Carinetta
Rhodophiala
Сердечный приступ Готье
Графиня пила кофе с сигаретой в своей спальне – нечёсаная и в мужской рубашке.
Розали очень тронул удар, хвативший железную дьяволицу. Она приехала попрощаться.
– Вам, насколько я соображаю, курить не полагается.
– Жить, как я, не полагается! Сядь, милочка. Вот и меня смерть бьёт клюкой по печёнкам. Ты когда-нибудь видела, как дерутся две старухи? Ха. Когда-то и я писала. Только не стихи, а диссертацию. И письма любимому. Ну и любуйся, в кого я превратилась! Насмерть раненая тигрица. Смешная и уже не кусается. Добей меня смело! Из всей кучи наставлений я желаю тебе лишь никогда не сожалеть о своей жизни. Я могу гордиться тем, как я умею ненавидеть. Ненавидеть. Этот засушенный сморщенный огурец в банке – тот, что перерезал стадо ланей и выгнал на волю коров. Тот, что красную породу изрубил в щепки. Саранча, сожравшая гены. Самые клыкастые и когтистые сорняки засушили этого вождя. И повесили как чучело! Нетраханные старухи целуют его гроб. А меня преследует рвота от навязчивого видения, как они дрочат свои варварские слабоумные вагины на его сморщенный перец! Знаешь. Не у всякого хватает духу всем сердцем ненавидеть. Мелочная ненависть моих подруг достойна лишь презрения. Если человек не может ненавидеть, значит, он не может любить. Любить свою диссертацию. Любить своего убитого мужа.
Розали направилась к выходу, остановившись в дверях.
– А ты не такая уж дрянь, Агат.
Готье ухмыльнулась.
Не Чикаго
В аэропорту Роз наспех поменяла билеты.
Я найду того бродягу! В городке Криса не так много бродяг и преступности. Я разыщу его! Я узнаю его по взгляду – как его описывал ты, моя любовь. Быть может, он ещё жив – и вместе мы подарим ему тёплые и светлые последние годы его жизни. Я разыщу Домиана – и мы вместе вытащим тебя, Крис! Подожди пару дней, любимый.
Публичный дом
Запертая изнутри комнатушка, снятая на ночь. В полном одиночестве.
Чёрные туфли графа проскрипели к журнальному столику. Яд в него не полез. К яду он не притронулся. По кроваво-бордовой комнате разбросаны лохмотья растерзанного чёрного плаща Родофиалы. Из изрезанных верёвок граф сплёл себе петлю и повесил над чёрным столиком.
Он стоял на полу и держал руками свой изрезанный Плащ. Своего последнего Друга. Пора, давно пора признать… Что он – один из тех, кто мокнет под дождём.
И как ему ненавистен собственный образ слабоумного предателя! И как ему жаль всех, кому он сделал больно. Как он глубоко внутри, на дне своих кишок, любит их, сострадает им, кричит их имена! Он отдал бы сейчас всё, чтобы они его услышали…
Пора делать шаг.
Он стоит на чёрном столике. Крепко держит своего растерзанного Друга.
Взгляд помутнел от наплыва слёз.
Нос забился.
Пора ступать на ощупь.
Как щенок с обрубленным носом.
P. S.
Сюжет из душераздирающего сна.
Рисунок авторский.
