддержку.
– Я пытаюсь до тебя достучаться, – она дергает плечом и отворачивается к холодильнику. – Я всегда стараюсь быть объективной. Ты это знаешь, но продолжаешь упираться и думаешь, что я против него без весомых на то причин. Он не должен мне нравиться, Си.
– Сегодняшняя проблема даже не связана с Льюисом. Я говорю, что вляпалась и на грани завершения так и не начавшейся карьеры. Мне просто нужна поддержка. Я переживаю, а ты предпочла добить.
– Хочешь совет?
Я быстро киваю.
– Найди того парня и надери его задницу, но предварительно узнай, как это произошло. Может быть, вы оба не виноваты, произошел сбой или что-то типа того.
– Не могу, – я сглатываю, прокручивая в голове диалог с Рэем. Его надменность, уверенность в правоте, самовлюбленность. Бога ради, да он буквально предложил мне трахнуться в ближайшем закутке. Его поведение сплошной красный флаг.
– По какой причине?
– Мы плохо закончили.
– Вы и начали, судя по всему, не очень. Почему ты убежала?
Я глубоко втягиваю воздух и медленно выдыхаю.
– Разозлилась.
А еще представилась не своим именем. Плевать на детали. Я сделала это намеренно или ляпнула не подумав. Меня невозможно поставить в пример подрастающему поколению.
– В чем проблема найти его сейчас?
– Я не знаю о нем ровным счетом ничего, кроме имени. Сложновато придется спрашивать каждого студента, не знакомы ли они с Рэем, а потом общаться не с тем Рэем.
– Он в стартовом составе, – подсказывает она. – Можешь сузить поиск до спортивных команд, а можешь обратиться к профессору, чтобы он дал точные координаты.
– Что, если я уже в заднице?
– Не узнаешь, пока не проверишь.
Я допиваю остатки кофе и сползаю со стула, потому что должна идти, иначе у нее будут проблемы с управляющим. Гаррет, может быть, понимающий, но меня приписал к безответственным из-за резкого увольнения. Я не проработала даже неделю. Льюис не оставил выбора, а Гаррет больше не примет назад в случае крайней необходимости. Он не приверженец вторых шансов.
– Си, – зовет Селена, и я оборачиваюсь, положив ладонь на металлическую ручку в форме полумесяца, прежде чем покину стены бара. – Мне действительно жаль. Ты способна разобраться с этим.
Выудив что-то наподобие улыбки, прощаюсь с ней взмахом руки.
Я не нахожу ничего лучше, кроме как вернуться домой и отложить поиски Рэя на завтра. Незавершенная картина ждет, когда вновь вернусь к работе, кроме нее необходимо доделать роспись стены у заказчика, к которому всегда вызывается пойти Льюис. Сроки уже поджимают, ведь я просто не застаю его дома, чтобы сдать заказ.
Решив прогуляться пешком не без причины, направляюсь по тротуару, каждый раз задерживая дыхание между зданиями, потому что от мусорных баков несет протухшим дерьмом. Селена права. Я не из числа тех, кто грезит жить в Нью-Йорке, переехала исключительно ради Льюиса, бабушка которого нуждалась в уходе. Ухаживала за ней, разумеется, никто иной, как я, ведь на него порой нельзя положиться. Ее бездыханный труп тоже обнаружила я. Это одновременно худший и лучший день, ведь больше не была привязана к старушке, чье тело медленно превращалось в скелет, ничего не говоря о промывке пролежней. Я не слепая. Вижу пропасти в наших отношениях, но… не в состоянии отпустить человека, с которым связала жизнь со школы. Не представляю, как можно отказаться от будущего, которое мы вместе распланировали. Еще несколько лет назад все казалось очевидным: мы окончим университеты, найдем работу, постепенно сделаем ремонт в доме, в котором он давно нуждается, возведем гребаный белый забор вокруг и с приходом тепла будем ужинать на заднем дворе, в конце концов, когда-нибудь у нас появятся общие дети. Мы станем семьей. Картина идеального мира прочно засела в сознании и проститься с ней нелегко, а забыть про обещания подавно.
Я отскакиваю назад, когда под ногами пробегает крыса, а красивые пейзажи небоскребов сменяются унылыми домами. Они представляют собой петлю, обвивающую шею. Но прогоняю прочь скверные мысли и стараюсь представить радужную картинку. Однажды этот район станет родным. Тут будет жить наша семья.
Льюиса нет до вечера, за время его отсутствия успеваю заглянуть в доклад и внести несколько штрихов в работу над картиной.
На белом прямоугольном холсте разноцветные небоскребы, напоминающие Нью-Йорк, их размытое отражение тянется вниз, словно мегаполис отражается на водной глади. К сожалению, не нахожу в городе столько красок, сколько видит заказчик. В моем видении он так и остался серым и унылым, с избытком мусора, крыс и мутантами-тараканами. Осень является любимым временем года, но даже она не способна пробудить приятные чувства к Нью-Йорку. Я никогда не заводила тему продажи и переезда, не представляла, как к этому отнесется Льюис, хотя временами возвращаюсь к подобной мысли.
Шорох за спиной заставляет оглянуться.
Пачка чипсов в руках Льюиса сводит на нет совместный ужин. Его выразительные синие глаза, обрамленные густыми ресницами, изучают картину, после чего встречаются с моими.
Боже, он все также невероятно красив несмотря на неряшливый вид. Когда-то его нежелание подстраиваться под пресловутые правила, выдуманные кем-то, и отсутствие склонности быть-как-все, стали одной из причин влюбленности. Мы мыслили в одном направлении. Смотрели на мир под определенным ракурсом. Но нам давно не семнадцать. Трехдневная щетина на квадратном подбородке прибавляет возраста, а отросшие песочные волосы давно пора остричь. Его небрежность больше не кажется очаровательной, как и кружки с пакетиком чая, веревочку которых он приноровился обматывать вокруг ручки. Я не знала, что буду заменять мать, которая мирилась с халатным отношением, казалось бы, даже к таким банальным вещам как уборка.
– Чем занимался?
– Чинил машину, – говорит он, и я опускаю взгляд, обнаружив на бежевой футболке черные мазки то ли грязи, то ли мазута. От него несет бензином как от заправочной станции. Кажется, жизнь впитала тошнотворные запахи. Меня жутко укачивает в машинах, хотя с годами надеялась на перемены. – Сколько тебе заплатят за нее?
Мысленно приказываю языку прилипнуть к небу, чтобы в ответ не спросить, как скоро он начнет зарабатывать, ведь тема поступления до сих пор выводит нас из равновесия.
– Три сотни.
– Неплохо.
Он так и не сказал ничего об усилиях, которые приложила к картине, узнав лишь количество денег. Я привыкла, что все сводится к сумме и отсутствию комплиментов.
Качнув головой, поднимаюсь на ноги и прогоняю идею узнать его мнение. Льюис никогда не был любителем одаривать комплиментами, а я смирилась с черствостью. Я тоже хороша, потому что ни разу не похвалила за ту или иную работу. Это не так уж и важно. Я не в силах перевоспитать сформировавшуюся личность, к тому же не хочу напрашиваться. Комплименты должны исходить от сердца.
– Посмотрим что-нибудь? – Предлагаю я, оставляя палетку на небольшом круглом столике, примыкающем к мольберту.
– Есть идея получше, – его губ касается кривая ухмылка.
Льюис стягивает грязную футболку, бросив в угол комнаты, и подхватывает меня. В следующее мгновение оказываюсь зажатой между ним и матрасом.
– Фу, – я морщусь и отстраняюсь, удерживая его за плечи на расстоянии. – От тебя несет травкой.
Он закатывает глаза и рывком спрыгивает с кровати, направляясь в ванную комнату, примыкающую к спальне.
– Господи, почему тебе вечно что-то не нравится?
– Когда ты бросишь? – Спрашиваю я, наклонившись и заглянув в узкую комнатушку.
– Не действуй мне на нервы, Си. Брошу.
– Ты обещаешь уже год.
– Еще столько же буду обещать, – раздраженно бубнит Льюис с зубной щеткой во рту. – Когда ты стала такой ханжой?
– Я не ханжа! Ненавижу, когда ты называешь меня так!
– А я ненавижу, когда ты упрекаешь за пустяки.
– Это не пустяк! От тебя за версту воняет травкой. Ты уже как-то занимался ландшафтным дизайном в школе. Наказание не было уроком?
– Не всем быть смазливыми моделями, – его невозмутимость поражает.
Широко разину рот, я таращусь на его спину и широкие плечи пловца.
– Что это, черт побери, значит?!
– Ничего.
– Нет, ты объяснишь!
– Посмотри, что с тобой стало.
Я разглядываю себя.
Ничего необычного. На мне любимые шорты с высокой посадкой, футболка с логотипом AC/DC. Часть волос распущена, часть собрана в высокий хвост. Я любительница бунтарского стиля. Он удобный и практичный, разве что в ресторан не пустят, но мы и не ходим по роскошным заведениям. Мы вообще никуда не ходим. Последнее свидание было как минимум два года назад, и инициатива тоже принадлежала мне. Я просто хотела выбраться из приевшихся до тошноты стен хотя бы в кино.
– Что со мной не так? Я всегда так одевалась, и ты никогда не упрекал.
– Почему ты бесишься? – Льюис останавливается в пороге ванной комнаты и складывает руки под грудью. Отдаю должное тому факту, что он не отрастил пивной живот и до сих пор в подтянутой форме после того, как отказался от плаванья. Как же быстро все поменялось. Плаванье давно в прошлом, как и желание внести вклад в наши плачевные отношения. Они катятся псу под хвост с появлением новой компании.
– Потому что ты ни с того, ни с сего, начал унижать мою внешность!
Льюис подходит к кровати, забирается и вновь нависает надо мной, но близость вызывает внутренние разногласия. По спине прокатывается неприятный холодок. Я хочу вырваться, но он зарывается носом в изгиб шеи и покрывает кожу беглыми поцелуями.
– Прости, детка. Ляпнул не подумав.
От него все еще тянет травкой и бензином. Запах впитался в пальцы и кожу, а благодаря тому, что почистил зубы, смешался с мятой. Комбинация еще более противная, чем прежде.
– Ты сексуальная, когда заводишься, – он нарочно льстит, подступая к границам.
Льюис обхватывает пальцами подбородок и завладевает губами. Проводит рукой по бедру и скользит вдоль пояса шорт. Я все же стараюсь побороть себя. Закрываю глаза и пытаюсь раствориться в ощущениях, но это сложно, учитывая, что поцелуй похож на обнимашки с канистрой из-под бензина. Последнее время именно это и происходит: я занимаюсь сексом с вонючей бензоколонкой.
Зажмурившись, делаю короткие глотки воздуха. Но я, черт побери, ни капли не возбуждена. Тем временем Льюис прокладывает дорожку по плечу и, сдвинув горло футболки, царапает щетиной. Подхватывает край ткани и тянет вверх, оставляя меня в лифчике. Поцелуи перебираются на живот, на коже выступают мурашки, когда из приоткрытого окна сочится холодный вечерний воздух. Он расстегивает пуговицу, и я останавливаю движение до того, как слетят шорты.
– Не могу, – с сожалением выдавливаю я.
Льюис поднимает голову и сердито сводит брови.
– Какого хрена ты тогда начала это?
– А поцелуи обязательно должны перетечь в секс?
Мы оба знаем: если он ответит согласием, то сегодня разойдемся по разным спальным местам. Он уляжется на диване, а я промучаюсь от бессонницы до глубокой ночи из-за гложущего чувства вины. Странно, что отказ способен внушить гадское ощущение. Я должна извиняться из-за отсутствия секса, но некогда огненный темперамент с годами дал трещину по непонятным причинам. Возможно, осознаю в чем корень зла, но топчусь на стадии отрицания.
Льюис резко отталкивается и сползает с кровати.
– У тебя не должно быть месячных сейчас, – он проводит пальцами по спутавшимся волосам. – Что не так?
– Нет настроения, – я не в состоянии придумать другое оправдание. Шарю руками за спиной, желая поскорей прикрыться, хотя никогда не стеснялась собственного тела. Да, что-то не устраивает, например, третий размер груди, из-за которой не могу позволить понравившееся белье, но она никогда не являлась комплексом.
– Последнее время у тебя вообще его нет. В чем дело?
Закусываю внутреннюю сторону щеки, потому что правда подобно рвоте: бьется фонтаном в стенках горла.
– Ты беременна?
Я закашливаюсь, когда слюна попадает не в то горло.
– О господи, нет!
Льюис раздраженно фыркает и поправляет брюки. Он разворачивается и выходит из комнаты, громко хлопнув дверью.
Я знала: однажды мы столкнемся с трудностями, недопониманием, ведь незаметно приблизились к четырехлетним отношениям. Такие периоды называют кризисами и нужно всего-навсего держаться вместе, пережить тяжелые времена и постараться наладить связь. Но сейчас не хочу прокладывать мостик, как делала всегда. Мы застряли на развилке и не можем определиться с направлением.
Спустя минуту раздается новый хлопок. Очевидно, он принял решение не оставаться на диване. Просто, мать вашу, замечательно. Мы прямо-таки находка для семейного психотерапевта.
