Антония Таубе
Кабаре «Медуза»
– Она не говорила, что после Вашего ухода ещё ожидает кого-то посетителя?
– Нет, не говорила. Во всяком, случае, мне ничего об этом неизвестно. В тот вечер мы прекрасно провели время, и для меня было большим ударом – узнать о её неожиданной кончине, – вроде бы это были слова сожаления, но уж слишком равнодушным тоном были они произнесены.
– Она не говорила Вам, что хочет купить или, может быть, продать какие-нибудь украшения?
От усиленного умственного напряжения лоб Карсавина сразу прорезали глубокие морщины, и он невидящим взглядом уставился в пол. Бравый офицер напрягся и, как бы спотыкаясь, произнёс:
– Украшения, говорите… Да, помнится, что-то такое было…
– Не спешите, вспомните точнее, – подбодрил его Кошко.
– Она сказала мне, что собирается приобрести вроде бы какое-то антикварное то ли колье, то ли ожерелье, – я, знаете ли, в этом не разбираюсь, никогда ни с чем подобным дел не имел. Она достала футляр и показала мне мельком эту штуку, потом опять быстро спрятала.
– Она просила у Вас деньги?
– На что?
– На покупку этого колье.
– Нет, не просила. Она вообще больше ни словом не обмолвилась об этом.
– Вы не могли бы по памяти нарисовать это колье? Если вспомните, конечно!
Карсавин даже прищурился, напрягая память. Немного помолчав, он взялся за карандаш:
– К сожалению, я не разбираюсь в этих ювелирных штучках, но всё-таки попробую что-нибудь изобразить.
И он начал старательно воспроизводить по памяти виденную мельком «ювелирную штучку».
– Вот, знаете ли, как-то примерно так… Вспоминаю, что это колье было в три нити, небольшие бриллианты чередовались с достаточно крупными… Посредине было что-то вроде медальона, по-моему, он был из золота… и, кажется, с гербом Франции, хотя не уверен… и вроде бы по краям немного мелкого жемчуга… да, совсем немного… Всё, больше ничего не помню, – и он протянул Кошко свой «шедевр», вытирая платком лоб, который даже взмок от таких неимоверных усилий.
– А Вы не поинтересовались, – какую сумму Алиса Кондратьевна собиралась потратить на покупку такого недешёвого украшения?
– Поинтересовался, конечно! Из чистого, поверьте, любопытства! Но она ответила, что это секрет, – тайна, понимаете ли! – изрёк Карсавин, всем своим видом выражая очень «глубокую» мысль: ну что взять с глупой женщины, одни побрякушки на уме!
– А не называла ли она как-нибудь невзначай имени продавца или ещё кого-либо?
– Нет, ничего подобного она при мне не говорила. Да я, признаться, и не любопытствовал особо: раз тайна, значит тайна, мне-то что?
– Хочу задать Вам не совсем корректный вопрос, Эдуард Артамонович, – вопрошающе посмотрел Кошко на Карсавина.
– Да чего уж там, спрашивайте! – великодушно махнул рукой бравый офицер.
– Скажите, Вам что-нибудь известно о каких-либо других поклонниках или покровителях Алисы Кондратьевны Черкесовой?
Карсавин нахмурился, старательно изображая равнодушие, хотя было очень заметно, что этот вопрос ему неприятен.
– Об этом мне ничего не известно! Да, ведь если бы даже и был кто-то, – сами понимаете, что мне об этом никто не доложил бы! Правда, один раз я сам был свидетелем несколько неприятного инцидента, когда шёл к Алисе домой. Это случилось за две недели до её смерти. Она стояла у двери дома, а перед ней с цветами и со слезами на глазах просил прощения какой-то крепкий мужик. Не знаю уж, чем он провинился, но она была очень недовольна! Она даже не дала ему договорить и в довольно резких выражениях выставила его вместе с букетом. Потом я этого типа встречал много раз, он часто приходит в «Медузу».
– И кто же был этот «крепкий мужик»?
– Владимир Всеволодович Дубов, бывший муж танцовщицы Кристины Казатуловны Лепко, – как мне потом сама Алиса рассказала.
Уж на что Кошко всякого насмотрелся за свою долгую практику, но от такого циничного признания его просто передёрнуло. Похоже, что этот Дубов очень уж шустрый мужичок, – как говорится, наш пострел везде поспел! В одном месте получает от ворот поворот, – тут же, нисколько не огорчаясь, пытается слепить любовь в другом месте. В общем, незадачливый кавалер сам не теряется и надежду не теряет…
– А Вы не поинтересовались целью его визита?
– А чего там интересоваться! И так всё ясно!
– А Вам известно, – где проживает эта Лепко после развода?
– Понятия не имею, и никогда не интересовался, – развязно ответил Карсавин, – такие женщины, как она, мне никогда не нравились, и я абсолютно безразличен к их бракам, разводам и месту жительства!
– Но ведь Кристина Лепко была близкой подругой Алисы Черкесовой. Неужели Вы об этом не знали?
– Впервые слышу об этом! А от Алисы Кондратьевны я слышал неоднократно о другой подруге из того же кабаре. Это Стелла Руслановна Лабор. Все зовут её, кажется, Сапфо. Особа весьма оригинальная, но тоже, знаете ли, не в моём вкусе. Алиса именно с ней собиралась встретиться после работы на следующий день, так как они возвращались домой в разное время.
– А Вам неизвестно, – с какой целью, или по какой причине они собирались встретиться?
– Известно. Ну да там ничего особенного. В прошлый свой визит Лабор забыла у Алисы свои духи, какие-то страшно дорогие, и в тот вечер Алиса Кондратьевна собиралась их вернуть. Именно за ними Лабор и хотела зайти.
– А Вы сами эти духи видели?
– Видел. Такой круглый флакончик, знаете ли… – и Карсавин старательно изобразил пальцами в воздухе нечто, обозначавшее, надо полагать, круглый флакон дорогих духов.
– Скажите, Эдуард Артамонович, – а почему Вам так не симпатична Кристина Лепко? Ведь она очень красивая женщина! Вон как рыжие волосы полыхают, – огонь, а не девушка!
На самодовольной физиономии Карсавина отразилось огромное удивление. Он с недоумением уставился на Кошко и, секунду помолчав, серьёзно изрёк:
– Вы правы. Она как огонь. А точнее – она полыхает огнём хищной львицы, ждущей богатого покровителя, но ей было очень далеко до Черкесовой. У Черкесовой хоть душа была нежная, с ней можно было поговорить о чём угодно, а Кристина – нет, Кристина сразу измеряла Вас на толщину кошелька!
Больше никаких причин для дальнейшей задержки Карсавина Кошко не видел, и бравый офицер был отпущен.
– Что Вы об этом думаете, Владимир Гаврилович?
– А тут и думать нечего. Деньги она у него не просила, – так как с него, кроме любви, взять абсолютно нечего. Гол как сокол! А вот при обыске квартиры футляр с колье мы не нашли. Надо полагать, он был украден тем же, кто и убил её смертельной дозой морфина. Кстати сказать, в списке вещей Алисы Черкесовой подобный флакон, – как нам описал Карсавин, – не значится. Следовательно, они всё-таки встретились, или она как-то иначе передала этот флакон Стелле Лабор. А может быть, его прихватил какой-то более поздний гость…
– Я думаю, пришла пора допросить Кристину Лепко, – решил Кошко, с чем Филиппов был полностью согласен.
– Бесспорно, Аркадий Францевич, что кто-то пришёл к Черкесовой после ухода Карсавина, и этого кого-то Кристина Лепко в своё окно не увидела, а может и увидела, но по какой-то причине этот факт упорно скрывает, что вернее всего.
– Почему Вы так решили, Владимир Гаврилович?
– Потому что она всё время спокойно наблюдала, как её бывший муженёк напропалую волочится за красоткой Черкесовой, и ни словом не обмолвилась при опросе об этой щекотливой ситуации. Так навряд ли она скажет нам что-нибудь новое про Стеллу Руслановну Лабор.
– Может, стоит проверить её получше?
– Проверяли всех. Но никто из кабаре ни разу не привлекался. Никогда.
– Тогда будем ждать новостей от Аннет и агентов, – подвёл черту Кошко, – но что всё-таки связывало между собой таких разных женщин? Вам это не кажется странным?
– Эх, Аркадий Францевич! Что касается женщин, – мне уже ничего не кажется странным! – тяжко выдохнул Филиппов, безнадёжно взмахнув рукой, и даже отвернулся к окну.
– Даже так? – с мальчишеским озорством в глазах Кошко глянул на Филиппова, который с нарочитым равнодушием в лице деловито перелистывал дело. – Да не будьте таким мрачным, Владимир Гаврилович, посмотрите только, какие красавицы, – даже во Франции так много красоты в одном месте Вы не увидите!
С напускным безразличием Филиппов захлопнул дело.
– Из-за этих красавиц одни только неприятности у полицейского управления, – недовольно проворчал он. – Развелись тут, понимаешь ли, любительницы антикварных бриллиантов и красавцев-мужчин!
– Не судите их строго, Владимир Гаврилович, – Кошко лучезарно улыбнулся раздосадованному начальнику петербургской полиции, – ведь это жизнь! А она тем и интересна, что в ней живут красавцы офицеры и красотки кабаре, так что народу нашему – не скучно!
– Ну да. И полицейскому управлению тоже, – мрачно докончил Филиппов высказывание Аркадия Францевича.
– Да полноте, Владимир Гаврилович, – смотрите на все обстоятельства оптимистичнее!
– Хорошо Вы рассуждаете, Аркадий Францевич, – Филиппов в сердцах расстегнул тугой воротничок. – Ещё бы убийцу найти, тогда бы и совсем радоваться можно…
– Будем искать. И даже не сомневайтесь, Владимир Гаврилович, – найдём! – решительно заверил Кошко.
Но выводы и умозаключения Кошко основывались не только на показаниях Аннет и донесениях агентов. Для получения информации он использовал все доступные и недоступные источники и задействовал все свои связи и знакомства. Результат, конечно, стоил потраченных усилий, но что было интересно – эта кропотливая работа приносила порой очень неожиданные плоды!
Собирая всевозможные сведения обо всех танцовщицах, чтобы составить полную картину об этом женском коллективе, Кошко наткнулся на интересный факт и поспешил поделиться с Филипповым «нарытой» информацией:
– Владимир Гаврилович! Отвлекитесь на несколько минут от своих дел! Я хочу рассказать Вам нечто занимательное. Как Вам известно, последние несколько дней мы вплотную занимались сбором информации о каждой танцовщице кабаре. Кто они, откуда, какой образ жизни ведут вне стен кабаре, какие у них между собой взаимоотношения и так далее. Девушки они, я бы сказал, все непростые. Но всё-таки изо всех я бы особо выделил двоих. И не по криминальным наклонностям, нет! В данном случае – просто как интересные личности. Вот посмотрите на эту красавицу, – Кошко протянул Филиппову фотографию, на которой была изображена Венера Чавчавадзе.
Филиппов уже наизусть знал все эти фотографии и потому, едва глянув на снимок, опять поднял глаза на Кошко, с интересом ожидая дальнейших пояснений.
– Эта девочка своего высокого происхождения не афиширует. Я думаю, что и среди близкого окружения не многие об этом знают, а ведь эта Венера – самая настоящая княжна! Её двоюродный дед по отцовской линии есть ни кто иной, как сам Илья Чавчавадзе, выходец из кварельской ветви достойного княжеского рода Чавчавадзе! Вся Грузия его боготворит! Весьма и весьма интересный человек, – прогрессивный общественный деятель современности, мыслитель, публицист, борец за национальную независимость Грузии и, естественно, очень талантливый поэт! Разностороннейшая личность! Что и неудивительно, поскольку у них в роду все были – личности не ординарные! Во главе этой выдающейся династии стоит ярчайший человек своего времени Александр Чавчавадзе, тесть нашего писателя Грибоедова.
И у самого Ильи мать была женщина образованная, она прекрасно знала грузинскую литературу, особенно поэзию. Вот она-то и привила сыну любовь к прекрасному и чувство национальной гордости! Он и сам много писал, и переводов много делал… многогранный человек… был. Потому что, несмотря на всенародную любовь, нашлось в Грузии чёрное сердце, и три года назад Илью Чавчавадзе убили. Его убийство, к сожалению, так и не было раскрыто… м-да-а… Но что интересно, – во времена молодости Чавчавадзе провёл четыре года в Санкт-Петербурге, обучался здесь на юридическом факультете. Правда, не доучился, был исключён из университета за участие в студенческих забастовках. Однако всегда называл это незабываемое время «золотыми годами».
Но и это ещё не всё. Интересное событие приключилась с Чавчавадзе в бытность его в Петербурге! В студенческие годы он был страстно влюблён в Софью Ильиничну Чайковскую, родную сестру нашего гениального композитора. Весь Петербург тогда говорил о них, – такая была романтическая история! Эх, Владимир Гаврилович! Как порой причудливо переплетаются судьбы людские… Ни в одной сказке такого не придумаешь!
– Так что я полагаю, – наша юная красавица с самого детства была наслышана о своём легендарном родственнике, вот и приехала тоже в Петербург за своим счастьем! Ну а уж тут её жизнь сложилась, как сложилась…
– А стихи у него и в самом деле замечательные, самобытные! Вот, почитайте на досуге! – и Кошко положил перед Филипповым тоненькую книжицу, – тут из всего им написанного немногое переведено, но и этого достаточно, чтобы понять человека.
– А Венера ведёт себя очень осторожно, даже с товарками близко не сходится, видимо, всегда помнит про «политические» моменты из биографии деда! – усмехнулся Филиппов.
А ещё Аркадия Францевича чрезвычайно заинтересовала Стелла Руслановна Лабор по прозвищу «Сапфо». Он прекрасно знал, что все клички и прозвища даются людям не просто так, а весьма метко схватывая и отражая какую-либо черту внешности или характера человека. И это прозвище прилипает к человеку навеки! Так что прозвище «Сапфо» было очень необычным, символичным и наводило на определённые мысли. Из греческой истории Кошко помнил, что настоящая Сапфо была древнегреческой лирической поэтессой, причём современники называли её «страстной». Девочка родилась в богатом аристократическом семействе на острове Лесбос. Талант её пробудился в раннем детстве, когда шестилетняя Сапфо осталась без матери и была отдана на обучение в школу гетер, что было в те времена очень престижно. Уже тогда у неё было ярко выражено чувство ритма и слова, и ещё будучи в школе, она свободно слагала песни, оды и гимны. Став взрослой, Сапфо принимала активное участие в общественной жизни города, поскольку обладала очень деятельной натурой. А надо сказать, что в ту пору женщины древней Греции в плане социальной активности не имели практически никаких ограничений. Поэтому совсем неудивительно, что Сапфо возглавляла довольно крупное культовое объединение, посвящённое Афродите. Одним из направлений деятельности этого объединения было общее развитие молодых девушек. Сапфо обучала их музыке, танцам и стихосложению, – всему тому, в чём преуспела сама. Поэтому, если провести параллель между той Сапфо и этой, вывод напрашивался однозначный, – Стелла Лабор обладает подобной натурой, талантами и характером. Ну что же, совсем скоро выяснится, так ли это.
А вот у Лепко в её короткой биографии присутствуют, однако, некоторые смутные фактики!
Кошко кратенько рассказал коллеге ещё несколько заинтересовавших его моментов про других девушек, и оба взяли это на заметку, – пока пусть всё лежит в папочках до поры до времени. Неизвестно, что и про кого может понадобиться в любую минуту! Таким образом, поделившись с Филипповым своими наблюдениями, Кошко перешёл к практическим делам:
– Думаю, что теперь, пожалуй, нам следует побеседовать с мадемуазель Лабор!
В тот же день была привезена в полицейское управление Стелла Руслановна Лабор, очередная красавица, носившая в своей среде уважительное имя с оттенком восхищения – Сапфо. Её классическая греческая внешность, гордая посадка головы на высокой безупречной шее и весь волнующий облик сразу бросались в глаза даже тем людям, которые давно уже были пресыщены зрелищем всевозможных типов женской красоты. Белоснежная фарфоровая кожа с лёгким матовым свечением, нежный румянец, – то ли естественный, то ли от небольшого морозца на улице, – замысловатая причёска в греческом стиле и изумительные синие глаза, богато опушённые густыми чёрными загнутыми ресницами, – вот такая чарующая прелестница предстала взорам Филиппова и Кошко.
Аркадий Францевич мельком бросил на Филиппова мимолётный взгляд и лукаво усмехнулся в усы, – Владимир Гаврилович мгновенно преобразился, как по мановению волшебной палочки! Он вежливо встал навстречу вошедшей Лабор и предусмотрительно подвинул ей стул. С приходом Стеллы Руслановны по кабинету заструился волнующий аромат каких-то сладких духов, и Филиппов вдохнул его полной грудью, прикрыв глаза, и на секунду словно оказался в томной восточной сказке! Однако Кошко быстро разрушил его грёзы и очарование, вернув Владимира Гавриловича к суровой действительности.
– Присаживайтесь, пожалуйста, Стелла Руслановна, у меня к Вам есть несколько вопросов.
Стелла Лабор держалась спокойно: без напряжённости, испуга и подобострастия. Она с достоинством лишь слегка кивнула головой, выражая свою готовность дать ответы на все вопросы:
– Я Вас внимательно слушаю, господин полицейский, – сдержанно отозвалась девушка.
– В каких отношениях Вы состояли с Алисой Кондратьевной Черкесовой?
– Мы были близкими подругами.
– Вам известно, как она умерла?
– Да, конечно. Это уже все знают. Она скончалась от большой дозы морфина.
– Вы собирались зайти к ней в тот день, когда она умерла?
– Собиралась. Не только собиралась, но и собралась. Мне надо было забрать свои духи, так как я случайно забыла их у Алисы и уже неделю как порывалась зайти за ними, да только всё никак не получалось. А с самой Алисой мы в те дни на работе не пересекались. Я ещё попросила нашу Гаянэ Воскерчан забрать их, так как она живёт недалеко от дома Алисы, но Гаянэ тоже не смогла. Вот я и пришла к Алисе утром, в тот день, перед работой, постучала в дверь, но мне никто не открыл, как Вы понимаете. Потом я не увидела её на работе в кабаре, а она должна была быть на работе во второй половине дня. Потом мы с девочками звонили ей домой, но – само собой разумеется, нам тоже никто не ответил. Мы почувствовали, что случилось нечто, из ряда вон выходящее, так как Алиса была очень пунктуальна и никогда не позволяла себе ни опозданий на работу, ни тем более – прогулов! После работы я снова поехала к ней, это было примерно в три часа дня, но дверь квартиры уже была опечатана. Вот тут-то я и узнала от соседей, что Алисы больше нет. Её обнаружила соседка, потом в квартире был обыск. Вот и всё.
– Стелла Руслановна, ознакомьтесь, пожалуйста, – Кошко подал девушке несколько мелко исписанных листов, – это список вещей, обнаруженных полицией во время обыска. Посмотрите, – имеются здесь Ваши духи?
Стелла внимательно просмотрела списки и немногочисленные прилагаемые фотографии.
– Нет, их здесь нет, – уверенно произнесла она через некоторое время.
– Вам это не кажется странным?
– Честно говоря, – не знаю! – с некоторой растерянностью отозвалась девушка. – Духи – это такая вещь, что их могла взять и соседка, и кто угодно, так что ничего не могу сказать по этому поводу. Никого не хочу обвинять, так как просто мне ничего об этом неизвестно. Знаю только, что я их не брала.
– А Вы знали, что за Вашей подругой ухаживал Всеволод Дубов, бывший муж Кристины Лепко?
Стелла изящно изогнула бровь в немом вопросе:
– Нет. Этого я не знала. Алиса никогда не говорила со мной о Дубове.
– А как Вы полагаете, – кто мог убить Алису Черкесову?
От такого вопроса у девушки на этот раз даже глаза округлились от удивления:
– Убить? – переспросила она. – А разве это не случайная передозировка? Ведь она ни от кого не скрывала, что её стали беспокоить суставы, и она сама себе делала обезболивающие уколы!
– Если бы это была просто досадная случайность, Стелла Руслановна, то шприц был бы там же, рядом с ней, но его в квартире вообще не нашли!
Лабор изменилась в лице:
– Так вот оно что… Оказывается, вы меня подозреваете…, – она внезапно побледнела и стала близка к обмороку от сильного волнения, но быстро смогла взять себя в руки. – Я сказала вам чистую правду, и в смерти моей подруги я не виновна, хотя мне это очень трудно будет доказать. Да у меня просто не было никаких причин убивать Алису!
– Тем не менее, мы должны произвести в Вашем доме тщательный обыск, – сочувственно, но достаточно твёрдо произнёс Кошко.
– Как Вам будет угодно, – холодно отозвалась Лабор.
На этом допрос Стеллы Руслановны Лабор был закончен.
Взяв с собой ещё двух жандармов, Севастьянов вместе с Лабор отправились к ней домой для проведения обыска. Они вернулись часов через шесть, и Пётр Феофанович доложил, что в доме Лабор не было обнаружено ничего подозрительного, что могло бы иметь отношение к трём загадочным смертям, – ни морфина, ни шприца, ни огнестрельного оружия, ни злополучного клинка. Дальнейшее задержание Стеллы Лабор не имело смысла, и Кошко распорядился отпустить девушку.
Вскоре доложили о приходе Аннет Булон. Молодая француженка вошла и, поздоровавшись, села. Она изо всех сил старалась выглядеть беспечно и непринуждённо, однако Кошко сразу увидел, что Аннет напряжена и очень устала. Старую ищейку не проведёшь! От его намётанного взгляда не укрылась тревога, мучавшая девушку всё последнее время.
– Располагайтесь поудобнее, дорогая Аннет, и рассказывайте по порядку, – приободрил он её, – давайте разберём всё, что Вам стало известно.
– Ах, Аркадий Францевич! – воскликнула Аннет. – До чего же утомляет бесконечный шум и суета кабаре! Но я не жалуюсь, нет, – тут же спохватилась она, – не обращайте внимания, это к делу не относится! Давайте лучше расскажу всё с самого начала! Хотя, знаете, как только я начала выступать вместе со всеми, так сразу и начались всякие назойливые ухаживания и оказание различных знаков внимания со стороны мужчин. Я, конечно, ни малейшего повода для этого не даю, мне эти отношения совершенно ни к чему, но и прекратить это я не силах, и что с этим делать – ума не приложу! А больше всех раздражает один, особо настырный. Прямо прохода мне не даёт! И как только от него избавиться?!
– Кто такой?
– Вы не поверите, но это оказался Дубов Владимир Всеволодович, бывший муж Кристины Лепко. Она в кабаре тоже работает танцовщицей, как и я.
Уже не первый раз за день прозвучала в стенах этого кабинета фамилия Дубова. И от очередного упоминания этого имени снова – Кошко буквально передёрнуло.
– И как сильно он Вас донимает?
– Да уж донимает… но я не об этом хочу сказать. В конце концов, нечто подобное можно было предвидеть, так что – речь не о нём. От Нинель Эмилиановны Аглинцевой я узнала, что Горец более других была близка с одной из танцовщиц, разведённой Аделиной Терентьевной Седых. Её гримёрка находится сразу за гримёркой Эсмеральды, и Нинель иногда перед выступлением или после него заходит к Эсмеральде перекинуться парой слов, они в одну смену работают. Я постаралась сблизиться с этой самой Аделиной, и она мне сказала, по секрету, конечно, – что у Горец был весьма денежный покровитель, некто Абаянцев Филипп Андреевич. Кажется, он заводчик, купец и у него есть свои магазины. Но она тайно от Абаянцева встречалась с другим своим воздыхателем, поручиком Георгием Герасимовичем Ланцовым. После смерти Александры Горец Абаянцев появляется в кабаре не очень часто, один-два раза в месяц. Да это и понятно, он всё-таки очень занятой человек. А вот поручик быстро утешился, он приходит в кабаре каждую неделю, да ещё и за Эсмеральдой приударил, но она с бедными не водится, так что сразу отшила его. Подсобный рабочий, Ждан Зосимович Абросимов, слышал случайно за неплотно прикрытой дверью, как она этого ловеласа Ланцова отчитывала. Там ведь, где гримёрки танцовщиц, посторонним находиться запрещено, а тут – на тебе! – поручик в гримёрке Эсмеральды! Сидит себе тихонько, никем не замеченный! А как выставила она этого нищего поручика, и он, уходя, в сердцах рывком распахнул дверь, так Ждану и досталось по лбу как следует этой самой дверью! Ходит теперь с шишкой на лбу. Хотя я так и не поняла окончательно, – кто покровитель самой Эсмеральды? Девушки считают, что в наше время девушкам-танцовщицам без этого как-то даже… неприлично. Так что постараюсь насчёт Эсмеральды ещё у кого-нибудь повыспросить. Вот, пожалуй, пока и всё. Ой, нет, не всё, – тут же спохватилась Аннет, – чуть не забыла: говорят ещё, что Александра Марковна Горец дружила с Алисой Кондратьевной Черкесовой. Да, вот теперь уж точно – всё!
– А кто такая Эсмеральда? – уточнил Кошко, внимательно выслушав весь рассказ Аннет.
– Это танцовщица Аза Ильинична Кирских. Сценический псевдоним – «Цыганка-графиня». А Эсмеральда – просто прозвище, которое, думаю, прилипло к ней до конца дней. Но она и в самом деле цыганка. И она действительно очень красивая, – охотно пояснила девушка.
Было видно, что после того, как она смогла, наконец, выговориться, ей стало значительно легче. Весь свой груз она сейчас переложила на Кошко. Пусть теперь уже он сам решает, что делать с этой информацией!
– Хорошо, постарайтесь, дорогая Аннет, узнать подробнее о покровителях Азы Кирских. Только, пожалуйста, будьте осторожны и благоразумны! – ещё раз предупредил её Кошко, всё-таки он очень переживал за эту девушку, которую вынужденно втянул в свои проблемы.
Аннет согласно закивала головой, – конечно, конечно! Они распрощались, и после её ухода Кошко стал быстро писать в своём блокноте, тихонько что-то приговаривая себе под нос. А Филиппов, за всё время визита Аннет не проронивший ни слова, выразительно указал глазами вслед француженке и убеждённо изрёк:
– Убедились, Аркадий Францевич? Сам чёрт ногу сломит с этими красавицами!
– М-м-да-а… – В глубоком раздумье Кошко потёр пальцем переносицу, – Аннет права! И поскольку все дамочки этого кабаре имеют солидных покровителей, нам теперь надо будет аккуратно прощупать каждого из них, а сделать это будет весьма непросто… Но ничего, справимся!
– Причём заметьте, – не просто имеют покровителей, но даже и не по одному! – едко заметил Филиппов.
– И значит – круг наших поисков значительно расширяется… – подытожил Кошко. – А сейчас давайте-ка посмотрим на эту Азу, – и он стал копаться в фотографиях. – Ага, а вот и она!
Он подал Филиппову фотографию цыганки, сделанную фотографом для рекламной афиши «Медузы» и успел заметить, как, принимая снимок, вздохнул Филиппов. С фотографии на него пронзительным взглядом смотрела молодая цыганка просто-таки божественной красоты с загадочной улыбкой Моны Лизы. Знаменитый романс «Очи чёрные» сам собою зазвучал в его голове, и что-то тревожное и давно забытое заныло в груди старого вояки. Но он и вида не подал, – мало ли с кем приходится пересекаться в их неспокойной профессии! Однако от внимания Кошко не укрылся этот легкий мимолётный вздох, и он позволил себе слегка подтрунить над солидным Владимиром Гавриловичем:
– Да я вижу – Вы к ней несколько неравнодушны, – с доброй усмешкой «подколол» он начальника петербургского сыска, наблюдая за Филипповым.
– Да что Вы, совсем нет, – смутился тот. – Симпатичная, конечно, барышня, но ничего особенного, – с деланным безразличием поторопился ответить Владимир Гаврилович, возвращая фотографию.
– А всё-таки она Вам понравилась, – шутливо настаивал Кошко, видя смущение Филиппова. И тут же посерьёзнел, – надо сказать, я и сам опешил от первого взгляда на её фотографию. Однако, она девушка весьма приличная! Родом Аза из большой оседлой семьи зажиточных цыган. Родители её живут в своём доме в Санкт-Петербурге. Аза Кирских успешно окончила гимназию, преуспела в изучении французского языка, затем балетная школа, и вот она в кабаре. И ведь что интересно, – ещё в гимназии к ней накрепко пристало прозвище «Эсмеральда»!
– А что Вы скажете про этих? – Филиппов выбрал из документов рекламные фотографии Черкесовой и Горец и протянул их Аркадию Францевичу.
Кошко внимательно всмотрелся в них.
– Интересно бы спросить Славина, – начал рассуждать Кошко, – и где он только их находит? Про Горец можно безошибочно сказать, что это недюжинная драматическая актриса, ну а Черкесова… тут ясно чувствуется кавказская кровь, однако с изрядной примесью славянской… По натуре – прямо Анна Каренина…
– А теперь посмотрите на остальных, – и жестом фокусника Владимир Гаврилович веером рассыпал перед Кошко груду фотографий. – Я дома своей супруге показал – ну так, ради интереса, – так у неё просто слов не было! И не подумаешь, что это кабаре какое-то!
Аркадий Францевич взял все фотографии и начал по одной выкладывать их перед собой на стол. Он рассматривал прекрасные лица и точёные фигуры так, словно за красивой оболочкой старался увидеть нечто другое, тайное, скрытое от посторонних глаз, но именно это и важно было ему рассмотреть, и узнать что-то глубоко запрятанное про каждую из них. Он всматривался то в одну, то в другую, то – вдруг подумав о чём-то – быстро находил третью фотографию, а то вдруг возвращался опять к прежней. Он был напряжён и сосредоточен, и Филиппов, видя его глубокие размышления, не решался прервать затянувшееся молчание.
Изображения чередовались, будто в колоде карт. Были тут и ослепительные пепельные блондинки, и полные неги восточные лики, и гречанка, и славянка, и пламенная рыжая красотка с зелёными кошачьими глазами, и роскошные каштановые кудри из кольца в кольцо… И кого тут только не было! Невольно Кошко вспомнилось одно криминальное дело, что пришлось ему несколько лет назад вести в одном очень дорогом доме терпимости, где всё просто утопало в роскоши и красавицах, но даже те изысканные красотки не шли ни в какое сравнение с красавицами кабаре «Медуза». Похоже, что Славин далеко не так прост, как это кажется на первый взгляд, – ведь сумел подобрать такой коллектив, что захочешь – не придерёшься! Этим и обеспечил бешеную популярность заведению. Не зря посетители слетаются в это кабаре как мухи на мёд! Причём публика тут, надо сказать, в основном – весьма достойного уровня.
– Да, – Кошко, не торопясь и аккуратненько подровняв все уголочки, сложил все фотографии опять в пакет. – Дело это – не простое! А теперь, думаю, пришло время допросить Нинель Аглинцеву. С неё и следовало бы начать, да поначалу как-то не сложилось, так что давайте навёрстывать упущенное!
Вскоре танцовщица кабаре Нинель Эмилиановна Аглинцева появилась перед Кошко. Она хоть и была напряжена, но испуганной не выглядела, поскольку знала уже, что господин Кошко занимается расследованием убийства Александры Горец, и она уже несколько раз видела его в кабаре.
– Прошу Вас, мадемуазель, присаживайтесь! Допрос не займет много времени, но некоторые вопросы нам необходимо с Вами выяснить.
– Я всё понимаю, Аркадий Францевич! Благодарю, – с изяществом балерины Нинель грациозно присела на край кресла.
– Вы уже говорили следствию о том, что первой обнаружили мертвую Александру Горец в её гримерке. Расскажите мне, пожалуйста, ещё раз про это событие во всех подробностях.
