Бауыржан Чердабаев
Золотая лодка
– Не может быть, – проговорил Камбар.
Он тут же вспомнил свой сон, в котором он увидел отчима в немецкой форме и с автоматом наперевес.
Ельнар насторожился и спросил:
– Кто это? Ты его знаешь?
Глянув на брата, Камбар воскликнул:
– Так, это же Ахан! Мой отчим, я тебе о нем рассказывал.
Опешивший Камбар видел перед собой Ахана, тот, как и раньше, выглядел красивым, подтянутым и ухоженным. В памяти Камбара всплыло воспоминание о том, как он сидит рядом с мамой и, перечитывая ей письмо отчима, думает о нем, переживая жив ли тот или нет. Камбар улыбнулся. Подталкиваемый неведомой силой, он рванул навстречу к отчиму:
– Дядя Ахан! Дядя Ахан!
Ахан резко остановился и замер на месте. С недоумением на лице он глядел на бегущего к нему незнакомого рядового легионера.
– Дядя Ахан! – снова выкрикнул парень, подбегая к нему. – Это же я – Камбар! Ты что, не узнаешь меня?
Камбар стоял перед отчимом, уже раскинув руки для объятия.
– Камбар! – воскликнул Ахан и, обняв исхудалого пасынка, добавил:
– Сынок, как ты возмужал! Тебя не узнать!
Они так и стояли, то крепко обнимаясь, то отстраняясь и вглядываясь в глаза друг другу, и не заметили, как подошел Ельнар.
Чуть погодя Камбар обратил внимание на брата и, радостно притянув его к себе, принялся знакомить с отчимом.
Ахан тут же посерьезнел и обратился к обоим:
– С капитаном Лютом встречались уже? – спросил он. – Это комендант нашего лагеря.
– Встречались, – ответил Камбар. – В первый день на станции речь толкал.
В голосе пасынка прозвучала нотка презрения, и Ахан заметно напрягся.
– Капитан Лют здесь и царь, и Бог, – сказал он. – Я с ним переговорю. Будете служить в моей роте.
Камбар с Ельнаром кивнули и, простившись с Аханом, направились на поиски своей казармы.
После обеда было общее построение. На плацу собрался весь личный состав Туркестанского легиона. Небо постепенно затягивало серость, изредка роняя мелкие капли дождя. Задул легкий прохладный ветерок. В воздухе запахло осенью.
После переклички и знакомства новичков с командованием, Ахан повел Камбара в кирпичное двухэтажное здание, располагавшееся недалеко от плаца. Сколько Ахан ни пытался скрыть свое состояние, но Камбар замечал, что отчиму не терпелось поговорить с ним подольше.
Вечерело. Ахан с Камбаром поднялись на второй этаж здания. Пройдя длинный и слабоосвещенный коридор, они остановились у последней двери, ведущей, как оказалось, в кабинет отчима.
Ахан отворил дверь и вошел. Камбар проследовал за ним. Комната небольшая с единственным окошком, закрытым тяжелой и угрюмой решеткой. У окна стояли стол и две скамейки, намертво прибитые к полу. Камбар перевел взгляд на другую стену, вдоль нее стояло еще несколько стульев, также прибитых к полу.
Камбар слегка поморщился. На миг он представил, как здесь во время допросов избивали заключенных или непокорных новобранцев. Ему показалось, что он даже услышал их крики и стоны. Но заговорить об этом с отчимом он не решился. Продолжая стоять у двери, Камбар подумал, что отвык от него за все это время, да и офицерская форма на Ахане сильно смущала.
Ахан наполнил чайник водой и, поставив на керосиновую плитку, стоявшую на тумбе в дальнем углу комнаты, позвал:
– Проходи к столу, чай будем пить. Поболтаем заодно.
Камбар сел на скамейку напротив отчима, и они окунулись в неспешный разговор, во время которого Ахан расспрашивал пасынка о доме, о родных краях, о степи, и, конечно же, о Нурбике. Было видно, что он очень сильно скучал по ней. Камбар был уверен, что Ахан по-прежнему любит её.
Чайник кипел уже давно, сердито фыркая и шумя, пытался напомнить о себе людям.
Ахан поднялся со скамейки и снял чайник с плитки.
Закинув пару горсток чая в заварник и залив туда кипяток, он вынул из тумбы две красивых расписных пиалы и поставил на стол.
Камбар взял одну пиалу и принялся рассматривать её, осторожно вертя в руках. Он был заворожен расписанными на ней узорами.
Похоже, Ахан заметил реакцию пасынка.
– Представляешь, – сказал он. – Случайно обнаружил в лавке у старьевщика в городе. Настоящий антиквариат!
Залив заварник кипятком и накрыв его небольшим куском ткани, похожей на остаток выцветшего махрового полотенца, Ахан спросил:
– Ничего тебе не напоминает это?
– Невероятно, – ответил Камбар. – Они ведь похожи на те осколки, которые мы находили на раскопках Сарайджука.
Ахан улыбнулся. Это была его первая улыбка за все время с момента их встречи.
Оставив заварник на тумбе рядом с плиткой, он вернулся к столу и, пока заваривался чай, присел рядом с Камбаром на скамейку.
– Я был уверен, что ты заметишь это, – сказал Ахан и, глядя на пиалу в руках пасынка, задумчиво произнес:
– О доме напоминает.
Ахан произнес эти слова с таким чувством, и Камбару показалось, что его отчим мыслями находится там, в Сарайшыке. Отчим продолжал говорить, вспоминая о селе, говорил о Сарайджуке, о раскопках.
Чай заварился и Ахан, перенеся заварник на стол, разлил по пиалам ароматный напиток.
Камбар слушал Ахана. Казалось, что отчима беспокоило что-то, тот сидел словно на иголках. Временами его начинало трясти, да так, что, казалось, он был готов сорваться с места и бежать куда-то.
Они засиделись допоздна. Камбар подумал, что будет лучше, если он вернется в казарму.
На улице лил дождь. Было холодно и ветрено, и Камбар быстрым шагом отправился к себе.
Лежа в кровати, Камбар долго не мог уснуть. Он ворочался с боку на бок и вспоминал разговор с отчимом. И только под утро, когда его стали одолевать мысли о том, что при удобном случае ему надо будет напомнить Ахану об их давнем разговоре, он провалился в сон.
С тех пор прошло время. В Туркестанском легионе жизнь текла своим чередом. Легионеров готовили для охраны военных складов и борьбы с партизанскими движениями на оккупированных немцами территориях. Но Ахану это не нравилось. Он не раз обращался к немецкому руководству, пытаясь убедить их в том, чтобы использовать легионеров-казахов, отцы которых были баями и кулаками в прошлом, в борьбе против Советской власти внутри страны.
Но немцы не торопились. Похоже, у них были другие планы на Туркестанских легионеров. Советские войска, перейдя в наступление в районе Сталинграда, взяли в кольцо группировку войск вермахта. Немцы не сдавались и оказывали яростное сопротивление. Неся большие потери, они теперь нуждались в подкреплении, чтобы вырваться из блокады.
Наступила зима. И однажды Ахана срочно вызывают в Берлин.
Глава 13. Диверсанты. Подготовка к операции.
Зима 1942года – весна 1944 года. Берлин. Германия.
Шел декабрь 1942 года. Поздним вечером штурмбанфюрер СС Отто Майер, поужинав в небольшом итальянском ресторанчике в центре Берлина, пешком возвращался к себе на службу. Несмотря на отвратительную погоду, штурмбанфюрер не стал брать машину, решил прогуляться несколько кварталов до здания дворца принца Альбрехта, располагавшегося на Вильгельмштрассе, в котором находилась служба внешней разведки Главного управления имперской безопасности РСХА62.
На улице было пасмурно и безлюдно. Над городом низко нависло сумрачное небо. Моросил дождь и дул холодный ветер.
Эсэсовец поднял ворот шинели и прибавил шаг. Он торопился. К нему с минуты на минуту должны были доставить того самого азиата, которого он допрашивал год назад в подмосковном лесу.
Отто быстро шел по тротуару вдоль улицы, мимо серых зданий и газовых фонарей, освещавших округу тусклым светом. Он выглядел уставшим. Его худощавое лицо осунулось и глаза, хотя по-прежнему хищные, выдавали в нем некоторую озабоченность. Штурмбанфюрера явно что-то тревожило. Похоже, он был расстроен последними новостями с восточного фронта, где крупные части вермахта, попавшие ранее в окружение в районе Сталинграда, попытались вырваться, но потерпели неудачу.
Советские войска плотно сжали немцев в кольце и наносили по ним яростные удары. И теперь, скорее всего, эсэсовец понимал, что Третьему рейху пришел конец.
Но положение на Восточном фронте сейчас не так сильно тревожило его. Этим утром, когда на улицах германской столицы еще было темно, Отто сидел за столом в своем кабинете с плотно завешанными окнами. Рядом горел абажурный светильник на короткой декоративной ножке, освещая разложенные на столе бумаги. Причудливые тени тянулись от стоявших на столе бронзового пресс-папье с массивным настольным портсигаром в виде диковинного хищного зверя.
Штурмбанфюрер просматривал последние донесения от агентов, внедренных в воинские части Красной Армии, и тех, кто был заброшен в глубокий советский тыл. Агенты-диверсанты имели различные задания от сбора сведений о расположении воинских частей, аэродромов, оборонных заводов и предприятий, до устройства диверсий на железнодорожном транспорте, уничтожении складов с продовольствием и других важных объектов.
Под утро в кабинет Отто заглянул молодой ефрейтор – сотрудник канцелярии – и вручил штурмбанфюреру большой толстый конверт.
Как только дверь за ефрейтором закрылась, штурмбанфюрер тут же вскрыл конверт и вынул оттуда кипу бумаг. Это были копии документов, написанных вручную. В сопроводительном письме говорилось о том, что посылку для Отто передали его коллеги из оккупированного Киева, где в одном старинном музее, проводя недавно ревизию, случайно наткнулись на средневековые рукописи. Оригинал текстов был написан на латинском языке, датировался концом четырнадцатого века и принадлежал руке летописца, служившего при дворе великого князя литовского Витовта.
Отто сделал паузу. Оторвавшись от письма, он взял со стола средневековые рукописи. Помимо копий рукописей в одной стопке с ними оказался машинописный перевод. По всей видимости, коллеги Отто были неплохо осведомлены о падкости штурмбанфюрера ко всему таинственному и неизведанному, и постарались, чтобы ни одна деталь не была упущена, перевод был очень качественным.
Речь в текстах шла о хане Золотой орды Тохтамыше. В апреле 1395 года, во время осады Сарайджука войском эмира Тимура, хану Тохтамышу вместе со свитой и близкими удалось вырваться из города и уйти во владения к великому князю литовскому Витовту. Среди беглецов была ханская дочь Малика. Ей, как и другим членами семьи, удалось пройти незамеченными по степным тропам в Киев, входивший в то время в состав великого княжества литовского. По записям было видно, что автор рукописей неплохо знал свое дело. Он красиво и витиевато описывал жизненный уклад ханской и княжеской семей, показывая ежедневные встречи гостей с великим князем, их длительные застолья и беседы. Местами такие посиделки описывались настолько детально, ничем не отличаясь от современных журналистских репортажей, что из них можно было узнать о том, во что были одеты люди, их душевное и физическое состояние, и о чем конкретно шла речь во время встречи.
Отто заёрзал на стуле, он приподнялся и перечитал заново последние строки документа. В них говорилось о некоем маге Абу Али, казненном по приказу хана Тохтамыша за то, что тому взбрело в голову украсть ханскую дочь, используя свою магическую золотую лодку, с помощью которой маг мгновенно переносился на огромные расстояния.
Отто положил бумаги на стол и уставился на стену перед собой. Казалось, что он был ошеломлен прочитанным. Но это продолжалось не долго. Постепенно лицо его стало озаряться восторженным удивлением.
– Черт подери! – воскликнул Отто, резко поднявшись. – Неужели эта та самая лодка, о которой говорил мне пленный азиат?
Повернувшись к столу, штурмбанфюрер вытянул из портсигара сигарету и, немного повертев её в пальцах, бросил на стол.
Отто был сильно взволнован. Вложив руки в карманы брюк, он принялся ходить по кабинету взад и вперед.
– Но ведь он не упоминал мне о её магических свойствах!
Отто успокоился, подошел к столу и, сняв трубку с телефонного аппарата, коротко проговорил:
– Срочно принесите мне личное дело Ахана Атаева.
Затем, немного подумав, добавил:
– И да, пожалуй, доставьте-ка его самого ко мне тоже… и как можно скорее.
После этого Отто сел за стол и, погрузившись в раздумья, принялся выводить карандашом на чистом листе бумаги.
Начав с верхнего левого угла, эсэсовец написал:
«Золотая лодка. Обладает возможностью перемещения во времени».
Немного подумав, он написал с новой строки:
«Пленный азиат. Туркестанский легионер. Он знает, где искать золотую лодку. Он бил по ней топором, но не смог отколоть куска. Вероятно, лодка изготовлена из неизвестного науке материала. Однако, по словам азиата, материал по структуре напоминает чистое золото».
Ниже Отто добавил:
«Изменить ход войны при помощи золотой лодки. Подготовка к операции».
И еще ниже он выставил вопросы:
«В курсе ли азиат насчет возможности золотой лодки? Как попасть в Казахстан? Что нужно для этой операции? Кто кроме азиата может понадобиться в этом деле?»
Продолжая думать, Отто принялся аккуратно выводить какой-то рисунок в нижней части бумаги. Получилось что-то напоминающее горстки серебряных монет. Возможно, штурмбанфюрер размышлял о финансировании предстоящей операции или подумал, что именно такие денежные знаки были самыми ходовыми в ханские времена.
Оторвавшись от рисунка, он перенес острие заточенного карандаша в верхний правый угол листа и вывел там крупными буквами:
«Операция «Тохтамыш».
В то же утро, переговорив со своим руководством и, получив разрешение на разработку новой операции, Отто отложил все дела и, не отвлекаясь более ни на что, принялся дальше размышлять над планом, пока вечером не вспомнил, что ничего не ел целый день.
И вот, вернувшись из ресторана, Отто подошел к зданию службы внешней разведки, быстро поднявшись по широким каменным ступенькам, отворил массивную деревянную дверь. У входа штурмбанфюрер предъявил служебное удостоверение дежурному охраннику и, не задерживаясь на пропускном пункте, проследовал на верхний этаж.
Когда Отто уже сидел за письменным столом в своем кабинете, держа перед собой раскрытую папку и просматривая личное дело обер-лейтенанта Атаева, в кабинете громко зазвонил телефон. Не отрываясь от чтения, штурмбанфюрер снял трубку.
Охранник доложил о прибытии обер-лейтенанта. Велев провести посетителя к нему, штурмбанфюрер повесил трубку. Затем он закрыл папку и, убрал в стол.
Спустя пару минут в дверь тихо постучались. Отто ответил.
Вытянувшись по стойке смирно, Ахан зычно, согласно уставу, приветствовал штурмбанфюрера.
Отто выдержал паузу и, глядя на Ахана, спросил:
– Узнаете меня?
– Так точно, господин штурмбанфюрер! – воскликнул Ахан, стоя на вытяжку.
Отто смотрел в глаза Ахана. Похоже, заметив, как тот с изумлением разглядывает его серебряные плетёные погоны, произнес:
– Да, с той поры произошли изменения.
– Мои поздравления, господин штурмбанфюрер, – проговорил в ответ Ахан.
Отто даже послышалась некая искренность, но он проигнорировал слова азиата и, указав на его офицерский мундир, сказал:
– Но и вы, как я посмотрю, время тоже даром не теряли. Заслужить звание обер-лейтенанта великого рейха не каждому чужестранцу дано.
– Рад слышать это, господин штурмбанфюрер! – воскликнул Ахан.
Велев азиату присаживаться в кресло напротив, Отто наконец перешел к сути разговора.
– Догадываетесь, почему вы здесь?
– Догадываюсь, – ответил Ахан и все же не преминул уточнить:
– Это по поводу золотой лодки?
– Все верно, – ответил Отто, сверля глазами. – И, насколько я понимаю, она вам нужна. Не так ли: вы ведь давно мечтаете заполучить её?
Ахан смутился и отвел взгляд, но затем снова посмотрел на Отто:
– Да, я мечтаю завладеть лодкой, чтобы продать её, а на вырученные деньги организовать восстание против советской власти.
– И отомстить за отца, – произнес Отто, перебив собеседника. – Я помню, вы мне рассказывали об этом. Мне действительно, очень жаль, вашего отца. Большевики своим красным террором натворили дел!
Ахан сжал кулаки:
– Я дал себе клятву, что буду мстить за него. Пока я жив, я сделаю все, чтобы очистить степь от этой мрази.
Штурмбанфюрер смотрел на обер-лейтенанта, ни на секунду не отводя взгляда от него. Задавая вопросы, он внимательно следил за тем, как тот отвечает на них, как реагирует на каждое слово. Но Ахан был спокоен, если не брать во внимание его вспыхнувшую злость, связанную с памятью об убиенном отце, которая быстро угасла.
– Послушайте, – произнес Отто, немного смягчившись. – Я хочу предложить вам кое-что. Если вы согласитесь сотрудничать со мной, то я помогу вам в достижении вашей мечты.
– Не смею отказаться, господин штурмбанфюрер, – выпалил Ахан и, тут же вскочив на ноги, вытянулся по стойке смирно и громко добавил:
– Я готов исполнить ваш приказ!
– Сядьте, сядьте, – мягко проговорил Отто и, дождавшись, когда Ахан сел в кресло, продолжил уже твердым голосом:
– Мною разрабатывается одна операция. В детали я посвящу вас позже, но сейчас скажу, что местом её действия будет Западный Казахстан, а точнее – Гурьевская область. Так как вы хорошо знакомы с этой местностью, то мне понадобится ваша помощь.
Ахан засиял от счастья. Наконец-то ему широко заулыбалась удача, и он сможет вернуть себе все то, что когда-то отняли у него и его семьи.
Отто замолчал. Он выдержал паузу и, улыбнувшись одними уголками рта, продолжил:
– После нашей встречи вы направитесь в лагерь Луккенвальд, где вам необходимо будет набрать группу из числа военнопленных и приступить к их обучению. Думаю, четырнадцати человек будет достаточно.
Снова выдержав паузу, на этот раз очень короткую, Отто добавил:
– В Туркестанский легион вы уже не вернетесь. Там и без вас справятся.
– Так ведь, – забеспокоился Ахан и осекся, похоже, испугавшись, что необдуманно перебил немца, но, заметив вопросительный знак на лице штурмбанфюрера, продолжил:
– У меня в легионе остались люди. Это двое надежных и проверенных ребят. Господин штурмбанфюрер, я могу вызвать их оттуда в Луккенвальд? Один из них является моим пасынком, а второй – его двоюродный брат. Их предки, как и мой отец, были образованными и богатыми людьми, а не дикарями и голодранцами, захвативших власть в степи.
– Вот и отлично, – сказал Отто. – Нам как раз нужны такие люди. Не беспокойтесь, ребят ваших доставят завтрашним рейсом в Берлин. А вы отныне становитесь моим заместителем и переходите в полное мое распоряжение.
Ахан заметно воспрянул. Отто объяснил ему поставленные задачи. Под утро они вместе отправились в Луккенвальдский лагерь.
Луккенвальд находился в пятидесяти двух километрах к югу от Берлина и был маленьким красивым городом. Сам лагерь расположился в пяти километрах от города. В нем были собраны представители множества национальностей: и русские, и украинцы, и армяне, и татары, и казахи, и узбеки, и таджики, и многие другие. Пленные каждой национальности содержались отдельно от других. Хотя, помимо военнопленных содержались там и гражданские, пригнанные с оккупированных советских территорий.
Сопровождаемый комендантом, Отто привел Ахана в «Офлаг № 3-а». Другой лагерь находился с восточной стороны Луккенвальда в лесистой местности, поблизости от старинного городского кладбища.
«Офлаг» состоял из нескольких, одинаковых на вид, деревянных домов. Отто с Аханом осмотрели эти дома, а затем, ознакомившись с положением в лагере, приступили к делу. Отто особо не вмешивался. Похоже, доверив работу по подбору кадров своему заместителю, он лишь находился рядом, со стороны наблюдая за ним.
Ахан незамедлительно собрал казахов из большого лагеря. Среди них он выбрал с дюжину человек и, записав их фамилии, отдал список коменданту лагеря. Попавших в список комендант на следующий день перевел в «Офлаг». Там Ахан вел с каждым из них беседу отдельно. Он долго и придирчиво расспрашивал историю их жизни, особенно интересуясь происхождением, партийностью, работой, которую они выполняли до армии, родственниками, каким образом попали в плен.
С теми пленными, чьи ответы показались Ахану безупречными, он продолжил работать дальше, агитируя их в диверсионную группу. Форма офицера немецкой армии, безупречно сидевшая на нем, помогала ему в этом, производя на земляков сильное впечатление.
– Нужно помочь немцам, – говорил им Ахан. – Вы можете вступить в Туркестанский легион и, получив оружие, отправиться на фронт. Там сейчас очень жарко! Но если не хотите подставлять свои головы под пули, то вместе со мной отправитесь в Казахстан, выполнять ответственное поручение немцев. Выбирайте!
В тот день обер-лейтенант Ахан Атаев сумел добиться согласия пяти казахов из большого лагеря. Остальные, страшась участи схватить пулю в советском тылу, пожелали все-таки выбрать Туркестанский легион. Вместе с недавно прибывшими в «Офлаг» Камбаром и Ельнаром в группе теперь было семеро человек. Но это только половина от того количества, которое было необходимо для полноценного состава, и Ахан еще раз отправился в большой лагерь.
Ему пришлось с неделю усердно повозиться, прежде чем он привлек ещё семерых казахов и окончательно укомплектовал группу. Все они были или сыновья богачей, или те, кого осудил советский суд. Из этих четырнадцати, одного Ахан назначил адъютантом штурмбанфюрера, троих радистами, одного врачом, а остальные числились просто членами группы.
Отто заметно воспрянул и не скупился на похвалы. Но дело теперь стояло за главным – подготовка людей к операции, требовавшая намного больше времени. И здесь Отто принял уже личное участие, продолжая скрывать от заместителя конечную цель их предстоящей операции.
Подготовка группы в лагере Луккенвальд началась с военной тренировки. В самом начале она показалась курсантам достаточно легкой, но, спустя дни, они стали проводить пешие марши на десятки километров с привалами. Как Отто после докладывался руководству, таким подходом к военной подготовке он стремился выработать в будущих диверсантах не только выносливость и дисциплину, но зародить у остальных находившихся в лагере неправильное мнение, что те, дескать, занимаются только лишь военной подготовкой. Но, вместе с этим, диверсанты подвергались и усиленной политической подготовке: слушали лекции, время от времени совершали экскурсии по крупным городам Германии, посещали музеи, театры, большие промышленные предприятия. Подобная подготовка была собственной инициативой Отто. Он старался доказать азиатам превосходство германской культуры над всеми другими.
Пропустив группу через «фильтр» нацисткой идеологии, Отто приступил к их обучению способам ведения диверсий. Он потратил немало сил, обучая подчиненных рукопашному бою, владению различными видами огнестрельного и холодного оружия, взрывному делу.
Подошла зима 1943 года. Декабрьское небо над Луккенвальдом все чаще затягивалось тучами. Дни стали холоднее.
Обстановка на фронте складывалась в пользу СССР. Советское командование стремительно разворачивало наступление по всему фронту, готовясь к проведению мощных стратегических операций. Но, командование вермахта всеми силами пыталось остановить наступление Красной Армии. Для этого немцы активизировали и внешнюю разведку, осуществляя массовые заброски агентуры через линию фронта.
Отто не был исключением. В последнее время он стал торопиться с отправкой своей группы в Казахстан. Но Ахан отчего-то медлил и, похоже, теперь на то у него были веские основания.
– Сейчас не время соваться домой, – сказал он однажды штурмбанфюреру, когда они остались одни в казарме. – Не подготовлены места, где можно укрыться в первые дни после появления в заснеженной степи, сразу же среди населения объявляться опасно. К тому же на снегу остаются следы, дадим легко себя обнаружить. Лучше теперь ждать весны.
Очевидно, что холодный рассудок Ахана брал верх над его желанием поскорее очутиться в родной степи, и от этого его слова звучали убедительно.
Отто глянул на обер-лейтенанта и произнес:
– Пожалуй, я соглашусь с вами. К тому же, я слышал, что степь зимой в ваших краях бывает весьма суровой.
– Так точно, господин штурмбанфюрер, – сказал Ахан, – ночевать под открытым небом и вовсе невозможно.
Отто промолчал. Он вынул из портфеля сложенную вчетверо карту и, развернув её на столе, стоявшем у окна, сказал:
– Взгляните на это, обер-лейтенант.
– Это же Гурьевская область! – удивленно воскликнул Ахан, подойдя к столу. – Откуда она у вас?
Но встретившись с надменным взглядом немца, осекся.
Вернув свой взор на карту, Ахан принялся водить по ней рукой и приговаривать:
– Вот город, это река, а вот тут, выше по реке, наше село Сарайшык. Здесь, рядом с рекой в конце тридцатых годов нами проводились раскопки средневекового городища.
– Покажите, где вы закопали золотую лодку? – спросил Отто.
– Приблизительно в этом месте, – ответил Ахан и ткнул пальцем в карту.
Отто вынул карандаш из портфеля и сделал отметку в месте потайного схрона, не забыв обвести в кружок и село.
– Нужно будет определиться с местом высадки группы. – Отто оторвался от карты и посмотрел на Ахана, – Но этим займутся уже другие люди. Продолжайте готовиться к операции в том же духе.
И, похлопав по плечу обер-лейтенанта, добавил:
– Я вам обещаю, скоро вы вновь увидите свою золотую лодку.
Но Ахан не успел что-либо произнести в ответ. За дверью послышался шорох.
– По-моему, там кто-то есть, – заметил Отто.
Ахан выхватил пистолет из кобуры и тут же рванул к двери, но никого там не застал. Похоже, что тот, кто-то подслушал их разговор, успел выбежать во двор и скрыться, однако Ахан и там никого не обнаружил.
Спустя минуту за ним из здания казармы вышел Отто.
– Обер-лейтенант, вы точно уверены в своих людях?
Ахан промолчал. Штурмбанфюрер не попрощался с ним и быстро направился к лагерным воротам.
Ахан поежился и сглотнул подступивший к горлу ком. Провожая взглядом эсэсовца, он тихо произнес вслух:
– Неужели, кто-то из моих? Не Камбар ли?
Последующие четыре месяца пролетели как один в ежедневных тренировках.
Пытаясь обелиться в глазах Отто, Ахан усиленно устанавливал железную дисциплину в группе. Он следил за тем, чтобы диверсанты не могли уединяться и не имели возможности для отдельных разговоров.
Наступило 1 мая 1944 года. Это означало, что советский народ третий год встречал Первомайский праздник в условиях войны.
В это время Красная Армия вела наступление на всех участках фронта – от Баренцева моря до Черного. Передовые части советских войск успешно вели бои, освобождая от фашистских захватчиков Румынию, Западную Украину, восточные районы Эстонии и развивали наступление на запад. На несколько сотен километров была восстановлена государственная граница СССР.
В этот майский день в Луккенвальде уже стояла теплая весенняя погода. Готовность диверсионной группы к операции была стопроцентной. Предчувствуя скорую отправку в Казахстан, Ахан заметно радовался, но старался вести себя сдержанно, как это делали его теперешние хозяева – истинные и хладнокровные арийцы.
Вечером следующего дня наступил долгожданный момент. Группа диверсантов, одетых в камуфляжные десантные комбинезоны и с полной экипировкой, сидела в самолете, расположившись двумя рядами вдоль стенок друг против друга, и готовилась к отправке в Казахстан.
Отто сидел со стороны кабины пилотов. По нему было заметно, что, как и все, он находился в приподнятом настроении. Возможно, сказывался перед операцией повышенный уровень адреналина, но, как только загудел двигатель самолета, штурмбанфюрер выставил вперед свой правый кулак и, обращаясь к подчиненным, громко произнес с тяжелым немецким акцентом боевой клич кочевников:
– У-у-ур!
В ответ тут же раздался многоголосый:
– У-у-ур!
Ахан сидел напротив Отто и, глядя на него, искренне улыбался одними лишь глазами. Это ведь он незадолго до вылета рассказал штурмбанфюреру о том, что таким протяжным и многоголосым криком «у-у-ур», в буквальном смысле означающее «бей», кочевники в прошлом вступали в сражение с врагом.
Крики диверсантов смешались с шумом заработавших пропеллеров.
Глядя на своих людей, Ахан продолжал сиять от счастья. Он уже представлял, как совсем скоро увидит не только золотую лодку, но и встретится с Нурбике. Одно его беспокоило – пасынок Камбар. Ахан не забыл тот декабрьский разговор с Отто и шорох за дверью.
Но вот самолет покатил по взлетной полосе. Набирая быстрый разбег, воздушное судно оторвалось от земли и принялось стремительно набирать высоту. Диверсанты были возбуждены и, пытаясь перекричать шум самолетных двигателей, обсуждали, как они скоро ступят на родную землю.
Рядом с Камбаром сидела пара ранее сдружившихся земляков.
Парень слегка наклонил к ним голову, и до него отрывочно донеслись отдельные фразы.
Камбар догадался, о чем они говорили: эти двое решили после приземления сбежать и сдаться властям.
Поняв теперь для себя, что надо делать, Камбар перестал прислушиваться к разговору земляков. Он, внутренне собравшись, посмотрел на Ельнара. Тот сидел прямо перед ним. Камбар незаметно для остальных, моргнул брату, дав понять, что это их шанс.
Ельнар заерзал. Похоже, что он уловил мысль Камбара и приготовился к прыжку.