Дикий Носок
Амброзия
«Такую красивую девушку не только за руку, всю подержать хочется,» – задвинул первый неловкий комплимент Суренчик.
«Чего?» – не поняла Настя
«Может прокатимся куда-нибудь вечерком? У меня машина есть. Покушаем, музыку послушаем,» – торопился застолбить место джигит.
«Ага, щас,» – мигом превратилась пэри в злобную ведьму. – «Разбежался.» И вырвала локоток. «Такая красавица и так говоришь, нехорошо,» – обиделся Сурен, думая о том, что если бы он был на машине, то она заговорила бы совсем по-другому. Но упустить девушку было совершенно невозможно, поэтому он поплелся за ней в подъезд, как телок, привязанный за веревочку. Пэри поднималась по лестнице, кляня неработающий лифт. Цветастые шортики обтягивали то одну, то другую ягодицу попеременно. Сурен шел следом, не в силах отвести взгляда от этого зрелища, сопел и краснел. Слова, которыми он намеревался обольстить девушку, вылетели из головы начисто.
«Тебе чего надо?» – вдруг резко развернулась Настя. – «Чего за мной прешься?»
«Я это, познакомиться хочу,» – почему-то залепетал Сурен.
«А я – нет,» – отрезала хамоватая пэри. –«Отвали.»
«Ты не думай, я серьезно. Даже жениться хочу.»
Но девушка уже хлопнула дверью квартиры. Ну хоть понятно, где она живет. Сурен облокотился на перила лестницы и призадумался. С наскока обольстить пэри не получилось, а долгосрочное планирование – не его конек. Что же делать?
***
Цветочный киоск, на удивление, работал. Хотя электричества у них тоже не было третий день, как и везде. Поникшие цветы распродавались за полцены, лишь бы сбыть с рук стремительно увядающий товар. Санек не стал брать готовый букет. Знал по опыту, что туда ушлые цветочники пихают то, что завяло еще позавчера. Навыбирал роз, на вид более-менее свежих, из охапки, стоящей в красном пластмассовом ведре. Хотя с этими цветами никогда не угадаешь. Принесешь домой свежекупленный букет, а через пару часов все бутоны клонятся на полшестого. А ты и подарить то его еще не успел.
Тугой воротничок белой рубашки немилосердно давил шею, отчего та багровела, как азербайджанский помидор, опухала и ложилась на него массивной складкой. Галстук, синий в золотую крапинку, единственный, который у него был, и надеваемый лишь по особо торжественным случаям, как-то выпускной, свадьба или юбилей, был завязан до того топорно, будто это делал тюлень ластами. Костюм, в который Санек облачился с самого утра, одевался не чаще. Костюмы и галстуки он не любил, предпочитая всему джинсы или спортивные костюмы. Благо, занятия его этого и не требовали.
Сегодня случай был исключительный. Санек решил жениться. Решение было спонтанныи и пришло к нему ночью, во сне. Весь день накануне он маялся как бы повидать Настю. Беспорядки, менты, оцепление – все это никак не давало ему возможности проникнуть в рюмочную к любимой девушке. А мертвый телефон – позвонить. Целый день он пребывал в неизвестности и беспокойстве. А ночью проснулся, сел на постели и резко открыл глаза, ошеломленный пришедшей в голову простой мыслью. Надо жениться! Элементарно жениться на Насте, да и все дела! Тогда она всегда будет под рукой. Промаявшись до утра без сна, парень приступил к осуществлению идеи.
Оказалось, делать предложение та еще морока. Сначала предстояло влезть в костюм и удавиться галстуком. Рубашки, к счастью, были поглажены матерью раньше. Потом предстояло разыскать в шкафу коробку с туфлями и целые носки. Во дворе, пнув в досаде колесо заглохшей вчера машины (пришлось заплатить слоняющимся без дела подросткам, чтобы дотолкали до дома), двинулся пешком. Облом ждал его уже в первом пункте назначения – ювелирном магазине. На двери висело отпечатанное крупным шрифтом объявление «Закрыто по техническим причинам». «Блин,» – выругался жених и пнул основательную металлическую дверь магазина, способную выдержать ядерный взрыв. Другой ювелирный, до которого пришлось пилить пешком полчаса, тоже, но уже вполне ожидаемо, встретил его похожим объявлением. Плюнув на новомодную американскую традицию дарить помолвочное кольцо, Санек решил ограничиться русской – букетом цветов. И здесь ему повезло. Цветочные киоски, спешно пытающиеся избавиться от товара, работали.
Жить без машины оказалось невероятно утомительно. Выйдя из дома полтора часа назад, Санек давно обливался потом. Рубашка прилипла к стене, по бритым вискам стекали капли пота. Плохо разношенные туфли растерли пятки. Костюм, непривычно сковывающий движения, раздражал. Невзирая на трудности жених продвигался к цели.
Санек был прост, как сибирский валенок. И мир вокруг него был таким же, простым и понятным, где белое – это белое, а черное – это черное. А все, что сложнее, чем таблица умножения, просто не существовало. Точнее, Санек такие вещи игнорировал, пропускал, как сложный кроссворд в газете, переходя сразу к разделу анекдотов. «Не париться» – было его жизненным кредо.
После школы Санек немного чему-то поучился в ПТУ, прикидывающимся колледжем, сходил в армию, угодив за выдающиеся физические данные в воздушно-десантные войска, а потом был замечен и пристроен к делу одним деловым человеком. К счастью для парня, те времена, когда авторитетные люди в малиновых пиджаках мочили конкурентов направо и налево, словно траву косили, уже миновали. Теперь они действовали тоньше, изощреннее, и главной ударной силой стали армии юристов, хотя и грубая физическая сила порой тоже требовалась. Вот как раз ею – грубой физической силой, немногословной, не задающей лишних вопросов и производящей нужное впечатление одним своим видом Санек и его напарник Ванек и работали.
Букет, решительно сжатый в руке, колыхался, словно малиновое желе, пока он поднимался по лестнице к Настиной квартире. Снегопад из белых лепестков застал его на пятом этаже. Они медленно кружились в воздухе и устилали лестницу. Санек задумчиво наморщил лоб и двинулся дальше. И тут же услышал сопение и возню, доносящиеся сверху. Послышал звук удара, резкое «ох», будто выпустили воздух из камеры, и к ногам парня упал букет. Охапка белых роз выглядела так, словно ее в свое удовольствие объела коза – пожамканной и измочаленной. Новоявленный жених нахмурился, сунул свой букет подмышку для пущей сохранности и стал подниматься.
На лестничной площадке седьмого этажа, прямо у верхней ступеньки, на спине лежал Ванек. У него на животе устроился Сурен, красный, лохматый, с выпученными глазами, и с остервенением колотил напарника по голове. Вид у Сурена был дикий, точно у загнанного в угол зверя, которому больше нечего терять, и он в отчаянии, сам кидается на охотника. Хрипящий Ванек вяло заслонялся и отмахивался. Часть ударов все же приходилась вскользь.
Санек опешил. Два другана молотили друг друга, как тюки соломы, не обращая на него внимания.
«Э! Вы чего? Что не поделили?» – миротворец из парня был неважный. – «Ну ладно, мужики, кончайте.»
«Слышь, слезай с него, я говорю,» – потянул он за плечо Сурена. Тот дернулся, впечатал кулак в живот Саньку и продолжил свое дело. Санек непроизвольно согнулся, отступил на ступеньку вниз и разозлился. Приоритеты были расставлены. Теперь его симпатии были однозначно на стороне напарника. Но сгоряча в драку парень не кинулся. Сначала спустился вниз, аккуратно пристроил букет на площадке между этажами и рванул вверх.
«Ах ты, сука черномазая,» – снес он одним ударом Сурена.
Тот кувырнулся, но тут же подскочил, словно баскетбольный мяч, и с ревом дикого осла бросился на обидчика. Санек встретил его мощным ударом в корпус. Бешенство берсерка в бою вещь, конечно, незаменимая, но разницу в весовых категориях никто не отменял. Санек был крупнее раза в полтора. Да и многолетние занятия самбо не пропали даром.
Сурен скатился с лестничного пролета, как краб со скользкого волнореза. Безуспешно пытавшиеся зацепиться за перила руки и ноги мелькали в воздухе. Приземлился Сурен на аккуратно уложенный женихом букет. Стебли эквадорских красавиц жалобно хрустнули, в порядке самообороны воткнув шипы в спину обидчика. Лепестки взорвавшихся бутонов разлетелись малиновыми снежинками. Санек застонал в голос и разъярился. Он два часа таскался по жаре пешком за этим клятым букетом.
Несмотря на падение с лестницы, Сурен выглядел лучше, чем букет. Бушующий в крови адреналин сделал его временно нечувствительным к боли от сломанных костей. В очередной раз рванув на обидчика вверх по лестничному маршу (для атаки позиция самая невыгодная), он получил сокрушительный удар ногой в живот, согнулся пополам и только теперь угомонился. Отдышавшись, Сурен пополз вниз, вися на перилах и сыпя проклятиями на своем языке. Санек не прислушивался.
Приятель его Ванек к тому моменту оправился и уже сидел, опершись спиной о стену. Санек с удивлением заметил, что одет тот в голубую рубашку и серый с отливом костюм. Смутно он даже припомнил, как в этом костюмчике друган ходил еще на выпускной вечер в школе. И с тех пор, как подозревал парень, надевал не более пары раз. Сорванный в пылу борьбы галстук-бабочка валялся поодаль.
Санек спустился сначала вниз, осмотрел скорбные останки погибшего букета, плюнул на них от досады и вернулся.
«Ты чего так вырядился?» – хмуро поинтересовался он. Недоброе предчувствие кольнуло в сердце. – «А с этим что не поделили?»
«Ты прикинь, братан,» – любовно расправляя и отряхивая от пыли подобранную бабочку, ответил Ванек. – «Эта чурка на моей невесте жениться хочет.» Про невесту Санек слышал впервые. И готов был поклясться, что еще вчера никакой невесты и в помине не было. Подружки были – сегодня одна, завтра другая, а невесты не было.
«Какая невеста? Откуда у тебя невеста?»
«Да Настька. Из «Наливайки». Она тут живет,» – махнул головой на хорошо знакомую парню дверь приятель. Предчувствие оформилось и превратилось в реальность. У Санька аж дыхалку перехватило: «Чего ерунду несешь? Какая она тебе невеста? У нас с ней любовь. Я сам на ней женюсь.» Друган насупился и посмотрел на Санька волком: «Вот и Сурен так говорил. Да только хрен ему. И тебе тоже.» Он подтянул штаны, шумно высморкался в сторону и угрюмо уставился на дружбана. Один глаз у него заплыл, багровея на глазах, нос слегка своротило на бок, а из разбитой губы капала кровь, портя измочаленный в драке жемчужно-серый парадный пиджак. Обоим стало понятно, что добром это не кончится.
Из подъезда пользующейся необычайным спросом невесты Ванек выпал спиной вперед. Эту схватку он явно проигрывал, поэтому последние три этажа позорно бежал, уворачиваясь от ударов. Все же для него это была уже вторая драка подряд, а Санек ломил со свежими силами, как буйвол. Грохнувшись на асфальт, неудачливый жених шустро перевернулся на четвереньки и только намеревался вскочить и бежать, как получил солидный удар по мягкому месту, именуемый в народе «пендель», пролетел немного и ткнулся носом в землю.
Бывший друг намеревался наградить его еще парой пинков, но только замахнулся, как в ногу ему молча вцепилась невесть откуда взявшаяся черно-рыжая овчарка. «Что за безобразие?» – раздался командирский голос. Командирский голос, надо заметить, вещь уникальная. Единожды поставленный, он остается со своим обладателем навсегда, производя нужное впечатление на собеседников. – «Прекратить драку. Амур, ко мне. Сидеть. Молодец.» Хозяин пса – бодрый, подтянутый старикан спешил к месту происшествия.
***
Анастасия о драчливом сватовстве и не узнала, ее комната была далеко от входной двери, а в ящике стола нашлись батарейки для старого плеера. Просидев полдня дома и совершенно отупев от безделья, она решила прошвырнуться до работы. Трупики розовых и белых роз на лестнице ее удивили. «Надо же, какую красоту испортили,» – отвлеченно подумала она.
О вчерашнем происшествии на улице ничего не напоминало. На детских площадках галдели дети, у подъездов лаялись бабульки, без дела слонялись мужики. «Наливайка», уже оборудованная новой деревянной, явно временной дверью, была заперта на висячий замок. На ступенях ошивался дядя Вася.
«О, Настюха,» – завопил он. – «Тебя то мне и надо. Открываться будешь? Что тут вчера было?»
«Ну ты и ужрался вчера, если ничего не слышал,» – подивилась девушка.
«Ты не поверишь,» – с видом заговорщика начал объяснять Василий. – «Пошел я в ночной клуб. Позавчера еще. Так меня там приняли как родного: кормили, поили. Туфли смотри вон какие упер.» Прервавшись, Васька покрутил ступней в пижонской обувке.
«Так ты что два дня там зависал? Ну ты даешь!» – изумилась Настя. «А чего ж уходить, если все так хорошо складывается?» «И по шее не дали?» «Неа, только вопросами задолбали совсем. Света нет, продукты портятся. А они: куда мол Василий Ефимович их девать? Ну я и дал деру.»
«Повезло тебе, дядь Вась. А тут вчера такое светопреставление было.» Настино повествование Василий слушал, разинув рот, поражаясь, как же он прозевал такое грандиозное событие. «Так чего, чего хотели то?»
«Знаешь, дядь Вась, какое-то время я даже думала, что меня,» – задумчиво призналась девушка.
«Да ладно,» – отмахнулся от этой версии, как от сущей нелепости мужик. – «На кой ты им сдалась? Ты, конечно, та еще штучка, и многим очень даже нужна. Мне вот, например. Но толпе – на фиг?» Бездельник скосил шаловливый глаз в вырез Настиного сарафана.
«Старый ты хрен, дядь Вась,» – беззлобно огрызнулась девушка. – «У тебя жена есть?» «Есть,» – понуро признался мужик, вспомнив сурового нрава супружницу.
«Вот и иди к своей старой хрычовке. Она за два дня по тебе, небось, соскучилась.» Василий послушно поднялся и поплелся по дорожке вдоль дома. Поворачивая за угол обернулся и обомлел. Настюха, замотанная с головой в плотное покрывало, мычала и билась, суча длинными голыми ногами, которые в покрывало, видать, не влезли, лежа на плече у амбала.
С виду тот больше всего напоминал борца сумо. Под свободной белой футболкой модели размера «чехол для танка» колыхался необъятных размеров живот. Колоннообразные ноги были так толсты, что никак не могли сойтись вместе, а держались на ширине плеч друг от друга. Относительно маленькая голова была украшена размашистыми густыми кавказскими бровями. Вид у батыра был спокойный и невозмутимый, словно на плече у него не лежала брыкающаяся девушка. Настена для такого – не тяжелее пушинки. Еще два кавказца, бестолково суетливых, крутились у него под ногами. Тот же, не спеша, уже двигался по тротуару. Идти быстрее он не смог бы при всем желании. Вес не позволял.
«Придется Люське еще подождать,» – немедленно решил Василий и посеменил следом, прячась за кустами, как заправский шпион. Мысль позвонить в милицию ему даже в голову не пришла.
***
«Ахмат, брат, скорей. Ну пожалуйста, иди скорее,» – безуспешно торопил степенно вышагивающего батыра Сурен. Со стороны он сейчас напоминал крутящуюся под ногами у слона моську. Третий участник похищения – Руслан держался впереди, выглядывая, чтобы не попасться на глаза полиции. От предчувствия грандиозных неприятностей у него холодело в животе. Видано ли, похищать невесту здесь, в России? Ладно у себя дома. Там можно. Осторожно, конечно, но можно. Он изначально считал затею провальной. Тащить завернутую в покрывало девчонку по району? Пешком? Средь бела дня? Самоубийство. Отчасти потому он и держался подальше от обезумевшего Сурена и туповатого Ахмата. Если запахнет жареным, успеет смыться или сделать вид, что он не с ними. Дядя этого влюбленного придурка такой глупости не допустил бы. Но он ушел улаживать дела (пешком, ни одна из машин так и не завелась), а все телефоны давно сдохли. Руслан разрывался между желанием дать деру и чувством долга. Друзей бросать нельзя.
Девчонка, спеленатая, словно сосиска в тесте, поначалу отчаянно брыкалась. Слава Аллаху, кляп во рту не давал ей орать. Но в какой-то момент сопротивляться почти перестала. И этот факт Руслана беспокоил. Как бы не задохнулась. Вот тогда точно проблем не оберешься.
Пробежавшая было мимо процессии стайка девчонок лет десяти остановилась позади, разинув рты, и шумно зашепталась. Старая карга, бредущая по тротуару с напоминающей мочалку собачкой, увидев свисающие голые девичьи ноги, перекрестилась и тихонько забурчала: «Ох, что же это такое на белом свете делается? Понаехали тут и свои дикие порядки устанавливают.» Суть происходящего бабка уловила верно. Настя, видимо услыхавшая все-таки ее голос, вдруг резко и сильно взбрыкнула ногами, задергалась и замычала. Бабкина рука заходила быстрее, словно игла швейной машинки. Связываться с «чеченами», как именовала она всех представителей кавказских народностей, на русский взгляд неразличимых вовсе, старуха не собиралась. Но отчего бы не пойти следом и не поглядеть куда они волокут девку?
Толпа любопытствующих, к которой присоединился и Васька, прибывала в каждом дворе. И чем больше росла, тем смелее становилась. Вскоре из нее раздались гневные крики. Они становились все громче и громче. И даже до поутихшего в своем сумасбродстве Сурена стало доходить, что дело – швах. Только Ахмад с невозмутимостью трамвая продолжал идти.
«Брат,» – дернул его за свободную руку Сурен. – «Ахмад, брат. Бросай ее. Ноги уносить надо.» Руслана не было видно уже давно. Недоуменно оглянувшись, недалекий амбал скатил девушку с плеча прямо на землю, отчего толпа возмущенно охнула, и пошагал за Суреном, шустро юркнувшем за угол. Настя, из которой от удара о землю вылетел дух, а заодно и кляп, заорала благим матом. Налетевшие доброхоты раскрутили покрывало и увидели совершенно очумевшую девушку, перепачканную потекшей тушью и в одной босоножке.
Сватовство Сурена на кавказский манер снова не удалось.
Глава 4.
Свалка мусора – верный признак развитой человеческой цивилизации. Кто бы спорил. Мусорные контейнеры в каждом дворе – это быстро, просто, удобно. Но только в том случае, если мусор из них вывозят регулярно и бесперебойно. А вот этого последние три дня, по-летнему жарких, что немаловажно, как раз и не происходило.
Петр Альбертович Громов – военный пенсионер и ревнитель порядка во всем был обеспокоен не на шутку. Воняло. Воняло везде: в квартире, в подъезде, на улице. Аромат притягивал полчища жирных мух со скользкими спинками, наглых, бесцеремонных крыс, разомлевших на дневной жаре кошек. И даже порядочные домашние собаки робко тянули хозяйские поводки в сторону помоек.
С тех пор, как Петр Альбертович вышел в отставку, его раздражало вокруг все: расхлябанные юнцы с болтающимися шнурками кроссовок, разноцветными носками с дурашливыми рисунками и в коротких джинсах, оставляющих голыми щиколотки даже зимой (мода, видите ли, у них такая); девицы, круглосуточно торчащие в своих гаджетах; телевизор, где с трудом можно было найти передачу без голых грудей и трясущихся задниц. Раздражал его городской транспорт, ходивший как бог на душу положит безо всякого расписания. И местный почтальон – сухонькая язвительная женщина, доставляющая почту нерегулярно и неаккуратно и отбривавшая недовольных ставшей уже классикой с советских времен фразой «Вас много, я одна».
Порядка не было ни в чем. И полковник по мере сил старался его наводить. Все равно заняться было больше нечем. Супруга Петра Альбертовича, безропотно промотавшаяся с ним по гарнизонам полжизни через полгода после его выхода в отставку неожиданно потребовала развода. Привыкшая к постоянному мужниному отсутствию дома, когда весь его командирский пыл находил выход на службе, супруга оказалась совершенно измучена постоянными мелочными придирками. То яйца были недожарены, то зеркало в ванной комнате забрызгано, то банки для варенья недостаточно простерилизованы, то картошка в ведре под раковиной залежалась и проросла. Непорядок. Так совершенно неожиданно для себя на старости лет Петр Альбертович оказался один и никому не нужен. Теперь он мог жарить яйца, протирать зеркала и перебирать картошку, когда и как ему заблагорассудится. Дома у него теперь царил идеальный порядок, а в душе – полная растерянность и непривычная пустота.
По примеру многих одиноких людей он решил завести собаку. Решение оказалось идеальным. Щенок овчарки (разумеется овчарки, кого же еще?), получивший кличку Амур, воспитанию поддавался легко и охотно, глядя влажными карими глазами на растроганного полковника, словно на божество. Не считая вполне позволительный в детском возрасте шалостей, Амур был послушен и исполнителен, вопросов не задавал, приказов не обсуждал, не пререкался и не перечил. В общем, идеальный солдат.
Авторитет Петра Альбертовича среди соседок пенсионного и предпенсионного возраста был непререкаем, как у наевшегося мухоморами шамана в племени первобытных людей. В случае чрезвычайных происшествий, как-то спящий на лавочке у подъезда алкаш или гогочущая и плюющаяся семечками на лестнице компания подростков, они без раздумий устремлялись к нему за помощью.
Неизвестно, что производило большее впечатление на нарушителей порядка: военная выправка соседа, его командирский голос или все-таки сидящий у ног внушительный размеров пес. Главным был результат – тихонько, сквозь зубы матерящиеся подростки расходились, алкаш плелся домой на дрожащих ногах, соседки, преисполненные благодарности, угощали заступника самодельными пирожками и баночками с вареньем. Поэтому обнаружив у входной двери пузатую стеклянную бутылочку с самодельной пробкой полковник ничуть не удивился. В бутылке, в рубиновой жидкости, оседая на дно плавали ягоды малины и красной смородины. Холодный морс (или компот, все едино) был очень кстати, и половину бутыли Петр Альбертович осушил залпом.
***
Следующее утро началось с вони. Впрочем, она и не кончалась, заставляя спать в духоте при закрытых окнах. В который уже раз пожалел Петр Альбертович, что не имеет никаких рычагов управления царящим в городе хаосом. Хотя, почему же совсем не имеет? Активные общественники из числа неравнодушных граждан во все времена имели возможность попортить немало крови начальникам всех мастей. Всевозможные кляузы, жалобы и обращения в средства массовой информации – надежное оружие ревнителя общественного порядка.
Умывшись холодной водой и прицепив поводок к ошейнику уже ожидающего в дверях Амура, он вышел на лестничную площадку и постучал в соседнюю квартиру. Несмотря на раннее утро открыли ему сразу. Соседка Антонина Антипова – дама суровая и немногословная, работала на рынке и вставала рано.
«Доброе утро, Антонина Васильевна. Извините, что так рано. Я Вас надолго не задержу.»
«Да ладно, чего уж там,» – махнула рукой Антонина. – «Проходите.»
Вид у соседки был странный. Антонина прихрамывала, локоть ее правой руки был перебинтован, а содранная на предплечье кожа была густо залита йодом. Полковник счел своим долгом поинтересоваться: «Что это с Вами приключилось? Неужто в аварию попали?»
«Да какие нынче аварии?» – кряхтя присела на кресло Антонина. – «На митинг сходила позавчера.»
«На тот самый?» – поразился Петр Альбертович.
«На него,» – подтвердила соседка. – «Чего пошла? Зачем пошла? Верите ли, сама так и не поняла. Словно наваждение какое нашло. Хорошо хоть ноги унесла пока не убили.»
«Не ожидал я от Вас такой общественной активности. Ну если так, то не хотите мусором заняться? Его который день уж не вывозят,» – попытался завербовать союзника ранний визитер.
«Ой, нет! Пропади все пропадом,» – замахала руками Антонина. – «Домитинговалась уже. Хватит. А Вы чего хотели то?»
«Да вот у нас журналистка тут где-то рядом живет. Не знаете случайно где?»
«А-а. В тринадцатом доме, в первом подъезде. Номер квартиры не знаю. На третьем этаже угловая, двухкомнатная,» – охотно пояснила соседка.
«Спасибо за информацию. Выздоравливайте,» – потянул за поводок Амура Петр Альбертович.
Идти к незнакомой журналистке спозаранку было неудобно. Поэтому к радости Амура, ему дали вдосталь поноситься по пустырю за школой. Двух вчерашних драчунов полковник встретил там же. Они с упоением молотили ногами молодого кавказца. И на сей раз были на одной стороне.
***
Ксения Шиловская была не в духе. И это еще мягко сказано. Вчера она была в бешенстве, а позавчера и вовсе в ярости. Ее материал об убийстве депутата на несанкционированном митинге, как и предсказывал многоопытный оператор, зарубили на корню. В эфир пошли лишь несколько кадров собравшейся толпы, сопровождающиеся обтекаемой фразой ведущей о том, что дополнительная информация будет позже. И ни полсловечка о жестокой расправе на двумя (а позже выяснилось, что гораздо больше) людьми. Кто тот эфир видел еще вопрос? Света во всем городе до сих пор не было.
Старый мухомор с овчаркой, несший какую-то старорежимную чепуху о нуждах общества и неравнодушных гражданах Ксению поначалу насмешил. Даже злиться на него было глупо.
«Ксения, простите, не знаю Вашего отчества, неужели Вам не надоело творящееся вокруг безобразие? Повсеместная расхлябанность и безответственность? Напрягите свое журналисткое чутье. Здесь явно пахнет жареным. Давайте разберемся вместе.»
Ксения впервые посмотрела на старика заинтересованно.
Через четверть часа Петр Альбертович вышел из подъезда. Вербовка союзников проходила успешно.
***
Григорию Федоровичу не повезло дважды.
Во-первых, посреди коммунального хаоса на вверенном ЖЭУ участке главный инженер оказался главным. Начальник ЖЭУ принимал солнечные ванны на благодатном турецком берегу, и возвращение его ожидалось не ранее, чем через неделю.
Во-вторых, целыми днями ему приходилось уворачиваться от разгневанных граждан, осаждавших его кабинет. Он и так добросовестно делал все, что было в его силах. И родить отсутствующее электричество, а также бензин никак не мог. Но объяснить это плюющимся ядовитой слюной пенсионеркам было решительно невозможно. Поэтому Григорий Федорович находился где угодно, только не на рабочем месте. Тосковал он в основном в гараже, куря с мужиками. Григорий был не из тех, кто при кораблекрушении организует эвакуацию в шлюпках женщин и детей. А скорее тем, кто выглядывает из-за мощного плеча дюжего матроса, отсекающего толпу от шлюпок, не отваживаясь предпринять никаких решительных действий даже для спасения своей жизни. Главный инженер был робок, как девушка на первом свидании, и несмел, как впервые посетивший бордель юнец. Поэтому всегда инстинктивно находил широкую спину, за которую мог спрятаться. Будь то работа или личная жизнь.
Удивительно, но женат Григорий был уже дважды. Получалось все как-то само собой. Сначала дама просила о каком-нибудь небольшом одолжении. Починить розетку, скажем, или повесить люстру. Для рукастого, хозяйственного мужика – плевое дело. Потом в благодарность за услугу накрывала полянку. Что происходило дальше понятно. Люди все взрослые. Но заполучив сокровище и помудохавшись с ним немного дамы приходили к выводу, что этакое ни рыба, ни мясо им ни к чему. Видимо дамы Григорию Федоровичу попадались сплошь деловые и амбициозные. Сейчас он был разведен во второй раз и потихоньку приходил к выводу, что так-то оно спокойнее. Никто никуда не гонит, делать ничего не заставляет, мягкотелым слизнем не обзывает.
На работе главный инженер всегда держался на вторых ролях. Безынициативность никогда наказуема не была.
Спеленали его там же, на выходе из гаража. Быстро, тихо, профессионально.
«Гражданин Осьмушкин? Григорий Федорович?» – вежливо, но сурово осведомились нависшие над ним амбалы в костюмах и темных очках. Они отчаянно потели на жаре в своей сбруе, поминутно вытирая мокрые шеи сомнительной чистоты носовыми платками. Но марку держали, не расстегивая даже верхних пуговок рубашек. – «Пройдемте.»
И Григорий Федорович прошел. Понуро и растерянно, шаркая ногами по асфальту. Мысль вильнуть во дворы и убежать или хотя бы позвать мужиков из гаража на помощь почему-то не пришла ему в голову.
Санек и Ванек – ударная группа нового общественного движения «За порядок», учрежденного без лишних формальностей не далее как сегодня утром, были преисполнены важностью порученного им задания. Они сопровождали главного инженера ЖЭУ с таким видом, словно конвоировали как минимум маньяка Чикатило.
Идти было недалеко. Инициативная группа общественного движения расположилась на школьном стадионе школы №66 справедливо предполагая, что их деятельность привлечет множество зевак. А значит место было необходимо просторное и общедоступное. По футбольному полю в центре стадиона, горлопаня, носились за футбольным мячом мальчишки. По асфальтированной дорожке кружились велосипедисты. Мамочки с колясками и бабушки с внуками степенно нарезали круги.
Молчаливые и сосредоточенные мордовороты установили робко озирающегося Григория Федоровича на беговой дорожке прямо напротив небольшой трехъярусной трибуны, сделали шаг назад и замерли, сложив руки на груди. На ступенях трибуны сидели серьезный пожилой мужчина со взглядом бывалого кгбешника и девица с ядовито-мстительным прищуром темных глаз. Лежащая у их ног овчарка, судя по взгляду, тоже служила в КГБ.
Заседание началось.
«Товарищ Осьмушкин? Григорий Федорович?» – вполне дружелюбно осведомился побитый молью кгбешник. – «Ну, давайте начнем. Ксения, прошу Вас.»
Ядовитая девица поднялась как кобра из корзинки индийского факира, раскрыла красную кожаную папку и принялась зачитывать: «Осьмушкин Григорий Федорович. 1969 года рождения. Уроженец г.Тамбова. Закончил Рязанский сельскохозяйственный институт по специальности «механизация и автоматизация сельского хозяйства». Инженер. Дважды женат. Первая супруга – Макаркина Елена Степановна, 1969 года рождения, учительница начальных классов. Вторая – Кузявкина Наталья Михайловна, 1972 года рождения, бухгалтер. В настоящий момент в разводе. Детей нет. Работает главным инженером ЖЭУ № 17. Состоит в должности шесть лет. В настоящий момент исполняет обязанности начальника ЖЭУ.»
Доложившись, девица смерила Григория Федоровича таким подозрительным взглядом, словно все зачитанное было преступлением, и села.
«Так, так, Григорий Федорович,» – поднялся с места лидер свежеучрежденного движения, заложил руки за спину и задумчиво двинулся вокруг подследственного. – «Шесть лет занимаете должность главного инженера. Целых шесть лет.» Он многозначительно поднял палец, привлекая внимание к этому факту и продолжил: «И так плохо справляетесь со своими обязанностями. Ну, допустим, отсутствие электричества – это не Ваша недоработка. Поскольку оно отсутствует во всем городе. Но отсутствие на рабочих местах дворников, полный бардак на площадках для мусорных баков и не вывоз мусора в течении нескольких дней – Ваша и только Ваша вина.» Стальной палец уперся Григорию Федоровичу в грудь: «Также, как и полное игнорирование многочисленных жалоб граждан по этому поводу.»
