Арина Викторовна Евдокимова
Нежная Ева
И тут меня пробивает электрическим током. Как она могла оказаться здесь? Мама никогда не ходила в подобные заведения! Рядом с ней не тётя Люба, а солидный средних лет мужчина. Молю Бога, чтобы мама меня не узнала.
– Господа принцы! Примерка заканчивается, торопимся! Дамы, не волнуйтесь, кавалер не подойдёт – верну!
Шоу продолжается, но мои мысли заняты этой нелепой встречей.
– Время, господа женихи, время! В полночь ваша судьба исчезнет! – достаю из корсета картонный циферблат с нарисованными стрелками, которые указывают на 11:55, и показываю гостям. – У-у-у, родные мои, пора, пора! Как стрелки не подкручивай, а полночь наступит в полночь!
Нервы сдают, я комкаю финал и заканчиваю шоу на десять минут раньше.
За кулисами ко мне подбегает администратор:
– Илья, по регламенту ещё десять минут! Вернись в зал!
– Нет! – бросаю через плечо и скрываюсь в гримёрке.
Стаскиваю парик и второпях снимаю грим.
Как это могло случиться? Бред какой-то! Она же пошли в театр! Что за мужик? Всё, спокойно, никакой паники. Ничего не случилось. Мама впервые попала в этот клуб, ей в диковинку подобное шоу, поэтому она так смотрела на парня, одетого Золушкой. Причём комичной. Не могла она меня узнать, никак не могла!
Стаскиваю парик и второпях снимаю грим.
Успокаиваю себя, а внутри всё трясётся и клокочет. Не слишком ли много стрессов за один день?
В дверь стучат.
– Нельзя!
Ненавижу, когда не понимают с первого раза. Упрашивать ведь начнут, деньги предлагать. Ни за какие деньги не выйду!
Снова стучат.
– Сказал – нельзя! – меня начинает трясти от злости.
Неужели непонятно, что я больше не выйду? Ещё раз стукнут – убью!
Но стучать не стали. Вероломно открыли дверь.
– Я же сказал!.. – оборачиваюсь, внутри всё обрывается.
Она входит и молча встаёт у двери. Я боялся этого. Она смотрит на меня и не верит. Это читается во взгляде. Я должен что-то сказать… Пытаюсь подобрать подходящие слова, но не нахожу ни одного, поэтому тупо молчу. И она молчит. Это мгновение тянется невыносимо долго. Она обводит взглядом мой нелепый наряд, кучу косметики у зеркала, и её глаза наполняются блеском еле сдерживаемых слёз.
– Мама, не надо… – я порываюсь к ней, но она жестом останавливает меня. Я замираю как вкапанный.
– Это и есть твои дополнительные дежурства?.. – мама берёт парик и крутит его в руках. – И давно?
– Давно.
Мама шмыгает носом, поджимает губу:
– Зачем ты врал? Ты же знаешь, я ненавижу ложь.
– Я не врал, просто не говорил.
Как ей объяснить? Как рассказать о той жизни за последние восемь лет, о которой она не знала? Как рассказать об изнасиловании, о предательстве лучшего друга и любимой девушки, об отношении окружающих? Как рассказать о том, что я, как маньяк, ходил по клубам, фанатично ища встречи с человеком, исковеркавшим мою жизнь? Как рассказать о возникшей идее переодеться женщиной, чтобы он не смог узнать меня? О том, как это эпатировало окружающих, и как возникло предложение работать на публику? Как я решил совместить свою цель и коммерческий интерес, и стал получать за эпатаж большие деньги, огромная часть которых уходила на костюмы, макияж, занятия вокалом, уроки актёрского мастерства… А стоит ли рассказывать? Не знаю, поэтому молчу.
– Я так гордилась тобой… – сколько горечи и обречённости в её голосе. – Всем говорила, что у меня самый лучший, самый замечательный сын… – она всхлипывает и плачет. – А оказывается, у меня его нет…
– Мама!
– Молчи! Слышать тебя не желаю! – хлопок двери ставит жирную точку.
Водитель всю дорогу молчит, и меня это радует, потому что ни сил на разговоры, ни настроения нет. Просто хочется поскорее принять душ, завалиться в постель и подумать о жизни. Хотя что о ней думать? Ксюша права – не надо забивать голову тем, что не имеет отношения к настоящему. А в настоящем я еду в машине, уставший и голодный. А мама рано или поздно должна была узнать. Даже странно что все эти годы она ни о чём не догадывалась. Нашла что-то из женских вещей!.. Ей и в голову не пришло… Смешно, конечно. Сейчас она, наверное, не спит.
Я готовлюсь к серьёзному разговору, обдумываю с чего начать и всё ли рассказать. Почему-то в глубине души я уверен, что мама всё поймёт. Будет плакать, точно. Она впечатлительная и эмоциональная, но в моей жизни нет ничего такого, чего надо ужасаться или стыдиться… Думаю, всё будет нормально. А вот что делать с Ксюхой? Перебираю тысячи вариантов, но все они кажутся глупыми и нелепыми. Я даже не знаю, где она живёт.
Вхожу в подъезд и вызываю лифт. Мне кажется, что масса навалившихся проблем давит на голову так, что, если я немедленно не лягу спать, раздавит черепную коробку совсем.
Собравшись с духом, выхожу на своём этаже. Ещё несколько шагов и решиться что-то очень важное для меня. Надо только пережить этот момент и перешагнуть порог дома.
Нащупываю в сумке ключи и возле квартиры замираю: перед дверью – два чемодана. Вещи накиданы наспех, видимо, в эмоциональном порыве, даже замки застёгнуты кое-как.
Я был готов к любым истерикам и скандалам, к ругани и даже слезам… Но только не к этому. Какое простое и безболезненное решение проблемы!
Что это? Опять неожиданный поворот судьбы? Или жестокий война, объявленная ею?
Кирилл уже спал, чтобы разбудить его, пришлось звонить долго. Но идти мне некуда.
– Ты чё?.. Здорово… – выглядывает заспанная голова Кирилла.
– Ты один?
Кирилл оборачивается назад, словно вспоминая, есть ли кто-то ещё в квартире:
– Ну. А что такое?
– У тебя можно пожить пару дней? Или хотя бы переночевать?
Не совсем понимая, что происходит, Кирилл оглядывает мои чемоданы и огромную сумку, открывает дверь и впускает в квартиру:
– Чё случилось-то?
– Я из дома ушёл. Кроме тебя пойти не к кому, тем более времени… – смотрю на часы: три сорок пять.
Кирилл ничуть не удивляется. Потирая глаза, он проходит в комнату и открывает шкаф.
– На полу постелю, ничего?
– Сойдёт, – я ставлю чемоданы, бросаю сумку у входа, скидываю ботинки и прохожу в комнату, где Кирилл уже расстилает на полу матрац.
– Если надо – чистое полотенце в ванной, – любезно предлагает он.
Горячий душ становится, пожалуй, самым приятным событиям сегодняшнего дня. Я стараюсь внушить себе, что день был не так уж плох: на улице я не оказался, душ, чистое полотенце – просто земной рай. Спасибо Кириллу, конечно. Настоящий он друг. Это тоже положительный момент, открытый мною за сегодняшний день. Но почему такой жестокой ценой?
Когда я вышел из душа, Кирилл уже окончательно проснулся и поставил варить кофе в кофемашине.
Кирилл открывает холодильник и заглядывает внутрь:
– Осталась пицца. Будешь?
При упоминании о еде я вспоминаю, что голоден:
– Буду.
Кирилл достаёт из холодильника колбасную нарезку и коробку с остатками пиццы.
– Эх, жизнь холостяцкая! – он ставит на стол нарезку, куски пиццы отправляет в микроволновку.
Я прохожу в кухню, сажусь за стол, беру кусок колбасы и с жадностью запихиваю в рот. Нет, день всё-таки неплохой!
– Может, по пятьдесят? – неожиданно предлагает Кирилл.
Ответить я не могу и только киваю. Напиться – самое подходящее для завершения этого дня.
Кирилл достаёт с полки два бокала, бутылку виски и разливает.
– Давай, за нас… – чокается бокалом о мой бокал.
Я выпиваю и тут же пьянею.
– Что с матерью-то? – интересуется он.
Очень не хочется посвящать Кирилла во все подробности. Отвечаю уклончиво:
– Узнала о моей жизни за последние годы.
– Не поняла?
– Я не объяснял.
Кирилл понимающе кивает.
– У тебя никто квартиру не сдаёт?
– Подумаем…
– Может, у Ксении спросишь? Я сам не могу, мы повздорили…
– Чего это?
– Так… Ерунда.
– Ясно…
– Она говорила, у них в театре…
– В театре? – резко перебивает Кирилл и смотрит на меня осуждающе-презрительно. – Актриса!.. Мать её…
– Ну как?.. Она в фильме каком-то снялась, он не вышел ещё.
– Угу… – Кирилл кивает, снова разливает водку, молча чокается о мой стакан и залпом выпивает. – Мы тогда с Лариской поругались…
– Кто это?
– Неважно… – он кладёт в рот кусок колбасы и активно жуёт. – Я со злости сел в машину и по ночной Москве! Вижу у театра стоит… Хорошенькая такая… О цене быстро сговорились.
– Чё ты несёшь? Она со спектакля на съёмки ехала!
Кирилл сочувственно поджимает губы и, не поднимая на меня глаз, достаёт пиццу из микроволновки:
– Что она ещё сказала?
– На премьеру приглашала…
– В Макдональдс? Мюзикл со шваброй в руках.
– При чём тут Макдональдс?
– Я устроил. Лучше там, чем…
Я отставляю бокал в сторону. Или я слишком пьян, или чего-то не догоняю.
– Подожди, я знаю Ксюху со школы! Не может этого быть…
– Ты запал на неё, что ли? – Кирилл выкладывает пиццу на тарелку и снисходительно усмехается. – Не стоит.
Кирилл уже заснул, а мне не спиться. Столько всего за один день! Почему всё сразу? А может, так лучше? Одно потрясение притупляется другим. Хочется отвлечься от мрачных мыслей и подумать о чём-нибудь хорошем. Но всё, что я считал в своей жизни хорошим, растаяло как льдинка на ладони и утекло сквозь пальцы. В руках не осталось ничего.
Кирилл нашёл мне временное пристанище – комнату в квартире с соседом.
Мы заносим мои вещи в комнату, где вокруг царит страшный бардак. Осматриваюсь:
– Надо навести здесь порядок.
– Постепенно, – соглашается Кирилл.
– По-хорошему, ремонт бы сделать.
– Смысл?
– Мне здесь жить.
– Надеюсь, этот вариант ненадолго.
– Тогда навести элементарную чистоту.
– Вот! Начинать надо с малого! – Кирилл пожимает мне руку, машет на прощанье и уходит.
Пусть эта комнатушка станет стартовой площадкой моей новой жизни. Когда-нибудь я с благодарностью вспомню этот крошечный тараканий рай, приютивший меня на самом тяжёлом этапе жизненного отрезка.
Достаю свой плакат, напечатанный специально для клипа. Теперь я спокойно могу повесить его на стену, не думая о том, что скажет или подумает мама. Пока он выполнит полезную функцию – закроет огромное пятно на обоях.
Раздаётся стук в дверь, и слышно подготовительное покашливание в коридоре.
– Да.
Со скрипом открывается дверь, заходит хозяин квартиры – пожилой затрапезный пьянчуга, высохший и пожелтевший от цирроза печени.
– Ну как, квартирант? Обжился?
– Да, потихонечку.
– Ну не всё сразу. Москва, вон, тоже не сразу… Звать-то тебя как?
– Илья.
– А я – Георгий Тимофеич. Можно без церемоний – дядя Жора.
– Очень приятно.
– Ты, если, чего – зови, я подмогну.
– Хорошо.
– Постучи во… в стенку… Я зайду, если чё…
– Спасибо, постучу.
Приглядывается к повешенному плакату:
– О! А я знаю этого пидера! Ты, Илюх, чего его на стенку-то повесил?
– Нет, всё нормально. Стас, я не могу завтра работать, мне надо немного прийти в себя. Не заболел, нет. Да нормально всё, нормально. Поменяй нас с Егоровым. Подожди секунду!..
Убираю трубку от уха, прислушиваюсь к экстренному сообщению в новостях:
– …просьба ко всем, кто имеет четвёртую группу крови, резус-фактор отрицательный откликнуться и помочь девочке.
Что это? Опять судьба? Услышать среди ночи, что срочно требуется кровь моей группы?
– Голова не кружится? – немолодая медсестра заботливо берёт мою руку и проверяет пульс.
– Нет.
Я смотрю в потолок, а перед глазами расходятся серые почти прозрачные круги, ажурно переплетаясь с чёрными рамками кафеля на стенах. Я просто устал. Не сплю сутки.
Медсестра развязывает жгут. Что-то противно тёплое пробегает по венам.
– Будет кружится – скажи, – просит медсестра.
Киваю и снова утыкаюсь в потолок. Я и сам не понимаю, кружится голова, или меня уносит водоворот мыслей. Пусть уносит. Может, это и правильно – спокойно плыть по течению и не думать о том, что произойдёт в следующую минуту?
Я придумал специальные упражнения, и теперь забиваю плохие мысли стихами или различными выдумками. Мысленно обыгрываю любую ситуацию с позиций Нежной Евы. Она может относиться к жизни легко, может философично, может серьёзно, может безбашенно… Она разная, но никогда не грузится проблемами и не воспринимает всерьёз то, что трагедийно для меня. Это здорово помогает и отвлекает.
Захожу в клуб, прохожу по залу, замечаю у бара Серёгу и несколько знакомых парней, каждый вечер высматривающих солидных клиентов в надежде на удачный вечер. Направляюсь к ним, здороваюсь.
Сергей берёт меня за руку, отводит в сторону.
– Трескунов сказал, что ты… – он смотрит в сторону служебного помещения. – В общем… Я – должник.
– Перестань.
– Между нами, ладно?
– Конечно.
Он несколько секунд смущённо молчит.
– Выпьешь?
– Не, мне работать.
Среди парней происходит некое оживление. Наметили цель, клиента делят. До нас доносятся обрывки реплик.
– …точно, он на прошлой неделе был…
– …смотрит, смотрит…
– …я за столик напротив…
– …спокойно, он мой…
– …отринь, моя очередь…
– Ладно, пойду, – пожимаю Серёге руку, пытаюсь пройти дальше.
На пути возникает Виталик и суёт мне записку:
– Ещё разок, ладно?
– Опять?
– Умоляю, пожалуйста! Эта шлюха… – он осекается и оборачивается, с опаской смотрит, не услышал ли кто из парней. – …опять клиента отбивает.
Быстрым резким движением Виталик засовывает записку мне за пояс.
– Прошлый раз же был последним.
– Там такие бабки, шкурой чувствую! Обломится – отстегну, ты ж знаешь…
– Виталь…
– Ради меня, последний разок!..
Глаза у него горят, словно у влюблённого Ромео, и судьба его любви сейчас в моих руках. Жалко дурака, соглашаюсь:
– Где?
Повернувшись спиной к бару, Виталик комментирует:
– Прямо за мной. В vip-зоне. Видишь? Пиво пьёт…
Смотрю на “клиента” и не понимаю, что со мной происходит. Парализация какая-то. Конечности деревенеют, в голову одновременно вонзается тысяча мелких иголочек.
– В сером костюме… Один сидит… Усёк?
Перед глазами плывёт туман, и на долю секунды кажется, что я теряю сознание.
– Не видишь, что ли? – Виталик нетерпеливо оборачивается и показывает пальцем в vip-зону. – Вон же!
Достаю из-за пояса листок и возвращаю Виталику.
– Что? – не понимает он. – Это отдать нужно!
– Извини…
– Ев, ты чего? Просто отдать.
У меня словно заслонка опускается. Не представлял, что будет такое… Дрожь по всему телу и путаница в мыслях страшная.
Оставив Виталика в полном недоумении, быстро покидаю зал и мчусь в гримёрку. Вытряхнув всё содержимое сумки на пол, судорожно пытаюсь найти необходимое – платье, парик, аксессуары, бижутерию. Простите, парни, сегодня мой вечер!
Сексопильная блондинка в длинном белом платье с разрезом до бедра на высоких шпильках впервые за последние несколько лет волнуется. То она открывает разрез платья и поправляет заткнутый за кружева чулка листочек, то выглядывает в зал и тревожно оглядывает посетителей, то проверяет крепление гарнитуры… Она нервничает и пытается занять себя чем-то вроде коньяка. Бокал почти допит. И это впервые.
Музыканты начинают играть блюз. С Богом!..
Приоткрываю занавес и эротичной походкой выхожу на сцену, томным взглядом обвожу публику и начинаю петь блюз. Этот номер исполняется впервые, что волнительно вдвойне.
В зале оживление, раздаётся свист. Ведомый лучом прожектора, спускаюсь со сцены и прохожу к столикам, заигрывая с порядком захмелевшими господами. Мой столик совсем рядом, и чем он ближе, тем сильнее перехватывает дыхание. Еле справляюсь с охватившим приступом волнения.
Передо мной – Серёга с каким-то солидным клиентом. Осталось пройти ещё один столик… Беру у Серёги со стола бокал и залпом выпиваю. По мне проносится безумный тайфун и, выдув мощным порывом все мысли из головы, сильно ударяет по ногам. Дрянь какая! Кажется, виски… Уже неважно – я рядом с ним. Сидит вальяжно, расслабленно, смотрит на меня, улыбается. Внезапно нахлынувшее опьянение добавляет мне уверенности и, наверное, вульгарности.
Развязано сажусь на стол прямо перед ним, оголив в разрезе платья чулок с поясом. Он делает глоток из бокала и отставляет его. Смотрит, словно не понимает. Боится.
Беру его руку, кладу себе на колено и, продолжая петь, провожу по бедру, останавливаю его ладонь на вложенном в кружева листочке. Нащупал… Взял!
Зал веселиться, смех, аплодисменты. Он торопливо прячет записку в рукав и снова берётся за бокал.
Отхожу к следующему столику, присаживаюсь на колени к гостю клуба, глажу его по лысине. Хохочет до слёз! Смешно им, а у меня дрожь в коленках, и руки трясутся.
Хватит бродить по залу, пора обратно на сцену. Встаю, делаю несколько шагов, натыкаюсь на ближайший столик. Ноги не слушаются, идут сами по себе, в глазах мутнеет, лица вокруг меня расплываются…
Кто-то подставляет руку, я опираюсь. Доходим до сцены.
– Удавлю, гнида… – сквозь зубы процеживает Виталик, натягивает на лицо милейшую улыбочку и отпускает мою руку.
Знаю, что подло. Надеюсь, он простит. Хотя всё это уже неважно, всё не имеет никакого значения.
Дотягиваю последнюю ноту, раскланиваюсь и, удалившись за занавес падаю на руки Трескунова.
– Охренел, что ли, сучий ты сын?! – он ведёт меня к гримёрке по дороге кричит кому-то. – Быстро газировки какой-нибудь! И “Ноотрапил” из аптечки!
Адская смесь Трескунова немного приводит меня в чувства. Он долго прыгал вокруг, бил меня по щекам и грязно ругался. Наконец, я почувствовал, что способен соображать. В голове восстанавливается полная картина вечера. Даже не верится. Неужели я сделал это?
Поднимаюсь с пола, оказывается, я упал прямо на пол, беру свою сумку и направляюсь к двери:
– Я щас…
Трескунов устало присаживается в кресло:
– Проблюёшься – может ещё раз в зал выйдешь?..
Прохладный ночной воздух улицы как нельзя лучше приводит меня в чувства. Вдохнув полной грудью, ощущаю прилив свежести в мозгах, но трезвости в мыслях по-прежнему не ощущаю. Прохаживаюсь взад-вперёд в том же костюме и коротенькой шубке, с сумкой на плече и думаю, не послать ли всё к чёрту? Невинная шутка трансвестита, кому какое дело…
Припаркованная неподалёку иномарка подаёт световые сигналы. Точно также как подавал лимузин 8 лет назад. Шутка оказалась не такой уж невинной.
Поправляю локоны парика и, пытаясь не выдавать сильного волнения, медленно направляюсь к иномарке.
С каждым шагом цель ближе и достижимее, и это пугает больше и больше. Что я делаю? Вероятно, схожу с ума. Но так упрямо и отчаянно, что самому становится страшно.
Он не выходит из машины. Должно быть, всё ещё сомневается или ожидает какого-нибудь подвоха.
До машины всего два шага. Изнутри опускается стекло. Замираю. Ещё есть время одуматься и остановиться… Нет, отогнав сомнения, заглядываю в салон:
– Сумасшедшая машина! Похоже, в хозяина. А нам, случайно, не по пути?
– Смотря, куда ты едешь.
– Я еду – куда везут.
– Ну садись.
Открываю дверцу, сажусь в салон и перехожу на томный голос:
– Привет…
Он внимательно оглядывает меня, усмехается:
– Прелесть!.. Почему я раньше тебя не видел?