Ася Янис
Ароматерапия
Глава 13
После фейерверка все переместились в зал. Распивая алкогольные напитки, будто вино – это единственное средство связи. Вершилов играл в покер, цедя медленно из бокала, в этом я чувствовала и свою заслугу. Будь моя откровенность поубавлена пылом, он бы давно мирно спал в своём номере, но я высказалась резко в его адрес, тем самым оскорбив. На его месте я бы даже сбежала от позора, а он сидел и отыгрывался. Покинув жалкое зрелище, я накинула кашемировый палантин, прикрывая оголенные плечи, спустилась к озеру. Вид вызывал равнодушие ко всему. Низко свисающая луна орошала воду мутноватым светом, подсвечивая поверхности водной глади, по которой плыли блестящие пятна,мерцая, переливались игриво от качающейся лёгкой волны. Меня окутывал всё тот же ненавистный холод своим умертвляющим кровом. Он начинал с рук, с ног, с открытой кожи, захватывая все целиком, укладывая на своё ледяное ложе. Уловки ветра настырно забирались мне под одежду, будоража мою грудь. Я дрожала в его объятиях, а он только усиливал свои порывистые желания, и вот уже тонкая змейка искушения вилась по моим бёдрам под подолом платья. Я судорожно сводила ноги, сопротивляясь стуже. Он брал меня грубо, властно, пытая мысли в податливости, тормоша моё замершее тело в уступках. Так владели телами донжуаны, в азарте страсти ломая струны невинности. Я думала о чем-то далеком, неизвестном мне, словно моя душа казалась мне неизведанной галактикой и хранила множество секретов. В этом странствии я пыталась отыскать свой курс, следовать по направлению звёзд, что горели внутри ярче других. Пусть сейчас всё кажется нелепым и бессмысленным. Я живу не для того, чтобы моя история выглядела правдивой и впечатляла других, я живу по обычаям вселенской динамики, узнать смысл своего бытия, от этого и дрейфую в своих глубинах души в ожидании предвестников, которые подкидывает мне судьба, и сейчас Аркадий – единственное, что интересовало меня.
–Погода выдалась хорошая, на удивление, после такого-то снега, – послышалась за спиной.– А Дороти опять сбежала от всех.
Доктор поравнялся рядом, сделал глубокую свежую затяжку воздуха, в которой слышался упадок сил.
–Боже, Вершилов, опять вы!?
– Я тебе не нравлюсь? – он повернулся ко мне и стал теребить край моей накидки.
–Что ты делаешь? – я взглянула на его нервные вмешательства в паутину нитей шарфа.
–Синхронизирую слова с действием, манипуляцией, – он был изрядно пьян и поэтому отпускал неуместные шуточки.
–Ну, так что? – я поморщилась на его невнятные высказывания. -Ты меня обескуражил, – я вскользь глянула на Вершилова, не признавая в нем наличия хорошего собеседника. Выглядел он помято.
–Перестань себя так вести! Делая вид, будто между нами ничего не происходит.
Я немного оторопела.
–Эмоциональное напряжение, пару взглядов – не повод устраивать пепелище, – я пыталась уклониться от серьезного разговора, который намечался.
– Ну, не будь уж совсем дурой! – он говорил разозлено.
Я смягчилась из-за уязвимого его состояния спиртным и замолчала, покорно опустив скованные холодом плечи. Посмотрев на доктора, увидела его разъярённого нежностью, освирепевшего трепетом, будто из него вырывалась буря наружу. Неожиданно я стала ранимой, боясь его намеренных прикосновений. Создалась пауза, возникло временное затруднение. Какое-то инстинктивное влечение поманило наши губы живой несдержанной энергией. Я стала тревожной под его усердием, упираясь ладошками в его грудь, которая отзывалась волнением на мои прикосновения. Мы увлеченно наслаждались исходом.
– Я люблю тебя, – прошептал Вершилов, и его рука обвила мою талию.
Вот и всё, подумалось мне, кончено! Больше незачем жить, будто цель рождения была оправдана, и для меня уже готовили обряд перерождения, где я снова начну свой путь в иной оболочки, и Боже! Мне придется всё сначала узнавать себя, искать свое место в жизни, пока подобные слова "я люблю тебя" не выстрелят мне прямо в упор. Я приглушённо сомкнула глаза, готовясь к следующей судьбе. Мне бы сейчас не помешала помощь яростной толпы с факелами, разгоняющей всё смутное внутри меня. Я даже с течением прошедшего этого, готова на родных, пытающихся вернуть меня к жизни, чертя ориентиры в кромешной тьме, но только не признания! Не эти слова, что ранят мой живот, образовывая нестерпимую боль, способную убить во мне всё живое. Пусть сейчас заиграет неподходящая песня, несвоевременная икота, дождь, сигнал бедствия, призывающий всех бежать в укрытие, обрывая наш разговор, пусть случится внезапная болезнь, переутомление, освобождая меня от ответа, но вместе с нами стояла затаившаяся тишина. От такой жди беды!
Мои сухие, склеенные губы от молчания разомкнулись, и я в решительности стала атаковать.
– Разве всех, кого мы встречаем, не похожи на любовь? Все эти мужчины и женщины. Они всё время учат нас тому, что говорить о таком в суматохе не стоит.
Я делала аккуратные попытки телодвижения, пытаясь высвободиться от него руки, дабы не показаться уж совсем грубой.
–Пойми! Я не могу сейчас выбраться из своего состояния… нет! – я вдруг оборвала голос, оттолкнув его. -Любовь сложная штука. Её слишком много в юности и мало к ее осознанию. Уже к тридцати люди постоянно о ней говорят. Так нельзя! Заставлять делать выбор человека, который, можно сказать, стоит перед алтарём безысходности. Я теряю дни. Эта тайная любовь запаха сводит меня с ума, и моё прошлое не даёт мне покоя, – мой голос судорожно дрогнул в отчаянье.
–Даже стоя здесь, сейчас, мы движемся с тобой по разным сторонам. Все твои порывы пьяны и ударяют в голову скоротечностью решений. Ты мог бы выбрать другое время, место, другую меня, но ты предпочёл удостовериться в моём статусе годности!?
Снова повисло молчание. Создалось впечатление, будто кто-то рядом опустошал стакан затяжным глотком, добираясь до самого дна. Ещё немного и стакан станет пуст, а человек, который так жадно пил, проговорит лишь одну фразу на поражение, и с окончательным уходом вовсе перестанет существовать.
–О чем ты говоришь всегда?! Мне не понять, ты держишь в себе некую правду, которой следуешь, но выдаешь какие-то лишь обрывки ее, и хочешь, чтобы я тебя понял и твой статус совершенно не причём, – доктор дёрнул плечом в неудобной ситуации.
– Что именно тебе опять непонятно?– упрямо продолжала я.
– Не доводи до греха! -раздражённо предостерёг он меня.
– А я буду! – я настойчиво повысила голос. – Такие, как ты, не умеют любить! – твёрдо заявила я. -Сначала ты смотришь на женщину, как на свою любимую. Она красивая и единственная. Во второй раз ты смотришь на неё, как на жену. Она внимательна и вкусно готовит, а в третий раз, как на любовницу, чтобы она была хороша в постели.
– Выходит, дальше я вообще перестаю видеть? – он вдруг обрел встревоженный вид, его лицо покрылось противоречием, а глаза округлились от возмущения, словно перед ним открывались ворота преисподней, и он не знал, как спастись от яростного пламени, что обрушивался на его голову разгневанной женщиной.
–А дальше, господин Вершилов, вы и вовсе не замечаете женщин, пока они сами не заметят вас!– я сбавила темп и с ироничной заботой пригладила ему уголки пиджака.
–Вам бы проспаться. Видок, скажу я вам, у вас неподобающий.
–Я вижу, в любви ты полный ноль! – махнула я на него гневно рукой, и хотела было идти, ступила, но вернула свой шаг назад. Меня задел тот факт, что он настолько небрежно, вот так, посмел изъявить желание в признании.
–Любовь, она ведь абстрактна, ее не существует, ее не взять, и не ощутить враз со словами, словно прийти с повинной. Она всё объясняет, многому учит, все, что казалось зыбким,встает на твёрдую почву. Любовь – интуитивное чувство, это самоотдача от другого человека, который всё помогает прояснить, как это бывает у горизонта, будто ты был закрыт от всего, и твои ладони у лица медленно открываются, видят всё шире, явнее, очевиднее, и ты поражаешься ясностью. Не выразить словами, а все отражается, вся эта любящая энергия, словно биополе, которое ощущается внутри её воздействием. Любовь – это культура нашего духовного мира, она заменяет женщине всё, даже то, что однажды от неё ушло. Ну, что еще? Ну, как я могу еще тебе объяснить?
Я выдохну протяжно, будто до этого я проглотила целую милю и теперь так долго её испускала, опустошая себя.
И я ушла в никуда, растворилась, замолчала, исчезла в лабиринте ночи, та, что затмевала путь вернуться. В темноте ещё мелькали глубокие строки в три слова «я тебя люблю», и будто аниматор снова и снова прокручивал их у меня в голове. Я уверена, он найдет своё место с новой эстафетой день-ночь для кропотливого вытачивания досады, ранящей его в минуты спокойствия. Я сгинула прочь, готовясь к новой решительной дистанции, принимая вид скитальца, приготовившегося совершить паломничество по реке своей души. Внутри было такое чувство, будто я впервые взяла в руки плуг и, наконец-то узнав его применение, стала вздымать внутри себя ту гладь, что утаптывали так беспощадно с детства, давя малейшие клочки моей жизни.
Я не стала дожидаться утра, вызвав такси, поспешила покинуть гиблое место. Идя по неровному гравию, что шуршал под ногами, подобно мишуре, и казался мокрым от освещения луны. Я блестела в узкой линии света, что падала с неба от жёлтого проектора. Ноги не слушались, запинались, как будто я несла тяжёлое бремя. Я прошла сквозь жестяные ворота, села в машину и простоулизнула по городским жилам в неоновых огнях. В радиоприёмнике играла музыка. Мне думалось, что именно эта ненавязчивая мелодия вдохновляюще нарисует в мыслях возможность. Меня оправдывала цель моего существования во всем, к чему я стремилась.
Глава 14
Началось какое-то затяжное время. После того, как я стремительно покинула вечер, меня мучила совесть. Я томилась в неведении о Вершилове. Мне хотелось занять себя чем угодно, лишь бы избавиться от этого навязчивого состояния. Сначала я намеревалась пойти и попросить прощения, потом проследить и постоять в сторонке, убедиться в порядке ли он. День за днём я убеждала себя, что слежка это не слежка, и вполне здоровая мысль. Я, конечно, понимала, что рано или поздно от этой нервной блажи и следа не останется, и внутри всё успокоится. Я ждала этого, словно какого-то праздника, когда уже смогу воскреснуть и воскликнуть" ну, вот, то, что нужно!", срывая красный бант со своей совести, желанного самочувствия, как долгожданный подарок. Но чем дальше текло время, тем непонятнее становилось ощущение, нет! Уже ничего не жгло душу, никакой вины не было, но чувство какой-то остаточной тревоги, что вот-вот может заболеть вновь, не отпускало меня, выливаясь в апатию.
Я взяла даже полную рабочую неделю в университете, все возможные дополнительные лекции и те, что предполагали выезд в ботанический сад, чтобы окончательно очиститься от угнетения. К концу месяца мне удалось сбавить темп. После очередной лекции я стояла на первом этаже возле будки с кофе и уже ни о чем не думала, кроме как о здоровом сне. В этот день мне поставили занятия в ужасной аудитории с отвратным запахом старых портянок, и он буквально напитал всё пространство. Из-за этого бьющегося запаха в нос я не могла сосредоточиться, часто запиналась и сбивалась с темы. Вскоре из дальних рядов послышались предположения о том, что я заболела, девочки на передних рядах хихикали и шептались о моей "интересном" положении. Я не обращала внимания и, решительно прошагав к выходу, приоткрыла дверь аудитории, но и это не помогло, сквозняк, ринувшись на подмогу зловонию, лишь окатил меня новой порцией.
По пришествию домой, первое, что я сделала, так это устремилась в душ. Выходя из ванны, обтирая тщательно волосы полотенцем, в дверь постучались. Это был Аким, с явно хорошими новостями. Он выдерживал момент и ходил вокруг да около, петляя кругами, словно лис. После рассказал все новости, и предположения, изложив все детали поиска. И как ему вновь пришлось убегать от полиции, и как он ловко и быстро со всем справился, ведь у него опыта и сноровки побольше, чем у самых выдающихся бандитов. Он все рассказывал и рассказывал, кроша всю ненужную шелуху, и когда сам окончательно утомился, перешёл к сути. Ему, действительно, удалось узнать место нахождения Аркадия и это он озвучил безрадостно, потупив глаза в пол, предполагая, что ничего у меня не выйдет, и что вся затея, да и вообще любая другая, основанная лишь на убеждениях вторым лицом, доказывающая первому,самый, что ни наесть спор, и проигрывает тот, кто убеждает.
Глава 15
Через время информационных скитаний, я ехала на встречу к Аркадию уже вся в бреду, измученная представлениями о разговоре. И вот, я стою на дороге через заповедную часть. Над головой раскованно раскинулись небесные джунгли, затянутые тонкими ветвями клёна, сквозь которые падали широкие полосы света. Лёгкая изморозь, витающая в воздухе, заковала и обездвижила всё вокруг. Атмосфера нагоняла мистический настрой, неуловимая виденью, но податливая острому слуху. Всюду мерещилось тормошение в чаще, рычание, хруст, охота на малых зверей, наскоки диких, резвых лап в одержимости голода, с зажатой добычей в зубах, и прочими радостями ужаса. Звуки прятались в воздухе, казались иногда слишком близко, а иногда и вовсе далеко. Рыхлая тропа вперемешку с талым снегом и жухлой листвой не оставляла в покое мои туфли, я проваливалась, пронзая слой грязи, и утопала по самые щиколотки. Мне приходилось по несколько раз топтаться на месте от непроходимости. Я с трудом тащила багаж на плече.
–Вот, глухомань!
Я переложила сумку в руку с плеча. Через полчаса ходу я уже волокла её на колёсиках, которые до этого берегла от грязи. Еще немного и колёсики отвалились, терпение кончилось. Я плюхнулась от усталости на багаж, переводя дух.
–И зачем мне это всё? – я готова была разрыдаться от своей участи бродяжки, проклиная своё рвение докопаться до своих глубин возможного. Из чащи раздалось завывание и тут же разошлось эхом по верхушкам деревьев. Я резко вскочила.
–Волки?! Только этого мне не хватало. Я лучше сама обглодаю свой бедный мозг очередной глупостью, нежели позволю сожрать себя хищникам!
Я вцепилась обеими руками в ручку сумки и поволоклась дальше. Ещё рывок, и дорога кончилась.
–Добралась! – я разогнула свою заезженную спину.
Передо мной лежала груда, только что освежеванных деревьев, рядом пень, на нем брезентовые рукавицы с канистрой, словнособирались разводить огромный костёр, подавая сигнал бедствия. Напротив потрошеных брёвен стояла хижина, из трубы шёл дым. Я мялась в ожидании, переминаясь с ноги на ногу, которые онемели от холода.
В дверях показался крепкий мужчинасо щетинистым подбородком, растрёпанной копной на голове тёмных волос, неопрятный на вид. Закутанный в тёплую кофту до горла, в ватных штанах и грубых ботинках. Рукава кофты были закатаны до локтей.
Его лицо, и в прям, было похоже на лицо Вершилова. Те же треугольные скулы, глубокие глаза, а во взгляде пряталась непреодолимая тоска.
–Здравствуйте! Вы Вершилов Аркадий? – он стоял подальше, и мне приходилось громко выкрикивать. – Я решила убедиться сразу, поэтому и спрашиваю, – я пыталась привести себя в порядок, смахивая остатки надоевшей мне грязи.
–Да! С кем имею честь говорить? – он спустился с недостроенного деревянного настила, без крыши, крепления, а всего лишь один пласт сколоченных досок вместе. Вместо порога лежало большое бревно, покрытое коркой снега.
–Я Дороти! – яприложила к груди руки, как бы показывая свою значимость. И почувствовала, как в груди бешено стучит моё сердце.
– Чемобязан вам? -лицо незнакомца выражало замешательство.
–Вашего внимания, если позволите!
Мужчина взвёл на меня свой внимательный взгляд, с долей иронии к моему внешнему виду, оглядев меня всю целиком. От смущения я сконфузилась.
–Проходите в дом!
Я нерешительно сделала первый шаг, обернулась на него выжидающе. Он встретил меня приветливо, с легкой улыбкой на лице. Мне сразу стало теплее, но свои ноги я почти не чувствовала от холода, от этого они не слушались меня, и я неуклюже пыталась преодолеть скользкий выступ бревна. Он наблюдал за тем, как я это делаю, и держал наготове свою пару рук, подстраховывая моё тело от нежелательного падения.
Я поднялась, вступила на свежий настил пустого короба, и мои шаги стали звонче, следом и загромыхали шаги Аркадия. Я зашла в дом. Запах, словно музыкальное произведение, вдруг мелодично отозвался своими аккордами. Было так приятно, что я закрыла глаза и расщепила его на сотни мелких кусочков. Пахло мазутом, сырыми дровами, мокрым войлоком, душистым мылом, дымом, трещали поленья в печном барабане, моё тело прониклось теплом. Прошныряв и тут, и там глазами, я стянула с себя грязное пальто, повесив его вместе с остальными такими же грязными вещами на крючок.
– Вы чем-то обеспокоены? Больно, вид у вас загнанный, -Аркадий зашёл следом, пригнувшись в дверном проёме.
–Ну, а как иначе, если до тебя не добраться!
Сам дом был в беспорядке, словно выпотрошенный огромным гневом, скопившемся внутри мирного человека за годы ожиданий. Мятеж между добром и злом. Я высматривала орудие пыток, в то время как шагом не вступить бы в разбросанный погром. Всюду валялись разные инструменты, точно на блошином рынке, где толком ничего и не разглядеть. Главное знать,зачем пришёл. Я попыталась протиснуться дальше и наступила на одну из железяк, которая звякнула. Я замерла в нерешительности, боясь чего не сломать. Аркадий видел, куда упал мой взгляд, и добродушно добавил:
– Ну, а что вы ожидали? Смелее, они не представляют опасности, – и кивнул в доброжелательном приглашении следовать за ним.
– Куда проходить-то, у вас тут…-он уставился на меня, и по выражению лица я заметила, будто он насмехается надо мной. Я резко дернулась и смело вышагнула, бросив на Аркадия торжествующую гримасу. -И зачем вам столько ненужных вещей?!– проговорила я равнодушно.
–Ну, почему это ненужных? Всё когда-то пригодится!
Я промолчала.
Я дошагала до стоящего кресла в углу и робко села, поджимая болезненные ноги от холода, теперь они точно болели, и я чувствовала их жгучее онемение. Надо мной возвышался включённый тусклый абажур на длинном стебле, а рядом растрепанная тумба в дряхлости. На ней я увидела стопку журналов и газет, рядом с ними лежал неразгаданный кроссворд. Из-под стопки торчал край книги «Гордость и предубеждение»,это так неожиданно, как увидеть давнего приятеля совсем не в том месте. Я взяла ее в руки и невольно улыбнулась. От сырости, что меня тормошила, я шевельнула ногами и толкнула что-то ещё, тугое снизу, что тут же рухнуло под креслом. Я наклонилась. На полу лежали ещё книги с тяжёлым прошлым. Все они были задавленными требовательным тоном не встревать своими силами в личную жизнь, пока их не призовут. Вскинув взгляд на Аркадия, что стоял напротив, я выпрямилась под его решительной позицией, после обратилась к тлеющей гордыне у себя в руках.
–Тебе знакомо?
–Что, прости?
–Книга!
–Ах, да, полагаю, она всеми изучена, – отвлеклась я от обложки, подняв голову на него.
– Я наведу тебе ванную. Ты вся дрожишь, даже щеки не розовеют, хотя довольно тепло.
–Не стоит.
Но мужчина уже мелькнул спиной. Я посмотрела ему вслед, а после на то место, где он стоял. На стене, напротив, над маленькой кроватью, висел старый ковер с изображением оленя в лесу, мне показалась, он был чем-то напуган, так как его уши были оттопырены назад, а глаза округлые, большие. Поразмышляв, в недоумении я обратилась к раскинувшейся стопке на полу. Одна сплошная философия. Открыв наугад страницу, я прочла выделенную строчку курсивом: «На пути к счастью дорога тянется вперёд, но речь идёт не о каком-то конкретном маршруте, где в точке прибытия вы обнаружите то же самое, что и прошлый предшественник, а о том, в какую сторону движется именно ваш состав, и прибудете вы туда, куда направлены ваши желания». Я захлопнула книгу. Не спорю, нам всем время от времени нужна волшебная таблетка для души. И мы готовы перевернуть все книжные магазины, чтобы найти подходящее питание, которое разложит все наши переживания, страхи по нужным полочкам в голове, и научит, как и чем справляться. Нам даже полегчает от утомительных цитат в точку увечий. Применять на практике стойкость – очень сложно. Да, можно себя чувствовать хорошо, счастливо, спокойно, в том случае если находиться в подобном моменте прямо сейчас, ведь нельзя пообещать себя, что завтра я точно буду бодр и счастлив. Нельзя, попав в неурядицу за переулком, применить закон философии, встать в позу «дерева», демонстрируя умиротворение, в то время как тебя бьют в смиренное тело собственные обиды. Почему людям нравятся научные пинки? Так любой гений наук рад попинать, при этом, обязательно, гладя по головке ладошкой убеждения. И ты дальше можешь штудировать библиотеки, магазины, натащив литературных антидепрессантов, принимая их натощак, ещё до рассвета. Ничего не выйдет! Ведь твое состояние начнет прогрессировать, словно вирус, и в скором времени понадобится другой допинг. Не каждый автор, написав, то или иное высказывание, придерживается своих собственных правил.
Мужчина снова появился передомной.
–Раздевайся! – скомандовал он быстро,свзглядом, не допускающим возражения.
Я переменилась в лице, протестуя характером, отображавшим отрицание.
–Раздевайся, ну же! – он скомандовал ещё громче. Я даже дрогнула и тут же ринулась к месту одиночного заплыва. Уверена, ослушайся я его- он бы сам содрал с меня одежду.
Я подошла и глянула в серую воду. Жестяная ванная, стоявшая подле печного барабана на четырёх кирпичах, не внушала доверия прочности. Я застыла в нерешительности, потом молча стала стягивать с себя дорогие чулки, бросая их на грязный угольный пол, при этом метая на Аркадия обвинительные взгляды. Мои ноги обмакнулись в тихий, нетронутый пепел, что сыпался из-за скважины печи. Аркадий возился с занавеской, орудуя её на вытянутую бечёвку.
Затем я сняла юбку, оголив мягкие округлости тела, и протянула ее ему. Мне было жалко кидать ее в неряшливые объятия пепелища, ведь когда-то я за нее заплатила немалые деньги. Помощник откликнулся на просьбу, швырнув юбку небрежно прочь в сторону.
Оборудованная лачуга оккупировала меня в прочный плен простыни. Ее раскинувшиеся белые полотна-паруса, теснили мою гордыню в повиновении, заставляя не отлынивать в робких колеблющих движениях, а брали напором, напролом измываясь над моей наготой.
Я села в ванную, и тело, как огромный ледник, раскололось от тепла, сняв оковы озноба. Я всплеснула водой, омывая свои плечи. Аркадий, по другую сторону занавесы, петлял кругами.
–Ты не пугайся, у меня такие методы, некоторые люди ставят рюмки на стол, прежде чем начать разговор, а я вот убеждаюсь, что человек должен быть чист во время беседы. Да, к тому же ты сильно замёрзла.
Я осознавала его двоякую формулировку, но всё же он был прав, горячая вода благотворно сказывалась на мне, и говорить становилось легче и непринуждённее.
– Хорошо!– проговорила я абсолютно спокойно, бесшумно шевельнувшись в многослойности воды.
Его темное отражение по ту сторону блуждало призраком, метая оживленные образы.
–Ты замечала, как люди меняются без одежды? Голым следует доверять больше, да и врут они меньше, скорее пытаются спастись, как утопленники.
–Стало быть, ты меня так обезоружил? Я удивляюсь тому, как легко ты это сделал. Мне не пришлось даже искать спасения, придумывая связующие хитрости.
– Так что привело тебя ко мне? – я слышала, как нож сек деревянную доску, Аркадий что-то разделывал.
– Ну…– я затянула, -Поскольку я голая, скрывать мне нечего, то… Я из-за тебя больше жить не могу!
Его тень перестала шевелиться. Аркадий замер на месте.
–Я хочу знать, может ли измениться моя жизнь!? И ты ли причина этому. Бывает однажды такое, в один миг приходит жажда, рвение узнать свои мысли лучше. Это даже не я сама, это следствие бессонницы, страха, отсутствия тишины в голове. Я больше не могла жить снаружи. Я забывала кормить себя, говорить с собой, спрашивать о себе, я забываю о себе полностью, поверь, это страшная вещь – вычеркнуть себя из собственной жизни. Все эти проклятые мысли сами приходят ко мне, кто-то с правдой, пеной у рта кричит с трибуны правосудия, кто-то живой, кто-то мёртвый, совсем песочный, мимолётный, но след его вдалеке, в виде останков в памяти. Кто-то, без приглашения, за помощью и долго сидит и ждёт, что ему подадут милостыню, выслушают, кто-то не спит во мне всю ночь и болтает безумолку, свесив ноги, кто-то очень приветливый и навязчивый, бегает туда-сюда за спасибо, кто-то вечно кого-то хоронит во мне, плачет, не шевелится, но и не уходит. Бывает, всё внутри кто-то лечит меня старательно, латая пилюлями доверия, любви, праздника, смеха и радости. А со мной случилось непредвиденное, я окунулась с головой в большой чан с едким раствором и всё внутри меня, каждую мысль, облачили в твой запах. Вот я и хочу понять, значит ли всё это хоть что-то. – потом я глубоко вдохнула, задумываясь, осталось ли мне ещё что-то сказать требующегося более основательного подтверждения или анализа моих слов, я не знала, поэтому повторила ещё раз, то что имело для меня особое значение.
– Я хочу понять себя!
Через некоторое молчание Аркадий отозвался.
–Должно быть, мой брат любит тебя! – он протянул мне ковш, догадавшись об обстоятельствах повлекших меня сюда.
–В какой- то момент я тоже его любила, но потом он стал противнее соли. Дело совсем не в нём!– я убедительно протестовала, взяв его «подарок», и обдала себя с ног до головы водой, намочив волосы.
–Я всегда меланхолична, от этого кажусь влюблённой, но это совсем не так! Я замечала, что человек по своей сущности механизм. Мы автоматически выбираем манеру поведения, речи, в зависимости от того, с кем говорим, кто перед нами и где находимся. В итоге понимаем, чего нам хочется в данную минуту. Влюбиться или прожить с человеком жизнь, а в следующую минуту нас клонит ко сну и нам уже не интересны разбитые сердца, но было бы неплохо, проснувшись, обнаружить всё того же человека, с кем хотелось пережить ту прошедшую минуту.
Я говорила осторожно, делая паузы, словно переходила ручей по скользким камням, держа равновесия в словах, но всё же голос мой дрожал на грани упадка.
– Моя безысходность доводила меня до того, что я мешала сама себе. Все части собственного тела казались лишними, лишали покоя. Я не знаю, как это объяснить себе, а уж тебе… Наверное, состояние внутри держится близко к чему-то грядущему и понять нельзя, пока не дойдёшь до источника возникновения.
Всё вокруг замерло. Лишь шелест воды скидывал с трудом скопившуюся немоту, и слышались незначительные барахтанья его тела в тишине.
–Я не вернусь! Ты ведь здесь за этим?
Я медленно моргнула, как бы примирившись с его выбором.
–Нет!
–Я хочу убедиться, что ты действительно не хочешь, даже сейчас.
–Вода должно быть остыла?
–Да!
– Я здесь из-за себя. Я устала хранить в себе образ, где ты влюблён в меня! Он неотступно следует за мной, словно тень неразделимая, и каждый раз берет власть надо мной.
– Как ты думаешь, что, по-твоему, делает мужчин счастливыми? – его нож снова рассекал доску.
– Пожалуй, ложь, – выдала я осознанно.
Ведь она и вправду была не такая горькая, как правда, от того ей можно было подсластить всё, что угодно.
– Тогда зачем сказала правду?
Я на секунду прикрыла глаза. Мне бы сейчас для храбрости принять на грудь материнского молока, ощутить плотский фундамент, куда нас, всех младенцев, сваливают из чрева в другую пропасть под названием жизнь. Мы царапаемся из глубины, барахтаясь, потом ползём, идём и всё тянемся и тянемся к тем рукам, что тащат нас канатами любви, тепла, заботы, помогая нам достигнуть опоры. Выбравшись, мы и сами становимся теми, кто способен вручить опыт скалолазания следующему началу. Как бы странно не звучало, но наши отцы преграда. Они мешают нам. Вкладывают в нас обереги в виде страха, наставления, неустойчивой насыпи. Перед нами образцы великих историй, рассказанных главами семейства, о том, как опытные отцы выдают замуж неопытных дочерей, дабы помочь им избежать ошибок. Можно точно сказать, если тебя любят такие покровители, то ты всё равно найдешь, за что их ненавидеть. Они приносят тебя в жертву ради племенного потомства, титула, чести и вот ты уже елозишь под стариком, который кряхтит тебе в ухо, укрепляет тебя руками в позиции, положив на лопатки. Мое теловынужденно подчиняется ритму неподвластному движению, а мой собственный вес вдавливает меня в упругую койку, загоняя в адские муки терпения, пальцы молчат, не смея обхватить соперника в ритуальных метаниях. Он продолжает изматывать свою дряхлость, ведь в организме слишком много движущихся частей, способных удовлетворить разбалованного старика, вымучивая меня противной любовью.
Сквозь толщу холодной пластины, накрывающую меня с головой, я слышу слабый и далёкий голос, но сама продолжала удаляться, тонуть, пока не почувствовала ничего, кроме той глубины, в которую упала. Теперь вода была остроконечной, ранящей меня, что прежде наполняла живительной, тёплой силой, сейчас вонзала в меня холодные иглы, словно я тряпичная кукла.
–Дороти! Дороти!
Я открыла глаза.
– Всё в порядке, – отозвалась я. – Я на миг задремала.
– Вылезай! Вода совсем остыла. Я даже слышу, как ты снова дрожишь. Пора пить разогревающий напиток. Нам нужно будет погасить свет дотемна, а то лесные звери спать не дадут, здесь в чаще свои законы.
– Да, конечно.
Я спустила свои ноги из ванны. По моей коже прокатились капли воды, сворачиваясь в хрупкие, прозрачные хрусталики. Я завернулась в бархатное полотенце. Аркадий тут же смахнул разделяющую накидку.
– Совсем другой вид! – отшвырнул он простынь в сторону. – Давай, одевайся и за стол, что тебе принести? В багаже ведь есть сменные вещи?
–Да, да, – я закивала.
–Отлично, – он принёс мне сумку.
–Мне кажется, ты поторопился, сняв защиту, как мне теперь одеться? – я огляделась вокруг, нет ли возможности уединиться.
– По старинке, я отвернусь, а ты одевайся.
– Как всё просто, – я глянула на него строго, но он выдержал мой взгляд, и я смягчилась.
– Ладно.
Я скинула с себя полотенце. По мне тут же прошёлся взгляд Аркадия, подмечая всё то, что я прятала в одежде: выступающие ключицы, острые плечи, заметную синеву под покровом кожи, бревенчатые рёбра, небольшую грудь, мягкий живот и худобу тянущегося позвоночника, отчётливо возвышавшего видимые реечные кости. Я натянула пижаму.
– Я думала, ты отвернулся.
–Так я не успел, ты не предупредила, – его выражение лица ликовало.