Бусинка Кошковская
Тлеющие осколки разбитых надежд
– И что же ты ответила? – ещё тише, слегка хрипловато произнёс князь Андрей, чуть приоткрыв веки. Князь боялся именно отношения сына к Дарье, что они не поладят, хотя и знал, что всё то время, когда он находился на лечении, и к нему допускали только Марью, княжна Дарья по своей воле присматривала за Николаем, и он к ней весьма привязался, а также, когда княжна на месяц уехала, его сын спрашивал, отчего её так долго нет.
– Я сказала, что люблю его так, будто он мой родной сын, но я не твоя жена, оттого не могу зваться его матерью, – княжна Дарья вдруг замолчала, будто не хотела говорить дальше.
Князь Андрей усмехнулся, вновь опустив веки, и подумал про себя: «Неужели разговор на этом и закончился?..»
Нервно сглотнув и сжав руку князя, Дарья всё-таки продолжила:
– А Николушка мне ответил, что я не ожидала услышать совсем… Он сказал, что будет очень ждать момента, когда ты, Андрей, женишься на мне, – она прислонилась своей головой к его голове и ласково поцеловала его в висок. – Он будет очень рад, когда узнает о нашем решении.
Эти слова уже заставили Болконского невольно улыбнуться, то ли от счастья, что Николай и его невеста друг другу как родные сын с матерью, то ли от забавности и неожиданности всей ситуации.
– Ты ведь любишь детей, и его ты полюбила, а он тебя в ответ. И ты просто не представляешь, Даша, как ты меня сейчас осчастливила этими словами!
Как никто в этой жизни, Андрей и Дарья понимали друг друга, и вот, после стольких страданий они наконец рядом, после стольких терзаний и долгого пути они наконец скрепят свою любовь перед Богом.
Князю Андрею было сейчас так хорошо, он чувствовал душевное удовлетворение и спокойствие, ведь находился с любимым человеком, который всегда будет рядом, всегда поймёт и поддержит, – это его Даша и только его.
Княжна Дарья чувствовала ровно то же самое – это её Андрей и только её. Обоим хотелось растянуть этот миг на вечность.
Часть III. Глава XV.
***
Двадцать второго апреля 1813 года Андрей и Дарья обвенчались в церкви и сыграли свадьбу, торжество не было пышным, приглашены были лишь самые близкие. После свадьбы княгиня дала вольную своей крестьянке Катерине, а к себе в услужение взяла её сестру Софью.
В честь наступления нового, 1814 года, в Екатерининском дворце, в Москве, в новогоднюю ночь давался бал по случаю праздника, на который пригласили и Болконских, отказаться они не могли, ведь и так уже долгое время не выходили в высший свет.
В предновогодний вечер, тридцать первого декабря, был мороз, как и обычно бывало в России зимой. Снега не было, хотя небо было полностью поглощено тучами.
Князь Андрей и княгиня Дарья, оставив свои шубы там, где все их оставляли обычно и, держа друг друга под руку, вошли в огромную залу дворца, с большими узорчатыми окнами и тремя роскошными люстрами, свисающими с потолка. В этой зале собралось всё московское и подмосковное дворянство.
Княгиня Дарья была уже на восьмом месяце беременности, оттого на бал она пришла в обычно закрытом, но в необычно широком, тёмно-синем платье без пояса. Живот у неё был не так виден, несмотря на уже большой срок и то, что она ждала двойняшек (доктор не говорила об этом с уверенностью, но сама Дарья была полностью в этом уверенна). Из великосветского общества о положении княгини знали немногие, оттого такой её наряд очень удивил всех, ведь её тонкая талия была всегда весьма туго затянута корсетом и поясом, к тому же было видно, что она чуть пополнела, больше в ней за эти месяцы не изменилось ничего, кроме того, что её печальные глаза были счастливыми. Сам князь Андрей был в зелёном длинном полковничьем мундире. Внешне князь заметно похорошел, несмотря на два пережитых им ранения. Весь внешний вид четы Болконских доказывал то, что они вместе были счастливы.
Почти у входа они встретились с Безуховыми.
– Здравствуй, André, очень рад видеть, – Пьер, с улыбкой, протянул руку князю.
– Здравствуй, Пьер, тоже очень рад, – князь Болконский пожал руку графу, а после без эмоций обратился к графине Безуховой: – И вас рад видеть, Наталья Ильинична, – он неохотно взял её руку и поцеловал.
– Дарья Алексеевна, очень рад вам, – Пьер очень осторожно взял руку княгини, что была в высокой тёмно-синей перчатке, и тоже поцеловал. – Как ваше здоровье? Князь Андрей говорил мне, что вы в положении и ждёте двойняшек.
– Да, восьмой месяц. И спасибо вам за беспокойство, Пётр Кириллович. На ранних сроках мне было весьма тяжело, но сейчас всё хорошо, – Дарья слегка улыбнулась.
– Мы отойдём, нам нужно кое о чём переговорить, – Андрей, с любовью, поцеловал руку жены, взял Безухова под руку и куда-то повёл его.
– Пройдёмте за стол, Дарья Алексеевна, – тихо произнесла Наташа Безухова.
– Как интересна наша жизнь – когда-то князь Андрей хотел жениться на вас, но вы с ним так поступили, а теперь я – его нынешняя жена, буду сидеть с вами за одним столом… – княгиня презрительно взглянула на неё. – Но не будем вспоминать старые обиды моего мужа, идёмте.
Сидя рядом с Наташей, Дарья не сказала ей или кому-то ещё из рядом сидящих ни слова, она всё наблюдала за людьми в зале, среди которых позднее заметила своего брата – Михаила Кибакова.
– Сейчас вернусь, – произнесла княгиня Дарья в сторону Безуховой, даже не заботясь о том, слышали ли её. Она встала со своего места и направилась к брату, дабы только отойти подальше от Наташи, рядом с которой она явно не хотела находиться.
– Sœur! Ну здравствуй, давно не виделись, – заметив сестру, князь Михаил подошёл к ней и тоже поцеловал её маленькую руку в тёмно-синей кружевной перчатке.
– И тебе здравствовать, братец.
– Ты-то мне и нужна как раз, – произнеся это, Кибаков сразу же полез в карман что-то доставать.
– Да ты что? А я-то думала, что никому, кроме Андрея Николаевича, и не нужна уже… – саркастичным тоном, ответила княгиня Болконская, при этом оглядывая брата и складывая в руках веер такого же тёмно-синего цвета, как её платье и перчатки.
– Да брось! Я о другом, – Михаил достал достаточно старую маленькую книжицу и протянул ей. – Недавно я дома нашёл cache[30], там было вот это.
– И к чему она мне?
– В ней личные записи нашего отца, и там есть одна, которая будет очень интересна тебе и не только. И да, можешь потом её себе оставить.
– Ладно, прочту, когда время будет, – Дарья взяла книжечку из рук брата. – Как жизнь у тебя вообще? Дети как?
– Жизнь – недурно, а дети растут. Костеньке семь уже, растёт как старший наследник и продолжатель рода, на меня похож, скажешь. Вера так на нашу покойную мать похожа, не спроста мы назвали её в маменькину честь. Серёжа ещё мал, второй год ему, но такой шустрый уже. А Настенька в свои четыре так на тебя уже похожа.
– Я слышала, что твоя Эми вновь беременна или это слухи? – Дарья пристально поглядела на брата.
– Правду говорят, четвёртый месяц уж пошёл.
– Тогда поздравляю вас – Кибаковых, о пресечении рода можно даже и не допускать мыслей…
– А ты-то сама как? Я вижу, располнела ты что-то… – произнёс Михаил, перебирая в руках кольцо, которое он только что снял с пальца своей левой руки. Казалось, будто он мешкался. Ничего странного в этом не было, ведь его сестра всегда была очень худа.
– А ты только заметил? – княгиня Дарья иронически улыбнулась и сложила руки на животе так, что спрятала в них веер. – Семь месяцев уж как, восьмой вот пошёл.
– Семь… – князь Михаил задумался, всё ещё вертя в руке кольцо. Резко его лицо переменилось, князь будто опомнился. – Погоди. Так ты тоже ребёнка ждёшь? – он бегло взглянул на её живот.
– Не ребёнка, а детей.
– Так у тебя даже двойняшки! Ах, toutes nos félicitations![31] – князь Михаил весь расплылся в улыбке, то ли в искренней, то ли в притворной. – Видно, Андрей Николаевич сильно любит тебя.
В ответ княгиня только усмехнулась, ибо его слова были очевидной вещью и не требовали подтверждения.
Михаил Кибаков, подойдя к столу, налил себе полный бокал вина, взял его в руки и, подняв над собой, торжественно произнёс:
– За здоровье вас – Болконских! – он поднёс его край к губам и сделал глоток. – Ах, fabuleux[32], – с восторгом, продолжил он и, чуть ли не залпом, выпил всё.
– Благодарствую… – ответила Дарья, пристально глядя на брата и внутренне удивляясь, как же это он и глазом не моргнул, так быстро выпил целый бокал вина.
– Слушай, тогда ведь вам с Emilié точно есть о чём поговорить, я сейчас позову её, – Михаил поставил пустой бокал на стол и отошёл в толпу.
«Слушать её ломаный русский… Хотя может оно и лучше, чем общаться с женою Пьера. Или не лучше? Один Бог знает…» – подумала княгиня, она хотела уйти, но князь Михаил, вместе с женою, уже шёл к ней. Они о чём-то говорили, Болконская расслышала только одну фразу брата на французском: «Emilié, parle à Dori pour l'instant. Je reviens vite.»[33]
Княгиня Эмилия (Эмили) Кибакова была дама двадцати пяти лет ростом гораздо выше Дарьи, с почти белыми, чуть желтоватыми, волосами и каким-то кукольным лицом, с добрыми зелёными глазками, глядевшими на всё с интересом, румяными щеками, прямым носом и пухленькими губами. В её внешности не было ничего русского, ибо от роду она англичанка. Видно, что княгиня Кибакова была очень мила и открыта, она всем улыбалась, эмоции всегда были на её лице. По фигуре Эмилия была очень худа, но сейчас пополнела на четвёртом месяце беременности, почти также, как Дарья на восьмом. В высшем свете её считали красавицей, каковой она и являлась, и очень любили. В сравнении с ней, княгиня Дарья была даже весьма некрасива, но в Эмилии не было той утончённости, величия, естественности и харизмы, она была просто красива как кукла. Сегодня княгиня была в платье таком же зелёном, как её глаза, с открытыми плечами, перчаток на её руках не было.
Кибаков подошёл к сестре ближе и, нагнувшись к ней, тихо произнёс: – Поговори с Emilié, а я отойду ненадолго. Только, прошу, без твоих всяческих выходок, – после чего он вновь скрылся в толпе.
– Здг’авствуйте, Dorotheé, очень г’ада вас видéть, – неуверенно и с паузами, звонким приятным голосом, произнесла Эмилия и как-то взволнованно улыбнулась.
– Здравствуйте, Эмилия Георгиевна. Вы только не волнуйтесь так сильно, мы ведь с вами и раньше виделись, – уверенно и быстро, своим немного грубоватым от природы голосом, ответила Дарья Болконская, заметив неоправданное замешательство Эмилии. – А то, что Михаил оставил нас одних – это ничего, я ведь вам ничего плохого не сделаю.
– Michél сказал мне, что вы enceinte[34]…
– Да, семь месяцев, уже восьмой. Я слышала, вы тоже, как ваше здоровье?
– Толькó четвег’тый месяц. А здог’овиé не плохо. Я не в пег’вый г’аз уже. В пег’вый г’аз мне былó очень effrayant[35]… N'as-tu pas peur, Dori?[36]
– Отчего мне должно быть effrayant? Я хоть и в первый раз, но я ведь в возрасте уже и много чего видала, к тому же мой муж всегда рядом со мною.
– Я слышала, ваш муж намногó стаг’ше вас, ведь так? Ему, кажется, уже многó лет…
– Кто такое сказал? Это, получается, вы хотите сказать, что Андрей Николаевич стар? – чуть громче и с нажимом, произнесла Дарья, вскинув голову. – Он старше меня всего на пять лет и три месяца, ему недавно лишь тридцать шесть, – ей было неприятно слышать такие вещи о князе Андрее, хоть она и понимала, что жена её брата просто не понимает, что говорит, от незнания языка.
– Pardonne moi[37], я не хотелá обидеть вас, Darie Алексеевнá, вы же знаете – я на г’усском плохо понимаю. Я хотелá сказать, что он стаг’ше вас, – Эмилия весьма смутилась, было видно, что её румяные щёки раскраснелись ещё больше.
– Ничего, ничего, не волнуйтесь только, вам ведь нельзя, я всё понимаю, – княгиня Дарья чуть улыбнулась, – но впредь, Эми, прежде, чем что-то говорить, ежели вы не знаете этого, подумайте, стоит ли, ибо кто-то может обидеться. Я зла не держу на вас, не беспокойтесь, но слышать такие вещи о моём муже мне очень неприятно.
– Ну как вы здесь? – неожиданно появился князь Михаил. Княгиня Дарья обратила внимание на его сбивчивое дыхание, казалось, будто он только что бежал откуда-то.
– Оказывается, мой муж в свои тридцать шесть уже стар, а я и не знала… – Дарья взяла брата под руку и грубо оттащила его в сторону.
– Что ты так грубо… Я думаю, Emilié просто не поняла, что сказала, у неё ведь с русским плохо, – Михаил боком неуклюже поплёлся и чуть было не упал, но всё же удержался на ногах. – Отпусти, люди смотрят же.
– За столько лет пора бы уже и выучить русский подобающе. Это же слушать просто невозможно! – княгиня Дарья отпустила брата. Она развернулась в противоположную от него сторону и направилась обратно к Наташе Безуховой.
– Дарья Алексеевна, кто эти люди, с которыми вы говорили?
– Князь Михаил – мой брат и его жена – Эмилия, – произнесла Дарья.
«Хм… А кто мне мешает прочесть эти записи сейчас?» – подумала она и вновь обратилась к Безуховой:
– Наталья Ильинична, у меня тут дела кое-какие, посему, ежели Андрей Николаевич спросит, где я, скажите ему, что на балкон вышла, – княгиня Дарья развернулась и пошла в сторону, где был выход на балкон, на который она выходить пока не стала, ибо рядом и так людей почти не было, к тому же было темновато, лишь три свечи освещали эту часть помещения. Княгиня чуть прислонилась к стене, достала записи и открыла их.
– Так, что же здесь… Да тут не так уж много и почерк точно отца, Михаил не обманул. Так, так, «Я Алексей Кибаков…», что-то умело зачёркнуто, «мне нечего сказать боле». Это всё? Следующая страница – «Прибавка в пятьсот крестьянских душ, не помешало бы приобрести ещё столько же», напротив чтото размытое, далее – «Здесь всё что-то…», нет продолжения, страница вырвана. Ммм… Какие-то расчёты, видимо деньги. Так, года какие-то. «Третьего числа я стрелялся на дуэли с отцом своей жены, ибо он нанёс мне непростительное оскорбление. Секундантом моим был Николай Болконский. Дуэль не закончилась ничем, я был ранен в левую руку». Ещё какие-то расчёты. дальше большая запись – «После стольких лет я встретился со своим лучшим другом Николаем Болконским, с которым служил всю свою молодость. Идут годы, Дарье моей уже двадцать два, а она не замужем… Как было бы славно, ежели вышла бы она за Андрея – сына Николая, да только женат он. И Николай ведь не против, только встретились бы мы чуть раньше, всё сложилось бы…». Так-с, тут ещё одна запись, последняя – «Война, и вновь война. Год пятый, века девятнадцатого». Ничего не ясно, о чём отец писал… – Дарья поспешно закрыла книжку и убрала её в карман, пока никто не увидел. «Ну вот и стало всё на свои места», – подумала она и решила всё-таки выйти на балкон, ибо отчего-то ей резко стало невыносимо душно.
На большом балконе были какие-то люди, а также князь Андрей, граф Пьер и князь Николай Кибаков, они о чём-то говорили.
– Дарья, что ты здесь делаешь? – изумился Болконский, увидев жену.
– Да так, тебя ищу, – ответила княгиня Андрею. – Здравствуй, Nicolas, – сказала она брату.
– Здравствуйте, Дарья, – Кибаков осторожно поцеловал руку сестры. – Андрей Николаевич сказал мне, что вы в положении. Как ваше здоровье?
– Всё хорошо, Nicolas, – с улыбкой ответила Дарья и взглянула на князя Андрея. – Андрей ведь всегда рядом со мною.
– Очень рад.
– Мы отойдём на пару слов, – княгиня Дарья взяла брата под руку, и они вместе отошли. – Ну давай, Коля, рассказывай.
– Что рассказывать?
– Как у тебя там дела с Соней Ростовой? Я ведь видела, как ты на неё ещё на нашей с Андреем свадьбе смотрел. А тут я слышала, что ты к Ростовым ездил.
От упоминания о Соне Николай слегка покраснел и в смущении отвёл взгляд.
– Никак, сестра, – коротко ответил он.
– Вижу, я тебя смутила… Значит и вправду влюбился?.. – тихо спросила она.
Николай покраснел ещё гуще и отвернулся.
– Отвергла что-ли? – Дарья легонько тронула брата за плечо. – Я ведь вижу, ты сам не свой. Не держи в себе, расскажи! Я попытаюсь помочь.
– Я признался ей и просил её руки, но она сказала, что любит лишь одного Николая – своего кузена Ростова. Я ведь вижу, что она ему не нужна, а он… Я на дуэль его вызову!
– Так, Nicolas, не торопись. Это вообще ни к чему. Посмотри на меня! – Дарья двумя руками приподняла его голову и взглянула ему в глаза. – Слышишь, Коля?.. Даже не смей! Ростов всё подбивается к нашей княжне Марье, он на ней женится – я отчего-то уверена в этом. Маша любит его. А Соня… Мне кажется, что есть что-то у неё к тебе. Я так думаю. Она просто не поняла ещё.
– Спасибо за вашу заботу, Дарья, – Николай слегка улыбнулся, – однако не жалейте меня.
– Успокойся, пожалуйста, Nicolas, – она легонько погладила брата по волосам. – Я понимаю, тебе очень тяжело. Но… Судьба расставит всё по местам. Всё образумится ещё. Поговори с Андреем Николаевичем и Петром Кирилловичем. А вообще, приезжай к нам в Николин день, шестого. Обязательно приезжай! А дуэль из головы выброси.
– Спасибо вам, я приеду.
– Ну да ладно, Андрей меня ждёт, я пойду, – она направилась в сторону Андрея и Пьера. – Так, Андрей, теперь ты.
– Не буду мешать вам. Я пойду, Андрей, – Пьер подошёл к князю и обнял его.
– Да, хорошо, встретимся ещё, – ответил князь Андрей и обнял его в ответ. После чего Безухов поспешно вышел оттуда.
– Как ты себя чувствуешь? – произнёс князь Андрей, повернувшись к жене.
– Хорошо, не беспокойся, милый, – ответила княгиня. – Слушай, Андрей, у меня тут есть кое-что интересное, – она достала записи и открыла нужную страницу. – Это писал мой отец, прочитай вот это, – Дарья указала пальцем на ту длинную запись.
Князь Андрей взял дневник из её рук и про себя прочитал запись о планах его отца и Алексея Кибакова.
– Ну как тебе такое?
– Весьма интересно… Как говорят, чему быть – того не миновать, – князь закрыл записи и протянул ей обратно.
– Я ведь говорила уже, что мой отец был бы рад нашей с тобой свадьбе, а эта запись подтверждает не только это, но ещё и то, что твой отец также был бы за этот брак… Значит, сейчас их души спокойны, мы всё сделали правильно.
Андрей понимающе кивнул, а сам думал: «Так вот почему отец был против, дабы я женился на Ростовой, и оттого перед войной он спросил, отчего я не женюсь на Дарье прямо сейчас… Что ж, всё стало как положено, душа отца точно нашла покой».
– Дневник этот я сожгу дома, ибо личные записи, не нужно, дабы кто-то посторонний прочитал, – Дарья, заметив хмурое выражение лица князя, замолчала, подошла к нему ближе и, чуть улыбнувшись, заговорила уже другим, более мягким, тоном: – Иди уж, потанцуй с кем-нибудь, а то совсем что-то ты заскучал…
– Я бы с большим удовольствием потанцевал с тобою, ни с кем другим мне не хочется, но раз тебе пока нельзя, то и я сегодня танцевать не стану, – он с одной руки снял перчатку и осторожно дотронулся ладонью до её щеки. Князь Андрей взглянул в бездонные прекрасные глаза жены, в которые можно было глядеть целую вечность и утонуть в их глубине и пустоте.
Всю эту идиллию прервали громкие голоса с улицы и из залы, а также звон бокалов. Все кричали одно: «С Новым годом!»
«Неужели уже полночь…» – с каким-то удивлением проговорил Болконский, убрав руку от щеки княгини. Князь отошёл ближе к краю и, встав, немного боком к бортику, рукой в перчатке сдвинул с него снег и чуть облокотился на него. Он глядел вдаль, глядел на волшебное зимнее небо, с которого только что посыпал снег. Князь Андрей протянул руку, что была без перчатки, за ограждение, и сейчас же на его ладонь начали падать такие холодные, но такие прекрасные, снежинки, которые сразу же таяли, от теплоты его руки. Он глядел, как они завершают свою жизнь, оставляя капельки воды на его маленькой ладони. Странное чувство всегда появлялось в душе Андрея в полночь Нового года. Князь слышал такое поверье, что желание, загаданное в магическую новогоднюю полночь, обязательно сбудется. Он никогда не верил в подобные вещи, но сейчас ему отчего-то так захотелось загадать желание, и он был уверен, что оно сбудется. Князь Андрей закрыл глаза и прошептал: «Ежели так можно, пущай все будут счастливы как я сейчас!»
Его тело охватывал мороз, что был сильным на улице. В тот же момент он почувствовал, как чья-то очень тёплая рука коснулась его плеча. Таким знакомым, таким родным и таким приятным было это тепло. Князь Андрей знал, кто это был, и знал не оттого, что разговаривал с ней несколько минут назад, он просто чувствовал её руку через её перчатку и через плотную ткань своего мундира. Князь открыл глаза и повернулся к жене.
– С Новым годом, Андрюша, – тихо произнесла княгиня Дарья и нежно поцеловала князя Андрея в его холодную щёку, согревая её своим тёплым дыханием.
– С Новым годом, Даша, – князь, аккуратно и с любовью, заключил её в свои объятия. – Моя княгинюшка… – чуть тише произнёс он.
– С крестьянским именем?..
– Неважно, мне очень нравится, – прошептал Андрей. – Пойдём внутрь, здесь очень холодно, – произнёс он, уже чуть громче.
– Здесь так хорошо – тихо.
– Ты устала?
– Немного. Как же я не люблю эти балы и вечера, слишком много людей для меня, – она устало вздохнула, всё ещё не поднимая головы.
– Я сам не люблю всё это, ты же знаешь. И честно, я тоже уже утомился сегодня, – ответил князь Андрей.
– Знаешь, я позвала брата Николая к нам шестого, как раз в Николин день. Он не говорил с тобой о Соне Ростовой?
– О Соне?.. К чему это? – удивился Болконский, выпустив жену из объятий.
– Такое дело… Она отказала Николаю из-за другого Николая, который Ростов и который любит нашу Марью. Мой Nicolas хочет его на дуэль вызвать… Я сказала ему, чтобы он с тобой поговорил. Надо помочь ему, он ведь страдает.
– Я поговорю с твоим братом, как он приедет, – князь Андрей погладил Дарью по плечу. – Ты сама успокойся. Видно, ты забыла, что тебе нельзя волноваться? – князь вновь обнял её. – Всё будет хорошо, – прошептал он, поглаживая её по спине.
Эпилог. Часть I.
***
Прошло почти одиннадцать лет, на дворе был холодный, со всех смыслах, декабрь 1825 года. Многое произошло за минувшие годы.
В феврале 1814 года княгиня Дарья родила двойняшек, что были названы Михаил и Екатерина. Имя для сына князь Андрей выбрал сам, в честь Михаила Илларионовича Кутузова; а Дарья выбрала имя для дочери, назвав её в честь сразу двух женщин – её бабушки княгини Екатерины Александровны Кибаковой и крестьянки Катерины, которая одиннадцать лет верно служила ей и отдала свою жизнь за неё. Осенью 1814 года княжна Марья вышла замуж за Николая Ростова и уехала из Лысых гор. В 1820 году у Болконских родился ещё один сын, которого назвали Алексей – в честь Алексея Сергеевича Кибакова – отца княгини Дарьи. Деревня Лысые горы стала ещё больше, да и количество крестьян в собственности Болконских с двух тысяч душ выросло до пяти тысяч. Николенька пошёл на военную службу и успел дослужиться до капитана, а вот в декабристское общество мать его не пустила, он долго сопротивлялся, пока его отец не поддержал слова жены.
Сам князь Андрей был очень увлечён этими идеями и состоял в тайном революционном обществе «Союз спасения», княгиня Дарья знала об этом, она ничего не имела против, ведь члены данного общества выступали за отмену крепостного права, а крестьян Дарья очень любила и относилась к ним как к людям, а также всегда боролась за их права, но всё же она с недоверием и опаской относилась к идеям мужа и этому обществу. Свержение власти ими планировалось на 1826 год, но, из-за смерти Государя Императора Александра I и вступления на престол его брата – Николая I, которое должно было состояться 14-го декабря 1825 года, восстание должно было случиться именно в тот день на Сенатской площади. Дарья, узнав, что её самый младший брат – Николай Кибаков состоит в тайном обществе и планирует выйти на площадь, обратилась к князю Михаилу, дабы тот своей хитростью отговорил его, ибо сама она не всегда умела договариваться и могла сделать только хуже.
И всё же больше всего княгиню тревожила и пугала мысль о том, что князь Андрей, как она думала, явно собирался на это восстание, уж кого-кого, а его переубедить точно никто не смог бы, тем более, что в последний год их отношения отчего-то стали куда более холодными, чем ранее. Дарья каждый раз хотела поговорить с мужем об этом, но всё никак не могла собраться и дело дошло до момента, когда Андрей пришёл к жене утром десятого декабря, дабы сообщить ей страшную для неё весть.
Княгиня Дарья, сидя за столом в комнате, оформляла документы о крестьянах.
– Мне нужно поговорить с тобой, Дарья, – холодно и безэмоционально, произнёс князь Андрей, подойдя к княгине.
– Поговорить? – она отложила перо в сторону, туда же отодвинула документы и, повернувшись к мужу, подняла глаза на него. – Я тебя слушаю, Андрей.
Даже в сорок два года на её красивом лице почти (за исключением малого количества) не было морщин, волосы до сих не тронула седина, а её большие тёмно-карие глаза были всё также прекрасны. С возрастом в её внешности не убавилось красоты, а прибавилось ещё больше величия.
Сам князь в свои сорок семь, почти сорок восемь, тоже выглядел достаточно хорошо, его волосы также до сих пор и не собирались седеть, морщины на его лице были, но их было не так много.
– Как ты знаешь, я состою в тайном обществе, через четыре дня мы выйдем на Сенатскую площадь, я сегодня уезжаю в Петербург и пришёл, дабы проститься с тобою. Жди добрых вестей, мы всё равно добьёмся того, чего желаем.
– Именно этого я больше всего боялась последние несколько лет… – Дарья, тяжело вздохнув, встала со стула и взглянула князю в глаза. – Я не могу запретить тебе идти, но ты правда хорошо подумал?
– Что ты имеешь в виду? Ты что-то имеешь против? Это ведь всё ради крестьян и ради нас тоже, – в душе князя Андрея медленно, но верно, начала появляться злость.
– Я понимаю, и я не против того, что ты состоишь в этом обществе, даже наоборот, но восстание… Ежели ничего не выйдет? Ты ведь знаешь, чем это может закончиться: в лучшем случае – ссылка на каторгу, в Сибирь, а в худшем… Казнь, – голос её весьма заметно дрогнул на последнем страшном слове.
– У нас всё предусмотрено, посему всё получится, а ежели что, то ради такого дела не жаль и жизнь отдать.
– Но, коли ничего не выйдет, за что её отдавать? Ты ведь Николеньке не позволил даже вступить туда, а сам идёшь на верную смерть.
– Николай ещё очень молод, незачем ему губить себя, – князь чуть повысил тон.
Общая обстановка всё более накалялась, казалось, что они вот-вот перейдут на крики, а после и в рукопашный бой.
– А тебе зачем себя губить? Даже ради крестьян я не готова потерять тебя…
– То есть, я не должен идти лишь оттого, что ты так захотела? Ты мне не указ, запомни это.
– Андрей, я не к себе жалости прошу, ты о детях подумай, у нас ведь четверо детей, а своими действиями ты всем, каждому из них, жизнь сломаешь. Николай как раз только в жизнь ступает, да и Миша с Катей скоро, а Алёша вообще мал ещё. А со мною… Можешь хоть сейчас развестись, ведь жениться на мне тебя никто не заставлял, – княгиня Дарья уверенно, но слегка, тоже повысила тон, казалось, её и без того грубоватый голос стал ещё грубее.
– Ежели захочу, стало быть, разведусь! – вскрикнул князь Андрей, ведь был уже очень зол на неё, к тому же, эти её слова задели его, оттого что были правдой. Дарья от его вскрикивания даже вздрогнула, и вся её уверенность весьма быстро осыпалась, она хотела сказать что-то, видимо, последний свой аргумент, но князь не менее громко, чем до этого, перебил её: – А детей не впутывай вообще! – он отвернулся и направился к выходу.
– А когда-то ведь и Дашенькой называл… – с горечью и разочарованием, тихо произнесла княгиня так, что Андрей это слышал. Он вышел из комнаты, громко захлопнув дверь.
Княгиня Дарья, глубоко вздохнув и закрыв лицо руками, опустилась на рядом стоящее кресло. Она не плакала, ведь вновь сдерживала себя, с большим трудом, но сдерживала.
Князь Андрей в тот же день уехал в Петербург, не попрощавшись ни с кем из детей, на жену же он злился до сих пор. После этого инцидента Дарья практически не спала, а всё сидела за столом в её и князя комнате и почти не выходила оттуда. С детьми все эти дни она не разговаривала и даже совсем не пускала их к себе.
В утро пятнадцатого декабря (в аккурат следующий день после восстания) княгиня Дарья нашла на столе свежую газету «Весть», которую, видимо, пока она задремала, принёс кто-то из слуг. На первой её странице красовался заголовок: «Восстание во время восшествия на престол». Княгиня, увидев это, взяла газету в руки и начала, внимательно и с волнением, читать статью, из которой узнала, что восстание было подавлено. Дарья не стала дочитывать статью до конца, она, встав с места, быстро подошла к камину и, со злостью, бросила газету в яркое горящее пламя, после чего, вновь опустилась на кресло и, закрыв лицо своими побелевшими ладонями от безвыходности стала царапать ногтями свой лоб.
«Он жив или нет? Я хочу знать, но, ежели убит, зачем же такое знать? Нет, лучше правда, любая правда! Но зачем же я тогда сожгла?» – думала она.
В этот же момент кто-то начал трясти её за руку. Княгиня Дарья дёрнулась и подняла голову на того, кто её трогал, перед нею стояла её одиннадцатилетняя дочь Екатерина – милая темноволосая, кареглазая, бледнощёкая девочка – маленькая копия своей матери.
– Ах, Катенька, ты… – она вновь опустила голову. – Что тебе нужно?
– Вы расстроены, маменька? – тихо произнесла Катя, тоненьким девичьим голоском, и дотронулась до бледной щеки матери. Та сразу подняла глаза на неё и, с надрывом, ответила: – Нет, милая.
– Николенька, Мишенька и Алёшенька беспокоятся о вас, отчего вы ни с кем не говорите.
– Они тебя попросили?
– Нет, я сама. Вы ведь переживаете из-за того, что батюшка уехал? – Катенька взглянула княгине Дарье в глаза, полные слёз, которые та сдерживала. – Вы не расстраивайтесь, матушка, он ведь скоро приедет, – девочка подошла ещё ближе и обняла мать своими маленькими ручонками. Дарья, чуть всхлипнув, но не плача, закрыла глаза и крепко обняла девочку, но тут же выпустила её из объятий.
– Да, доченька… – мягко произнесла она и поцеловала дочку в лоб. – Ты иди пока. Скажи своим братьям, пущай не беспокоятся за меня.
Катенька, развернувшись, вышла из комнаты. Княгиня, проводив дочку взглядом, закрыла лицо руками, но тут же резко вскочила и распахнула окно. Морозный декабрьский воздух сразу же обдал её лицо, она прислонилась к оконной раме и жадно вдохнула ледяной воздух, будто чем-то ей это могло помочь. Княгиня Болконская была в полнейшей неопределённости, что с её мужем.
– Дарья Алексеевна, там князь Михаил Алексеевич приехал, хочет с вами поговорить, – в комнату тихо вошла Софья. Заметив свою госпожу у открытого окна, она испуганно вскрикнула: – Что же это вы делаете, Ваше сиятельство! Вы ведь заболеть можете! – крестьянка подбежала к княгине и схватила её за плечи. На что Дарья обернулась, печально взглянув на Соню.