Брент Уикс
Слепящий нож

Глава 13

Гэвин с улыбкой сошел с глиссера на Остров Видящих. Каррис вытащила свой атаган и направила пистолет на ближайшего из людей.

Те стояли нестройной толпой, но были вооружены мечами и мушкетами, а также самодельными копьями. Между ними было мало общего: они сошлись из всех Семи Сатрапий, светлокожие и черные, грязные и чистые, одетые в шелк и в шерсть. У некоторых на лбу был нарисован углем еще один глаз – но даже тут у одних рисунок был выполнен тщательным образом, а у других криво и небрежно.

Общее было у них лишь одно: им всем хватило религиозного рвения, чтобы добраться сюда через рифы на утлом каноэ. Ну и еще все они были цветомагами.

Из толпы выступила женщина. Она была низкорослой, едва по пояс Гэвину: с короткими руками и ногами, но туловищем обычного размера, какое бы могло быть у женщины среднего роста. На ее лбу красовалось изысканное изображение пылающего глаза.

– Ты не будешь здесь извлекать! – объявила она.

– Ну это решать мне, – возразил Гэвин.

Вместо признаков раздражения женщина улыбнулась:

– Все как было предсказано!

«Ну да, они же Видящие… Превосходно».

– Кто-то предсказал, что я это скажу? – уточнил Гэвин.

– Нет, что ты поведешь себя как осел.

Гэвин расхохотался:

– Мне уже нравится это место!

– Ты пойдешь с нами, – распорядилась женщина.

– Конечно, – согласился Гэвин.

– Это была не просьба.

– А что же еще? – возразил он. – Если у вас нет власти принудить кого-либо к повиновению, вам остается только просить. Как твое имя?

– Целия. Когда я устану, ты меня понесешь, – сообщила она, не впечатленная его доводами.

– С радостью.

Их разговор прервал звук взводимого курка. Каррис направила свой пистолет прямо в нарисованный третий глаз женщины. Вокруг раздался шорох движения: люди направляли мушкеты на Каррис, также взводя курки.

– Только попытайся что-нибудь выкинуть, – проговорила Каррис, – и я разнесу тебе череп.

– Белая Черная гвардейка! Нас предупредили, что ты будешь… склонна к насилию.

Каррис поставила курок на предохранитель, убрала пистолет, сунула в ножны атаган.

– Я передумал, – объявил Гэвин. – Кто та, к кому ты меня хочешь отвести, и как далеко она находится?

Женский род он использовал наобум. Гэвин мало что знал о религиозных верованиях Видящих – фактически он подозревал, что у них нет какой-либо общей веры. Однако любая культура, будучи поставлена перед биологическими фактами, вынуждена использовать собственные интерпретации. Женщины-цветомаги, как правило, извлекают более успешно, поскольку многие из них видят цвета более отчетливо; к тому же они живут дольше, чем извлекатели-мужчины. Если в культуре это принято считать признаком того, что Орхолам покровительствует женщинам, едва ли им понравится предположение, что в их главе стоит мужчина.

– Третий Глаз проживает у подножия горы Инура.

– Вон той?

Гэвин указал на самую высокую гору. Впрочем, не настолько высокую, чтобы это препятствовало росту деревьев; она была вся покрыта зеленью.

«Однако же до нее неблизко!»

– Сколько тут, часов пять ходьбы?

– Шесть.

– Лошадей у вас, конечно, нет? – спросил Гэвин.

– У нас есть несколько лошадей, но их не используют, отправляясь на встречу с Третьим Глазом. Это паломничество, его следует совершать пешком. Благодаря этому остается время, чтобы подумать и подготовить свою душу к тому, что предстоит.

– Вот как! Что ж, когда Третий Глаз явится, чтобы повидаться со мной, она может приехать верхом. Я тоже хочу, чтобы она была в правильном расположении духа.

Целия неодобрительно вытянула сложенные трубочкой губы.

– Как и было предсказано…

– Она предсказала, что я откажусь к ней явиться?

– Да нет, я все про твои ослиные замашки.

Несколько мужчин рассмеялись.

– Если что, я говорю так не потому, что потакаю своим капризам. У меня есть работа, и я собираюсь приступить к ней немедленно.

Целия окинула взглядом две сотни вооруженных людей, окружавших Гэвина и Каррис:

– Вообще-то, я могу ведь и настоять на своем. Эти люди не просто вооружены, они еще и цветомаги.

– Ну а я – Призма, – отозвался Гэвин, словно досадуя, что до нее никак не доходит. – Ты вправду думаешь, что две сотни человек смогут удержать меня от выполнения того, на что направлена моя Воля?

Целия поколебалась.

– Мне кажется, ты напрасно идешь на конфликт.

– Слушайте, слушайте, – вполголоса пробормотала Каррис.

Порой Гэвину казалось, что весь мир наполнен идиотами. Сила может быть ножом, но часто ей приходится играть роль дубины. Такой человек, как Железный Кулак, мог себе позволить говорить мягко, потому что ему было достаточно встать, и всех окружающих охватывал трепет перед его физическим превосходством. Гэвину зачастую приходилось гнуть свою линию, потому что он не верил, что кто-то может сделать это за него. Это было необходимо, потому что если бы он позволил другим принимать решения, основываясь на предположении о его слабости, пришлось бы прибегать к грубой силе, чтобы выбить эту идею из их голов. Устрашение обходится дешевле, чем исправление ошибок.

Впрочем, то, что он сказал о Воле, не было пустыми словами. Извлекатели изменяют мир, навязывая ему свою волю. Среди наиболее могущественных цветомагов чаще обычного встречаются безумцы, бастарды, самовлюбленные кретины и просто мерзкие типы. И поскольку именно от них все зависит, окружающие их терпят. К Гэвину это относилось в первую очередь.

Однако чем больше у тебя силы, тем труднее распознать, что находится за пределами твоих возможностей.

К тому же есть удовольствие в том, чтобы заставлять других повиноваться – Гэвин испытал это чувство, когда Целия принялась распоряжаться, собирая своих людей и трогаясь с места. Да, можно было говорить себе, что важно сразу установить правильный баланс сил, памятуя о том, что ему предстояло сделать. Подготовить Видящих к горькой пилюле, которую им предстояло проглотить. Все это было верно. Тем не менее ему все равно стоило последить за собой.

Даже не дожидаясь, пока они уйдут, Гэвин вернулся обратно к берегу. Он не стал растворять глиссер, а просто оставил его запечатанным.

– У нас есть неделя, – сообщил он Каррис. – Залив слишком широкий, так что нам придется построить волноломы вон от того мыса и отсюда досюда. Рифы нужно будет убрать… Нет, пожалуй, я не стану убирать их полностью, а сделаю зигзагообразный проход, чтобы корабли неприятеля по-прежнему разбивались, если они вздумают сюда заявиться. А для своих я отмечу безопасный путь – может быть, передвижными буями? И надо определиться с шириной этого прохода. Если сделать его слишком узким, будет трудно подвозить к городу припасы и большое количество людей будет не прокормить. С другой стороны, если он будет слишком широким, рифы перестанут служить угрозой… Одним словом, я приветствую любые соображения с твоей стороны. Помимо этого, мне понадобится твоя помощь в том, чтобы решить, что нужно строить в первую очередь, чтобы мои люди могли сразу же начать здесь жить. Надо ли расчищать джунгли – и если надо, то как это сделать? Или просто построить стену для защиты против местных зверей и аборигенов? Надо ли пытаться строить дома или на это нас уже не хватит?

Каррис глядела на него во все глаза.

– Знаешь, каждый раз, когда мне кажется, что я тебя знаю… Ты ведь действительно делаешь то, что я думаю, да? Ты основываешь город! Не какую-нибудь там деревню. Ты сразу планируешь, что это будет крупный центр.

– Не при моей жизни, – улыбнулся Гэвин.

– Знаешь, если ты и дальше будешь изменять все, к чему прикасаешься, через пять лет здесь ничего не будет прежним.

Пять лет… Предположительно столько оставалось до конца его срока в должности Призмы. Но он умирал уже сейчас, и очень скоро Каррис тоже это заметит.

– Да, – проговорил Гэвин. – Надеюсь, что не будет.

Пять лет… Пять великих целей. Вот только теперь на них оставалось не больше года.

Глава 14

«Единственное, чего не хватает этому месту, чтобы от него было окончательно не по себе, – это колышащейся на сквозняке паутины». Без малейшего энтузиазма Кип уставился в непроглядную темноту, в которой жил лорд Андросс Гайл.

– Ты впускаешь в комнату свет, – заметил Гринвуди. – Ты что, желаешь моему господину смерти?

– Нет-нет, я… – «Вечно я извиняюсь!» – Я уже вхожу.

Он шагнул вперед, раздвигая слои тяжелых портьер, отгораживавших комнату от внешнего мира. Воздух внутри помещения был затхлым, неподвижным, горячим. Здесь смердело старостью. И было невероятно темно. Кип моментально начал потеть.

– Подойди сюда, – послышался голос, низкий и хриплый, словно это были первые слова, произнесенные лордом Гайлом за весь день.

Маленькими шажками Кип двинулся вперед, уверенный, что сейчас споткнется и опозорится. У него было такое чувство, будто он попал в логово дракона.

Что-то дотронулось до его лица. Кип вздрогнул. Не паутина – легкое, словно перышко, касание. Кип встал как вкопанный. Почему-то ему представлялось, что Андросс Гайл инвалид, может быть прикованный к креслу-коляске, словно зловещий двойник Белой. Однако хозяин комнаты стоял перед ним на ногах.

Его рука была твердой, хотя на ней и не было мозолей. Она обвела круглое лицо Кипа, пощупала его волосы, очертила изгиб носа, коротко прижалась к губам, прошлась по бугристой поверхности нижней челюсти, где подразумевалась зарождающаяся бородка. Кип поморщился, прекрасно понимая, что пока там можно обнаружить лишь скопление прыщей.

– Так, значит, это ты бастард, – проговорил Андросс Гайл.

– Да, милорд.

Внезапно из ниоткуда прилетела затрещина, такая увесистая, что Кипу едва не оторвало голову. Он шмякнулся о стену и наверняка бы себе что-нибудь сломал, если бы она тоже не была укутана многочисленными слоями ткани. С пылающей щекой и звоном в ушах Кип скорчился на застеленном коврами полу.

– Это за то, что ты существуешь. Никогда больше не навлекай позора на эту семью.

Кип поднялся на нетвердые ноги, слишком потрясенный даже для того, чтобы разозлиться. Он сам не знал, чего ожидал от этой встречи, но уж точно не удара из темноты.

– Приношу свои извинения за то, что родился на свет, милорд.

– Ты даже не представляешь, о чем говоришь.

Воцарилось молчание. Темнота угнетала.

«Гэвин сказал: в любом случае постарайся не сделать его своим врагом… Мне кажется или здесь сделалось еще жарче?»

– Убирайся, – наконец произнес Андросс Гайл. – Убирайся сейчас же.

Кип повиновался, отчетливо осознавая, что не справился с задачей.

Глава 15

Лорд Омнихром задумчиво потирал виски. Лив Данавис не могла отвести от него глаз – как и любой другой. Тело Цветного Владыки фактически представляло собой скульптуру из чистого люксина. Предплечья были закрыты синими щитками, далее переходившими в шипастые латные рукавицы; кожу заменяла синяя ткань из переплетенных люксиновых прядей, под которой текли ручейки желтого люксина, постоянно восполнявшие убыток; гибкий зеленый люксин служил материалом для суставов. Только его лицо оставалось человеческим, да и то лишь едва-едва: кожа бугрилась шрамами от ожогов, а в глазах – ореолы которых были не то что прорваны, а вообще практически отсутствовали – вращалась карусель всех цветов по очереди, занимая не только радужку, но даже белки. Вот их закрыла синяя пелена, но уже в следующий момент сменилась желтой.

Владыка сидел на троне в приемном зале Травертинового дворца, решая, как ему разделить город, который он только что завоевал – и нашел почти пустым.

– Я хочу, чтобы двенадцать повелителей воздуха надзирали за перераспределением имущества. Главным назначаю лорда Шайяма. Прежде всего нужно собрать добычу. Жители Гарристона почти ничего не взяли с собой, все осталось тут. Какая-то часть добра отправится вместе с армией, но мы ведь не оставим все прочее гнить? Продайте то, что сможете продать, а остальное разделите между оставшимися горожанами – поровну, насколько получится. Предоставляю двенадцати лордам решать, кому из новых поселенцев какие участки отдать в аренду. За самые богатые имения и дома плата должна быть внесена вперед; более бедным будет позволено подождать шесть месяцев до первой выплаты.

Он повернулся к синей-зеленой извлекательнице с еще не прорванным ореолом. Это была тирейка с волнистыми темными волосами и смуглой кожей. Ее внешность бросалась в глаза, но казалась странной: глаза расставлены чересчур широко, рот слишком маленький.

– Леди Селина! – Тирейка присела в реверансе. – Пока мы остаемся в городе, вы распоряжаетесь всеми зелеными. У вас есть шесть недель. За это время вы должны расчистить основные ирригационные каналы и восстановить речные шлюзы. Я хочу, чтобы будущей весной этот город расцвел! Первые осенние дожди могут начаться со дня на день. Проконсультируйтесь с лордом Шайямом. Нужно будет завезти новые растения, может быть, даже почву. За то время, что у нас осталось, используйте все рабочие руки, что есть в вашем распоряжении, и приложите все усилия!

Леди Селина снова глубоко присела и немедленно вышла.

И так продолжалось все утро. Лив сидела вместе с пятью другими советниками слева от Цветного Владыки. Помимо советников, в тронный зал не допускали никого: Владыка хотел, чтобы люди знали о его планах как можно меньше. Лив понятия не имела, как ее угораздило оказаться среди немногих привилегированных лиц. Конечно, она была дочерью генерала Корвана Данависа, а Цветной Владыка не скрывал, что надеется переманить старого врага Гэвина на свою сторону, но Лив казалось, что тут есть что-то еще. Она присоединилась к Омнихрому перед Гарристонской битвой и даже сражалась вместе с его армией, пытавшейся захватить город, – но сделала это в обмен на обещание Цветного Владыки спасти ее друзей. Ничто из этого не заслуживало подобного доверия.

Тем не менее происходящее действительно зачаровывало ее. Владыка часто вызывал к себе придворных, чтобы получить у них информацию по тому или иному вопросу. Он ни в грош не ставил действующие законы и мало заботился о том, как было принято вести дела, зато выказывал живой интерес к вопросам торговли, ремесел, налогообложения, сельского хозяйства – всему, что было необходимо для обеспечения его людей и его армии.

Вызвав к себе своих военачальников, он повысил одного из наиболее одаренных молодых командиров до чина генерала, после чего поставил перед ним задачу обеспечения безопасности тирейских дорог и рек. Он желал, чтобы торговля могла беспрепятственно осуществляться на всем течении Бурой реки, а бандиты были безжалостно истреблены.

Лив понимала, что в каком-то смысле это означало замену множества мелких разбойников на одного большого. Разумеется, люди Владыки будут собирать с людей налоги, точно так же, как бандиты требовали с них выкуп за право проезда. Однако если это будет делаться по справедливости и никто не станет убивать крестьян и торговцев ради их пожитков, страна все равно окажется в выигрыше, как это ни называй.

Он отправил вдоль реки автономные отряды зеленых и желтых цветомагов, чтобы те расчистили русло, обеспечив судоходство. Если Владыка и был мерзавцем, он был мерзавцем дальновидным, поскольку даже если Лив и не понимала смысла всех его приказов, для нее было очевидно, что он жертвует огромным количеством своих извлекателей и бойцов ради благополучия Тиреи. Разумеется – говорила Лив ее циничная сверхфиолетовая натура, – в конечном счете он сам же от этого и выиграет. Армия в походе не может обеспечивать себя провиантом и не всегда может рассчитывать на грабежи, чтобы расплачиваться с солдатами, так что сильная экономическая база впоследствии значительно увеличит его силы.

– Лорд Ариас, – продолжал Цветной Владыка, – я хочу, чтобы вы отобрали сотню своих жрецов, достаточно молодых, чтобы у них хватало рвения, но и достаточно взрослых, чтобы разбираться в основных принципах веры, и разослали их по всем сатрапиям распространять благую весть о грядущей свободе. Ваша главная цель – города. Отдавайте предпочтение местным уроженцам, где это возможно. Расскажите им без утайки, какого противостояния им следует ожидать; не исключено, что у нас будут мученики во имя Дазена. Сразу же начните готовить новую волну фанатиков, чтобы пополнить ущерб. Я буду ждать от вас регулярных докладов, и присылайте их с надежными людьми. Там, где преследования будут слишком жестокими, мы всегда сможем заключить соглашение с Орденом Разбитого глаза, не так ли?

Лорд Ариас поклонился. Это был аташиец с типичными для его народа ярко-голубыми глазами, оливковой кожей и пышной бородой, заплетенной в косички и унизанной бусинами.

– Мой повелитель, как вы нам прикажете действовать на Большой Яшме и в самой Хромерии?

– Хромерию оставьте в покое, с ней будут разбираться другие. На Большой Яшме следует действовать с величайшей осторожностью. Там мне больше нужны глаза и уши, нежели рты, вы понимаете меня? Пошлите ваших лучших людей – и только в сам город. Пускай они сеют недовольство в тавернах и на рыночных площадях, а лучше пусть ищут тех, кто уже недоволен, и едва слышно нашептывают им на ухо, что наше движение, возможно, заслуживает их внимания. Замечайте таких недовольных, чтобы впоследствии привлечь их на свою сторону, но не делайте никаких резких движений! Они там далеко не дураки. Не забывайте, что Хромерия тоже может попытаться подослать к нам шпионов.

– Вы уполномочиваете меня послать туда Орден? – уточнил лорд Ариас.

– Лучшие люди Ордена уже там или на пути туда, – ответил Владыка. – Однако я хочу, чтобы вы использовали их скорее как иголку, нежели как дубину, вам понятно? Если наши действия будут раскрыты преждевременно, все предприятие обречено на провал. Судьба революции в ваших руках!

Лорд Ариас погладил бороду, застучав желтыми бусинами.

– В таком случае, полагаю, мне придется самому обосноваться на Большой Яшме и вести дела оттуда.

– Согласен.

– И мне потребуется финансирование.

– А вот здесь, как легко предугадать, мы сталкиваемся с трудностями. Я могу дать вам десять тысяч данаров. Знаю, это лишь малая часть того, что вам понадобится, но у меня здесь люди, которых нужно кормить. Проявите творческую инициативу.

– Может, хотя бы пятнадцать? Купить дом на Большой Яшме – это уже…

– Придумайте что-нибудь. Если я смогу, то через три месяца пришлю вам еще.

Остаток дня прошел в решении более прозаических вопросов: отдаче распоряжений о том, где и как расквартировать армию; запросах о выдаче денег на провизию, на новую одежду и обувь, на новых лошадей и рогатый скот. Кузнецам и рудокопам следовало заплатить за их работу; иностранные лорды и банкиры требовали возврата выданных ранее ссуд; другие просили распорядиться о привлечении местных жителей и пришедших с армией маркитантов к расчистке дорог, разведению костров, восстановлению переправ.

Только Лив, единственную из всех собравшихся, ни разу не попросили о совете по какому-либо вопросу. Даже к казначейше Владыка пару раз обращался за помощью. Эта миниатюрная женщина носила гигантские корректирующие линзы и непрестанно теребила маленькие счеты, которые принесла с собой. Сперва Лив решила, что она попросту нервничает и поэтому щелкает костяшками, однако через какое-то время, когда та изложила дюжину различных способов, при помощи которых Владыка может структурировать свои долги, чтобы добиться наибольшей выгоды, Лив поняла, что казначейша действительно все это время без перерыва подсчитывала цифры.

В конце концов, попросив одного из советников перечислить оставшиеся на повестке дела, Владыка решил, что все они могут подождать до завтрашнего дня. Распустив совет, он жестом пригласил Лив следовать за ним.

Вместе они поднялись по лестнице в его апартаменты и вышли на огромный балкон.

– Итак, Аливиана Данавис, скажи мне, что ты сегодня увидела?

– Милорд? – Она пожала плечами. – Я увидела, что работа правителя гораздо более сложна, чем я могла себе вообразить.

– Сегодня я сделал для Гарристона – и для Тиреи – больше, чем Хромерия за шестнадцать лет. Не то чтобы я ожидал за это благодарности. Принудительный труд по уборке города едва ли сделает меня популярным, но это лучше, чем оставить добро лежать и гнить, или ждать, пока его разграбят мародеры и бандитские шайки.

– Да, милорд.

Он вытащил из кармана плаща тонкую зигарро – щепотку табака, завернутую в лист крысьей травы, – зажег ее прикосновением пальца, излучающего под-красный, и глубоко затянулся. Лив с интересом посмотрела на него.

– Мой переход от плоти к люксину не был безупречным, – пояснил Владыка. – Результат вышел лучше, чем у кого бы то ни было за последние несколько веков, но тем не менее я допустил некоторые ошибки. Болезненные ошибки. Конечно, то, что начинать пришлось с обугленной развалины, не облегчило мне задачу.

– Что с вами произошло? – осторожно поинтересовалась Лив.

– Может быть, я расскажу тебе в другой раз. Сейчас, Аливиана, я хочу, чтобы ты подумала о будущем. Я хочу, чтобы ты начала мечтать!

Он поглядел на залив: поверхность воды усеивал мусор, набережные были завалены обломками. Омнихром вздохнул.

– Вот город, который мы захватили! Жемчужина пустыни, которую Хромерия постаралась уничтожить, как могла.

– Мой отец пытался его защищать, – возразила Лив.

– Твой отец – великий человек, и я не сомневаюсь, что именно это он и намеревался сделать. Но твой отец поверил лживым басням Хромерии.

– Мне кажется, его шантажировали, – проговорила Лив.

Внутри у нее было пусто. Призма – человек, которым она так восхищалась, – не просто шантажировал ее отца, чтобы заставить его себе помогать, но делал это с ее же помощью. Правда, Лив не знала, как именно он этого добился, но это было единственное, что приходило ей в голову в качестве объяснения, почему ее отец согласился сражаться на стороне своего заклятого врага.

– Надеюсь, что это действительно так.

– Что? – переспросила Лив.

– Потому что если это так, то, значит, еще не поздно все изменить. Я был бы счастлив, если бы твой отец был рядом с нами. Он грозный противник. Превосходный воин, блестящий! Мы выясним этот вопрос. Но боюсь, Лив, что он так долго слушал их лживые речи, что вся система его восприятия была извращена. Может быть, он в состоянии увидеть несколько растущих на поверхности сорняков, но если сама почва отравлена, как он сумеет распознать правду? Вот почему наша надежда в первую очередь на молодежь.

Солнце уже садилось, и с Лазурного моря задул свежий ветерок. Цветной Владыка глубоко затянулся своей зигарро и устремил взгляд на кончик, по-видимому, наслаждаясь его красноватым светом.

– Лив, я хочу, чтобы ты попыталась вообразить мир без Хромерии. Мир, в котором женщина сможет поклоняться любому богу, которого сочтет подходящим. Где положение извлекателя не означает смертный приговор с отсрочкой в десять лет. Мир, в котором глупцы не оказываются на троне благодаря случайности рождения, где успех человека определяется его способностями и упорством, и больше ничем. Где нет владык помимо тех, кого поставила властвовать сама природа. Где нет рабов – вообще. Рабство – проклятие Хромерии! В нашем новом мире женщину никто не станет презирать из-за того, что она тирейка, – но это не будет и почетным знаком. Я сражаюсь не за то, чтобы сделать Тирею чем-то высшим; в нашем новом обществе это попросту не будет иметь значения. Какие у тебя волосы, какие глаза – все твои отличительные особенности будут лишь придавать тебе интереса, но не более того. Мы станем светом для мира! Мы откроем Врата Вечной ночи, закрытые Люцидонием, и проложим пути через Шаразанские горы. Любой найдет у нас желанный прием, кем бы он ни был!

В каждом городке, в каждой деревушке будут учить магии – и я не сомневаюсь, что мы обнаружим множество людей, обладающих талантами, которые можно будет использовать для улучшения их собственной жизни и жизни окружающих их людей, а не для удовлетворения прихотей и амбиций губернаторов и сатрапов. И думаю, по мере роста наших знаний выяснится, что все люди – все до единого! – поцелованы светом. Настанет день, когда извлекать цвета будет каждый. Подумай, сколько гениев существует в магии даже сегодня – гениев, которые могли бы изменить мир! Но на настоящий день… может быть, они тирейцы и не могут себе позволить поступить в Хромерию. Или парийцы и их семья не в фаворе у деи. Или илитийцы – и считают магию воплощением зла, потому что они погрязли в предрассудках. Подумай, сколько полей остаются непаханными, сколько детей голодают без хлеба, которого у них нет, потому что нет зеленых извлекателей, чтобы удобрять поля! Руки Хромерии по локоть в крови, и они даже не осознают этого! Это медленный яд, незаметная смерть. Капля за каплей Хромерия высасывает жизнь из сатрапий. Вот за что мы сражаемся, Аливиана. За другое будущее. И победа не дастся легко: слишком многие получают слишком много от сложившегося коррумпированного порядка, чтобы легко от него отказаться. Они будут посылать людей, чтобы те умирали вместо них. Это разрывает мне сердце! Они приносят в жертву тех самых людей, которым мы собираемся дать свободу! Но мы их остановим. Мы позаботимся о том, чтобы они не смогли этого повторить. Новые, еще не рожденные поколения получат в наследство лучший мир, чем тот, который достался нам.

– Все, что вы говорите, звучит привлекательно, – с сомнением проговорила Лив, – но чтобы узнать вкус супа, надо его попробовать, не так ли?

Омнихром широко улыбнулся:

– Совершенно верно! Именно этого я и хочу от тебя, Лив. Извлекай! Прямо сейчас! Извлекай сверхфиолетовый – и думай. И говори мне, что ты думаешь. Тебя никто не накажет, независимо от результатов.

Она повиновалась, принявшись впитывать в себя этот внеземной, невидимый свет, позволяя ему курсировать по своему телу, чувствуя, как он отделяет ее от ее эмоций, погружает в пространство гиперрациональности, почти бестелесного разума.

– Вы практичный человек, – произнесла она ровным голосом: под властью сверхфиолетового любые эмоции кажутся ненужным излишеством. – И возможно, также романтик. Странное сочетание. Однако вы целый день выполняли различные задачи, и есть вероятность, что я попросту последняя в списке. Не могу сказать, прелюдия ли это к соблазнению, или вам просто нравится вызывать восхищение у женщин.

В глубине сердца она была сама шокирована тем, что сказала, – какова наглость! Однако вместо того чтобы отдаться на волю приливающему румянцу, Лив еще глубже занырнула в сверхфиолетовое бесстрастие.

– Редко можно встретить мужчину, который не теряет голову из-за женщин, теряющих голову от него, – насмешливо отозвался Владыка.

– То есть мое последнее предположение верно, как это ни банально.

Ему нравилось ее внимание, ее растущее восхищение – но за весь разговор он почти ни разу не прикоснулся к ней, даже когда у него был повод это сделать. Говоря, он не пытался наклониться или подойти ближе. Она занимала его интеллектуально, но не телесно.

– Вы не собираетесь меня соблазнять, – продолжала Лив.

Кажется, Владыка не был в восторге от этого замечания.

– Увы, пожар, унесший из моей жизни так много другого, также лишил меня простых радостей плоти. Не то чтобы я их презирал – но резвиться, как делают зеленые, мне навсегда заказано.

Учитывая неподвижность черт, вызванную шрамами от ожогов, и обездвиженность люксинами, которые он вживлял себе в кожу, было трудно прочесть на его лице хоть что-то, за исключением самых явных выражений; однако она напомнила себе, что это еще не значит, будто он неспособен чувствовать тонко и глубоко. Его глаза наполнялись то одним, то другим цветом, однако Лив подозревала, что и они могут служить надежным индикатором его эмоций, лишь когда эмоции действительно очень сильны. Это делало Владыку чем-то наподобие шифра.

Сверхфиолетовые любят шифры. Точнее, любят их разгадывать.

– Ты знаешь, кем я был прежде? – спросил Цветной Владыка.

– Нет.

– И я тебе не скажу. Знаешь почему?

– Потому что вы не хотите, чтобы я знала? – предположила Лив.

– Нет. Потому что сверхфиолетовые обожают раскапывать всякие секреты. И если я не задам тебе работу раскопать что-нибудь, не имеющее для меня значения, у тебя может хватить ума раскопать что-нибудь такое, что я предпочел бы оставить в тайне.

– Дьявольский план, – одобрительно произнесла она.

Из него вылетел сноп люксина, врезавшись ей в грудь. Лив пошатнулась, потеряла связь со сверхфиолетовым – и обнаружила, что что-то крепко держит ее за шею. Брыкаясь, она поняла, что больше не стоит на ногах. И не просто не стоит: она висела за краем балкона, удерживаемая люксиновым кулаком, целиком обхватившим ее голову!

Она ухватилась за кулак, пытаясь втащить себя наверх, сделать глоток воздуха, расслабить хватку – в панике она даже не понимала, что это последнее, что ей сейчас нужно: если бы она упала с такой высоты, то разбилась бы насмерть. Ее голова была горячей, вены вздулись, глаза, казалось, готовы были лопнуть.

Глаза Цветного Владыки были ярко-красными и пылали, словно угли. Он моргнул; поверхность глазных яблок залил желтый, и Лив почувствовала, как ее перенесли через перила обратно на балкон. Кулак разжался. Она упала на пол, заходясь в кашле.

– Я… Хромерия демонизировала нас и наше дело, – проскрежетал Владыка. – В буквальном смысле: они изображают нас настоящими дьяволами. Я не терплю, когда добро называют злом, а зло – добром. Я… моя реакция была слишком импульсивной.

Лив чувствовала, как ее трясет, и стыдилась этого. Ей казалось, будто она вот-вот заплачет. «Ты из рода Данависов! – напомнила она себе. – Ты храбрая, сильная, ты не станешь закатывать истерику, словно девчонка! Ты – женщина, тебе семнадцать лет. Ты достаточно взрослая, чтобы иметь собственных детей. Ты не позволишь себе потерять самообладание!»

Поднявшись, она сделала реверанс, лишь самую малость пошатнувшись.

– Приношу мои извинения, милорд. Я не хотела вас оскорбить.

Владыка глядел поверх залива, положив ладони на перила. Обнаружив, что выронил свою зигарро, он закурил другую.

– Не смущайся из-за того, что тебя трясет, это нормальная телесная реакция. Я видел самых бесстрашных ветеранов, которых трясло не меньше. Это выглядит как слабость только из-за твоего смущения. Не обращай внимания. Это пройдет.

Он вскинул голову:

– Итак…

– Итак, у вас есть план касательно меня.

– Разумеется.

– И вы не собираетесь мне говорить, в чем он заключается.

– Умная девочка! Я собираюсь приставить к тебе наставника, который будет отвечать на все твои вопросы – ну почти.

– За исключением этого?

Владыка ухмыльнулся:

– Будут и другие пробелы.

– И кто этот наставник?

– Ты узнаешь, когда его увидишь. А теперь иди. Мне еще нужно закончить несколько более мрачных дел, прежде чем зайдет солнце.