bannerbannerbanner
полная версияПрезидент нищих

Денис Викторович Белоногов
Президент нищих

Полная версия

– Господин Президент. Ваши действия подвергают Вас риску.

– А вы на что? Вот и обеспечьте мою безопасность.

Упорство старика заставило его отступить, он нехотя повиновался и короткими окриками подключив нескольких охранников, они растолкали людей поблизости, отрезвив толпу и создав контролируемое пространство вокруг Президента. Внутри скопления людей уже сновали агенты в штатском и охрана в черных костюмах, готовые среагировать на любую выходку толпы.

Президент подошел вплотную. От неожиданности, люди, никогда раннее не встречавшиеся с подобным, притихли и теперь разглядывали Президента, словно диковинное животное. Бурный восторг, смешанный с благоговейным страхом во взглядах, сменился на любопытство. Время от времени, они, как испуганные зверьки, бросали короткие взгляды на охрану, а та настороженно смотрела в ответ, но ничего не предпринимала.

Президент посмотрел на людей. Вот грузный мужчина, мечтавший сфотографироваться с ним, получив такую возможность опешил. Он лишь шумно дышит. Кажется всякое движение дается ему с трудом. Пунцовое лицо, слипшиеся волосы пристали ко лбу, что впрочем нисколько того не смущает. Как странно, лицо мужчины кажется ему знакомым. Взгляд скользит по безликой толпе, не в силах уцепиться. Вот броско одетая матрона, с огненно рыжими от хны волосами. Густо накрашенные малиновые губы, упрямо сжаты. От натужного крика ее лицо стало пунцовым и покрылось испариной. Будь он обычным человеком, не хотел бы он встретиться с ней один на один, в борьбе за последний свиной окорок на прилавке. Такая идет через толпу не расшаркиваясь, не меняя направления, а толпа покорно обтекает ее. Ее громогласный крик наверняка держит в страхе всю округу. И снова ощущение, что он уже видел ее раньше. Он осматривает лицо за лицом, многие из них ему знакомы, словно это какая-то массовка из несостоявшихся актеров. Тут и крупные молодчики с туповатыми рожами, вызывающе шумные – как стайка девочек-подростков. Старухи-конформистки, с безумными взглядами, бесконечно довольные, в шляпках-грибках и плохо прокрашенными седыми волосами немыслимых оттенков. Такие готовы поддержать любого, кто даст за это пищевой набор. Пузатые, одышливые мужчины, удивительно похожие друг на друга, но со взглядами наполненными вселенской мудростью почерпнутой у голубых экранов.

Внезапно над головами пронесся благожелательный ропот. Сначала единицы, им вторят соседи и наконец вся толпа, в едином порыве, но каждый на свой лад начали хвалить Президента. Одобрительный гул из которого как конфитюр вылетают обрывки фраз:

– Лучший.

– Нам других не надо.

– Поди ж ты найди другого такого.

– Защитник. Кормилец.

– Богоизбранный.

– Здоровия крепкого желаем. Долгих лет.

– Сил душевных и физических для хлопот над страной.

– Подольше бы в строю.

Возбуждение нарастает.

– Токмо бы нам помочь.

– Решите нашу проблему, на Вас одного надеемся.

– Деньжат бы добавить.

– На коленях молим о помощи.

– Слезно просим.

– Умоляем.

Бесчисленные просьбы сыпались одна за другой, не позволяя под общим валом разобрать хоть одну.

– Хорошо, Хорошо – Президент поднял руки чтоб утихомирить толпу.

– Все ваши пожелания я услышал. Все принял к сведению. Сегодня же, после встречи, начнем работать. Будем помогать. Подключим дополнительные ресурсы. Но всем следует запастись терпением. Вопросы не простые. С наскока не решаются.

Блаженные выдохи и слова благодарности были ему ответом. Лица в толпе расплылись в одобрительных улыбках.

И тут по толпе побежал гомон умиления. Толпа расступилась, открывая проход. Все на время забыли о своих проблемах, чтоб пропустить к Президенту маленькую девочку. Ее миниатюрные ручки неловко теребили подол платьица в горошек, накручивая его на пальчики. Неуверенно смотрит она снизу вверх, заглядывая в лица окружающих ее взрослых, ища лицо того самого. И вот ее испуганные, очень выразительные голубые глаза заметили его.

– Дайте ребенку сказать – кричат из толпы.

– Тише вы, дайте слово. Не смущайте девочку.

– Ну же, милая, говори. Что бы ты хотела? – Президент присаживается на одно колено и обхватив теплую маленькую ручку своей ладонью, второй рукой гладит ее по голове, чтоб немного успокоить.

– Господин Президент – торжественно, словно цитирует новогодний стих, начинает ребенок – Мы с мамой, от всей души хотим пожелать Вам здоровья! Храни Вас Господь и дай Вам сил для работы на благо нашей великой страны – говорит ему девочка.

– Спасибо, родная. Ну, а что же ты, хочешь? Где твоя мама? Может ей нужно помочь?

Он приподнимается, чтоб посмотреть по головам, нет ли ее поблизости.

– Где мать – спрашивает охрана.

– Приведите мать – вторит толпа.

Наконец появляется мать. Ее румяное лицо рдеет от смущения, и она неуклюже обнимает дочь.

– Да у нас все есть. Нам ничего не нужно. Лишь бы у Вас все было хорошо.

Опять это ощущение. Ее лицо кажется ему знакомым.

– Ну хорошо, хорошо. Как скажете – немного раздосадовано ворчит он – Давайте дальше.

Охрана вновь начинает активно работать локтями отбрасывая толпу в стороны.

Он энергично вбежал по лестнице. Наверху, на почтительном удалении от трибуны, его уже ждали губернатор, мэр, несколько местных министров и главврач больницы, пожалуй самый испуганный в этой компании человек. Все они расплылись в улыбках и шумно аплодировали, стоя строго в соответствии с субординацией. Губернатор единственный позволил себе сделать несколько шагов навстречу и тепло поприветствовал его. Затем представил Президенту своих подчиненных и в самую последнюю очередь главврача. Тот был настолько ошарашен, что только и мог мямлить «Спасибо», да «Большая честь». После, Президент подошел к трибуне, откуда должен был произнести приветственные слова. Перед ним была обширная площадка, где за несколькими рядами ограждений и бойцов специальных подразделений, каждому его слову внимала порядком подогретая предыдущим выступающими, толпа. Люди радостно кричали, махали шариками и небольшими флажками. С такого расстояния он с трудом видел их лица, их улыбки казались такими призрачными, но общее настроение напоминало веселье небольшого городского праздника.

Чуть выше толпы, в первом ряду, отгороженные от него только рядом охранников стояли репортеры. Операторы телевизионных каналов нацелили свои камеры в ожидании его выступления. Репортеры настороженно ловили каждый звук, вытягивая вперед диктофоны, дабы не пропустить ни одного сказанного слова. Фотографы фиксировали каждый жест, каждую улыбку.

Речь не заняла много времени. Толпа взвыла от восторга, как по указке. Далее, было традиционное разрезание ленточки. На золотом подносе, с красным платком на дне, ему протянули изящные ножницы богато украшенные драгоценными камнями. Их специально возили с собой для таких процедур. Он взял их и поднял вверх. Заработало множество вспышек, немного ослепивших его. Когда вспышки утихли, подошел главврач, в его руке тоже были ножницы, но попроще и они заметно дрожали. Ленту держали мэр и губернатор. Губернатор сказал пару слов о том, что они открывают новый корпус и под гром аплодисментов лента была разрезана на несколько кусков.

Небольшая экскурсия по главному корпусу больницы не заняла много времени. В окружении многочисленной делегации Президент расхаживал по коридорам, заглядывая в кабинеты, приветствовал медицинских работников. Главврач постоянно был поблизости и рассказывал, какие работы были выполнены при ремонте поликлиники, внесенных изменениях и улучшениях, о далеко идущих планах по развитию больницы и огромном наслаждении испытываемом от работы здесь. Он старательно жестикулировал, сыпал терминами, и цифрами, как будто это должно было придать его словам дополнительный вес и чем уже порядком надоел.

– Знаете… – Президент внезапно прервал главного врача, от чего тот даже подпрыгнул – Я видел все это много раз. Кабинеты, заставленные дорогущим оборудованием, яркие медицинские лампы, от которых щуришься, просторные операционные с мониторами и стальным инструментом, это все я видел. Это производит впечатление, ну первую пару раз, но не более. Пустить пыль в глаза погуще… Все так делают – показывают мне кабинеты со сложным оборудованием, как будто я могу отличить томограф от рентген-аппарата. Вы лучше покажите мне палаты где у вас больные лежат. Ведь для любой больницы что важнее всего? Пациенты? Ведь так?

Главврач закивал и расплылся в виноватой улыбке.

– С удовольствием покажем палаты. Пациенты очень довольны условиями со… Палатами, одним словом, очень довольны – сконфуженно исправился он.

– Пройдемте сюда – главврач пригласил их в смежный коридор.

Они двинулись через лабиринт из коридоров, переходов и лестничных пролетов, который заставил охрану изрядно понервничать, пока не перебрались в соседний корпус. Внешне он совсем не отличался от первого, все те же длинные коридоры с высокими потолками и рядами одинаковых дверей. Через каждый десяток дверей у стены стоял столик и стул для дежурных медсестер, но они почему-то пустовали.

– Это корпус дневного стационара. Здесь лежать больные. Давайте выберем любую палату и посмотрим как они себя чувствуют – объяснил главврач.

– Пожалуйста, выбирайте – кивнул Президент.

Главврач некоторое время переминался, словно хотел угадать дверь которую следовало выбрать, а затем решительно зашагал по коридору, легко постучал, открыл дверь и жестом пригласил войти остальных.

Первыми, разумеется, вошли пара здоровенных охранников, легко отодвинув в сторону главного врача и через пару минут подтвердили, что все в порядке.

– Палаты очень просторные, чистые – продолжил врач, когда все вошли – Окна большие – очень светло. Воздух регулируется климатической системой. Ультра-фиолетовая лампа не дает размножаться бактериям.

Палата и правда оказалась довольно просторной, настолько, что многочисленная свита Президента смогла уместится в ней, хоть и сильно потеснилась. Несмотря на открытую форточку в палате пахло свежей краской и пластиком, видимо от медицинского оборудования.

 

Президент слушал в пол уха, пока главврач клиники дотошно объяснял, что каждая палата имеет все необходимое оборудование сообщающее врачу о состоянии больного в режиме реального времени или на случай непредвиденных осложнений. Что кровати регулируются с пульта управления для удобства пациентов и врачей, которые с ними работают. Рассказал как старались они, чтоб больным было комфортно и безопасно находиться в их больнице.

В такие моменты сторонний наблюдатель, особенно не деятельный участник происходящего, а какой-нибудь зевака, легко бы заметил, что Президент не в своей тарелке. Он выглядел слегка сконфуженным. Настолько, что никто из присутствующих даже не допустил бы мысли о подобном. И все же он был единственным участником, который чувствовал себя неловко на этом представлении. За долгие годы он выучил правила ритуала, его порядок и особенности, но кажется так и не смог свыкнуться с тем, что этот самовоспроизводящийся ритуал существует и все старательно в нем участвуют. В такой ситуации особенно опасно сознаться себе, что ты не понимаешь сути и необходимости происходящего. А что если захочешь разобраться? И разберешься. Но лишь для того, чтоб уяснить что он, этот ритуал, пустышка. Тем более, что реальные-то решения принимаются вовсе не здесь, и не так, а кулуарно, за закрытыми дверями высоких кабинетов. Что будет, если все они разом спросят – а что мы собственно здесь делаем? И это проклятие спадет. Обрадуются ли они, смогут ли вернуться к настоящей работе? Вопрос риторический. Конечно нет. Как не вернуться на свободу дикому зверю выросшему в клетке, там его ждет лишь голодная смерть. А значит, все старательно изображают вовлеченность. В соответствии с чином принимают деятельное участие в происходящем, делают вид, что вникают в суть и принимают важные решения. И уж абсолютно точно, все причастные одобрительно кивают головами и не спускают осторожных взглядов с начальника, дабы не пропустить и малейшее изменение настроения, чтобы, упаси бох, не похвалить то, что хвалить не следует. Но как быть если Начальник ты? Сейчас Президент скучал.

Размеренное бормотание главного врача его мало интересовало и все же, время от времени, Президент переспрашивал или просил помощника записать что-то существенное.

Внимание Президента привлекло диковинное сочетание лампочек на крупном медицинском приборе, они вызывали особое ощущение. В каждой из них был заложен тайный смысл, каждая, несла частичку информации тому, кто умел считывать эти коды. И это только усугубляло ощущение бесполезности происходящей встречи. Наверно поэтому он не решился подойти к этому прибору, а подошел совсем к другому, попроще. Слегка постучал по пластиковой обшивке. Из глубины аппарата гулко ответила пустота. Главврач буквально втек между аппаратом и Президентом.

– А это аппарат для искусственной вентиляции легких, он помогает пациенту дышать.

– А гремит как пустой, потому, что содержит запас кислорода? – шутливо поинтересовался какой-то остряк из свиты.

Возникла напряженная тишина. От испуга лицо главврача стремительно меняло цвет от пепельно-серого до желтушно-белого. Президент, впрочем, и ухом не повел.

– Мы очень довольны как тут с нами обращаются – разрядил обстановку один из пациентов.

Президент повернулся на голос. На кровати сидел парень, зачем-то вытянувшийся по струнке, словно солдат на построении. Его правая рука была прижата к телу так сильно, что казалось внутри него сейчас ведется нешуточная борьба с непроизвольным желанием поднять ее к козырьку воображаемой фуражки.

– На что жалуетесь? – словно добрый старый доктор, обратился к нему Президент.

Тот браво отрапортовал, что всем доволен и счастлив, что оказался в такой больнице и вот-вот пошел бы на поправку, но так тут хорошо, что выздоравливать не хочется.

Свита президента оценила шутку и теперь синхронно клокотала от хохота, не то как болотная жижа с лягушками, не то как академический хор поросят.

В этот момент пара охранников, под шумок, уже волокла неудачливого шутника из палаты, а тот уже совсем обмяк и смирился со своим положением.

Президент добродушно похлопал по плечу пациента и пожелал ему скорейшего выздоровления.

– Думаю здесь полный порядок, что у нас дальше? – сказал он, когда повернулся к свите.

Главврач, раскрасневшийся и снова довольный, живо растолкал руками сборище чиновников, решительно освобождая Президенту дорогу для дальнейшей экскурсии.

И снова хождение по этажам, бесчисленные кабинеты, сотни человеческих лиц и бесконечные фото-вспышки. Фото с персоналом больницы, с пациентами, администрацией больницы и лично главврачом. Было несколько фото, где с ним в кадре были странные типы. Их внешний вид не отражал рода их деятельности, но они точно не имели отношения к медицине. Внешне крепкие, с нагловатыми лицами, в дорогих костюмах, на беглый взгляд не отличимые друг от друга, со странным блеском в глазах. Взглядом человека, который вот только что решил все свои проблемы, словно достиг наивысшей точки в иерархии. Вставали вплотную, чуть не обнимая. Их лощеные лица отражали свет от вспышек не хуже зеркал. «Может какие-то местные медицинские чиновники? Хотя скорее спонсоры-меценаты. Не так уж и важно кто. Люди обожают его, хотят с ним сфотографироваться, это замечательно. Хорошо, когда тебя все любят»

И они снова идут. Он чувствует страшную усталость, годы не отменишь, но виду не подает. Может чуть более задумчив и сдержан. Повсюду множество лиц. Восторженная толпа, жадная до подачек и щедрая на лесть. Где-то среди них есть охрана в штатском, ее много. И внешне они неотличимы от этой толпы. Он знает, что они там, но не знает сколько их – его кортеж огромен. Иногда он думает, что вся эта толпа и есть его свита. Есть ли здесь хоть кто-то реальный. Он страшится этой мысли. Тем больше он вглядывается в толпу в поисках единственного лица, что вне всяких сомнений окажется обычным живым человеком. Но тщетно, их нет. Одна и та же картина такая привычная за долгие годы. А может обычный человек теперь выглядит именно так? Он не верил сам себе. Они есть, просто ему еще не встречались.

И все же этот раз был каким-то особенным. Его взгляд все таки сумел уцепиться. Прореха в полотне привычной картинки. Через множество блаженных лиц он различил что-то. На время, слух его притупился и восторженный гомон отошел на задний план. Лица вокруг размылись. За полуоткрытой дверью одной из комнат, в полумраке приглушенного света, сидела женщина. Костюм ярко-голубого цвета, которые обычно носят врачи. Растрепанные темные волосы. Она сидела на стуле, обхватив голову руками. Ее плечи поникли от усталости. В одной ладони стиснута пестрая тряпка, наверно косынка, из тех, что используют хирурги. Принесенный толпой шум вывел ее из оцепенения. Она вздрогнула, нехотя, через силу повернула голову в сторону гвалта. У нее изможденное лицо, с остро очерченными скулами и синяки под глазами от усталости. Она тяжело поднялась и подошла к двери. Чувствовалось, что каждое движение дается ей путем невероятного напряжения воли. И похоже она не спит уже много ночей. У двери, она лишь коротко взглянула на скопище людей, а затем, с каким то остервенением и даже омерзением, захлопнула дверь. Старик-президент с облегчением отвел глаза. Посмотри она в них, он не смог бы выдержать этот взгляд. Огромная воля, воспитанная лишениями и чрезмерными нагрузками, выковала из этой женщины настоящий стальной гвоздь. Как может он решить ее проблемы, что может ей дать? Он сразу почувствовал это.

– А ваши специалисты не перерабатывают? – спросил он у главврача.

– Нет, что Вы. Спросите у любого. У нас с этим строго, никаких переработок. Ведь в их руках самое дорогое, жизни и здоровье наших пациентов.

– Это хорошо. Люди должны хорошо отдыхать и получать за свою работу достойное вознаграждение, иначе это принесет только вред. Держите это под своим личным контролем.

– Конечно, конечно. Кадры, наш самый ценный капитал.

Визит в больницу закончился. Все, что положено протоколом, было выполнено и Президент в окружении охраны спускался по лестничным маршам к служебному выходу позади больницы. Там их уже ждал лимузин.

Внезапно, на лестничной площадке между этажей Президент остановился.

– Стойте. Мне нужно в туалет – сказал он.

– Прямо сейчас? – спросил старший группы.

– Да, в моем возрасте такое не стоит откладывать – огрызнулся Президент.

Переходы по коридорам и этажам порядком измотали его, и как только они укрылись от камер вездесущих журналистов, раздражение заполнило его нутро. Он злобно зыркал по сторонам и ругался от нетерпения, пока охрана обеспечивала безопасный отход. Сейчас он был готов взорваться по любому поводу.

– Прием. Нам нужно в туалет – старший группы запросил разрешения по внутренней связи.

– Ты что, дурак, собираешься спросить разрешения можно ли мне поссать? – крикнул он охраннику – Веди меня быстрей. Если я обмочу штаны, то это будет твой последний день… И хорошо если на работе.

Старший охранник пристально посмотрел на него, но спорить не стал.

– Дайте нам хотя-бы пару минут. Мы не можем идти без подготовки.

– Хорошо, хорошо. Но поторопитесь – ответил Президент раздраженно.

Старший кивнул своему помощнику и тот, прихватив еще трех человек, вышел на этаж. Через несколько минут они вернулись.

– Да, есть в конце коридора – отчитался помощник.

– Идем. Заблокируйте весь этаж.

Группа, громко топая, что никак не вязалось со скрытностью, ворвалась в коридор. Придерживая под руки Президента, они добежали до туалета и ворвались в него стремительно.

Только там Президент высвободился из их рук и вбежал в кабинку. Прожужжала молния на брюках и в туалете воцарилась мертвая тишина.

– Так. Все вон! Я так не могу.

– Но господин Президент. Протокол.

– Все вон!!! Вы что думаете, меня через унитаз похитят? И закройте за собой дверь.

Когда топот ног за спиной стих и дверь хлопнула, он наконец позволил себе расслабиться. Все случилось на удивление быстро.

Когда с делом было покончено, он вышел из кабинки и подошел к раковине. Открыл скрипучий кран и ополоснул руки под холодной водой. Слегка вытер влажными ладонями лицо.       Туалет, судя в запаху, был не для важных персон. Тяжелый, впитавшийся в стены запах мочи с непривычки мог одурманить, но к своему удивлению, ему не было противно. Конечно нельзя сказать, что ему здесь нравится, но это вполне сносная плата за возможность остаться наедине с собой. А тут еще и непривычная обстановка.

Он прошелся по туалету. За дверью, куда он выпроводил охрану, было тихо. Они наверно напряженно вслушиваются как у него дела. Ну ничего, пусть подождут. В стене, над кабинками, было маленькое квадратное окно. Через створку проникал слабый дневной свет, которого едва хватало для освещения. Он открыл кабинку и залез на унитаз. Дотянулся рукой до створки и открыл ее. Холодный воздух ударил в лицо. Как давно он сам не открывал створку. Он постоял еще некоторое время. Затем ему стало любопытно, нет ли здесь еще чего-то интересного. Он вышел из кабинки и осмотрелся. На противоположной от входа стороне была еще одна дверь. Старая, рассохшаяся, со стертыми от бесконечных закрываний кромками и облупившейся краской. Она была закрыта на обычный шпингалет. Любопытство так и распирало его. Он, осторожно качая собачку шпингалета вверх-вниз, вытянул его из петли. Одной рукой он придерживал дверь, чтоб она неожиданно не открылась и не издала скрип. Потом плавно, не применяя усилия, позволил двери открыться под своим весом. За дверью была небольшая комнатка. Внутри было мало любопытного: пара старых резиновых сапог, потертая алюминиевая швабра, два окрашенных желтой краской ведра и множество тряпок, бурых от времени и грязи, развешанных на батарее. Но кое-что все же нашлось. Внутри комнаты была еще одна дверь. Он остановился и задумался. Нельзя сказать, что внутри него шла нешуточная борьба, он точно знал, что хочет посмотреть, что там за дверью. Но его обязанности, его работа, его ответственность, за долгие годы ставшие его натурой, все это не предполагало легкомысленного поведения. С другой стороны. Обычно поход в туалет дело не быстрое. Охрана это знает, а значит пока не бьет тревогу. Можно немного и прогуляться, раз он выкроил себе несколько минут.

Сначала он закрыл входную дверь в каморку, а затем отворил выходную. Вниз спускалась бетонная лестница. Он торопливо сбежал по ступеням. Спустившись на несколько этажей он уткнулся в еще одну дверь, решительно отворил ее и вышел наружу.

Дверь со скрежетом захлопнулась за его плечами. И без того встревоженное нутро вздрогнуло от неожиданности. Тихая темная улица кажется оцепенела в напряженном ожидании. Он осмотрелся. Узкий тоннель из обшарпанных фасадов старых зданий с темно-зелеными пятнами от потеков дождевой воды и местами отвалившейся штукатуркой давал лишь два пути. О том чтоб вернуться он даже не думал. Он пошел наугад. Эхо его шагов гулко разлеталось по улице отскакивая от стен. Время от времени он оглядывался, не преследует ли его охрана. Вероятность других угроз, что могли скрываться в темных переулках, он вовсе не учитывал.

 

Этот смутно знакомый мир, словно ты когда-то давно видел все это, увлек его внимание. Глазея по сторонам, он постоянно сбивался с шага, то угождая в очередную лужу, то запинаясь о беспорядочно разбросанные на ухабистой дороге битые кирпичи, обвалившуюся штукатурку или куски черепицы. Чудные, такие уродливые, дряхлые формы – кривые оконные рамы с облупившейся краской, двери, косо висящие на одной петле, а то и с пробитыми брешами, разорванные тоннели водосточных труб, словно уродливые змеи спускающиеся по стенам домов. Все это отвлекало и влекло его. Ни одной живой души. Словно за границами привычного ему мира все вымерли. Он легко отбросил эту мысль. Наверно сейчас все в больнице. Может уже сообразили, что его долго нет. Возможно уже ищут. Лучше убраться с улицы. Тут его легко найти. Он завернул за угол.

Когда он только толкнул дверь туалета и вышел в служебный коридор им двигало любопытство, так и не изжитое им на высокой должности, желание подурачиться, но чем дальше он уходил, тем больше до него доходило, что все, что он видит удручает его, не такими он видел улицы городов с экранов телевизора, не по таким улицам возили его в лимузине. Так сильно они отличались, так неожиданно предстали они в своей суровой реальности, что теперь им двигал азарт исследователя, человека желающего докопаться до сути, человека осознавшего, что его представление о стране, которой он правит, пошатнулось. И это он еще не видел обычных людей, какими предстанут перед ним они. Уведенное, наводило на страшные мысли. Он и страшился того с чем может столкнуться и упрямо желал этого. Может подспудно пытаясь доказать самому себе, что он ошибается, что не нужно верить глазам, что у этого есть какое-то простое объяснение. Что сейчас или за новым поворотом он вновь увидит такие знакомые улицы и привычных горожан. Увидит тот город, к которому привык. К сожалению, за новым поворотом город не изменился. И все же, он увидел кое-кого. Несколько маленьких фигурок нырнули в подворотню, спугнутые шумом который он производил неуклюже пробираясь по улицам. Сперва нерешительно, затем набирая скорость он побежал к ним, в надежде перехватить, пока они не исчезли в переплетениях улиц. Строгий костюм сковывал движения, ныли суставы, непривычные к таким нагрузкам, но он упрямо набирал скорость. Он кричал и махал руками, пытаясь привлечь их внимание. Тщетно, стайка детей, напуганная еще больше, бросилась врассыпную – повинуясь инстинкту самосохранения. Он с сожалением осознал, что ему их не догнать.

Остановившись, он согнулся и уперся ладонями в колени, чтобы отдышаться. Кровь в голове пульсировала, отдаваясь глухими ударами. Краем глаза он заметил, что не один. Одинокие тени, люди, воспользовавшись его временным замешательством и одышкой, испуганно перебегали из одного темного угла в другой. Он выпрямился и осмотрелся. Улица снова стала пустынной и безмолвной.

Он зашагал дальше, заинтригованный увиденным. Он проходил через узкие переулки, заходил в подъезды домов и стоял там, прислушиваясь, заглядывал в окна квартир, рассчитывая ухватить мгновение когда задернется занавеска или исчезнет любопытная физиономия, стучался в двери и прислонялся ухом, лишь бы уловить хоть мельчайший звук, шорох за ними. Ни одного движения, ни мельчайшего шума. И все же, чем дальше он продвигался вглубь города, чем внимательнее смотрел, тем больше подробностей замечал. Город постепенно допускал его в свои тайны, а может он сам наконец пошел тому навстречу, а не вспять. Теперь он сам искал ответы, напряженно всматривался в мелочи, что могли дать хоть какую-то зацепку. Надписи на стенах, все сплошь грубые, вульгарные, оскорбительные. Вместо привычных светлых окон, лишь наспех заколоченные досками створки. Забитые стоки – обширные лужи. Там где приютился магазинчик, на двери лишь ржавая решетка, с прочно примкнутым замком. Выцветшая надпись «Закрыто» не оставляет сомнений, что магазин закрыт очень давно. Через щель в досках, на заколоченном окне, он смотрит внутрь магазина. К его удивлению, внутри нет разрухи. Чинно расставлена мебель, завернутая в пленку, словно убери ее, отряхни толстый слой пыли и хоть сейчас открывай магазин для посетителей. Чуть-чуть подкрасить, побелить стены и магазин будет как новый. Сколоченные деревянные полки, того же вида деревянные стеллажи, с наклонными лотками. Это бакалея. В лотках когда-то лежал хлеб, еще висят на бечевке металлические щипцы, чтоб брать свежие булки. Но как такое возможно? Хлеб, ароматный, теплый, только из печи, нужен всегда, как можно закрыть такой магазин? И ведь не сказать, что хозяин неряха – магазинчик аккуратный и сделан с любовью – значит понимает в своем деле. Нужно уточнить у министра промышленности. Может тут есть какая-то разгадка?

Рейтинг@Mail.ru