Август Вейссель
Зеленый автомобиль
Глава XX
Между тем капитан Фернкорн и Кампобелло распивали уже третью бутылку шампанского, сидя за маленьким столиком около ложи.
Кампобелло пил бокал за бокалом. Глаза его сверкали, впалые щеки горели румянцем. Отъезд жены нисколько не повлиял на его настроение. Он без умолку болтал с Фернкорном, не обращая внимания на то, что кругом происходит.
Довольной улыбкой встретил он возвращение своих новых знакомых.
– Благодарю вас, барон, за то, что вы проводили графиню до экипажа.
– О, пожалуйста.
– Не угодно ли присесть, господа?
– Охотно! Разрешите представить вам моего знакомого: господин Карталоне.
– Очень рад!
И граф протянул Карталоне руку с любезностью, ясно доказывающей, что он не узнал в молодом итальянце господина, так сильно взволновавшего его жену.
Между тем на сцене происходили «индийские игры», как гласила программа. Артистка, пестро одетая и кокетливо завитая, показывала всем знакомые фокусы. Она попадала из пистолета в яичную скорлупу, которую ее партнер держал в руке; бросала в него ножами, пролетавшими около самой его головы, чтобы вонзиться в стоявшую позади доску, и прочее. Наконец занавес опустился. Публика неистово аплодировала.
– Ничего, – заметил Кампобелло, – хотя ничего выдающегося нет.
– Что вы! – заметил капитан Фернкорн. – У этой женщины поразительная меткость.
Граф засмеялся:
– Подите, пожалуйста! Вот жена моя, та действительно стреляет на славу. Муху со стены снимает, да.
– Графиня, вероятно, с детства упражнялась в стрельбе, – вмешался в разговор Карталоне.
– Конечно. Это одно из ее увлечений, от которого она до сих пор не может отказаться. Хотя, впрочем, последние несколько месяцев она нездорова и почти не упражняется. Когда мы переехали в Вену, она устроила себе особую залу для стрельбы и проводила в ней по несколько часов в день.
– Воображаю, что это был за шум, – заметил доктор Мартенс.
– Никакого. Жена стреляет из особых пистолетов американской системы: сжатый воздух заменяет порох, и вместо шума выстрела раздается как бы легкий свист.
Сфор и комиссар многозначительно переглянулись.
– Разве графиня нездорова? – участливо осведомился Карталоне. – Впрочем, она и на меня произвела такое впечатление, когда мы говорили с ней в фойе.
– Вот как! Вы, оказывается, знакомы с женой. Простите, я плохо расслышал ваше имя.
– Карталоне.
– Вы встречались с графиней в обществе?
– Я знал ее прежде, в Италии. В Вене я еще не имел удовольствия восстановить знакомство – я только сегодня приехал.
– Ах так! – протянул граф с видимым нежеланием продолжать разговор. Затем он обратился к Сфору и спросил, какие у него планы на сегодняшний вечер.
– Особенно никаких, – ответил тот.
– В таком случае почему бы нам не приказать открыть кабинет и не выпить еще бутылку-другую шампанского?
Доктор Мартенс сделал Сфору знак согласиться: он надеялся, что вино развяжет графу язык.
Час спустя Кампобелло действительно стал весел и молол какой-то бессвязный вздор.
– Да, господа! Посмотрели бы вы на меня годика два-три назад! Ни одной ночи дома! Спать не ложился раньше шести часов утра. И, черт знает, как мне везло у женщин! Ох, конечно, теперь уже годы не те!
– Перестань, ты и теперь молодец хоть куда, – с улыбкой заметил Сфор. Граф успел уже со всеми выпить на брудершафт. – Ты пользуешься жизнью вовсю, имеешь молодую, красивую жену.
– Да! Жена, ты говоришь, она была очаровательна, я тебе скажу. С ней я пережил самые бешеные часы своей жизни! Недаром я целый год разъезжал с ее цирком и весь этот сброд жил на мои деньги.
– При чем же тут твоя жена?
– Жена! Ты про жену? Она ничего, жена. Она тоже была при этом! Черт знает что это было за время.
Карталоне снова наполнил бокал и чокнулся с Кампобелло.
– Стоило мне это дорого, – заплетающимся языком продолжал граф, – очень дорого!.. Она все не хотела даваться в руки, бабочка моя яркокрылая… Целый год таскала меня за собой с места на место… Да! Каждый вечер я должен был клясться ей, что сделаю ее своей женой. Постой, постой, ты ее откуда знаешь? – вдруг обратился граф к Карталоне.
– Еще из Турина, – ответил тот.
– Турин!.. Турин!.. – Граф, видимо, собирался с мыслями. – Верно, она была там! Красавица, а? Хоть куда штучка?
– Еще бы. Каждый вечер из-за нее цирк был битком набит.
Граф спьяна не заметил ловушки.
– Я думаю, – отозвался он, – в Париже дрались за билеты на ее представления. Когда я запретил ей выступать, директор прибежал ко мне, чуть ли не рыдая, и умолял не разорять его… Потом какая-то там подруга сломала ногу… в ее пользу состоялось специальное представление, и я должен был позволить жене выступить еще раз… Посмотрел бы ты, что тогда было!.. Во какими буквами напечатали они ее имя – «Мара Цинцинатти», и три часа спустя не было ни одного билета.
Разорвавшаяся бомба не произвела бы большего эффекта, чем злополучное имя.
Все точно окаменели.
– Разве… разве ваша жена урожденная Мара Цинцинатти?
– Ни… это ее… ну, псевдоним, что ли, – пролепетал окончательно опьяневший граф.
– Она – урожденная Виолетта Креспо, – как бы вскользь бросил Карталоне.
– Да… правильно, – пробормотал граф, – только это я вам… по секрету… потому… мы друзья. А другим никому ни словечка. Теперь ее зовут Виолетта Гибсон. Какой-то старикашка-американец ее удочерил.
Доктор Мартенс незаметно вышел из комнаты.
Граф продолжал свое бессвязное повествование о том, как он познакомился с Виолеттой в Риме… венчался в Париже, в соборе Парижской Богоматери… Как во время путешествия по Америке Виолетта переменила свою фамилию на фамилию Гибсон… и как семья графа ничего не имела против его женитьбы на американской миллионерше.
– Скажи, пожалуйста, – сказал Карталоне, видя, что граф уклоняется от интересующей их темы, – не говорила ли тебе жена о некоем Кастелламари?
Граф залпом выпил бокал вина.
– Кастелламари!.. – Граф едва ворочал языком. – Кастелламари!.. Сын… сенатора в Be… Венеции.
– Да, да. Он жил со мной в Турине и через меня познакомился с твоей женой.
– Говорила про Кастелламари… говорила… часто… только я плохо помню что… Кажется, просила меня справиться, где он живет… Только узнать мне ничего не удалось… Признаться, я был рад. Интерес жены к этому субъекту возбуждал… мою ревность. Это очень понятно!.. Да. Потом я слышал, что он умер…
– Это правда, – многозначительно подтвердил вошедший доктор Мартенс, – сообщите это графине, если это ее еще интересует.
Было уже четыре часа утра, и компания стала расходиться вопреки просьбам Кампобелло.
Неверными шагами сошел граф с лестницы и почти упал в пролетку одного из стоявших перед театром извозчиков. Там он немедленно заснул и проснулся только у подъезда своего дома.
– Скорей, скорей! Нам нельзя терять ни минуты, – торопил Сфора доктор Мартенс, поспешно усаживаясь в экипаж.
– Куда мы отправимся?
– Куда? Что за вопрос! К графине, конечно. Я разбудил начальника тайной полиции и все сообщил ему по телефону. Он, весьма возможно, уже поджидает нас.
– До свидания, господа.
– Разве вы не берете нас с собой? – крикнул Фернкорн.
– С удовольствием, если хотите.
По улице быстро покатились два экипажа.
Около дома графини Кампобелло Мартенс услышал сигнальный свисток.
Он дал ответный сигнал… три темные мужские фигуры отделились от стены.
– Хорошо, что вы приехали, – приветствовал компанию подошедший Вурц, – граф только что вернулся. Я видел его у окна. Скорее действуйте! На этот раз добыча от нас не уйдет!
С этими словами он в сопровождении Сфора, Мартенса и агентов направился к дому.
Бесконечно тянулось для графини время до возвращения графа.
Беспокойно ходила она взад и вперед по комнате и каждые десять минут звонила, чтобы узнать, не приехал ли он.
Она была глубоко потрясена. Вид человека, который был близким другом Кастелламари и жестоко ненавидел ее, ледяным ужасом наполнил ее сердце.
Что ему так внезапно и после стольких лет понадобилось в Вене? Случайно ли он попал в театр? Или он догадывался и решил преследовать ее? И зачем он заговорил с ней?
Если бы только она не растерялась и приказала мужу ехать с ней домой! Но она бежала, точно земля горела у нее под ногами.
Медленно и томительно проходил час за часом…
Графиня стояла у окна, прижавшись пылающим лицом к холодному стеклу.
Наконец она услышала, как подъезжал экипаж.
Слава богу! Наконец-то она узнает! Она дрожала, колени ее подгибались.
Еле дотащилась она до двери и услышала, как граф с трудом взбирается по лестнице… Лакей, привыкший к подобным поздним возвращениям своего барина, помог ему взойти на ступени и довел до спальни.
Здесь граф тяжело повалился на диван; лакей молча принялся раздевать его.
Не успел Кампобелло неверной рукой сорвать с себя галстук, как дверь отворилась и в комнату вошла графиня.
Пьяный граф уставился на нее удивленными, непонимающими глазами.
– Ты, кажется, опять отличился, – презрительно заметила графиня, жестом отпустив слугу. Голос молодой женщины заметно дрожал.
– Весело было… очень весело… Не сердись и не ревнуй… прошу тебя… Баб не было… все мужчины… Все только о тебе и говорили… Все восхищались… кланяются тебе… Сфор… и Мартенс… и Карталоне.
Графиня была бледна как смерть. Как безумная смотрела она на мужа… Губы ее дрожали, она должна была опереться на спинку кресла, чтобы не упасть, острые ногти ее маленьких рук судорожно вонзились в тяжелый шелк – он затрещал и разорвался.
– Кто… как… – прошептала она.
В горле у нее пересохло, голос срывался…
– Карталоне… ты сказал Карталоне, – еще раз хрипло повторила она.
– Да.
– Я не знаю никакого Карталоне! – крикнула графиня. – Откуда он взялся? Что ему от меня надо?
– Откуда взялся, – с пьяной улыбкой пробормотал граф, – он, видишь ли, доктор… нет, доктор – это тот, другой… А этот знает тебя еще из Турина… из цирка… да!
Одним прыжком, точно разъяренная тигрица, очутилась графиня около мужа. Она схватила его за плечи и принялась яростно трясти. Глаза ее сверкали недобрым огнем.
– Приди в себя! – крикнула она. – Подумай и вспомни! Ты не знаешь, что поставлено на карту. Отвечай, ты выболтал им спьяна то, что давно похоронено? Ты говорил с ними о том времени?
– Но, послушай, Виолетта… в своей компании… они такие славные ребята. Не пойдут же они болтать… А потом, они ведь и так все знали… И об этом они говорили… как бишь его… Кастелламари. Он умер, понимаешь? Так и сказать тебе велели – умер! Да!.. Можешь не ходить теперь больше по разным учреждениям наводить справки. Умер… так-таки совсем. Да!
При каждом слове пьяного графа Виолетта отступала, и в конце его бессвязной речи очутилась у стены, и прислонилась к ней.
Ноги ее подгибались, дыхание прерывалось… Она судорожно схватилась за горло. Бледное лицо ее исказилось страданием и яростью. Она закрыла его руками и замерла на месте.
Кампобелло пьяной походкой направился к жене.
– Ты сердишься, – проговорил он заплетающимся языком, – я выпил, правда!.. Больше не буду. – И он потянулся, чтобы обнять молодую женщину.
Она вздрогнула, с силой оттолкнула его от себя и неверными шагами, держась на ходу за мебель, вышла из комнаты.
Минуту спустя Кампобелло спал крепким сном.
Глава XXI
Графиня сидела у себя в комнате, сжав холодными руками голову и устремив вперед напряженный взор.
Тусклая утренняя заря медленно заволакивала ночное небо; вот поползла она по крышам соседних домов и бросила сквозь оконные стекла слабый свет в комнату графини.
Что случилось? Не ошиблась ли она? Или действительно был звонок?
Виолетта вздрогнула и судорожно выпрямилась…
– Двое каких-то господ немедленно желают говорить с вашим сиятельством, – доложила вошедшая камеристка.
Виолетта побледнела… Голова у нее кружилась, в висках стучало. Она прижала руки к груди и глубоко вздохнула.
– Что прикажете ответить? – спросила горничная.
– Разбуди графа, – приказала графиня.
– Но эти господа желают говорить с вашим сиятельством…
– Где… они, – тихо проговорила графиня, – и кто они такие?
– Кажется, из полиции, ваше сиятельство.
Графиня схватилась за сердце.
Кончено! Все кончено! Преступление открыто, тайна разгадана! Муж сам, одурманенный вином, выдал ее. Что делать?… Бежать!.. Выхода не было… Нет, был! Верный… единственный!
– Проводи этих господ в гостиную, – приказала графиня горничной, – я сейчас приду.
С этими словами она вошла в спальню и заперла дверь на ключ.
Между тем Вурц и Сфор ждали в гостиной появления графини. Прошло десять минут…
– Слишком долго это тянется, – нетерпеливо заметил Вурц, – позовите, пожалуйста, горничную.
– Где графиня? – обратился он к вошедшей девушке.
– В спальне.
– Проводите нас туда, милая, – проговорил Вурц таким решительным тоном, что горничная не посмела ослушаться.
Спальня была заперта на ключ. Вурц постучал, ответа не последовало.
– Позовите агента, который дежурит в передней, – тихо распорядился Вурц.
Агент не замедлил явиться.
– Отворите эту дверь, – приказал начальник тайной полиции.
После значительных усилий дверь была открыта… Вурц остановился на пороге.
– Графиня, не вынуждайте нас прибегнуть к дальнейшему насилию, – сказал он.
Ответа не было. В комнате царила тишина… жуткая тишина.
Вурц видел со своего места угол кровати, над которой висел образ… Свеча, стоявшая где-то вдали, распространяла слабый, мерцающий свет.
Начальник тайной полиции осторожно наклонился и заглянул в комнату.
Он увидел графиню Кампобелло, неподвижно сидящую за туалетным столиком.
– Графиня, – сказал он, входя, – именем закона я арестую вас за убийство лейтенанта Джорджио ди Кастелламари.
Графиня продолжала неподвижно сидеть в своем кресле.
Вурц подошел ближе и положил руку ей на плечо.
При этом прикосновении неподвижная фигура согнулась и мягко соскользнула на пол. У ног начальника тайной полиции лежало мертвое тело.
– Она потеряла сознание от страха! – воскликнул барон фон Сфор.
– Нет, – покачал головой Вурц, – она мертва. Разве вы не видите ранки на левом виске?
– Но мы же не слышали выстрела!
– Так же как при убийстве Кастелламари. Такой же бесшумный выстрел прекратил и ее жизнь.
Вурц наклонился и приподнял мертвую под руки. При помощи Сфора перенес он ее на кровать и уложил под висящим образом. Тихо закрыл он покойнице глаза, затем снял шапку и благоговейно скрестил руки.
Самоубийство графини Кампобелло прекратило действия полиции. Небесное правосудие было удовлетворено, и о неприятном деле общество поскорее постаралось забыть.
Не забывали о нем только у начальника тайной полиции Вурца, который представил министру полиции пространный доклад: «Убийство совершено графиней Кампобелло, урожденной Виолеттой Креспо».
Далее следовал перечень имеющихся доказательств.
Во-первых, отпечатки пальцев графини оказались вполне тождественны тем, что были обнаружены на стекле комнаты, из которой стреляли.
Во-вторых, свидетели, которым была предъявлена фотография графини, сразу и единодушно ее узнали.
В-третьих, черепаховая пряжка, с зацепившимися на ней волосами, выкрашенными Fleur d'or, оказалась принадлежавшей графине.
В-четвертых, графиня была в молодости цирковой наездницей и занималась стрельбой из пистолетов бесшумной американской системы. Пули из ее пистолета по калибру подошли к той, которую нашли застрявшей в картинной раме в комнате убитого.
Затем было доказано, что графиня в начале января встретилась с человеком, когда-то весьма ей близким; а из письма покойного к другу юности Карталоне видно, что графиня и на этот раз не удержалась от угрозы убить своего бывшего возлюбленного.
По-видимому, драма разыгралась следующим образом.
Графиня неожиданно встретила Кастелламари в Вене и тотчас же узнала в нем того человека, которого так долго и тщетно разыскивала. Он тоже узнал ее и как из боязни за свою жизнь, так и из-за необходимости сохранить инкогнито, ввиду взятой им на себя политической миссии, поспешно переехал на Грилльхоферштрассе. Как узнала графиня его адрес – неизвестно. Возможно, что граф Гейнен как-нибудь проговорился, что должен повидать на Грилльхоферштрассе некоего Штребингера. Графиня знала псевдоним Кастелламари, недаром же она так долго и упорно за ним следила. Узнать подробный адрес не представляло труда. Снять находившееся против квартиры Штребингера пустое помещение было слишком опасно. Поэтому графиня сделала второй ключ и вечером, никем не замеченная, прокралась в пустую квартиру. Сначала она хотела лишь понаблюдать за Штребингером, но потом чувство ненависти, а может быть, и другое какое-нибудь чувство – кто разберет сердце женщины, – подсказало ей, что она занимает крайне выгодную позицию, чтобы безнаказанно убить бросившего и оскорбившего ее человека. Двенадцатого января привела она свой план в исполнение и убила Кастелламари, в то время как он беседовал с графом Гейненом, сидя за столом, ярко освещенный горевшей лампой.
Так закончилось это запутанное дело.
Барон фон Сфор за блестящие услуги, оказанные полиции, получил видное назначение.
Между тем настало лето.
Время сгладило горе сестер Кастелламари.
Они сняли траур и украсили свои головы цветами.
Свадьба их состоялась в один и тот же день, и обе парочки – капитан Фернкорн и барон Сфор с женами – отправились в свадебную поездку в Венецию.