– Викентий Игоревич!.. – я рвнулась к нему, но Егор вцепился в меня мертвой хваткой и потащил прочь, хрипло шепча:
– Не лезь, Юсь! Это уже не наше смертное дело! Пусть высшие силы сами друг с другом… как-нибудь…
– Ты что, хочешь сказать, что наш дед… – я запнулась, замолчала.
Пламя на секунду сменило цвет с рыжего на белый и погасло. Лишь рухнувшие останки дома дымились и чадили, уголь, потрескивая, мерцал красно-розовым да ветер разносил по улице пепел.
– Кто знает, кем был Викентий Игоревич, – тихо ответил мой спутник и задумчиво прищурил глаза: – Может, блаженным и намоленным, а может…
– Может… – эхом повторила я и почему-то перекрестилась.
Подъехала пожарная машина, а следом за ней потянулись и любопытные – кто в халатах, а кто едва ли не в трусах. Егор обнял меня за плечи:
– Пойдем отсюда, Юсь. Пойдем.
Но, уходя, я то и дело оглядывалась. Пожарные заливали дымящиеся обломки белой пеной, а ведь я так и не…
– А я вспомнил, – сообщил сосед. – Я должен племяннице собаку. Она два года просила пса, и я обещал ей на семилетие подарок. День рождения у нее седьмого сентября. Как думаешь, сегодня какое число?
Я рассеянно нахмурилась:
– Примерно… шестое… или пятое.
– Где бы её еще взять, эту несчастную дворнягу… – Егор шумно и недовольно вздохнул.
– Мало ли их по подворотням… Отловим. Доставим. Силы пока есть, – и я вдруг поняла: – Дом… отпустил. Ведь отпустил же, да?
Сосед кивнул и вынул из кармана шортов багряный пузырек:
– Вот. Спёр со стола. Видимо, для тебя заготовленный стоял. Он, сволочь, издали чуял, зачем к нему придут. Наверно, безопасно теперь, когда продавца… нет. Может, это он нас домом приманивал и связывал, кстати.
– Не домом. Памятью, – я повертела в руках пузырек. – У нас же такое детство было, там каждый кирпичик памятен… Жаль, если дом снесут и магазины построят, деревья вырубят, двор под парковку в асфальт закатают…
– А нам-то что до этого? – философски заметил мой спутник. – Нас тут уже, считай, нет. А вернемся – всё забудем.
– Ты реально веришь в эти перерождения? – я глянула на Егора с любопытством.
Очухался он очень быстро. И его глаза снова видели и вспыхивали то и дело мертво-серым неоном.
– Верю, – ответил серьезно. – И в то, что вернемся, и в то, что ещё увидимся. Общие дела и переживания крепко связывают. И вот тогда, – он обнял меня крепче, – я тебя уже точно не пропущу.
Я заулыбалась. Если есть смерть после жизни, то должна быть и жизнь после смерти. И – да! – мы еще увидимся. И попрощаемся, мамуль… И, надеюсь, ты простишь свою упрямую и непутевую дочь, которая из-за обиды и ревности, из-за неприятия твоей новой семьи и твоего счастья… угодила в такую нехорошую историю…
– А что, я не против. Ищи. Лови. Глядишь, и повезет. А пока – пошли искать твою собаку. Племянница-то в этом городе живет?
– Угу. В соседнем дворе. Сестренка вышла замуж, не поверишь, за кого. Помнишь Веньку, рыжего такого, веснушчатого? Он лет с пятнадцати ходил в нее влюбленный, а Надя его динамила. Но – молодец, парень, настырный, знал, что ему нужно, и дождался.
– А ты говоришь, двор не жалко, – упрекнула я мягко. – Не нам с тобой, так другим – столько памяти…
– Ладно, – Егор ухмыльнулся, – уговорила. Пошли, спалим эту контору, которая по слухам откупила землю. Или хотя бы договоры на нее. А что? Мы мертвые, и нам всё можно. Уничтожим документы, припугнем владельцев… Отстоим родной двор. А потом уйдем и бабу Катю с собой захватим. Она же тоже?.. Но сначала – контора. А потом собаки, прощания и…
…и мы уйдем, чтобы вернуться. В другое место, в другое время, в другие тела и жизни… Но мы еще увидимся.
Обязательно.
Сентябрь, 2016 г.