Артур Бондаренко
Клинч за жизнь
Глава вторая: Викентий Брынзарь
Ты всегда говоришь себе: «Я брошу, когда начну сдавать». И вот однажды ты просыпаешься и понимаешь, что уже сдал.
Шугар Рэй Робинсон
Мы находимся в спортклубе «Титаниум». Несмотря на то, что сейчас два часа дня, зал пуст. Никто не занимается на тренажерах и не ходит по беговым дорожкам. Даже девочкам на рецепции разрешили покинуть рабочее место, потому что они, как и все, сгорали от нетерпения увидеть бой, который проходил в одном из залов для групповых программ. Там, на боксёрском ринге, сражались мы. Я и молодой боксёр с короткой стрижкой и мощным телосложением. Он был в другой весовой категории, но меня это не пугало. Каждый раз, когда противник наносил удар, – я моментально отвечал.
Моё преимущество было очевидным, поэтому бой решился во втором раунде. Противник лежал без сознания. В это время тренер неловко перелез через канаты и по традиции обнял меня. Его лицо было прорезано морщинами, а на голове почти не осталось волос.
– Я же говорил… последние неудачи – это пустяк. Конечно, пустяк! Али, Тайсон… они все проигрывали. Но потом всё равно возвращались. Я же говорил тебе, помнишь? – спросил тренер.
– Помню.
Я протёр лицо и увидел девочку с рецепции. Она смотрела на меня блестящими глазами, в то время как её парень всё ещё лежал на ринге. Когда я прошел мимо, девушка шепнула: «Дождись меня в раздевалке». Ей было лет двадцать, но выглядела она старше (за счёт огромной груди и ранних морщинок). Несмотря на это, мне очень хотелось «дождаться её». За то время, что я провёл в душе, мой соперник успел очнуться, переодеться и пойти домой. Его девушка вела себя осторожно. Она появилась в раздевалке только после того, как убедилась, что, кроме меня, здесь никого нет. Я уже оделся и начал собирать вещи, когда её нежные руки обхватили мой торс.
– Ты зря оделся, – сказала белокурая бестия с непрокрашенными корнями и повалила меня на гимнастическую скамейку.
– А если кто-нибудь зайдёт? Или твой парень узнает?
– Я заперла дверь. А насчёт парня ты не волнуйся. Мне нужен победитель, а не тот, кто валяется на ринге, – ответила девушка и погладила мою бритую голову.
Она медленно раздевала меня с игривой улыбкой на лице. Перед этим не устоял бы ни один мужчина, поэтому я схватил её за волосы и поцеловал в шею. Её огромная грудь сводила меня с ума, и, когда мои губы впились в неё, всё вокруг захлестнул туман. Больше не было ни раздевалки, ни девочки с рецепции. Только темнота. А в темноте – возбуждённый сорокалетний мужик, проснувшийся в холодном поту.
Из соседней комнаты доносятся крики. Нормальный человек поспешил бы, но мне это ни к чему. Я знаю причину этих криков, и это далеко не первая ночь, когда они лишают меня сна. Я включаю свет, надеваю шорты, иду в зал. Источник шума должен быть там. Картина в гостиной многим показалась бы странной, но не мне. Я уже привык видеть, как пожилая женщина в ночной рубашке бьётся в закрытую дверь балкона и орёт дурным голосом:
– Помогите! Помогите, люди добрые! Пожалуйста, позвоните в милицию! Прошу вас!!
Её взгляд растерян, кожа иссохла, руки разодраны в кровь. Я включаю свет. Женщина оборачивается. Она смотрит с презрением и задаёт свои стандартные вопросы:
– Где Вика? Где мой сын Викентий? Куда вы его отвезли?
– Успокойтесь, Наталья Максимовна. Ваш сын в лагере. Помните, мы говорили об этом? Меня зовут Виктор, моя задача – присматривать за вами.
– Это не так… я знаю, вы что-то с ним сделали! Вы что-то сделали с моим мальчиком!! – сказала женщина и принялась дальше тянуть дверную ручку.
Волноваться незачем: балкон закрыт на замок. Чтобы не напугать женщину, приходится красться. Оказавшись достаточно близко, я хватаю её за плечи и тащу в спальню. «Угомони свою припадочную!» – орёт один из соседей в разбитое окно. Старуха дерётся, кусается и извивается, как змея, но отпускать её опасно. Я говорю ей, что всё в порядке, но в душе корю себя за то, что не купил пачку димедрола и не скормил ей пару таблеток за ужином.
И вот мы в спальне. Я подпираю дверную ручку стулом и долго втираю женщине историю о том, что её сын уехал в лагерь, а меня наняли следить за ней. «Вы не помните, как сами предложили мне присмотреть за вами?» – говорю я, пока она ошарашенно смотрит в мои глаза. Если бы у неё осталось чуть больше рассудка, женщина поняла бы, что её «маленькому» Викентию уже тридцать шесть лет и он, мягко говоря, староват для лагерей.
Я столько раз пытался апеллировать к остаткам её логики, столько раз говорил ей: «Твой сын прямо здесь, мама! Неужели ты меня не узнаёшь?» Но она так и не узнала меня. Ни разу. Однажды меня это так задело, что я упал на колени и заплакал. И что она сделала? Воспользовалась случаем и выбежала из квартиры. С тех пор я перестал видеть в ней человека. Для меня она превратилась в животное, стала моим питомцем, которого надо кормить и периодически выгуливать. В основном Наталья Максимовна вела себя тихо и почти не разговаривала. Иногда, будучи в хорошем настроении, женщина подзывала меня к себе и показывала фотографии сына, которым я наигранно удивлялся. А иногда, когда болезнь одолевала её, у неё случались приступы ярости. Она кричала, плакала, рвалась из комнаты и умоляла вернуть ей сына, а я… Я думал о том, сколько времени осталось на сон.
Чтобы ужиться с матерью и не травмировать её психику, я разработал несколько правил:
1) Не называть себя Викентий.
2) Не повышать голос.
3) Не пререкаться.
4) Не отвечать на агрессию.
5) Не оставлять колющие и режущие предметы на виду.
6) Не оставлять ключи в дверях и всегда запирать балкон.
И всё-таки я жалок. Обвиняю в своих проблемах пожилую женщину, страдающую маразмом. Нормальный сын отправил бы мать в лечебницу, но мне это не по карману. Лучше взять рецепт на димедрол и наблюдать, как мама медленно теряет рассудок. Поэтому она права, что не узнаёт меня. Я не достоин называться её сыном.
Наталья Максимовна заснула только под утро. Она легла на кровать, отвернулась и начала плакать. А потом заснула. Я смотрел на неё и думал: «Вот бы она не проснулась». Подобные мысли посещают меня каждый вечер. Иногда мне даже снится её смерть. Звучит чудовищно, но… в моих снах она хотя бы не мучается. Просто закрывает глаза и перестаёт дышать.
Так или иначе, на сегодня моё дело сделано. Я ложусь на голубой диван с мотоциклистами, сгибаю колени (чтобы ноги не свисали), но не могу уснуть. Сегодня гоночное ложе кажется мне каким-то особенно жестким. Жаль, что димедрола нет. Я встаю и иду на балкон. Через разбитое окно открывается вид на чёрный пол и ржавые куски метала. Только это осталось от виноградной лозы и кованой решётки после пожара, который случился где-то полгода назад. Жаль, что в тот день вся квартира не сгорела к чертям. Вместе с фотографиями в деревянных рамочках, вместе с бесчисленными книгами, вместе с грёбаным диваном и советским холодильником. Вместе со мной и матерью, которая тогда спала. Сейчас мысли о самоубийстве не пугали меня. На самом деле я бы с большим удовольствием перерезал себе горло и захлебнулся бы в собственной крови. Но тогда кто будет следить за мамой? Если во мне и осталось хоть что-то человеческое, так это чувство долга. Неоплаченного долга.
Уже семь. Самое время умыться и позавтракать. Я иду в ванную, сажусь на поломанную стиральную машину, которую давно стоит выкинуть, и чищу зубы. Мой взгляд устремлён на уродливое отражение в зеркале. С каждой секундой отвращение к самому себе возрастает. Мне вдруг вспомнилось, каким красивым я был, когда впервые вышел в ринг: длинные волосы, новенькие шорты, воля к жизни в глазах. Теперь моя внешность – шарж, кривое отражение прошлого. Недаром мать не узнаёт меня…
Я резко ударил по стеклу. Зеркало потрескалось и запачкалось кровью, но этого мало. Я всё бью и бью, пока мельчайший осколок не падает в умывальник.
Надо промыть руку, но тело будто оцепенело. Даже в окровавленных осколках я всё ещё вижу своё отражение! Да чтоб тебя! Как одержимый, я колочу по стеклу, и боль вместе с характерным звуком доставляет удовольствие.
Раковина отвалилась и упала на пол. Я опустился на колени. В том, что осталось от зеркала… в некоторых осколках… всё еще видно это лицо!
Я запускаю ладони в пучину стёклышек и сжимаю кулаки. Не помогает. Ненавистный облик всё ещё выглядывает то с одной точки, то с другой.
– Твою мать! – крикнул я и опустил голову в осколки. – Твою мать! Твою мать!! Твою мать!!!
Окровавленные руки обняли раковину и прижали её к голове. При каждом движении лицо покрывается порезами, но отступать нельзя! Надо засунуть голову как можно глубже… чтобы не было слышно, как хнычет взрослый мужик.
В обед я пошёл в спортклуб «Титаниум». На рецепции сегодня та самая девушка из эротического сна. Когда она смеётся, можно увидеть её дёсны и пересчитать зубы. Наяву эта улыбка не кажется игривой.
Я пересекаю огромный зал с кучей новеньких тренажеров и штанг. В конце есть два так называемых зала для групповых программ. В левом проходят тренировки для мужчин: бокс, дзюдо; а в правом: йога, пилатес и остальная бабская хрень. Я открываю левую дверь и вижу, как тренер даёт молодым боксёрам указания. Он больше не гоняет спортсменов от снаряда к снаряду. Только руководит.
– Ты опоздал, – сказал тренер. – Брился, наверное?
А-а, шутка про порезы… Несколько спортсменов вгляделись в моё лицо, но быстро отвернулись. Я начал разминку.
Мы растеряли прежнюю любовь к боксу. Меня сломали поражения, а пламенный дух тренера начал гаснуть ещё с того дня, как наш подвальчик закрыли из-за антисанитарии. Тогда его пригласили в зал «Победа»…
Весь час я занимаюсь один, и только под конец старик машет в мою сторону. Он показывает на здорового парня с короткой стрижкой и пухлыми губами. Это означает спарринг. Сегодня вечером должен состояться мой третий поединок с Шарпеем, поэтому тренер поставил меня против самого сильного боксёра в зале. Это был молодой мастер спорта по прозвищу «Бык». Во сне я с лёгкостью побил его, но наяву это было не так просто. Он боксировал вполсилы и всё равно доминировал. В прошлом это бы оскорбило меня, но сейчас я трезво оценивал свои шансы и не лез на рожон.
– Подождёшь меня на улице, хорошо? – сказал тренер в раздевалке. – Мы же с тобой давно так не общались, а у меня как раз перерыв.
Я согласился и минут двадцать ждал у входа. Тренер предложил прогуляться. Мужчина вспоминал прошлое и говорил на удивление расслабленно. В ларьке он купил банку пива.
– Будешь?
Я отказался.
– Ну да, ты же не пьёшь, – добавил он и неожиданно завёл разговор о Шарпее. Мне показалось это странным, и я решил спросить:
– Почему он не пришел на тренировку? И как там с боем?
– С боем накладка вышла.
– В смысле, накладка? – удивился я.
– Ну, как в смысле… Ты что, Шарпея не знаешь? Как водку жрать, так он первый, а когда надо потренироваться – так у него всё болит. Говорил я с этим твоим Шарпеем. Позвонил мне вчера, сказал, что простудился и в ринг точно не выйдет. Короче, как был он ссыклом, так им и остался. Да и вообще, ну его к чёрту, этого Шарпея. Ты мне лучше вот что скажи: когда кончается твой абонемент в клубе?
– Через две недели.
– А продлевать как будешь? Я слышал, ты работаешь охранником в «Диско-баре», но на тебе ж ещё мать больная. А здесь цены такие… надо год ничего не есть, чтоб месяц походить.
– Не знаю, – сказал я и завистливо посмотрел на банку в руках тренера.
– А может, пора заканчивать? Я вон в тридцать три завязал и не жалею. А тебе уже под сороковник. В этом возрасте здоровье начинает пошаливать. Сам подумай, ты уже двадцать лет в ринге. А если в больницу угодишь? Мать твоя совсем согнётся. Пожалей хотя бы её.
Последняя фраза была пиком мерзости. Что именно он хотел до меня донести? Что я не молодею? Что мне не хватает денег? Я и сам это знаю, но ещё лучше мне знаком характер тренера. Когда он втирал про возраст и больную мать, наверняка думал: «Африка, взгляни правде в глаза – ты просто неудачник. Бокс – это не твоё, и последние девять поражений подтверждают мои слова. Не позорь себя и спорт, который когда-то любил».
Конечно, мне не хватит денег на абонемент, а искать новую секцию в тридцать шесть лет было бы смехотворно. Но я сам во всём виноват. Не надо было идти за тренером в «Победу». С другой стороны, тогда началась приватизация, и спортклубом завладел отец Шарпея (что означало низкие цены и отличные условия). Жаль, что год назад папаша отдал концы, а Шарпей, глубоко погруженный в пьянство, продал «Победу». За четыре месяца новый владелец сменил здесь всё, включая тренажеры, персонал и даже название. Сначала я мог себе позволить ходить в «Титаниум», но в последние две недели цены серьёзно поднялись.
– Эй, ты меня слушаешь? – спросил тренер. Оказывается, старикан всё это время что-то бубнил.
– Да. Слушаю.
– Ни хрена ты не слушаешь. Тебе вообще на всё насрать. Поэтому тебя и бьют постоянно.
– Ты что такое говоришь, старый лицемер? Это мне насрать?! Да я за всю жизнь ни одной пачки сигарет не выкурил! Даже не напивался ни разу! Каждый день работал как проклятый и чего я добился?! Какой результат?! – вот что я хотел ответить, но вместо этого сказал: «Хорошо».
Старик положил руку мне на плечо и спросил:
– Да что с тобой такое?
– Не надо, – ответил я и отпихнул его руку. – Не надо мне читать проповеди, всё равно через неделю ухожу.
Я поднялся и пошёл домой.
Мать уже не спала. Пришлось готовить обед и уговаривать её сесть за стол. Ближе к вечеру я вышел в аптеку и взял пачку димедрола. Две таблетки я скормил матери, и ещё две с удовольствием бы выпил сам. Но не сегодня. Надо работать.
С десяти вечера до пяти утра я стою на входе местного «Диско-бара» и пропускаю всех, кроме бомжей и оборванцев. Если внутри заведения начинаются драки, моя задача – вытащить дебоширов на улицу. Всё, что происходит вне бара, меня не касается.
В одиннадцать часов подошёл Бык. Он был в окружении друзей и девушек, среди которых была и Таня – девочка с рецепции. Галантные кавалеры были одеты в спортивные костюмы и кроссовки, а их дамы – в короткие юбки и майки. Таня, как настоящая принцесса, надела фиолетовые лосины и топ, из которого чуть ли не вываливалась её огромная грудь.
– Ну что, Африка, старичок, пропустишь нас? Я ж тебя пожалел сегодня, вот и ты не выделывайся, – сказал Бык и улыбнулся, оттопырив нижнюю губу.
– Да не прессуй ты так его, а то весь пол обоссыт, – добавил кто-то из компании.
– Да… проходите, – ответил я.
Парни зашли эффектно: сначала отпихнули меня, потом громко матерились и свистели. Конечно, обидно, что после стольких лет занятий боксом моё достоинство может опустить «любой мудак с сигаретой в зубах». Но ничего не поделаешь. Если начну драку – меня уволят. Придётся работать грузчиком.
В течение сорока минут молодёжь выпила чуть ли не весь алкоголь в баре. Бык стал махать руками и что-то объяснять своей девушке, поэтому я приблизился к ним.
– Ну и что в этом такого? Мы просто посидим с пацанами в сауне часик или два, а потом домой поедем. Мы же вас не бросим, а сначала по домам развезём, – говорил Бык своей девушке.
– Да знаю я, чем вы в саунах занимаетесь. Шалав себе снимете и нажрётесь как свиньи, – ответила Таня.
– Ты что говоришь такое? Зачем мне деньги платить, когда ты у меня всегда под боком, – сказал Бык и полез к девушке целоваться. Он схватил её за грудь, но Таня отодвинулась.
– Не трогай меня! – крикнула она. Алкоголь, видимо, придал ей смелости, и девушка продолжила: – Если вы идёте в сауну, тогда мы с девчонками останемся здесь.
Бык сжал губы, словно готовый своим плевком расколоть землю, и ударил кулаком по столу. Таня опустила глаза, а их друзья о чём-то шептались. Бык схватил чей-то стакан и вылил содержимое на Таню, после чего швырнул его в стену. На этот раз все замолчали, а девушка за барной стойкой посмотрела на меня. Придётся вмешаться.
Бык схватил свою девушку за волосы, притянул её к себе и сказал:
– Слышь, сучка, ты что надумала, а? Решила на блядки пойти? А?! – Бык влепил пощёчину Тане. – Хочешь, чтобы тебя тут оттрахали, да?! Ты этого хочешь?! Мразь конченая!
Парень сжал кулак и размахнулся, но я удержал его руку. Он ответил мне ударом в челюсть. Я зашатался. Друзья Быка стали отталкивать меня, приговаривая: «Чё ты лезешь?», «Дай им разобраться!». За это время Таня убежала на другой конец бара. Бык пошёл за девушкой, а я сумел продраться сквозь толпу его поклонников и вновь остановить агрессора. Он отпихнул меня, а затем ударил ногой в грудь. Я отступил на пару шагов, чтобы восстановить дыхание.
– Что, осмелел, Африка?! – крикнул Бык.
Он ухватил мою голову и принялся бить по ней коленом. После нескольких ударов мне удалось выбраться из захвата.
– Ты что, по-нормальному не понимаешь?! Языку не научился?!
– Решайте свои проблемы вне бара, – ответил я.
– Ага, мы с тобой сейчас порешаем все наши проблемы! Вне бара, сука, порешаем! – сказал Бык и повернулся к Тане, чтобы добавить: – Хочешь остаться – оставайся, мразота!
Боксёр повернулся, ударил ногой по барной стойке и вышел из заведения. За ним последовала вся компания, кроме нескольких девушек, оставшихся с Таней. Она выглядела испуганной, однако поблагодарила меня за поддержку. Я ответил на любезность и пошёл смывать кровь с лица. Через окно в туалете послышались знакомые голоса. Дебоширы поджидали меня и не ушли, пока Бык не скомандовал: «Да ну его на хуй, завтра разберёмся». Я вновь встал на рабочее место и надеялся, что на этом все мои приключения закончатся.
Как бы не так.
Через пятнадцать минут к бару подъехал молодой парень на зелёном мотоцикле. Когда он прошел мимо меня со шлемом в руках, я вдруг понял, насколько сильно он отличается от типичного обитателя «Диско-бара». Вместо спортивного костюма на нём была майка тигровой расцветки с большим вырезом, кожаный жилет и протёртые джинсы. Вместо дешёвых туфель из кожзаменителя парень носил голубые мокасины с черепами. Вместо голимой наколки в виде имени или года рождения, расписанного на костяшках, на его груди красовалась ярко-чёрная надпись. К тому же, он пренебрёг священнейшим правилом: «волосы длиннее 5 см – пидорство». Да ещё и как пренебрёг! Парень не только отрастил патлы, свисающие до самой шеи, но ещё и красился в блондина.
В баре этот персонаж не растерялся и первым делом попросил сменить шансон на клубную музыку. Затем он подошел к столу, где отдыхали Таня и её несколько подруг, и заказал им выпить. Девушка мгновенно расцвела, окружив парня своим вниманием. Они много пили и танцевали, а потом парочка уединилась за дальним столиком. Примерно через полчаса они, смеясь и пошатываясь, вышли из бара и направились к мотоциклу.
– А тебя не арестуют за вождение в пьяном виде? – спросила Таня и прыгнула на мотоцикл, раскинув ноги.
– Не бойся, они нас не догонят. Нам с тобой никто не помешает.
Блондин схватил девушку за талию, а она оттолкнула его в игривой манере.
– О-о, ты шустрый парень?
– Не то чтобы шустрый, но… – парень не окончил фразу и силой приблизился к девушке. Он слегка потянул её за волосы и прошептал что-то на ухо, отчего Таня расплылась в улыбке.
Парень надел на девушку шлем и сел за руль. Таня запустила руки ему под майку. Парочка с шумом уехала на зелёном мотоцикле. Похоже, завтра у Быка будут дела поважнее, чем разборки со мной.
Ближе к утру подошел угрюмый мужчина с золотым зубом. Он был младше меня на пару лет, но выглядел старше на десять. Его звали Серый.
– Здорово, Африкос. Ну, чё, как сегодня, шумно? По лицу вижу, что шумно. Я чё пришел-то… дело к тебе есть. С одним мудилой надо разобраться. Он Удаву денег задолжал, а платить не хочет, падла. Сидит себе, бухает в «Кобыле». Сюда не суётся. Ну, чё, погнали?
Ночные разборки входили в мои обязанности. За это меня, собственно, и наняли. Хозяин бара – авторитет по кличке «Удав» – предлагал «взять меня в дело» ещё в середине девяностых. Тогда я думал, что ни при каких обстоятельствах не стану работать на бандитов.
Когда надо было кого-то припугнуть или выбить деньги, – Серый приходил ко мне. Я был шестёркой у шестёрки, живым щитом на случай, если у должника окажется в руках нож или пистолет.
У входа в бар «Кобыла» валялся какой-то пьяница. «Это он», – сказал Серый. Я подобрался к жертве и разглядел знакомый силуэт. Передо мной лежал Шарпей. Щуплая фигура и обвисшая кожа ещё сильнее оправдывали его прозвище.
Я перевернул пьяницу, затем присел на одно колено и спросил: «Ты живой?» Шарпей немного пришел в себя и, откашлявшись, заговорил на типичном для него и других алкоголиков диалекте:
– Гха-гха, кого я вижу? Зайчишка-трусишка…
Шарпей попытался плюнуть в мою сторону, но слюна растеклась у него по щеке.
– Ты о чём? – спросил я.
– О том… шо ты трус!!
– Это я трус? Ты же сам сказал, что не придёшь!
– Чё ты паришь, Вика?! Я… пришёл када нада… вечром… а тя не было! Твой тренерок ещё втирал там… какие-то… семейные остоятельста у тя, – Шарпей остановился, почувствовав, что теряет контроль над речью, но вскоре продолжил: – Ну и шёл ты в жопу! Вместо тя намальный пацан подкатил… побил меня, прада… за два ранда, чертяка! Ну, ничё, бывает. Зато малыш водярой круто проставился!
– Что ещё за малыш?
– Кхе-кхе, малыш… тот ещё зерюга… заходит, такой, в зал и грит: «С кем тут можно подраца?» Я как раз ещё злой был… ну када узнал, шо ты слинял… ну и согласился с ним поцапаться… хорошо, шо сдаца успел, хе-хе, – Шарпей вновь замолчал и долго смотрел мне в глаза с присущей ему улыбкой умственно отсталого. – А знаешь, этот пацан похож на тя… в молдости. Такой же патлатый, и зляд… кхм, взгляд у него, как у тя. Точно как ты, токо без бзихованной мамаши и конченого тренера.
Шарпей разразился животным смехом. Было настолько противно, что я не удержался и избил его. Пьяница всё смеялся, пока его не вырвало на мою обувь. Тогда я поднялся и стал колотить его ногами. Но он всё ещё смеялся.
– Грёбаное животное! – закричал я и вытер свою кроссовку о лицо Шарпея. – Смеёшься, да? Нравиться так жить, да?! Вот и жри свою блевотину! Давай жри!!!
– Ах ты ж сучара! – раздался крик сзади.
Я повернулся и увидел, как Серый отбивается от длинноволосого парня, который наносит удар за ударом. Это был тот самый блондин, который сегодня произвёл фурор в «Диско-баре». Серый отступил на пару шагов, чтобы вытереть кровь, а юнец ответил ему с ехидным выражением:
– Два латентных гомика бьют лежачего алконавта, и я здесь сучара? Ты, кстати, живой, Шарпейчик?
– Поговори мне ещё! – крикнул бандит и вытащил нож из кармана.
– У-уу, я весь трясусь. Кстати, что у тебя с зубом? Неужели косишь под…
Серый перебил юнца зверским криком и побежал на него, как бешеный бык. Парень, словно опытный матадор, отшагнул с линии атаки и стал бить врага в челюсть.
Он так быстро наносил удары, что Серый не выдержал и тридцати секунд. Он свалился и выпустил нож, а молодой боксёр прыгнул на него и спрятал оружие в кармане.
– Я продолжу, – сказал он, шлёпая лежачего по лицу. – Ты что, начинающий рэпер? Или косишь под Джека Воробья? Даже не знаю, сфоткать тебя или просто вырвать эту золотую хрень.
Заметив, что жертва никак не реагирует, парень поднялся и подошел ко мне. Он встал в стойку и сказал: «Ну что, фейсконтроль, поехали?» Я оставил Шарпея и тоже принял стойку. Мы дрались технично, передвигаясь, как на ринге. В отличие от Серого, я был предельно сконцентрирован и не лез напролом. Юнец тоже вёл себя осторожно, однако пытался спровоцировать меня своей надменной мимикой и ехидными замечаниями. Я не поддавался и боксировал в обычном темпе, пока не поскользнулся на грязи. Но даже тогда парень вёл себя как истинный спортсмен и отпрыгнул на пару шагов.
– Что ты делаешь? – спросил я.
– Ты поскользнулся, а боксёры лежачих не бьют.
Я поднялся. Этот говнюк мне за всё ответит! Хотелось бить его без остановки, но парень был слишком изворотливый. Остаётся терпеть удары и бить «редко, но метко». Пару раз мне удалось попасть, и после одного из таких попаданий юнец попятился и споткнулся о лежащего бандита. Серый успел оклематься, и ему не составило труда захватить боксёра. Одной рукой бандит давил на горло, а второй – бил по рёбрам.
– Чё встал, Африка?! Завалим мудилу этого, пока мусора не прикатили.
Только сейчас я услышал сирену. Наверное, бармен «Кобылы» вызвал ментов.
– Чё телишься, придурок? Давай помогай, а то этот щас вырвется! – сказал Серый.
Я взглянул на борцов в грязи и, приблизившись, нанёс пару ударов ногой. Серый закричал, схватился за рёбра и освободил юнца. Тот не растерялся и долго бил обидчика по голове. Бандит отполз на пару метров, затем поднялся, отдышался и, услышав громкий звук сирены, сказал: «Вам обоим пиздец!» После этого он слинял.
– Твоя сучка убежала? – спросил юнец, отряхиваясь.
– Почему убежала? Моя сучка прямо здесь, – ответил я и медленно приблизился к сопернику. Он улыбнулся и принял стойку.
Следующие две минуты казались вечностью. Под звуки сирены мы избивали друг друга, как животные. Его кулак врезался в мой висок… Мой кулак впивался в его рёбра… Я чувствовал, как сжимается его грудная клетка; я будто видел, как ломаются его кости, и будто слышал их хруст. Я мог раствориться в этом чувстве, но мощный апперкот вернул меня к жизни и заставил продолжать борьбу.
Если бы полицейские не оттащили нас друг от друга, мы бы точно не остановились. На меня первого надели наручники и посадили в грязную «Дачию Логан». Юнец попытался бежать, но скоро занял место рядом со мной. По дороге в участок парень молчал, а я растворился в воспоминаниях. Там были мама с её параноидальной опекой и тренер с его похабными шуточками. Затем я вспомнил всё, что так усердно пытался забыть: как мама называла меня настоящим мужчиной и как тренер, словно экзорцист, годами изгонял демонов страха из моей души. Я прижал голову к окну. Надеюсь, произойдёт авария. Машина перевернётся, стёкла врежутся мне в голову. Но аварии не произошло, и мы благополучно доехали до участка. С нас сняли наручники и посадили в одну из пустых камер. Я спокойно уселся, а парень оглядывался по сторонам.
Оглядывать тут было нечего. Всё лучшее находилось в офисе комиссара. Когда один из полицейских открыл заветную дверь, стало видно, что кабинет гораздо просторнее, чем наша камера.
Из глубины доносились женские крики. Не заметь я компьютер на столе, подумал бы, что комиссар насилует проститутку. Но нет, не сегодня. Сегодня – день жесткого порно.
Юнец наморщил лоб, а полицейские спокойно переговаривались. Привыкли, наверное. Минут через десять крики прекратились. Послышались шаги и голос комиссара.
– Ну, что за кадры у нас тут собрались? – сказал толстый мужчина маленького роста.
Этот голос на мгновенье заморозил всю кровь в моих венах. Передо мной стоял не просто комиссар, а комиссар Пчелоед.