Джина Шэй
(Не)реальный
23. Обрати силу врага своего против него самого
В лице обернувшейся к Аленке Лизы сиял триумф.
«Враг повержен – враг вот-вот начнет отступление».
– Ну, кто так делает? – насмешливо, даже не думая скрывать тон, поинтересовалась Аленка, шагая к Лизе и приседая рядом. – Это ж не акрил. Отстирается же.
Лиза открыла рот. И зависла. Аленка же подняла с пола баночку краски и принюхалась. Да, точно – гуашь. Ну, это несерьезно. Аленка скептически усмехнулась. А они с Нютой кандидата в отчимы выживали куда более изощренно. По крайней мере, его штаны от суперклея отстирать не удалось… И от стула отлепить тоже – так и выкидывали их вместе, как двух неразлучных, переплетенных в последнем акте страсти, любовников. Правда, Борис Леонидович тогда на это смотрел с иронией. Он-то понимал, что это такое, когда на своей территории вдруг появляется чужак. Хотя конечно, нервов Аленка с Нютой ему в свое время подпортили изрядно.
– А что такое акрил? – пискнула Лиза, явно пытаясь понять, что ей делать. Она явно ожидала, что Аленка выйдет из себя. И что? Рванет на спасение многострадальных джинс, наорет, расплачется? Позвонит Максу в истерике, что «с этим чудовищем не сможет находиться больше ни секунды». Ой, слабо, Лиза, ой, слабо…
– Акрил – это краски такие, они не смываются во время стирки, – Аленка глянула на девочку и поднялась, – переодевайся уже, пойдем – найдем тебе идеальное оружие.
– Что-что найдем?
Блин, Яковлева, ты говоришь с ребенком. А не с писательским форумчанином, который понимает и метафоры, и гиперболы.
– Купим тебе акриловые краски, – пояснила Аленка, – раз уж ты решила сделать моим джинсам эксклюзивный дизайн…
Вряд ли Лиза поняла слово «эксклюзивный», но она точно поняла слово «дизайн». Но все еще не понимала, что происходит.
– Ну, идем уже, идем, – заторопила Аленка. В конце концов, чего тупить-то? Противник был оглушен, его надо было брать тепленьким. Желтый цветок Аленка даже с джинс смывать не стала – благо Лиза не особенно мочила кисточку в воде. Ткань была влажная, но не насквозь.
Нет, была бы смена джинс – Аленка бы не пошла на уступку, но и тут ход был больше внешнеполитический. Она могла без палева выйти из дому с цветком даже не на штанах – а на лбу. И все это – не убирая с лица улыбки «все, как надо, и даже лучше». И пусть Лиза это поймет и сразу капитулирует в подобных методах своей «войны».
Лиза растерялась. Это ощущалось – и в том, насколько суетливо она переодевалась, и вообще в ней, какой-то слегка пришибленной. Это что же за фифы ей попадались, которые впали бы в истерику от такой ерунды?
Хотя… Если фифа была, как Макс вчера говорил, – «с дизайнерскими шмотками», – то тогда понятно. И бедная Лиза, которая об такое чудовище травмировалась. Еще бы понять, как бабу с эксклюзивными дизайнерскими шмотками занесло, собственно, к Максу. Хотя… Почему бы и нет – с его-то киношной улыбкой…
Слава поисковикам и современной помешанности на handmade-хобби – магазин товаров для творчества нашелся буквально на углу. И тут тебе было все – и акрил-металлик, и с блестками, и для батика, и даже обычные акриловые краски тут тоже нашлись. Аленка прихватила за компанию и пару белых футболок, а под шумок – когда Лиза выбирала, собственно, чем будет истязать Аленкины джинсы, – кинула в корзину и коробку с аквагримом. Будет тебе месть, госпожа императрица, даже не сомневайся…
– Ты мне правда дашь на джинсах порисовать? – наконец выдала Лиза, когда они уже почти подошли к дому.
– Дам, – фыркнула Аленка. – Почему нет? У меня зверски скучные джинсы.
Лиза растерянно смотрела перед собой. Кажется, ситуация её выбивала из колеи. И это было хорошо.
– Да не надо, – наконец выдала она. Ой, божечки, кажется, кто-то решил отступить? Ну уж нет, Аленка уже настроилась на оригинальный сувенир из отпуска. Это вам не тухлый унылый магнитик из Адлера.
– Слабо? – нахально поинтересовалась Аленка, пока Лиза тыкала пальцем в кнопку вызова лифта. – Устанешь все джинсы-то расписывать?
– Ничего я не устану, – Лиза клюнула и на это. Ну, конечно. Хочется же, но колется. Все-таки сделать подлянку – оно вроде как и правильно, вроде как и легко. А тут все-таки совесть чешется, что вообще-то к тебе по-хорошему, а ты…
– Ну вот, тебе самая сложная работа. Превратить мои унылые джинсы во что-то красивое. А я рисовать не умею, поэтому я просто посуду помою.
– А футболки ты зачем взяла? – поинтересовалась Лиза, продемонстрировав чудеса наблюдательности.
– Это если ты на джинсах останавливаться не захочешь… – улыбнулась Аленка.
И Лиза не захотела, да… Пока она колдовала над шмотками – Аленка успела не только посуду вымыть, но и запеканку в духовку запихнуть.
Джинсы вышли – просто мозговыносительные. Но отмазка «ни хрена вы не понимаете в современной моде» работала всегда. И было в этом что-то необъяснимо очаровательное – в этих наивных детских цветочках, в неказистых толстеньких птичках и большеглазых мордочках кошек, в солнышках на задних карманах штанов. Ну а что, картины с детскими рисунками кто-то уже за десятки тысяч долларов продавал, теперь настала очередь для детского эксклюзивного дизайна штанов.
– Это осьминог?
– Это сова! – возмущенно пояснила Лиза, и все сразу стало понятно. Аленка поняла, что умиленно улыбается, рассматривая собственные разрисованные штаны. О, кстати, пятна от мороженого теперь видно не было, это тоже был плюс.
Футболки, кстати, тоже получились. Вполне себе приятные детские рисунки, травка внизу, небо вверху, солнце с улыбкой, домик, и типичный треугольник «мама-папа-я». Хех. Морозится, морозится, но в маме по-прежнему нуждается… И до того от этой мысли Аленке захотелось Лизу обнять, что аж в душе защемило. Нет, наверное, рановато. Но погладить по голове можно же? Не шарахнется поди от этого? И да, ты тут не мама, Яковлева, не забывай! Девочка мечтает совсем не о тебе.
Не шарахнулась.
– Отлично вышло, котенок, – ласково заметила Аленка, – теперь осталось просушить, прогладить и оно точно не отстирается. Ты краски убрала?
Лиза кивнула. Нет, все-таки воспитывали её правильно: поиграл – убери за собой.
– Ну, тогда иди – мой лапы, и попьем чаю, – Аленка подмигнула девочке.
Хорошо быть непредсказуемой. По-хорошему непредсказуемой. Вот сейчас Аленка была довольна тем, как в итоге срезала Лизу. Нет, конечно, этого еще мало, но уже достаточно, чтобы сама Лиза подумала, что может, все-таки стоит обойтись без войны? Примерно также когда-то Борис Леонидович срезал саму Аленку, застав её за самопальным изготовлением удочки из обычной ивовой ветки и его, Бориса Леонидовича, снастей. Позже, узнав стоимость тех снастей, Аленка прониклась к отчиму еще большим уважением – потому что он не только не наорал и не сдал Аленку маме, но и прихватив её в охапку, закинул в машину и отвез на рыбалку. С заводи Аленка тогда вернулась покусанная комарами, но ликующая – ей же дали спиннинг в руках подержать, и она даже рыбу на него поймала…
– Мы гулять не пойдем, да? – виновато поинтересовалась Лиза, уткнувшись носом в чашку и неловко ковыряя пальцем печенье.
– Котенок, у меня запеканка в духовке, – Аленка развела руками, – и без штанов на улицу я, увы, выйти не смогу. Я написала твоему папе, чтобы он мне хоть какие-то джинсы по дороге на обед купил, но до той поры – посидим дома. Можем порисовать, хочешь?
Сама Аленка в свое время рисовать могла хоть с утра и до вечера, и портя при этом огромное количество бумаги. Лизу же идея не очень вдохновила – она замотала головой. Кажется, кто-то урисовался акрилом по самое не хочу.
– А полепить?
– Пластилин у меня кончился, – как истинная хозяйка своего королевства тут же заявила Лиза.
– Если есть желание – разве отсутствие пластилина помеха?
Фиг его знает, что было в голове у Валентины, но судя по всему – экологичностью материалов, используемых при играх с ребенком, она не парилась. А, ну да – не свое же дитятко, можно не запариваться. Это Аленкина maman долгое время упарывалась, и Аленка с Нютой лепили только из соленого теста. Ну, зато они всегда знали, что два стакана муки могут обеспечить тебя лепочным материалом на целый день, знай только краску подмешивай и следи, чтоб тесто не засохло. Сколько бус из соленого теста тогда было сделано – хоть магазин крафтовой бижутерии открывай.
Ничего нет проще того, чтобы найти пустую коробку из-под конфет (ну ладно, почти пустую, но Лиза с Аленкой вместе пришли к мысли, что ради искусства – можно и фигурой слегка пожертвовать) и на её основе начать лепить какую-нибудь ерунду. Например, чеширского улыбающегося котика – к слову, рассказ «кто это такой» Аленке пришлось осуществлять самой. Дословно она Кэррола не помнила, пересказ Алисы был весьма вольным, но Лиза все равно недовольно ворчала, когда Аленка в своей болтовне прерывалась.
Ей-богу, Аленка себя чувствовала супергероиней. Выкрутилась, она выкрутилась. И Лиза, кажется, слегка оттаяла. Хоть на Аленку временами зыркала и с опаской, но все равно личико девочки не было таким напряженным, как утром. И может, кто-то скажет, что это Аленка легко отделалась – а ее, между прочим, еще утром потряхивало так, как перед защитой диплома не потряхивало. Нет, все-таки хорошо – ужасно приятно было наблюдать на сосредоточенном личике занятой Лизы не хмурую враждебность, а увлеченность. Прямо в кайф…
Когда явился Макс – в обнимку с пакетом и каким-то букетом, – его даже заметили не сразу. Не до него было, тут у котика, которого лепили в четыре руки, мышей было мало – что там какие-то там открывающиеся двери. Лишь нечаянно подняв голову, чтобы глянуть на таймер на духовке, Аленка заметила Макса, замершего у кухонного косяка и рассматривающего их с Лизой как нечто им никогда невиденное.
– Подглядывать нехорошо, – Аленка и сама понимала, что улыбается слишком глупо, но… Но блин, все-таки как безнадежно её положение… Один только взгляд Макса – вот такой вот, слегка недоверчивый, но восхищенный – и сердце в груди начинало размахивать юбками и плясать канкан.
– Папочка, – Лиза радостно подскочила и, чудом не свалившись с табуретки, ринулась к Максу обниматься. Макс же легко подхватил её на руки, прихватил, прижал к себе.
– Все в порядке? – одними лишь губами спросил у Аленки, и она, пытаясь не давать ходу поднявшейся в груди тоски из-за наблюдаемой семейной сцены, кивнула. Сразу было видно, что система Макса и Лизы уже устоявшаяся, уже двигается по своим законам, и так-то – вписаться в неё гармонично представлялось уж больно сложной задачей.
Какое-то странное чувство одолевало Аленку. Пусть она знала Лизу всего-то второй день. Пусть она еще толком не представляла, какая Лиза на самом деле. И все же хреново, что вот так вот у неё и Лизы не будет. Все-таки Лизе она не мама. Да и даже в самом ванильном случае – скорей всего преодолеть предубеждение к чужим тетям у неё до конца не получится. Но блин, как хотелось быть Лизе не чужой, чтобы она не воспринимала эту вот утреннюю возню с завтраком как какое-то чудо, нет – скорей как традицию. Честно-то скажем, вопреки упрямству Лиза была приятным ребенком. И не столько внешне, сколько внутренне. Все-таки чувствовалось, что вредничает она не из-за собственной избалованности, а из боязни. Страшно выходить из зоны комфорта – даже многим взрослым страшно, а что взять с шестилетней девчонки?
– А я готовила кексы, – о да, дело дошло до «похвастаться».
– Ты, золотко? – Макс неподдельно удивился.
– Да! – важно заявила девочка. – Садись, папа, буду тебя кормить.
Соленое тесто со стола сметали торопливо, изведя на упаковку аж семь пакетов. Аленка не стала мешать Лизе сиять, в конце концов, ни к чему это было. Максу наверняка не обязательно было говорить, что готовила Лиза исключительно под присмотром Аленки. Девочка бы обиделась, да и Макс бы ничего нового не узнал. И Аленка самым позорным образом сбежала, не в силах противиться одолевающей душу тоске. Заныкалась в спальню, уселась на край кровати, обняв себя руками.
Ну что же это такое? Почему так нестерпимо грустно? Почему сейчас кажется, что зря она даже пытается, что как бы она ни лезла из кожи вон – все равно Лиза ни разу не сказала, что кексы они пекли вместе, а значит ровным счетом никакого значения в глазах Лизы это ей и не придавало. Аленка ей чужая, и вряд ли что-то поменяется. А чего ты хотела, Яковлева? Присоседиться к чужому ребенку? Стать членом уже сплоченной семьи? Ага, сейчас, закатай губу обратно. Приперлась тут, на готовенькое.
– Это кто тут грустит в одиночку? – горячий шепот склонившегося к Аленке Макса обжег ухо, а сам Ольховский опустил руки Аленке на плечи, обнимая её. Теплый. Уютный. Такой, что в него захотелось срочно укутаться – авось и эта чертова беспричинная печаль исчезла бы с горизонта.
– Я не грущу, – соврала Аленка и, притворившись, что ей срочно надо протереть глаза, стерла из уголков век едва не спалившие её сентиментальность слезы, – я просто устала. С непривычки.
– Не мудрено, – Макс тихонько вздохнул и ужалил губами Аленкину щеку. Кратко. Мало. Хоть умирай.
– Прости, что свалил на тебя это все, – шепнул, осторожно поглаживая Аленкины пальцы. Он был как море – ласковое, спокойное море, и от одних только его объятий все тревоги растворялись, таяли… И все же – тоска отхлынула, но смертельно захотелось целоваться. И как с этим было жить вообще? При не спящей-то императрице.
– Лиза довольна? – тихо спросила Аленка. Это было важно – то, что Лиза сказала отцу. Потому что все-таки Аленка могла ошибиться.
– Солнечная, ты так в себе неуверенна? – Макс улыбался, и от этой его улыбки душа потекла, как оказавшееся в духовке мороженое. – Лиза не замолчала ни на минуту, рассказывая, как вы тут с ней развлекались, а ты тут сидишь и грустишь, думая, что ей не понравилось? Хочешь, позову её – и она скажет тебе спасибо? Ну, хоть за джинсы – потому что это, кстати, она отчебучила… А ты ей милосердно это спустила.
– Не надо, – торопливо возразила Аленка. Любое принуждение сейчас убило бы её усилия по смягчению Лизы на корню. И потом, нет никого честнее детей. Если Лиза захочет ей за что-нибудь сказать «спасибо» – скажет сама.
– Дурочка, – фыркнул Макс, – моя солнечная, волшебная дурочка. Я в тебя и так верил, но ты ж все равно умудрилась меня удивить. Теперь можешь загадывать свое желание, я просто обязан его исполнить…
– Любое желание? – Аленка хихикнула и запрокинула голову, роняя затылок Максу на грудь. Рядом с этим чудовищем было совершенно невозможно печалиться. О чем вообще можно было печалиться рядом с Максом?
– Ага, – Макс кивнул. – Любое-любое. Выставку я пробил, там нормально все, можно и сходить. Только скажи мне, Сан, мы тебе платье для выхода покупать пойдем или не надо?
Лишь позже Аленка вспомнила этот разговор. Лишь позже смогла задать себе нужные вопросы. А сейчас – сейчас она, прикрыв глаза, кайфовала в объятиях Макса и, в третий раз пропустив его фразу через мозг, пыталась понять её окончание. Нет, влюбленность нужно было запретить как факт… Мозги сие явление разжижало очень качественно.
24. Третья сторона
Больше всего в своей жизни Валентина Калугина не любила выскочек. Этих везучих клуш, которые умудрялись выскочить в самый неожиданный момент и увести вожделенный приз из-под самого носа Валентины. Подобные ушлые бабенки Валентину бесили до зубовного скрежета. Потому что они сводили на нет все то время, что Валентина потратила на путь к своей цели.
Годы чертовой работы! Четыре года в МГПУ, красный диплом бакалавриата, специалитет по работе с детьми дошкольного возраста. Нет, Валентина не собиралась тратить свою жизнь на работу в детском садике, отнюдь. Не для этого она проходила целую кучу дополнительных курсов, набив папочку резюме всякими сертификатами до отказа. На целую ораву не поддающихся контролю чужих детей усилия тратить смысла не было. Ну, даже если допустить, что Валя попадет в какой-нибудь частный детский сад, там все равно было слишком много работы, а «слишком много работы» – было не очень заманчиво для амбициозной девушки.
Нет уж. Цель – стать няней. В какой-нибудь состоятельной семье, с симпатичным папашей, отшибленной на материнский инстинкт мамашей и недолюбленным ребенком – одним. Нет, не двумя, не тремя, ни в коем случае – это опять-таки «слишком много работы». И тут, помелькать перед отцом семейства, побыть милой и уютной, сыграть на резком контрасте с дурной и отдаленной от семьи женой – ну и забраться к нему в постель. Получить минимум – покровителя, максимум – мужа. Валя самонадеянно предполагала, что её внешних данных и хорошего отношения с ребенком «жертвы» окажется достаточно, чтобы убедить мужика на ней жениться. Ну и все, план-максимум на жизнь считался бы выполненным, Валя с чистой совестью могла заняться собой.
Дети? Зачем? Валя даже в теории представляла, насколько непросто будет изображать привязанность к чужому спиногрызу. А свои… Ну нафиг, это же столько проблем: бессонные ночи, фигура опять-таки будет испорчена к черту, а она и так дается потом и кровью – одним бесконечным фитнесом и жесткой диетой. Нет, это не было легко, но зато у Вали была возможность с чистой совестью задирать нос перед располневшими одноклассницами.
«Жрете вы слишком много просто».
Ну, не столько много, сколько неправильно – но об этом Валя никому не говорила. Не считала нужным подсказывать. Ей-то пришлось к этому самой приходить! Хотя, разумеется, она-то себя так не запускала, нет, она спохватилась рано, ей не пришлось беспокоиться за всякую там дряблую кожу.
И так, цель – состоятельный, симпатичный мужик с ребенком. Такой, чтобы не считал проблемой содержать свою женщину и не хотел большую многодетную семью. Этой целью Валя озаботилась практически со школы и была уверена, что её целеустремленность – это достоинство. Ну серьезно, пока подружки не знали, куда себя деть, тащились зачем-то со своими аттестатами в театральные, откуда им, при исходных-то данных не светил не то что Голливуд, но и что-то кроме «Кушать подано» в мелком театре. Какое «звезда сцены», девочки, вы что, пересмотрели первого канала? Это только там можно куда-то пробиться, если пахать или раздвигать ноги перед продюсерами. Пахать – было неинтересно, спать с кем попало же – Валя считала ниже своего достоинства. Короче говоря, становиться известной актрисой – и шлюхой, по совместительству, – Калугина не рвалась. Ровно как не рвалась ни в экономисты (унылая работенка), ни в менеджеры (чем там вообще занимаются?), да и вообще никуда, где предлагали «карьерный рост» – читай «воз и маленькую тележку работы». Больше всего на свете хотелось жить для себя – и не париться зарабатыванием денег.
В поисках подходящего мужчины Валя сменила семь семей. Все было не то. То мужик был конкретный ходок и смотрел не только на ноги бегающей по его дому няни, но и в принципе на любые мало-мальски стройные ноги, то семья была до тошноты сплоченная и крепкая, то детей оказывалось слишком много, то отец семейства эстетическому чувству Вали никак не удовлетворял… В общем, найти мужчину своей мечты оказалось непросто. Из каждой семьи Валя уносила отличные рекомендации, прощальное «Ну, как же мы без вас» и раздражение из-за очередных потраченных зря нескольких месяцев жизни.
А потом судьба решила Вале улыбнуться и выбила на рулетке её жизни заветное «зеро».
Валя попала в семью Ольховских.
Максим Леонидович мог именоваться только словом «джек-пот», и никак иначе. Красивый, уже в разводе – и при деньгах. При очень хороших деньгах, которые он почему-то не афишировал. Не нужно напрягаться и отбивать, не нужно идти себе на уступки и быть только «любовницей на содержании». Нужно только лишь очаровать его самого – понравиться его дочке, и все, дело сделано. Такой легкой казалась задача в самый первый день работы у Ольховских.
На практике же оказалось, что все совсем не так просто, как Вале казалось.
Нет, очаровать Лизу удалось без проблем. На самом деле, ну зря, что ли, столько времени было убито на изучение детской психологии? Нет, Валя Лизу быстро укротила и, можно сказать, «кормила её с руки», а вот задача «обратить на себя внимание отца семейства» оказалась неожиданно трудной…
Ольховский оказался слишком закрытым. За два года работы с ним Валя так и не поняла – кем он работает и где. Где он проводил целые дни, когда оставлял Лизу в детском саду? Элитном детском саду, нужно заметить. Он мог уехать на пару дней, бывало брал с собой и дочь, временами оставлял с ней Валю, но ежедневно звонил по видеосвязи – из каких-то хороших гостиниц. Деньги у него были, это был не секрет, но чем он занимался?.. Ну, так-то пофиг, лишь бы от налогов не скрывался, а то там, говорят, в норме конфискации…
Блин, ну Максим же явно любил женщин… Это было видно по манерам, по зашкаливающей уверенности в себе, по тому, насколько часто Ольховский вызывал Валю просто провести ночь в квартире с Лизой – а сам уезжал «расслабиться». Были у него потребности, как у обычного мужика, были. Ну, так и какого хрена тогда? Ведь ни единого поползновения за два года. Не помогли ни обтягивающие джинсы, ни короткие разноцветные платьица, ни даже чертовы духи с афродизиаком – которые по срезу оказались самой глупой покупкой в Валиной жизни. Ольховский смотрел «сквозь». Упорно.
Однажды, когда Валя отчаялась – и встретила его посреди ночи в одной лишь кружевной комбинации, – ей показалось, что в темных карих глазах Ольховского и мелькнул какой-то интерес, но…
– Валя, поймите меня правильно, пожалуйста, – ровно произнес тогда Максим Леонидович, – я не мешаю свою личную жизнь и семью. Вы нравитесь моей дочери – и я очень этому рад, но для меня вы – няня моего ребенка. Еще раз вытворите что-нибудь подобное – и мы с вами расстанемся. Вам ясно?
– Да, – тогда пискнула Валентина, и на этом конфликт был исчерпан. Ольховский ни разу ей за него не выговаривал. Вале пришлось же со своими амбициями затаиться. Нет, не отказаться – ни в коем случае. Другого такого мужчины ей могло и не попасться. Если Ольховский не велся на предложение секса, значит – нужно было действительно стать членом семьи. Человеком, которому доверяли. А там… Год-два поломается, а потом – не удержится же. Зачем искать счастье на стороне, когда под рукой есть и красивая, и умная, и с ребенком в ладах? Всегда идеальная, красивая, ухоженная – в каком-нибудь элегантном платье и с френчем на коротких ногтях. Что еще надо?
И все было ничего. Ольховский по-прежнему пользовался любовницами вне семьи, Валя не переставала пользоваться такими инструментами привлечения внимания, как короткие платьица, Лиза привязывалась к Вале все сильнее – с какого-то момента она своей привязанностью начала раздражать, но Валя мужественно терпела. Ради цели – потерпеть было можно.
Все переменилось как-то резко. Ольховский за полгода как-то вдруг резко поменялся. В чем конкретно – Валя не поняла, но ощутила. Как-то по неожиданно зажегшемуся в глазах огоньку, по тому, с какой охотой он начал оставаться дома с дочкой, все чаще предпочитая вечер в её и Валиной компании очередному ночному «выходу в свет». Количество тех выходов, к слову, сильно снизилось.
Причин… Внешних не было. И Валя решила, что сработало. Максим Леонидович начал в неё влюбляться. Потому и не ездит по бабам, потому на его лице стала частенько мелькать мечтательная улыбка – влюбился же, как пить дать, влюбился. И Валя ликовала. Ждала более активных действий, ждала пока он дозреет, но…
Потом они переехали. Новая квартира тоже была хороша – и просторная, и в неплохом районе, и с неплохим ремонтом, но в сравнении с той, в которой Ольховский и его дочь жили раньше – сарай.
Неплохо – вместо шикарно. Что-то случилось? У Ольховского финансовые проблемы? Но на зарплате Вали это вообще никак не отразилось. Тогда в чем дело? Спрашивать у самого Ольховского – лезть не в свое дело. Ей-то какая разница – она же всего лишь няня… Пока что.
Лизе было пофиг, её ритм жизни почти не поменялся. Но она случайно оговорилась, что папа затеял какую-то «игру». Мол, не хочет, чтобы кто-то там в нем видел только деньги. И это Валю резануло практически до крови.
Она ошиблась. Заветная золотая рыбка и не думала попадаться в её сети. Ольховский нашел себе женщину. И судя по всему – намерения у него были серьезные, раз он даже Лизу подговорил его поддержать.
Наверное, можно было сдаться. Но Валя не хотела. Почти два года её жизни были потрачены на эту семью. И она не желала выпускать из своих рук свою мечту. Если Ольховский намерен познакомить свою бабу с дочерью – значит, Вале нужно сделать все, чтобы Лиза отчаянно боялась всякой чужой тетки, приближающейся к ней. Нужна была поддержка дочери Максима, нужно было её маленькими ручками отбить сопернице всякое желание лезть в эту семью – а потом, когда она бросит Ольховского, когда он вновь разочаруется в женщинах, – просто оказаться рядом. Просто показать, что вот она-то, Валентина – самый надежный человек на свете. И дочери Максима Леонидовича она очень нравится.
Оставалось лишь сделать так, чтобы Лиза восприняла новую женщину отца с неприязнью. А для этого у Вали козыри были… И еще какие козыри. Правда, Ольховский, наверное, убил бы Валю, если бы узнал, какой секрет она открыла Лизе, но он не знал. Валя постаралась напугать девочку так, чтобы она ни за что в жизни не спешила бросаться с этой правдой к папе.
Времени у Вали оказалось предостаточно. Два месяца. Два месяца прошло от переезда в новую квартиру до столкновения с ней…
Глядя на эту Алену, Вале хотелось сплюнуть. Вкус Ольховского её разочаровал. Как может такой роскошный мужик, которому впору сниматься для журналов, – и клюнуть на такую серую мышь. Ну вот что он мог в ней найти? Обычная, скучная, русоволосая. Без каких-то там ярких глаз или красивых губ. Даже с салонной укладкой она не была заметной. Дешевые джинсы, дешевенькая футболка, какие-то откровенно бижутерные серьги… Для того, чтобы такая «не повелась на деньги», – нужно было снимать хрущёвку. Вот это был её уровень.
Нет, такой сопернице проигрывать было совершенно позорно. Но блин, чем она взяла Ольховского? Где они вообще с ним познакомились? Ясно же, что ни в каком ночном клубе: соплячка – явно не тусовщица, и не из богемы, от неё за версту несло провинцией. Но, черт побери, как, как она зацепила Ольховского? Он так на неё смотрел, что Валя едва не задохнулась от лютой ревности и беспричинной злости.
Ладно. Ставка на Лизу была твердой. Валя верила – девочка себя оправдает. Она очень боялась потенциальной спутницы жизни отца, она не хотела лишиться дружбы со своей доброй няней. У неё был стимул ненавидеть эту Алену. Очень мощный стимул. Оставалось только надеяться, что она справится – и эта девица уедет в свой колхоз, напугавшись проблем с чужим ребенком.
Вот только начало операции «Выжить соперницу» готовило для Валентины первое разочарование.
Первый день окончился неудачно… Соперницу явно оставили с Лизой, но… То ли она справилась, то ли Лиза по началу не отчебучила ничего страшного, но встречавший Валентину в прихожей Максим Леонидович выглядел на редкость довольным. Что-то даже мурлыкал себе под нос, завязывая галстук. Он был при параде – и только по этому костюмчику, без пиджака, но с жилетом, и при галстуке Валя поняла – колхозница развела Ольховского на свидание. Не просто на секс, а на свидание. И это было плохо, потому что – он-то согласился. Блин, ну как же так, ну холостяки в его возрасте же не должны так легко пускать в свою жизнь женщин?
А он пустил… Пустил и вообще вел себя не как взрослый, нажравшийся отношениями мужик, а как влюбленный студентик, и от этого было тошно. Это не по этой мыши он должен был вздыхать, не к ней бегать на свиданки, не ей дарить цветы – букет из розовых тюльпанов и сиреневых гвоздик, оставленный в спальне, Максим Леонидович вряд ли себе покупал.
Ладно… Может, колхозница справилась один раз… Но второй раз – точно не справится… Уж Валя постарается. И Лиза – тоже постарается. Нужно только напомнить ей правду.
