Дарья Юрьевна Малюкова
Как мы стали детективами после того как я умер
– Ужасно. Но ты говорила, что у тебя уже это было готово. Почему ты должна переделывать?
– Я не знаю! А ещё я должна сделать бухгалтерский отчет этой воображаемой организации! А ты знаешь, что такое бухгалтерский отчет? Это просто сломай мозг!
– И что ты хочешь делать?
– Не знаю. Если не успею, оставлю все как было, – она облокотилась о стену в попытках удержать равновесие, но ноги сами собой подкосились, заставляя Мегуми свалиться на пол.
– Ага, – парень присел рядом с подругой, смотря как её глаза понемногу начинают темнеть. – Я случаем не говорил, что ты трудоголик?
– Угу, – Мегуми промычала в ответ что-то неразборчивое. – Я не спала ночью, наверное, поэтому плохо чувствую себя.
Ханако поднял девушку с пола и понес её в мед пункт.
– Держись. Сейчас приведу тебя к медсестре.
– Хэй я что королева драмы? – пыталась пошутить девушка. – И меня спасает прекрасный принц?
– Молчи уже!
В ответ девушка тихо рассмеялась.
Тамоко-сан спросила о случившемся и сделав вывод, что девушка просто переутомилась велела ей отдохнуть на больничной кровати.
– Неужели она и вправду так заработалась? – Ханако аккуратно положил голову девушки на подушку и убрал несколько длинных прядей, что хаотично спадали на лицо Мегуми. – Или же это обычная усталость?
– Такое может быть от скопившегося переутомления и плохого сна. И такая реакция организма может быть она могла открыть окно и забыть закрыть, и оставить на ночь. Все-таки сейчас не лето, а осень, воздух уже не такой теплый. В общем пусть она полежит пятнадцать минут, пока я принесу таблетки. А потом идет на уроки.
– Ладно, – Ханако увидел, как медсестра кивнула и направилась к шкафу с лекарствами.
Парень повернулся лицом к подруге и поднеся свою руку к её лицу начал легонько поглаживать бархатную кожу щёк. Брови Мегуми свелись к переносице, и она тихо чихнула.
– Иногда ты меня просто пугаешь, – Ханако поворачивается и смотрит на медсестру. – Тамоко-сан я сбегаю быстро в магазин и вернусь! Я обещал Мегуми купить сладости.
– Только быстро!
*
– Я рад, что ты здорова. Как ты себя чувствуешь?
Ханако наклонился и посмотрел на подругу.
Тетради были закрыты.
Тамоко-сан дала ей выпить таблетки и как только девушке стало легче, направила на следующий урок.
Следующий урок у них была парный урок химии с параллельным классом и Мегуми была очень рада. Ханако разбирался в химии лучше, чем она и мог если, что помочь.
Девушка осмотрела класс, уделяя большее внимание дальним рядам, которые были заняты своими делами, как, в прочем, и она. Можно было бы говорить прямо в классе, но разговор не вышел бы приватным. Расположение ее парты давало преимущество разве что быстро выйти, в случае чего. Этим преимуществом она и воспользовалась, подняв руку.
Через несколько минут за ней следом вышел Ханако.
– Я нормально, – по пути в женский туалет Мегуми рассматривала лицо мальчика. – А ты-то как?
– Как я могу быть? Как всегда, хорошо! – он показал на себя двумя указательными пальцами, мило улыбаясь.
– Молодец, – Мегуми неловко улыбнулась. – Одна я тут падаю от усталости.
– Да ладно тебе. Нормально иногда уставать, – Ханако обнял ее, заставляя на секунду остановиться. – У тебя красивая улыбка.
Комплемент же, весьма неожиданный, заставил ее покраснеть помимо ее воли – не то, чтобы бывало иначе.
– Знаешь мне неудобно, что мы опять идем в женский туалет.
– Но не в мужской, да и где мы сможем нормально поговорить? И кстати я нашла одну интересную книгу по биохимии.
– Да? А ты можешь мне дать почитать эту книгу. Я интересуюсь химией все, что с этим связано
– Хорошо. Тогда я напишу тебе мой адрес, чтобы ты мог зайти и забрать книгу, когда тебе нужно.
Они зашли в уборную, девушка проверила кабинку за кабинкой на наличие посторонних, прежде чем кивнуть, обозначая свою готовность к диалогу, и сесть на подоконник, искренне улыбаясь другу, который стремительно терялся в догадках насчет понимания происходящего.
– В этом плане мне тоже немного лучше.
– В каком смысле? – серьезно спросил он.
– В психологическом. В тот момент… когда ты пришел мне на помощь и когда я нашла в себе силы, – выдохнула она, и Ханако вдруг понял, что это откровение, которое доступно только ему, – Словно поймала смысл и цель. Можем ли мы дальше общаться?
Почему-то парень смотрел в пол и ничего не говорил.
Девушку одолело ощущение, что она сказала что-то неправильно. И то, что произойдет дальше, ей совсем не понравится.
– Ты знаешь меня всего пару месяцев. Ты даже не знаешь, чем я занимаюсь и что из себя представляю. Я хочу с тобой общаться! Но скажи мне, чем я помог тебе? Я же ничего не сделал, – он поднял взгляд, полный разочарования, но не в ней, а в себе.
Казалось, это лицо принадлежало совсем другому человеку.
– Потому что ты не прав, если думаешь, что ты мне не помог. Даже если я ошибаюсь вновь, и ты… предашь меня… – прерывистый выдох сорвался с бледных губ. – Я хочу попробовать, хочу отвести тебе важную роль в своей жизни. Потому что у меня нет других причин, что-то делать.
Ханако молча сократил расстояние, а затем приземлился рядом, обнимая девушку, пряча лицо в чужое плечо, вынуждая замереть в этой позе.
– Я не могу спасти тебя, если не могу уберечь от физической боли, – он признавал поражение.
И начало казаться, что он так прощается.
Лицо Мегуми вспомнило новое выражение. Глубокое и невыносимое чувство страха: не за свою жизнь, но за упущение, с которым придется жить.
Если он сейчас произнесет хоть слово о том, что он отказывается от нее, ее будут ждать еще десятки кругов ада, где она будет жить с мыслью об окончании и с желанием дождаться момента, когда все просто оборвется.
– Нет! Мне все равно, что будет на физическую боль, – чуть ли не плача, она вынудила его посмотреть на себя, мягко обхватывая лицо дрожащими руками. – Мне плевать, что будет. Я уже давно привыкла к этому! Потому что я ничего не могу остановить маму. Но, пожалуйста!
– Ты… что, влюбилась в меня?
У Мегуми пропали слова, когда она увидела, как Ханако улыбается, явно дразня ее.
Это.
Задело.
За живое.
– Я тебе тут душу выворачиваю…
Тяжелые слезы начинали собирается в глазах, скатились и затекли куда-то под ворот формы, пока она спешила отстраниться, закрыть руками лицо.
Отвернуться.
– Прости, – рассмеялся он, но с каждой секундой смех становился все тише, поскольку он делал только хуже, не вынуждая ее обернуться. – Прости. Извини, я не хотел обидеть тебя.
– Это ощущается глубже, – сказала она. – Это смысл существования. Смысл, что-то делать, а не просто жить.
Девушка нашла в себе силы взглянуть на него.
Слезы все не прекращали наворачиваться, и она ненавидела себя за эту истерику.
Дура!
Мегуми не хочет быть похожей на свою истеричную мать. И как же её раздражает это проявление слабости!
Как же это раздражает!
– Звучит очень неправильно, – Ханако постарался немного остудить этот пыл, поумерить ответственность, которую она на него осознанно, или не очень, возлагала.
– Деструктивно, – поправила девушка. – Но я пока не могу иначе.
– Если таково твое желание, – сказал он с грустной улыбкой. – То я принимаю это. Взамен я буду с тобой, как ты хочешь. И буду поддерживать тебя.
Лучше не могло быть.
Видимо, слез накопилось слишком много с тех самых пор, когда она в последний раз чувствовала нечто настолько прекрасное.
Он обнял ее, поглаживая по голове, а она схватилась за него в ответ, думая, что это, конечно, не может быть историей со счастливым финалом. Но счастье в принципе мимолетно. И им надо наслаждаться в ту самую секунду, когда его ощущаешь.
– Но ведь это не исключает того, что ты еще влюбишься в меня, верно? – Ханако не мог себя остановить, но надеялся, что в этот раз этот вопрос ее не обидит.
– Мое сердце ты получишь, если чуть лучше постараешься, – она рассмеялась, утирая слезы и оторвалась от его формы.
– И душу?
Опять он за свое.
Сдерживая смешок и мстительную издевку, Иоши решила отмстить ему.
– Вроде как договорились, что душу ты уже получил, – прошептала она ему на ухо.
Отстранившись, утирая рукой остатки слез, она смотрела на поистине замечательную реакцию.
– Да ты хуже меня! – красный до самых кончиков волос, заметил мальчик.
– Никогда не утверждала обратного, – она спрыгнула, намереваясь возвращаться в классную комнату, – Пойдем!
– Эй! – Ханако справился с краснеющим лицом и смог окликнуть. – Подожди! Когда я могу к тебе прийти?
– О! Когда тебе удобно, – она улыбнулась, слишком радостно для человека, который будет мыть туалет, и исчезла за дверью.
Кто бы мог подумать, что она окажется такой многогранной личностью. Седьмой прижал руку к месту, где сердце не билось уже полвека, находя там странный трепет.
***
Мегуми дала ему адрес своей квартиры и предупредила о том, что родители могут быть дома.
– А что они куда-то уходят?
– Иногда мама, хочет вызвать ревность отца и куда-то уходят на несколько дней. А иногда отец пропадает на несколько дней на работе.
Но сейчас, повиновавшись странному порыву пошатнувшегося разума, молодой человек стоял перед дверью в квартиру своей подруги и размышлял о том, стоит ли ему звонить. Время позднее, наверняка, она уже спит.
Да и видеть его, перемазанного в крови и в грязной одежде.
Она его не примет.
Но палец все равно поднимается и звонит в дверной звонок.
Сейчас Ханако даже не думает о том, что в доме могут быть её родители, которые тут же выгонят его (хотя она говорила, что родителей нет дома).
Все равно.
Только быть подальше от своего дома.
Парень уже решил для себя, что эта девчонка – его друг. С которым он чувствует себя простым молодым человеком, наслаждается прелестями обычной жизни, сбрасывая на время свои проблемы и переживания. Ему тоже хочется пожить нормальной жизнью.
Пускай пару часиков, ну и ладно.
Мегуми открывает дверь спустя минуты четыре. В том, что она встала и сейчас откроет дверь, Ханако не сомневался, обладая выработавшимся за долгие годы нелегкой жизни слухом и слыша шум в квартире.
Спасибо папочка.
Она поднимает глаза и тут же подносит руки ко рту, подавляя рвущийся крик. Не хватало только соседей своими разбудить.
Расширившимися от страха и ужаса глазами она смотрит на своего друга, который сейчас стоит на пороге ее квартиры, вымазанный в уже успевшей высохнуть крови, со спутанными волосами и в странной грязной одежде. У нее просто нет слов, она лишь хаотично пытается сообразить, что случилось.
Что же могло такого произойти?
Молодой человек смотрит на нее, а затем, усмехнувшись, опускает голову, закрывая лицо растрепанными волосами. Ему обидно, ему больно, он не хочет, чтобы она так на него смотрела.
Он ненавидел себя.
Слабого и беспомощного.
Он ничего не мог сделать, чтобы остановить этот кошмар.
Ханако хочется, чтобы на него смотрели с пониманием, даже с сочувствием.
Еще немножко – и он потеряется в странных чувствах.
Или уже потерялся.
Не важно.
Он закусывает губу, чувствуя вкус засохшей крови, от которого тут же хочется сплюнуть.
– Заходи, – тихо прошептала девушка, собравшись с духом и отняв руки от лица.
Сейчас перед ней ее друг, почему она должна вести себя так отвратительно?
Но выдавить хотя бы дежурную улыбку все равно не получается.
Потому, что ей страшно.
Страшно думать о том, что могло произойти в доме Ханако.
Друг резко поднимает голову и смотрит на нее тяжелым взглядом, заставляя девчонку поежится и обхватить себя руками. В его взгляде плещется ярость. Суженные донельзя зрачки смотрели в лицо подруги ища, какой-то скрытый смысл.
Она действительно боится, ее выдает крупная дрожь, которая прошибла тело.
Секунда.
Глубоко вдохнув и задержав дыхание, девушка отрывает от себя трясущиеся руки и медленно тянется к окровавленным рукам своего друга. Ужасно медленно, но вот она обхватывает его запястья, чувствуя под пальцами, что все мышцы напряжены до предела. И засохшую корочку крови под ладошками.
Ханако удивленно смотрит на нее, на несколько мгновений удушающая атмосфера между ними ослабевает. Пользуясь этим моментом и более свободно выдыхая, девушка тянет его за собой, заставляя перешагнуть порог квартиры.
Стук каблуков бьет обоим по ушам.
Она проводит его в коридор, где оставляет, огибая для того, чтобы закрыть дверь.
Нет, нет!
Но разум воспринимает все будто через толстый слой дыма.
Она поворачивается и вздрагивает, уставившись в глаза, которые, кажется, даже горят изнутри. Тело от страха прошибает холодный липкий пот, и девушка прижимается к двери спиной, стараясь смотреть в эти глаза, борясь с желанием зажмуриться.
Ведь, если она закроет глаза, что-то произойдёт.
И не важно, что это лишь иллюзия.
Не придумав ничего лучше, Ханако опускает голову и поддается вперед, упираясь лбом в плечо подруги.
Зачем?
Он тяжело вздыхает.
Иногда адреналина слишком много в крови и Ханако делает неправильные поступки.
Он боится стать таким же, как отец.
– Тебе бы помыться, – тихо шепчет Мегуми, покрываясь мурашками от того, что сейчас слипшиеся от крови волосы щекочут нежную кожу шеи.
Друг хмыкает и отстраняется, а челка спешит прикрыть его глаза.
Но девушка поднимает руки и заправляет непослушные пряди за уши, открывая лицо вновь. Она хмурится, потому что волосы все равно падает ему на лицо, но сейчас нет смысла закалывать невидимками, она же его в ванну отправляет. Мыться с убранными волосами, которые пропитаны кровью – такое себе удовольствие.
–– Пройди по коридору и сверни влево, а я пока поищу сменную одежду, – уже более уверенным голосом произносит подруга, а ее губы трогает легкая улыбка.
Да, определенно, Ханако так нравится больше.
Пока девушка исчезает, пусть и слишком поспешно, в одной из виднеющихся комнат, он, немного пошатываясь от перенапряжения, которое стало резко его отпускать, направился в указанном направлении.
Ванная встретила его белым светом, и Ханако пришлось прищуриться, чтобы глаза не сильно болели. Присев на краешек ванной, он стянул с ног ботинки и с наслаждением отложил подальше от себя, вытягивая ноги. После чего потянулся руками к замку на осенней куртке, но, пальцы все никак не могли нормально нащупать замочек.
Этот звон буквально въедался в Ханако, заставляя его снова злиться и уже руками рвать этот замок.
– Я принесла полотенце.
В дверь постучали, и после тихого «Да» в ванную зашла девушка. Она положила большое махровое полотенце на стиральную машину и посмотрела на друга, который боролся с курткой.
– Помочь?
– Помоги.
Ханако внимательно смотрел, как блондинка подходит к нему, такому странному в этой жалкой пародии на куртку. Она склонила голову, чтобы лучше видеть замок, а Ханако наблюдал за ее длинными ресницами, подрагивающими от движений глаз.
– Готово, – с тихим щелчком расстегнулся замок, и куртка оказалась в руках девушки.
Она повернулась, прикидывая, куда ее деть, после чего бросила на стиральную машинку. С тихим звоном замок ударился и затих.
– Спасибо.
– Всегда пожалуйста, – Мегуми тепло ему улыбнулась и скрылась за дверью, – Сейчас принесу сменную одежду
***
– Значит это все из-за отца? – подув на горячий чай, Мегуми сделала пробный глоток и поморщилась. Язык неприятно обжегся.
– Ага, – Ханако кивнул, наблюдая в окно за ночным Токио, который хорошо виднелся из окна его подруги.
Многоэтажный дом стоял на пригорке, а жила девушка на шестом этаже.
Он тоже держал в руках чашку с чаем, но так и не притронулся к напитку.
Она взглянула на друга и отметила про себя, что кофта с длинным рукавом и высоким горлом, а также широкие спортивные штаны, которые парень подвернул до колен, очень даже неплохо на нем смотрятся. Иногда полезно иметь дома вещи в стиле унисекс. Слабо улыбнувшись, она перевела взгляд на мокрые волосы друга, которые теперь пахли клубникой и забавно вились на концах, а капли стекали и мочили ткань кофты.
– Отец пришел после казино, – внезапно выдает Ханако и смотрит на удивившуюся подругу, – Ещё хуже пьяный, чем обычно.
– Казино? – тихо-тихо переспросила Мегуми, округлив от ужаса глаза.
Парень уставился на нее невидящим взором, а потом хмыкнул, возвращая взгляду ясность. Поставив чашку на журнальный столик, одноклассник продолжил.
– Там он встретил своего старого друга и, – голос срывается, а Ханако удивленно смотрит прямо перед собой, не понимая, с чего бы вдруг спокойствие, с которым он сидел минуту назад, вдруг решило его покинуть, – Они пришли домой и его другу, показалось хорошей идеей.
Тело пробила мелкая дрожь, которая начала нарастать, и парень опустил голову, закрываясь мокрыми волосами, которые тут же облепили его лицо. Он закусил нижнюю губу до крови, чувствуя, осознание того, что произошло, лавиной обрушилось на, с виду хрупкие, плечи.
Кажется, на глаза навернулись слезы, иначе почему изображение так смазывается и плывет?
Почему, почему ему так плохо?
Его должно было отпустить, он должен чувствовать облегчение, тогда почему? Мама ведь не принесла ему ничего, кроме шрамов, ведь так? Тогда из-за чего сердце так гулко стучит, а в ушах слышится шум крови?
«Ах ты, маленький ублюдок! Я учила и содержала тебя только потому, что из тебя было легко слепить то, что мне нужно. Не заблуждайся! Я никогда не любила таких…»
Ханако понимал, что уже давно не чувствовал «любовь» мамы и отца.
Нет, он не ненавидел их, можно сказать ему даже было плевать, но слова, сказанные этими жестокими людьми, невольно отпечатались на израненной душе.
«Слышишь, что говорят твои родители? Они правы! Ты никому не нужен! И никогда не будешь!»
«Из тебя вырос ужасный сын, который никогда не слушается своего отца!»
И сейчас тянули где-то под грудью, заставляя сгибаться еще больше.
Как же он ненавидел это противное чувство!
Почему все это происходило!
Зачем?
Мегуми сидела рядом, не зная, что делать. Она ужасно паниковала, она не могла собраться с мыслями, подобрать какие-то слова, лишь бегала глазами по сгорбленной фигуре парня, и чувствовала телом передающуюся дрожь.
Шумно выдохнув, она протянула руки и, обняла Ханако, прижала его к груди, начиная легонько поглаживать спину. Парень тут же замер и напрягся.
– Что ты делаешь? – он говорил ей куда-то в грудь, а широко раскрытые глаза видели перед собой лишь тьму. Зато в нос ударил сладко-горький, с легким оттенком чего-то цветочного, запах.
– В детстве, – тихо начала девчонка и почувствовала, как чужие руки ложатся ей на талию, – Меня часто так обнимали, чтобы успокоить. И знаешь, работало. Может тебе тоже поможет? Я не знаю.
Руки болезненно сдавливают ее, и девушка охает, чувствуя, как пальцы сильно сжимают ткань её кофты. Но она продолжает гладить одноклассника по спине. Тот опять замирает и шумно вдыхает, после чего опаляет дыханием область груди. Его волосы уже промочили футболку, и капли тихонько ползут по животу девушки, вызывая табун мурашек.
Он прикрывает глаза, разжимая руки, и кладет одну ладонь на хрупкую поясницу, а другую – на уровень лопаток. Сильное нажатие – и парень вжимается в тело своей подруги, зарываясь лицом в грудь еще глубже и прикрывая глаза, позволяя легкому, приятному запаху окружить себя, а телу – расслабиться.
Девушка почти не дышит и приходится делать маленькие вдохи и выдохи. Руки все еще скользят по спине Ханако, и пальцы чувствуют, как мышцы под ними расслабляются, а напряжение пропадает.
Решившись, Мегуми решает спросить:
– Если не хочешь, можешь ни о чем не говорить. Но часто бывает, что рассказ помогает.
– Рассказать… – тянет друг, прислушиваясь к частому сердцебиению его подруги, оно эхом отражается в голове.
А с чего бы начать?
– Это не мое дело, конечно, но, Ханако, знай, что ты всегда можешь рассчитывать на меня. По крайней мере, как на верного слушателя, уж точно.
– Всегда.
Ему так хочется верить, но он не знает, с чего и как начать, как преподнести, как не отпугнуть.
Опять нарастает страх потерять друга.
Первого и единственного
– Всегда, – хрипло шепчет Мегуми, чувствуя, как хватка слабеет.
Глава 6
В жизни случаются неудачи – и некоторые из них слишком тяжелы для мгновенного преодоления. Зонт со звоном ударялся о пол, под ним необратимо образовывалась лужа. Горо сжал мозолистыми пальцами рукоятку крепче, затем молча проскользнул к стене и оставил заботливо подписанный – достаточно кривой каной – сестрой механизм из ледяных прутьев и влажной ткани. Как вода оставляет разводы на кафеле, так и на обычно приятном лице блондина оставила отпечаток неприятная пустота.
В студсовете президент был мрачен почти как погода за окном – перебирал кипу бумажек, присланных сегодня от администрации рано утром, даже раньше, чем они оба явились на свои места.
Осенние листья заметали двор, и, как бы персонал не старался расчищать дороги, зонтики учеников, лениво стекающиеся ко входу, словно капли вниз по стеклу, безжалостно растаптывали их, не вызывая приятных ассоциаций.
Лужи крови, человеческое тело, переломанное до неузнаваемости – все это останется в этой осени, и это будут единственные яркие воспоминания этого сезона для человека, который не успел.
– На моей памяти это первый раз, когда умирает наш ученик. Не знал, что для этого так много процедур, – голос Акиры выдернул Горо из потока мыслей и воспоминаний о сегодняшней ночи.
– Кто погиб?
Не делай чересчур спокойное лицо.
Изобрази волнение.
Школьная форма – единственное, что было понятно. И уже не хотелось смотреть. Этот тяжелый и чрезмерно сочувствующий взгляд, которым посмотрел на него президент внушал отвращение.
– Полагаю, твоя одноклассница. Смерть – что может быть трагичнее. Что может быть привычнее.
Холодный пот по ощущениям жег точно так же, как вчерашний дождь.
События, за которые люди порой берут на себя ответственность, могут быть ближе, намного ближе, чем кажется для начала.
– Нужно донести семье соболезнования от класса.
– Это странно, но у нас в базе нет контактов. Придется наведаться по адресу.
– Я займусь этим, – необходимо было, чтобы улыбка на его лице выглядела подобающе натянуто, подобающе «лишь для вежливости».
И с этим Горо справился.
Но: знать, что с некоторыми вещами все же не справляется, здесь не хотел бы даже он сам. Горо думает: вечером он придет – и мягкая семейная атмосфера разобьет чувство бессилия. Но уже к обеду тучи разошлись, выглянуло слегка теплое солнце.
К обеду Горо неожиданно понял, что из класса испарилась траурная атмосфера, вместо нее – улыбки на лицах из-за глупых шуток.
Исчезла белая лилия с пустой парты. Исчезли документы. Вернулся улыбчивый президент, разбирающий заявки в клубы.
И будто одному ему не было смешно от такой вот не поддающейся логике игры.
Исчезло чувство реальности, когда мимо него в коридоре прошла девушка со светлыми волосами и усталым взглядом. Исчез зыбкий контроль на спокойствии – окончательно.
Горо мешкал секунду, прежде чем окликнуть и положить ей руку на плечо:
– Извини за беспокойство, Мегуми-сан. Как ты себя чувствуешь?
Она подняла на него расфокусированный взгляд, который только ясно давал понять, что она не была готова к разговору:
– Все хорошо, Горо. Просто не выспалась немного.
– Ого, хм, ты запомнила меня, – улыбнулся он настолько очаровательно, насколько только мог в таком состоянии.
– А как же, – у нее же улыбки настоящими не получались, что отталкивало, – Ты очень популярен, как и Акира.
– Можно ли поговорить с тобой после занятий? – у подавляющего числа девушек такая фраза вызвала бы небывалый восторг.
Репутация играла на руку парню, а некая наивность девушек всегда подкрепляла их фантазию и идею о том, что встреча с ним непременно несет в себе что-то хорошее.
– Извини, но я не очень хорошо себя чувствую. Не думаю, что получится, – тут даже не было старания в сокрытии незаинтересованности.
– Это займет не более пяти минут.
– Нет.
– Я хотел извинится, перед тобой за Акиру, – он поймал её за руку. – Да, он идиот и поступает плохо, но прости его.
– Мне не о чем с тобой разговорить, – девушка повернулась и со злостью посмотрела на него. – Ты его друг? Так вот и таскайся за ним, будто собака и молчи!
Мегуми вырвала свою руку из хватки парня, развернулась и ушла.
Девочка, которая умерла звали Сакура и она была бывшей девушкой президента студсовета. Никто из поклонниц Акиры так и не сказал ничего.
«Мононокэ – это существа, куда сильнее обычных ёкаев, так как это люди, или реже – животные, которые обратились в ёкаев под действием тяготящих их чувств, таких как ненависть, злоба, зависть, месть, ревность и др. Мононокэ упоминаются в японской литературе как целый класс существ, обладающих значительной силой, превзойти которую может только Аякаси, являющийся в теории хозяином или властелином мононокэ. Целью мононокэ, зачастую, является банальное убийство людей, являющихся объектом сильных негативных эмоций, пробудивших духа. Иногда мононокэ играют с людьми, обманывая их всяческими образами»
***
Дождь хлынул с небес, оставляя последние надежды спокойно стоять под открытым небом. Он начисто смывал все, что встретилось на его пути, будь то листья, следы или всего лишь фантики, небрежно брошенные чьей-то рукой на тогда еще сухой, серый асфальт, который теперь намок и казался черным.
Мир несправедлив к некоторым людям, и именно они были обречены остаться под дождем, и не только под ним.
Они были обречены остаться под открытым небом, будь оно светло-голубым, серым, или же по цвету было схоже с промокшим асфальтом. Светило ли на нем солнце, или мерцали своим холодным, безжизненным светом звёзды и луна, которая так прекрасно отражалась в лужах крови, оставленных после своего пира существами, держащими людей в страхе.
Но и эту кровь дождь скоро смоет, и останется лишь чуть видимый, почти незаметный след на том месте, где она успела впитаться в асфальт.
Дождь смывал все и вся, листья, бумажки, следы кровавых расправ, и даже люди, не выдерживая его напора, спешили укрыться в своих домах. Но наравне с теми, кто оставался под этим бурным потоком воды по велению мира, были те, кто остался под дождем по своей воле.
Потому что им захотелось остаться.
Но дождь беспощадно смывает всё. Рано или поздно все исчезнут. Останется только он.
О как он проклинал эту воду, льющуюся с небес.
Как он ненавидел такую погоду, как он ненавидел этот мир, этих людей, которые обрекли его на самое жалкое существование из всех, что способно представить человеческое воображение – сидеть у стены какого-то здания, прямо на асфальте, и ждать, когда кончится дождь. Как он проклинал иногда все в этом жестоком мире. Мире, где место богов занимают дьяволы, излюбленный напиток которых – человеческая кровь.
***
О как она любила эту погоду.
Эту погоду, веющую свежестью, и этот приятный, легкий, едва-едва ощутимый холодок, который каждый раз пробегал по телу, когда рук касалась хоть капля живительной влаги дождя.
Как она любила сидеть в парке, держа в руках свой черный зонт, на котором, если приглядеться, можно было разглядеть узор, сложенный из красных и белых линий, и любоваться красотой дождя. А он то еле слышно стучал по крышам и ткани, то, взбушевавшись, хлестал по ним так, что от грохота закладывало уши.
Но каждый раз, будь это ливень или просто легкий дождь, он был прекрасен, как и ритм, что он отбивал.
Тук-тук-тук.
Мы все живем в каком-то ритме, и он называется ритмом жизни.
Тук-тук-тук.
На секунду сквозь привычный шум дождя, сквозь такой родной ритм, который он отбивал, они оба услышали новые, неизвестные доселе ни им, ни самому дождю, звуки. Новый ритм он отбивал теперь по старым крышам, новый ритм он впускал в старую, обыденную жизнь.
Как скоро что-то изменится в их жизни? Кто знает… Может, они сами изменят жизни друг друга.
Дождь вдруг прекратился для уже давно вымокшего до нитки силуэта, который последний час не мог думать ни о чем другом, кроме того, что зря он появился на этом свете. Пытаясь понять, кто же решил помочь ему, убого выглядящему бродяге в рубашке, запачканной кровью, он чуть приподнял голову и увидел темные джинсы и черные кроссовки, а подняв взгляд выше, разглядел сквозь пелену слез ее, держащую над ним свой красивый, черный с красными и белыми линями, зонт, улыбающуюся ему.
Зачем она сделала это?
– Что ты тут делаешь? – сквозь звон в ушах, сквозь монотонный, не прекращающийся стук дождя Ханако услышал её голос.
Он не ответил, только посмотрел на неё своими большими глазами, которые не выражали сейчас ничего, кроме грусти, и опустил их, продолжая глядеть в упор то на темно-серый асфальт, то на её ноги.
Ей не обязательно знать подробности его жизни.
– Понятно, мокнешь, – она наклонилась к нему.
Он лишь несколько секунд смотрел ей в глаза, про себя подумав, что они какие-то неестественно темные, но остался сидеть так же неподвижно, опустив голову и обхватив руками колени.
– Шел бы домой.
По его голове вновь забарабанил дождь, всё так же отбивая свой привычный ритм. Он снова поднял голову. Как будто бы он уже заранее знал, что она уйдет, и скорее всего больше не вернется сюда, как обычно происходит со всеми людьми.
Ведь очень многие бросают что-то, уходят, подумал вдруг он, пытаются сбежать от того, что их тяготит, или от того, что им лень доделывать. Уходят от своих проблем, от обязанностей, от недочитанных книг и недосмотренных фильмов, от людей, от своих хобби, уходят от всего-всего, и не возвращаются.
Больше никогда не возвращаются…
Он уткнулся лицом в свои давно уже промокшие до костей колени и заплакал. Заплакал от того, что ушел единственный человек, который предложил ему помощь, а он просто молчал в ответ на ее доброту. И теперь ему ничего не остается, кроме того, как продолжить сидеть здесь и мокнуть.
Нет, он не ждет её, совсем нет, ему просто некуда идти.
А может, ждет, там, в самых далёких и укромных уголках сознания, в самой его глубине, он все равно надеется, что она вернется.
Раздражает.
Как же раздражает эта странная печаль.
Неужели ты правда думаешь, что она бросит тебя?
Я не знаю.
Я просто устал.
И на душе стало как-то грустно, а почему, он сказать не мог даже сам себе.
А дождь всё сильней и сильней стучал по крышам, по дорожкам, по листве деревьев, по всему, что попадется под его капли. И по его голове тоже стучал дождь, отбивая свой старый, обычный ритм.
Неужели в их жизнях все останется так же, как и прежде? Хотя, не стоит забивать себе голову. Никто не знает ответа на этот вопрос.
Неожиданно на его голову хлопнулось что-то тяжелое. Гадая, что же это такое может быть, он приоткрыл глаза и увидел перед собой лежащий на асфальте зонт. А чуть дальше – черные кроссовки.
Мегуми?!
Неужели она вернулась? Он поднял глаза наверх, пытаясь понять, что происходит, и увидел её.
– Идем, – девушка протянула ему руку, и из-под капюшона, почти скрывающего сейчас ее лицо, едва было видно, что она улыбается. Он хотел что-то возразить, и уже открыл рот, но тут же закрыл его, передумав. – Пойдем в кафе и купим тебе чашку горячего чая.