Джон М. Форд
Аспекты
Выслушав его, Варис кивнул.
– И это все? – спросил Извор. – Послушный кивок и ничего больше?
– Вы хотите, чтобы я с вами подискутировал?
– Мне интересно услышать, что вы можете на это сказать.
– Мне нечего сказать. Вы правы. Прошу прощения.
– Варис… – Извор встал и, сцепив руки, вышел из-за стола. – Вчерашнее выступление магистра Кладена… Как вам удалось добиться этого без какого-либо видимого вмешательства?
– Отношения между магистром и учениками – вещь тонкая, – ответил Варис, стараясь превратить все в шутку.
– Вы заслуживаете моей благодарности, – произнес Извор без улыбки. – И я вам очень благодарен. Варис, новая редакция конституции – самое важное дело моей жизни. Последнее дело моей жизни. – Помолчав, он добавил: – Любой другой сейчас сказал бы мне: «Нет, милорд, вы будете жить вечно». Но не вы.
– Вам жаль?
– Ваше постоянство очень обнадеживает и внушает уверенность. Точно так же я уверен, что после моей кончины вы не припишете себе никаких заслуг и ни словом не обмолвитесь о своем участии в работе над новой конституцией. Не из ложной скромности – я надеюсь, что вы когда-нибудь переборете это чувство, – а потому, что это не ваше начинание. Вам надо заняться чем-нибудь таким, что будет целиком и полностью вашим.
– Возможно, – сказал Варис. – Но, как вы вчера заметили, нам предстоит долгий путь. Сейчас у меня нет времени об этом задумываться.
– А когда время появится, вы все равно об этом не задумаетесь. У вас такой недостаток, Варис. Вы не эгоистичны, вам совершенно неведома алчность, но вы не способны делиться.
– Что ж…
– Нет, вы не понимаете. Вы вложили свою репутацию, состояние и силы в проект, который вам не принадлежит. – Он умолк, посмотрел на Вариса и негромко добавил: – Вот в чем проблема. Любой другой – даже обычный клерк, и, уж конечно, лорд-землевладелец – давным-давно обозвал бы меня неблагодарной сволочью, если не вслух, то взглядом или мысленно. А вы всем довольны.
– Вы хотите, чтобы я был недоволен?
– Так было бы проще. И нет, я вовсе не об этом. Я пытаюсь объяснить, что в один прекрасный день вы, как сейчас я, увидите, что дело всей вашей жизни вот-вот завершится успехом и перед вами человек, который помог вам этого достичь. А поскольку Богиня никогда не повторяется в своих творениях, этот человек в отличие от вас захочет разделить с вами заслуженную славу. Но вы этого не допустите.
Наступило молчание. Варис понимал, что, рассуждая логически, следует спросить Извора, за гипотетическое будущее Вариса он тревожится или за свое. К счастью, Извор тоже это понимал, и оба они знали ответ (какой уж есть), поэтому никаких затруднений в разговоре не возникло.
Варис опять попытался пошутить, но без особого успеха:
– Кстати, о великом деле моей жизни… вы не боитесь, что это будет война с Ферангардом?
– Нет, – сказал Извор. – Вы же не безумец. В вас бушует ярость, но вы скрываете ее от всех, даже от себя. Вы рассудительны, спокойны и очень мудры, несмотря на ваши годы. Я слышал ваши рассказы о кавалерийских атаках в чужих краях – вы хорошо представляете себе, что такое современная война. Вы ее не начнете.
Оба они, как торговцы, жили маржой, в границах между тем, что люди говорят о своих намерениях, и тем, что эти люди делают. И со временем, как и торговцы, Извор и Варис утратили способность рассматривать что бы то ни было, не учитывая этих границ.
Оба они так хорошо понимали друг друга, что следующее заявление Извора потрясло Вариса до глубины души.
– Не надо так, Варис, – сдавленно сказал Извор, будто исходил кровью. – Негоже нам с вами расставаться на такой ноте.
На полминимы Варис утратил дар речи.
– Я просто уезжаю к Странжу на праздники, – наконец сказал он. – Через два меркленя вернусь. А у Странжа есть магнограф, вы же знаете.
– Конечно, знаю.
– Извор, наступает Равноденствие. Сходите в театр или на концерт… или приезжайте к Странжу. Вы с ним когда виделись?
– Очень давно, – сказал Извор; в его голосе звучало облегчение. – Прошу вас, передайте Странжу, что я скоро приеду. Но не сейчас. – Он посмотрел вверх, будто вглядывался в развеивающуюся дымку. – Пожалуй, к Равноденствию. Так что пусть готовит игральные карты и прячет золото под замок.
– Я так и передам. Он обрадуется.
– И я тоже. Что ж, пойдемте, пообедаем. А потом вам пора на поезд.
Глава 2
Дорога и небосвод
Извор с Варисом вышли из здания парламента и пересекли парк Королей Кларити. Извор шагал энергично, приподнимал цилиндр, раскланиваясь со знакомыми и незнакомыми, а потом бросил серебряный талер бродячей циркачке, которая ловко поймала монетку, подкинула ее в воздух вместе с тряпичными мячиками – и монетка исчезла из виду.
– Мне очень приятно, что у вас хорошее настроение, – сказал Варис.
– Всегда приятно быть в хорошем настроении, – ответил Извор. – И приятно на несколько дней выбраться из этой законодательной мясорубки. – Он посмотрел на Вариса. – И приятно слышать, что вы выражаете свое удовольствие.
Он резко отвернулся, встал на мраморный бордюр у фонтана, прошел по нему чуть больше половины, аккуратно переставляя ноги, потом грузно спрыгнул и застонал. Варис быстрым шагом подошел к нему.
– Спасибо, досточтимый господин, – сказал Извор, – но родители не велят мне разговаривать с незнакомцами, особенно у административных зданий. – Он посмотрел куда-то вдаль, за спину Вариса. – Хотя если вы согласитесь провести меня вон туда, я не откажусь.
Варис обернулся. Посреди парка человек десять окружили чудесника. Над его головой парили яркие шелковые шарфы, а в воздухе мелькали сверкающие стекляшки и кусочки металла. Самого чудесника было почти не разглядеть под длинным одеянием темного бархата, расшитого золотистыми небесными символами. На юге такие одеяния именовали пафосно и зловеще – Звездная Мантия, Покров Ночи и тому подобное, – а среди чудесников они были известны под названием Черный Балахон; наряд позволял сливаться с тенями, особенно если поблизости шныряли приставы.
– Я хочу посмотреть на мираклиста, – детским голоском пропищал Извор. – Один достал у меня из носа монетку, а из уха – зеленый мраморный шарик, очень красивый. – Он обиженно выпятил губы. – Только не говорите мне, что это просто фокус.
– Куда мы пойдем обедать? – невозмутимо спросил Варис. – Не хочется опаздывать на поезд.
Извор коснулся его руки.
– Да-да, конечно, – сказал он своим нормальным тоном. – Вот сюда. Мы там уже были.
Они направились на восток.
По Жаворонковой улице, у восточной оконечности парка, образовался затор – столичные жители выезжали на отдых. Варис и Извор пробирались между упряжками и каретами на высоких колесах. Из телеги с грузом, уложенным на лед, капала талая вода. В дилижансе, обвешанном багажом, бурно возмущались пассажиры. Кучер на козлах, намотав вожжи на руку, сосредоточенно перелистывал Книгу-колоду.
Варис догадывался, где их ждет обед. Они свернули на узкую улицу, мрачную и зловещую, и подошли к зданию на углу какого-то подозрительного проулка. Дверь была распахнута. Над входом висела газовая лампа под колпаком дутого стекла, сизо-синего, как зимнее небо. За широким окном, расписанным золотыми завитками, виднелись расплывчатые огоньки.
Сняв цилиндр, Извор переступил порог. Варис шагнул следом.
Внутри было сумрачно, высокий потолок скрывался в темноте; настольные лампы витражного стекла расплескивали лужицы света по дамастовым скатертям. Неподвижный прогретый воздух пах чаем и корицей. Длинную часть Г-образного помещения заполняли столики и стулья, а в короткой находились застекленный прилавок с пирожными и дверь в кухню.
Худощавый человек, немного выше Вариса, вышел из-за резной деревянной ширмы. На нем были белая сорочка и перепачканный белый фартух.
– Извор, рад вас видеть. И вас, Варис. Надеюсь, вы пришли пообедать?
– Добрый день, Клест, – сказал Извор. – Да, мы пообедаем. Меню не надо. Удивите нас чем-нибудь.
– Садитесь, я все устрою. – Клест радушно развел руки, поклонился и ушел на кухню. Его светлые волосы были связаны в длинный, почти до пояса, хвост, забранный в сеточку и перевитый белой лентой.
Из десяти столиков были заняты два; за одним сидела пара, за другим – трое. Один из посетителей взглянул на Извора с Варисом и улыбнулся, остальные не обращали на них внимания. Извор направился к столику у прилавка с пирожными; Варис переставил стул к стене и уселся лицом ко входу.
В центре столика стояла высокая узкая ваза с четырьмя синими розами. Варис сдвинул ее в угол.
– Места же хватает, – сказал Извор. – Или это символический жест?
– Мне очень неромантично прискучили бессмысленные романтические символы, – вздохнул Варис.
– Синие розы – очень редкие и нежные цветы.
– Редкость – понятие относительное, а нежность зависит от ситуации. На севере они растут и увядают с безумным упрямством. Крестьяне считают их сорняками, но не выпалывают, а с радостью продают южанам. За большие деньги.
– Вы давно были на севере, Варис? В смысле в Корварисе?
– Лет шесть назад. Нет, семь. Сразу после того, как приняли закон о мостах и дорогах. Помните, вы сказали, что мне лучше на время покинуть столицу? Вот тогда я и решил навестить фамильный мавзолей.
– Я думал, вы съездите к Странжу.
– Я слишком ценю его радушие и не хочу им злоупотреблять.
Извор укоризненно посмотрел на него, но промолчал.
– К тому же туда могла приехать Агата. А я был не в том состоянии, чтобы с ней встречаться.
– А вот теперь мне кажется, – очень тихо произнес Извор, – что вы действительно не цените радушие Странжа, если считаете, что он не сумел бы все уладить.
– Простите меня, пожалуйста.
Извор покачал головой и так же тихо продолжил:
– Я не имею права просить вас не упоминать о ней. Больше всего мне жаль, что я причинил ей такое горе.
– В горе Агаты нет ни злобы, ни обиды, а ваши сожаления огорчат ее еще больше.
– Вы сейчас говорите как северянин, – сказал Извор. – Это оттого, что я напомнил вам о Севере, или по какой-то другой причине?
Клест вышел из кухни и поставил на стол две тарелки под стеклянными колпаками и корзинку хлеба.
– По-моему, вам понравится. Только дайте мне слово, милорд Извор, что вы сперва попробуете, а потом посолите, а вы, милорд Варис, будете есть с чувством, с толком и с расстановкой, а не просто заглатывать пищу.
Оба согласились, и Клест снял с тарелок запотевшие стеклянные колпаки.
– Чай сейчас будет, – сказал он и снова ушел на кухню.
Извор проводил его долгим взглядом.
Варису досталась красная рыба, нарезанная тонкими ломтиками, обжаренная на гриле, приправленная пряными травами и выложенная на тончайшую вермишель в сливочном соусе. На тарелке Извора были омлет и куриное филе, почти такое же красное, как рыба, – от запаха острого перца у Вариса защекотало в носу. Извор отрезал кусок курицы и отправил его в рот. На лбу Извора тут же выступила испарина. Он улыбнулся.
– А копченую рыбу вы не любите, – съязвил Варис.
– Я люблю острое, а не соленое. Ох! – Извор взял бокал воды, осушил его на треть и заел ломтиком свежайшего хлеба с сыром и зеленью.
Клест принес чай и большой хрустальный графин с водой.
– Ну как?
– Про соль это вы напрасно, Клест, – сказал Извор.
– Ничего подобного.
– Вы правы. Восхитительное блюдо.
Клест кивнул и вопросительно посмотрел на Вариса.
– Очень вкусно, спасибо, Клест. А разве уже начался сезон красной рыбы?
– Вы же знаете, до него еще несколько недель. Эту доставили алинсейские моряки на корабле с паровым двигателем. Он обогнал весь торговый флот. Ну что, я сообщил вам что-то новенькое?
– Да, спасибо, – сказал Варис.
Клест поклонился и снова ушел на кухню.
Извор изящно взял столовые приборы, легонько коснулся омлета зубцами вилки. Брови его удивленно изогнулись, а усы подрагивали, как у любопытного кролика.
– Нет уж, Извор, я не собираюсь вступать с вами в дискуссию о достоинствах кораблей, оснащенных паровыми двигателями. Парламент распущен на каникулы, – сказал Варис.
Извор облегченно вздохнул и вернулся к еде.
У входа послышался какой-то шум. Варис посмотрел на дверь. Невысокий толстяк с прижатой к груди коричневой кожаной папкой быстро оглядел ресторан и нерешительно направился к Извору.
– Милорд главный парламентарий! Спасибо Лейве, она подсказала, где вас искать.
– Вы нас нашли, Чеглок.
Чеглок, пухлый коротышка, был сложен очень непропорционально: голова и руки словно бы принадлежали человеку намного крупнее, а ноги казались плохо приспособленными для ходьбы.
Он был депутатом палаты общин от Пихтона, довольно скромного городка в коронате Чернодол, граничащего на юго-востоке с Корварисом, владениями Вариса.
– Прошу прощения, милорд корон…
– Ничего страшного, досточтимый депутат, – сказал Извор. – Не хотите составить нам компанию?
– Красная рыба сегодня очень вкусная, – сказал Варис, подтверждая приглашение.
– Ой, нет-нет, я не могу. Я на праздники еду домой, мой поезд отходит в двенадцать миним четвертого… Дело в том, что мне только что доставили сведения с угольной биржи для Баклера, Туроскока и Громса, цены упали…
– Спасибо, Чеглок, – сказал Извор.
Словно бы не слыша, Чеглок положил папку на стол и раскрыл ее.
– Вот здесь, в таблице на странице восемь, строки с шестнадцатой по сороковую, указывают на серьезную…
– Я обязательно ознакомлюсь с этими данными в помещении, где больше света и удобнее читать.
До Чеглока наконец-то дошло.
– Ах да, конечно. – Он закрыл папку и заявил так громко, что Клест выглянул из кухни: – Там цифры говорят сами за себя.
Он обменялся рукопожатием с Извором, поклонился Варису, купил у Клеста пакет пончиков и вышел из ресторана. Варис посмотрел в окно и увидел, что Чеглок вытащил из пакета горячий пончик, с наслаждением вгрызся в него и зашагал дальше.
Извор неторопливо положил папку на пол и удовлетворенно откинулся на спинку стула.
– В чем дело? – спросил Варис.
– Всякий раз при встрече с этим милым коротышкой у вас делается такое лицо, будто вы хотите схватиться за оружие.
– Неужели это так заметно?
– Значит, вы ему… не доверяете?
– Мои предки приложили много усилий, чтобы завоевать его предков или убить их всех и отобрать все, что выпало у них из рук. На севере кровь размывает время, Извор.
– Мне так нравится ваше северное наречие… звучит ласково, а нрав у людей суровый.
С нарочито северным выговором Варис произнес:
– Егда пригубишь кровь, пей, дондеже осушишь чашу до дна, а не то обратится в яд.
– Кверцийский, – сказал Извор. – В речи северян и западинов больше всего сохранились следы кверцийского. У южан было больше связей с внешним миром из-за выхода к океану, и язык местных жителей смешивался с другими наречиями. А восточные области Блистательная империя никогда не контролировала.
– Сильверн рассказывал мне про надгробия. «Под этой памятной плитой лежат лучшие воины Семнадцатого легиона. Пусть камень станет их проклятием для этих каменных людей». На Востоке могильные плиты не разрушают.
– В гневе вы уподобляетесь государственному мужу, Варис.
– Разве я гневаюсь?
– Чем больше северянина обуревают чувства, тем тише он говорит. А вы теперь почти шепчете. Я понимаю, что вы хотели присутствовать на сегодняшнем заседании, но, поверьте, там ничего особенного не произошло. Правда, некоторые лорды чародейские сверкали глазами, узнав, с кем позавчера кутили их ученики. Ничего страшного, после парламентских каникул они об этом забудут.
– Или наоборот, прибавят к прошлым обидам.
– Что ж, понятно, почему вы не доверяете Чеглоку.
– Я ему доверяю. И считаю, что за его несуразной внешностью скрываются большие способности.
Извор съел еще ломтик обжигающе пряной курятины и, заливая пожар, сделал глоток чаю.
– Будьте добры, дайте мне оценку Чеглока. В общем, как человека. Почему он здесь, в столице, а не управляет шахтой или фабрикой?
– Потому что его семейство не занимается обычной торговлей, – сказал Варис. – Таких на Севере много: первенец не оправдал надежд, обделен талантом чародейства, а церковь так привередлива, что… в общем, ему подыскали пост в парламенте.
– По-вашему, он принес бы больше пользы в другом месте?
– Конечно.
– В каком университете?
– В Чернодольском.
Извор рассмеялся:
– А Фирна, эта пустышка? Безусловно, она лучше корона Перната, которому место в парламенте принадлежит по праву рождения. Он отправил Фирну в столицу, а сам прохлаждается в своих владениях, где местные жители прячут от него малолетних дочерей… – продолжил Варис.
Извор медленно повернул голову и окинул взглядом посетителей. Таким образом он не только проверял, не проявляет ли кто-нибудь интереса к их разговору, но без слов просил Вариса выбирать выражения. Однако никто не обращал на них внимания, а все, что говорилось, секретом ни для кого не было.
В любом случае это ничего не изменит. Какая жалость!
– Возможно, после моего ухода делом вашей жизни должно стать как раз вот это – выборы коронов по заслугам, – сказал Извор.
На этом спор завершился, и оба снова принялись за еду, пока не остыло.
Клест то и дело появлялся в зале, подливал воду и чай, приносил десерт другим посетителям, убирал со столиков. Наконец в ресторане остались только Извор с Варисом.
– А все-таки я снова вас попрошу: приезжайте к Странжу, – сказал Варис.
Ему очень хотелось добавить: «Чтобы Агата вас простила», – но он сдержался.
– Попросить-то можно, – сказал Извор, – но я отвечу: «Нет, спасибо, в другой раз».
Подошел Клест и уселся на стул, повернув его спинкой вперед.
– Сегодня мы закрываемся пораньше, а чтобы еда не пропала, я решил устроить вечеринку для завсегдатаев. Может, и вы останетесь?
– Нет, извините, – сказал Варис. – Мне нужно на поезд.
Извор побарабанил пальцами по столу:
– Я с удовольствием спасу от страшной участи какую-нибудь невинную булочку или пирожное.
– Спасибо, Извор. А вы, милорд Варис? Вы же знаете, чем кормят в поездах. Возьмите что-нибудь с собой. Например, плетеники с вареньем? Они в дороге не раскрошатся. Только не отказывайтесь.
– Не откажусь.
– С яблочным, вишневым или с жалостевым?
Извор усмехнулся:
– С вишневым, пожалуйста. Спасибо, Клест.
Клест вернулся на кухню.
– Сильверну понравится, – сказал Варис. – Только слова о еде в поездах я повторять не буду, он обидится. А вот Эдеа, как ни странно, посмеялась бы.
– Вы плохо понимаете отношения между супругами.
– А вы? Вдобавок они не супруги. Они консейль. – Варис через силу улыбнулся. – И об этих отношениях мне действительно ничего не известно.
– И мне тоже. – Извор посмотрел на дверь в кухню и на прилавок с пирожными. – Как вы думаете, если бы в Лескории тысячу лет назад случился не великий голод, а великий потоп, чума или пожар, мы бы до сих пор дарили друг другу лодки, лекарства или кадки с водой?
Варис взглянул на часы:
– Уже почти половина второго. Мне пора, Извор.
– Не спешите. Клест вызовет кэб…
– Вы же видели, что творится на улицах. Пешком я дойду быстрее. По крышам кэбов. – Варис встал. – Спасибо за прекрасный обед, Извор. Желаю вам приятного празднества.
– А как же пожелания доброго пути к Богине? Погодите. – Извор взял из вазы синюю розу и, обломав стебель, вставил ее в петлицу на лацкане Вариса. – Вот теперь вы выглядите как романтик, и вас никто не узнает. Мы с вами достойно прощаемся и достойно встретимся. Передайте от меня привет Странжу.
– Обязательно.
Варис сунул пакет с плетениками под мышку и взял трость. В дверях он остановился и оглянулся. Клест стоял у стола, обеими руками ласково сжимая ладонь Извора. Вот и славно, подумал Варис, выходя из ресторана. Извор не останется в одиночестве.
Теперь надо было пересечь весь Листурель. На Жаворонковой улице за это время почти ничего не изменилось: дилижанс продвинулся на полквартала, но пассажиры по-прежнему возмущались, а кучер по-прежнему не обращал на них внимания и продолжал раскладывать карты.
Уличное движение в столице оставляло желать лучшего. Каждый год в парламенте рассматривали петицию о расширении дорог у Привратного парка и парка Королей Кларити, и каждый год ее отклоняли. Часто кому-то в голову приходила мысль построить над существующими дорогами магистрали на чугунных опорах (или, если умник мыслил масштабно, – на каменных виадуках). В последнее время стали выдвигать требования проложить по мостам путейное полотно. Ни одна из этих попыток подвесить колокольчик на шею коту не объясняла, как обеспечить доступ света и воздуха к нижнему уровню, как бороться со ржавчиной и сыростью на верхнем уровне и что делать с искрами, горячей золой, металлической стружкой и пеплом, которые сыпались бы вниз, если запустить движители и составы высоко над землей.
Горячая зола. С высоты. Еще одна проблема, о которой парламент и не подозревал. В Листуреле было много десяти- и двенадцатиэтажных домов с фасадами кованого железа. Вот и сейчас за торговыми рядами у парка виднелись темные громады с окнами под нависшими козырьками. Как пожарным забраться на крышу? Как подать туда воду?
Варис представил, что люди выпрыгивают с немыслимой высоты из этих окон, охваченных пламенем и дымом, словно посреди столицы разверзлось жерло вулкана и темный аспект Богини требовал жертвоприношений…
Он невольно ускорил шаг. Листурель становился ему ненавистен. Хотелось уехать куда-нибудь подальше, прочь из этого прекрасного древнего города. Нет, так нельзя, подумал Варис. Нельзя уезжать в гневе; не стоит, уходя, хлопать дверью. Парламента больше нигде нет. Нет никакого другого места, которое бы значило для Вариса больше.
У Странжа он обретет отдых в компании друзей и единомышленников и даже, быть может, необходимое убежище от тягот мира. Усадьба Странжа и впрямь убежище, но не сам мир.
Некоторые полагали, что Странж намерен завещать усадьбу Варису. Сам Варис находил такую перспективу чересчур далекой и чересчур лестной, чтобы воспринимать ее всерьез. Допустим, Странж и впрямь умрет – лет через десять, двадцать, а то и пятьдесят. К тому времени Эдеа захочет уйти на покой, да и Березар отойдет от дел. Лучшим кандидатом, безусловно, была Эдеа – самая здравомыслящая из всех, самая понимающая. С такой характеристикой согласился бы даже Березар, который через несколько дней станет четвертым верховным священнослужителем страны.
Послышался грохот; Варис посторонился. Двуколка, взгромоздившись колесом на тротуар, обогнала тяжело груженный угольный возок. Варис пробормотал что-то не очень приятное, вытащил из кармана карандаш и записал номер кэба на бумажном пакете с плетениками.
Уличное движение… В Укромном Заливе пробовали запускать электрические вагончики, которые не осыпают искрами паруса и корабельную оснастку и не изрыгают сажу и копоть, оседающую на драгоценных грузах: чае, шелке и рисе. Мощность движителей, установленных на вагончики, была невелика, и ток от динамо-машины на большие расстояния не передать, поэтому нововведение ограничивалось лишь территорией центральных доков. Тем не менее вагончики ездили, и докеры, которые поначалу при виде сыплющих искрами движителей осеняли себя обережными жестами и подначивали друг друга прокатиться на таком страшилище, теперь привыкли к новым устройствам и с удовольствием позировали на их фоне для люксивов. Уж наверняка столичные власти не захотят отставать от времени, и вскоре такие же электрические вагончики появятся в Листуреле.
Варис свернул в узкий переулок, куда не могли проехать ни экипажи, ни телеги. В домах по обе стороны виднелись вывески книжных лавок и магазинов канцелярских принадлежностей, облепленные рекламой чернил и бумаги, ручек и карандашей, типографских услуг – «большие и маленькие тиражи», – и всевозможных публикаций типа «Новый сборник Шершня: „Статьи из „Звезды““, „Серия любовных романов „Легенды Апиарии““, подписка на новые еженедельные выпуски – „2/3 розничной цены, в прочных клееных переплетах“, мыло для бритья „Вежеталь“»… гм, а это тут откуда взялось?
В переулке было тихо; почти все магазины закрылись на праздники. Варис свернул за угол. По другую сторону широкой площади, где на бетоне и каменных плитах волновалось людское море, высилось здание Гранд-вокзала.
Вокзальный фасад – вогнутую стену серого гранита в два квартала длиной и в четыре этажа высотой – украшали пилястры и широкие пролеты центральной лестницы. Вдоль карниза тянулся фриз с изображением истории транспорта: пешеходы брели за телегами, которые катились за всадниками, которые преследовали кверцийские колесницы, которые неслись за квадригами, а те безуспешно пытались обогнать первый движитель, на всех парах несущийся за «Лескорийским величием», чемпионом ходовых испытаний Черносклона.
Вся площадь перед зданием вокзала была заполнена людьми, багажом и голубями; все находилось в постоянном движении. Не двигались только разносчики газет в перерыве между утренними и вечерними выпусками; вечерние газеты выйдут примерно через час, и доставят их сюда еще через какое-то время. Немногочисленные приставы подгоняли замешкавшихся прохожих, оберегая рассеянных и усталых пассажиров от карманников и багажных воришек.
Варис поднялся по ступеням, не мешкая, но и не торопясь, увернулся от полудюжины столкновений и вошел в центральный зал Гранд-вокзала.
Зал тянулся на два квартала, закругляясь вправо и влево. Он имел ширину шагов двадцать и венчался сводчатым потолком на высоте четырехэтажного здания. Тринадцать двулопастных стрельчатых арок в стиле архитектуры Среднецарствия делили зал на двенадцать выходов к платформам. На две трети от пола арки были сквозными. Камень по обе стороны сквозных отверстий покрывала замысловатая резьба, а верхний угол со стороны платформы занимало витражное окно. Сквозь эти окна падали косые солнечные лучи, в которых вились пылинки; по залу разносилось эхо шагов и голосов.
Варис поднял взгляд к панели ближайшей арки. Все арки имели пропорции идеального кверцийского прямоугольника: отношение стороны квадрата к его диагонали. Сквозное пространство под аркой имело форму правильного квадрата, таким образом панель над ним тоже являла собой кверцийский прямоугольник, а квадратный витраж на самом верху создавал третий такой прямоугольник. Углы меньших квадратов соединяла рифленая каменная дуга, которая шла от вершины со стороны платформы до пола с противоположной стороны. Такая линия именуется спиралью роста; ее можно увидеть и в раковине улитки, и в расположении лепестков цветка. Верующие считали ее священным символом Шиары.
По замыслу архитектора зал должен был выглядеть как раскрытая Книга-колода, а панели представляли карты, поставленные вертикально. Гильдия чарокнижников нашла затею лестной, но возмутительной – какие именно карты, по мнению этого дилетанта, входят в расклад для столичного Гранд-вокзала? Потому что именно так (по их словам) следовало это толковать.
Корон Туроскок, в те годы моложе Вариса сейчас, придумал, как разрешить затруднение. Он предложил, чтобы каждая арочная панель олицетворяла определенный город, который бы и принес ее в дар (Листурелю отвели две арки, обрамлявшие центральный вход); теперь резные рельефы изображали рыбу и торговые корабли Укромного Залива, уголь и лес Чернодола, овец и университетские шпили (многие усматривали в этом насмешку) Аскореля. Туроскок убедил города, что хвалиться следует щедростью и красотой, а не гордыней и мощью. Этот старый хитрец добился от чарокнижников пожертвования в фонд строительства вокзала, подчеркнув, что панели, напоминающие раскрытую Книгу-колоду, наведут путешественников на мысли о чтении – правда, не уточнил, каком именно.
Первый этаж Гранд-вокзала, начиная от самого входа, занимали торговцы: съестные лавки (не только Клест с подозрением относился к тому, как кормили в поездах), газетные киоски, магазинчики, где продавали шляпы, перчатки и зонтики для забывчивых или на случай перемены погоды. Вывески со сдержанной гордостью сообщали, что здесь продаются галантерейные товары «Айвори и Айвори», «Фелтон и Сплин», трости от Батоги и прочих модных ателье поскромнее. Этажом выше располагались рестораны, парикмахерские, на удивление тихая таверна «Последний вагон» и Книжный салон, словно в подтверждение симпатической магии.
На верхних этажах находились кабинеты сотрудников и руководства железных путей, а в центре, на самом верху, откуда открывался великолепный вид на весь город, устроили директорский банкетный зал. Варис ужинал там дважды, по приглашению Эдеи. Оба раза блюда присылали из лучших столичных ресторанов.
Варис решил купить подарок Странжу – что-нибудь поинтереснее, чем еда. Неподалеку он заметил небольшой магазинчик, где за длинным застекленным прилавком стояла худенькая девчушка с длинными просяными волосами.
Почти сразу Варис нашел подходящую вещь: толстую авторучку из искусственного черного мрамора с серебряной отделкой и серебряной же цепочкой, прикрепленной к броши-шатлену.
Скучающая продавщица оживилась.
– Прелестная и весьма пользительная вещица, досточтимый господин, – сказала она, выговаривая слова на северный манер. – По правде сказать, я сначала не поняла, зачем оно, но ведь ручки все время теряют, забывают где-нибудь или просто смахивают на пол. Так что вот, видите… – Она достала из кармана авторучку попроще, но тоже со шнурком и шатленом, и выписала торговый счет. – Это для вас, досточтимый, или в подарок?
– В подарок.
– Ах, тогда позвольте предложить что-нибудь поизящнее. У нас есть шатлен, инкрустированный бирюзой. Очень красивый. И цепочка к нему прилагается из чистого серебра, у вас тут просто посеребренная. Если хотите, я все мигом заменю, мне не трудно.
– Нет, спасибо.
– А подарочная обертка? Мы предлагаем ее бесплатно, много времени она не займет.
– Да, благодарю вас. Времени у меня достаточно.
Пока она доставала бумагу и отмеряла ленту, Варис спросил:
– А вы откуда родом? Из… Тенебора? Из Лесистой Седловины?
– Ага, из Тенебора, – радостно кивнула она. – А вы?
– Из Корвариса.
– А, с Сурового Берега, – сказала она все тем же радостным тоном, но на миг согнула правую ладонь в обережном жесте, мол, Шиара, спаси и сохрани.
Варис сделал вид, будто ничего не заметил, и объяснил:
– Мой поезд идет через Тенебор.
– Ага, через Палисад. Там у нас чащобы сплошняком – и на севере, и на западе.
«Поэтому мои предки и не смогли спалить дома твоих предков», – подумал Варис.
– Сам-то я городской, – сказал он, глядя, как продавщица ловко оборачивает футляр и перевязывает его золотистой лентой.
От аккуратно упакованного свертка веяло не механической, а по-человечески теплой заботой. Варис пожалел, что отказался от предложенной цепочки, – на работу девушки было приятно смотреть.
– Ну и я теперь тоже, – сказала она с чистым столичным выговором. – Вам открытку приложить?
