Антон Якушев
Отмели космоса
Глава девятая. Недвусмысленный привкус
Утро, пришедшее с выжигающими сетчатку лучами солнца, началось с ноющей боли в обрубленной ноге, которую совершенно негармонично дополнял лёгкий звон в ушах. Неприятные ощущения в животе уже стали обыденностью. Ну ничего, когда-нибудь я сдохну и всё будет хорошо.
Пробудившись, я обвёл взглядом кровати, находившиеся подле меня. Слева у стены дрых Доржи, из его рта вытекала желтоватая слюна и впитывалась в подушку. Образовалось внушительное мокрое пятно. Кровать между ним и мной была пуста. Справа лежала Двадцатка в своём закрывающим голову шлеме – скорее всего, пришла ночью – и смотрела в потолок оранжевыми окулярами, распространяя по комнате запах немытого тела. Может, заснула, но это вряд ли, уже и не вспомню, когда она спала при мне в последний раз. Рядом с ней, как и всегда, лежала пара использованных одноразовых шприцов и полупустые блистеры разноцветных таблеток.
В комнате, кроме четырёх кроватей с тумбочками и рассохшегося шкафа, мебели не имелось. Грязное окно было наполовину закрыто одинокой пыльной шторой. Вторую, видимо, спёрли. В распоряжении нашей команды были небольшой коридор, пахнущий плесенью санузел и четыре одинаковых комнаты. Одну Бубнов запер ещё до моего прихода. Я выбрал случайную и прогадал – Двадцатка какого-то ляда завалилась сюда. Мне думалось, что она разместится в женской спальне, которую обычно в таких ситуациях организовывает Инес. Делала она это с помощью силы убеждения, обещая прострелить промежность всякому, у кого в пределах комнаты будет иметься фаллос.
Планетарный модуль БПК услужливо показал на карте ближайшие медицинские пункты. Ограничивая поиск по определённым критериям, я искал место, которое не вызовет у меня никаких опасений. К сожалению, таких не было. Меньше всего напрягали два учреждения, но одно из них специализировалось на органической терапии, что делало выбор в пользу другого очевидным. Насчёт обменного пункта всё было ещё лучше – ближайший был в соседнем квартале.
Двадцать минуть на душ, пять на созерцание гноя, сочащегося из культи, столько же на примитивную санитарную обработку и обезболивание, десять минут на безуспешные попытки выпрямить до удовлетворительного состояния металлическую пластину, пятнадцать минут на сносный завтрак в местной рыгаловке, оплаченный двумя сотнями из подачки Бубнова, и целых полчаса на поиск нормальной одежды в ближайшем магазине.
Сероватые клетчатые штаны, коричневая куртка. Рюкзак со снаряжением брать не стал, как и оружие, ограничившись лишь кистевым ножом, спрятанным за голенищем всё ещё пахнущего болотом ботинка. Попытка обрести цивильный вид увенчалась успехом, и взгляды прохожих сменились с безразлично-брезгливых на безразлично-безразличные.
Улицы были наполнены серой людской массой, в некоторых местах разбавленной фиолетовыми вкраплениями силовиков, чьё присутствие наводило на некоторые вопросы. Тем не менее сегодня они встречались реже и вели себя намного спокойнее, просто разъезжая по кривым улицам, лениво поглядывая на похожих.
Обменяв полтысячи пекуний на местную валюту, именовавшуюся кнарфами, по курсу 1 к 87.2, я заинтересовался транспортными вагонами, разъезжающими по подвешенным рельсам. Пока я стоял и думал, смогу ли я, не зная город, куда-то доехать на этом, ко мне успел подойти какой-то человек в сине-голубой то ли спортивке, то ли спецовке и задать вопрос, который мой наушник перевёл как «Почему нет свечей с запахом прогретых на солнце матрасов?» Мне потребовалось секунд десять, чтобы осознать, что я ничего не понял. Спросив его на всеобщем, можно ли повторить вопрос, он с некой задумчивостью произнёс: «Да… но нет» и исчез в толпе. Я снова ничего не понял, кроме того, что мне нужно реже пользоваться всеобщим языком. Пожалуй, найду такси или что-то в этом роде.
Какое счастье, что в этой заднице галактики нужные мне сейчас машины красят, как и везде, в жёлтый цвет. Прикинувшись глухим, я на пальцах и карте БПК объяснил, куда мне надо. Бородатый водитель с грязной физиономией и стойким запахом синтетического дыма показал три пальца. По приезде оказалось, что он требовал три сотни за проезд. Ну и обдираловка. Расплатившись, я вошёл в достаточно большое здание, именовавшееся Второй планетарной больницей. Так как это было федеральное учреждение, мой всеобщий тут понимали, и объясняться стало проще.
Четверть часа бездействия в очереди, столько же на заполнение различных бумаг, преимущественно имеющих словосочетание «отказ от ответственности», и ещё треть часа ожидания, пока «личный врач-консультант, назначенный лично Вам с учётом Ваших особенностей» освободится и соизволит-таки меня принять. Между делом местные бюрократы успели вытянуть из меня шесть сотен кнарфов предоплаты за консультацию.
Поглядывая на информационное табло, где должны были отображаться имена вызываемых пациентов, я параллельно читал брошюру, продублированную кроме всеобщего на амтрунийском и эсперанто, и обнаружил, что в этом здании расположено три учреждения – две планетарные больницы и частная клиника, специализирующаяся на хирургических операциях и протезировании. Действительно странно. Но, наверное, им тут виднее, как размещать по городу больницы и клиники.
– Бао Брукс, пройдите! – из кабинета донеслось имя, на которое были зарегистрированы мои поддельные документы, прошедшие вместе со мной уже планет пятнадцать, если не больше.
С неким огорчением я посмотрел на табло, на котором вместо моего имени красовалась системная ошибка, и, пропустив выходящего человека с полупрозрачной полимерной челюстью, зашёл в небольшой кабинет. За столом посреди помещения сидела возрастная дама со слишком светлой для этой планеты кожей.
– На каком языке Вам удобнее говорить? – спросила она, после чего, увидев моё лицо, кардинально отличавшееся от классического типажа, повторила уже на всеобщем: – На каком языке Вам удобнее говорить?
– На всеобщем, будьте добры. Мне требуется протезирование ноги и полное медобследование. Подозрение на паразитов и инфекцию.
– Анализ сдадите сегодня, завтра будут результаты. Протез установим после конца диагностики и лечения.
– Протез в первую очередь, с остальным могу подождать. У меня медицинская татуировка, это должно помочь.
– «Мединдикатор»? Тоже по обмену приехали?
– По работе.
– Мм, – она неопределённо взмахнула рукой. – Покажите.
Пока раздевался, я подумал, что неразумно долго не проверял состояние татуировки. Надо было хоть раз посмотреть, что там. Впрочем, уже всё равно. Я открыл взглядам плечо, повисло недолгое молчание. Голос женщины звучал несколько удивлённо.
– Ох, это как так? Вы давно на планете? И-блокаду ставили? Набор планетарных прививок?
– Примерно неделю. Базовый биостопор, поколения пятого, кажется. Прививки ставил нелицензированный врач.
– Мой дорогой контрабандист, – мне не понравилось как то, что мы перешли с ней на ты, так и то, что она назвала мою профессию, – вы же нормально зарабатываете, почему не следите за здоровьем?
– И с чего вы решили, что я контрабандист?
– Радиационный фон странный. – Врач что-то записывала себе, периодически сверяясь с татуировкой.
– Это от оружия. Обеднённый уран, – сказал я, недолго думая.
– Что?
– Обеднённый уран. Дешевле от рака лечиться, чем покупать дорогие боеприпасы.
– Хм, а я думала, от астероидов надуло. Прошу прощения. Мне интересно, по кому стреляют… вы вообще кто?
– Коммивояжер. Оружие в основном от диких животных. Кстати, не интересуют оптовые поставки натуральных товаров с отсталых миров?
Есть такая профессия – нелегально доставлять астероиды на планету и опять же нелегально продавать. Суть в том, что радиационный фон при быстрой и дешёвой переработке – в ином случае смысл пропадает – сохраняется, и если эта отрасль преступной промышленности процветает, то на планете в несколько раз повышается уровень заболеваний и генетических мутаций. Впрочем, занятие прибыльное и в небогатых колониях, вроде этой, распространённое. Астероидных контрабандистов многие недолюбливают. Этим объясняется недружелюбность в голосе врача, проявившаяся, когда она подозревала меня в переправке радиоактивных каменюк. Возможно, хотела сдать. Может, и сейчас хочет.
– Итак, диагноз неприятный. Паразитами заполнен весь организм, возможна пара серьёзных инфекций и с десяток лёгких. Анализы сегодня, результаты завтра, там сами решите, что делать.
– Готов заплатить за срочность. Чтобы результаты сегодня, а протез уже завтра.
После моих слов врач задумалась.
– Цена за всё подскочит в полтора-два раза, и результаты всё равно завтра. Сразу покажите конечность, которую будете протезировать.
– Ну, как конечность… – с этими словами я закатал штанину и продемонстрировал погнутую железку, заменявшую мне ногу.
– О, господи, как грубо! Даже гильзу не поставили! – она наклонилась и стала осматривать культю. – Местное заражение, несерьёзное, операбельное. Можно узнать, кто установил это?
– Сам не знаю, был без сознания.
Врач вызывала у меня приязнь, поэтому я позволил себе немного пооткровенничать.
– Сейчас вам на кассу, затем в диагностическое крыло, там анализы. За них триста пекуний. Завтра у вас уже будет протез.
– И сколько в итоге?
– Примерно тысяч 60–65. В пекуниях дешевле, 600–700. Устраивает?
Вместе с мыслью о том, что здесь относительно дешёвое протезирование, пришло понимание. Понимание того, что меня обманули как последнего идиота. Нет, не эта замечательная женщина, а та собачья семейка. Восемьсот пекуний за то, что они со мной сделали – это оскорбление. Надо им дом сжечь за такое. Мрази.
– Да, устаивает, – сказал я, передавая плату. – И ещё один вопрос.
– Слушаю.
– Сколько будут стоить инъекции галибата? Приём регулярный, одна доза, два миллиграмма, – я неловко замолчал, так как эта тема была для меня неприятна и даже немного унизительна.
– Простите, что? – женщина оторвалась от записей, подняла голову.
– «Галактический целибат», одна инъекция, регулярная.
Повисло молчание, после которого она внезапно прыснула. Было видно, что предпринимались попытки сдержаться, но смех был сильнее. Я лишь устало ждал, пока она прекратит.
– На этой планете подобные медицинские манипуляции запрещены законом. Нарушает права человека и считается негуманным. Простите за смех, не сдержалась. Что-нибудь ещё? – Она закончила писать и выжидающе посмотрела на меня, неумело пытаясь спрятать улыбку.
Я же погрузился в лужу неприятных мыслей. Срок действия последней инъекции галибата истечёт на этой или следующей неделе. Что ж, остаётся только в очередной раз вспомнить добрым словом отчий дом, в котором решили, что абсолютное воздержание лучше хаотичных половых связей, и сделали из меня евнуха на десять лет. Возможности справлять естественные нужды они меня лишили железобетонно, а вот для того, чтобы притупить психологический аспект, требуется отдельная инъекция, вводимая раз в три месяца. С моим образом жизни иногда бывает затруднительно поставить её заранее или хотя бы вовремя, но в этот раз мне, кажется, совсем не повезло.
– Нет, больше ничего.
– Тогда вот, – она дала мне какую-то бумажку и продолжила: – Тут расписано, куда и когда приходить. Сейчас на диагностику. До свидания.
– Всего доброго, всего доброго.
Я покинул кабинет в задумчивости. Если галибат тут запрещён на законодательном уровне, то до следующей планеты я не смогу получить инъекцию. Сомневаюсь, что на чёрном рынке можно найти такое, уж слишком специфичная и легко отслеживаемая штука. Тем более, если я захочу выйти на нелегальные организации такого плана, мне не обойтись без Доржи, а посвящать кого-либо кроме капитана и Инес в свой секрет намерений у меня не было. Я посмотрел на выданную мне бумагу. Сверху был написан номер кабинета для обследования. Перевернув записку, я обнаружил на другой стороне список детей, умерших за этот месяц во второй планетарной больнице.
В кабинете, номер которого был написан на бумаге, с меня сняли мерки, попросили заполнить форму о требованиях к протезу, обработали и обезболили обрубок, взяли дополнительно пару непонятных анализов и выдали какую-то пластиковую грушу. На вопрос, что это, мне посоветовали выпить всё, чтобы паразиты не проели во мне дыру за то время, которое я буду вынашивать их в организме. После этого я ушёл.
Резкими глотками проглатывая жидкость, имевшую вкус дерьма, я брёл, погружённый в собственные мысли. Во-первых, меня, как оказалось, совершенно неприлично накололи. Во-вторых, скоро я начну испытывать не заглушаемое влечение. Ну и в-третьих, количество медицинских манипуляций прямо-таки угнетало.
Сделав заключительный вымученный глоток, я смял грушу и выкинул её в урну, стоящую около какого-то магазина. Секунд через пять мне в спину донёсся крик: «Тебе тут что, помойка?!» и рядом со мной пронеслась смятая груша. Я ушёл, а она так и осталась лежать на растрескавшемся бетоне.
Глава десятая. Правило первое
Я решил ещё до наступления вечера расположиться в баре, где должна была состояться встреча команды с заказчиком. Не знаю, зачем ему весь экипаж, первый раз встречаю такой запрос. С другой стороны, почему мне должно быть не всё равно?
За немногие часы моего отсутствия здесь ничего не поменялось. Я, ненадолго задержавшись у барной стойки, нацелился на тот стол, за которым мы сидели вчера, и с ленивым удивлением обнаружил там Двадцатку. Раскошелившись на кучу однотипной закуски, – полноценной пищи тут не было, бар как-никак, – я плюхнулся за стол к сокоманднице, которая поприветствовала меня микроскопическим движением головы. Или, может, она просто дёрнулась из-за нервного тика.
Что же, это не самая худшая компания за трапезой – мы просто молча сидели рядом друг с другом и занимались своими делами – я ел, Двадцатка смотрела в стену и не спеша тянула через трубочку, уходившую в специальное отверстие шлема, один из своих пищевых концентратов.
Помещение с приближением вечера постепенно наполнялось, множились пьяные выкрики и гогот. Тем не менее я умудрился задремать. С другой стороны, это было неудивительно, учитывая, сколько всего сейчас находится в моём организме, от инъекций обезболивающего до паразитов.
Ох уж эти сны в дремоте – скорее неясные образы, незаметно возникающие в сознании. Пространство, вода, деревья. Огонь. Деревья плавятся, выделяя едкий, но при этом пахнущий фруктами дым. Я задыхаюсь.
Открыв глаза, я увидел счастливого Флюгера, который как насос втягивал в себя дым из «медузы» и тут же выдыхал его мне в лицо. Я попытался наотмашь ударить его, но спросонья промахнулся и лупанул стол. Кажется, будет синяк. Заржала вся команда, кроме Двадцатки и капитана. У первой было иное понятие о юморе, а второй отсутствовал.
Желая всем присутствующим проблем в этой и следующей жизни, я поплёлся к стойке. Употреблять алкоголь в силу общего состояния не хотелось. К другим веществам как не тянуло, так и не тянет. Полноценной еды тут нет. Безалкогольных напитков в этой дыре тоже не нашлось. Пришлось довольствоваться всё тем же скудным ассортиментом закусок и странной на вкус зерновой настойкой, в которой шелухи было больше, чем алкоголя.
Вернувшись и сев обратно на своё место, я не спеша приступил к трапезе, слушая ленивые переругивания коллег. Между делом поинтересовался, не желает ли Гнидой вернуть мне мой нож. Он заявил, что никакого ножа не было. Как и предполагалось.
Спустя ещё какое-то время прибыл капитан. С ним пришёл человек в светлом кремовом костюме. Несколько пальцев протезировано, из-за костюма не видно, где ещё недостаёт органики. Гнусная рожа. Не в смысле того, что она была пропита или что-то подобное, просто никакого доверия не вызывала. Исключая последнее, он выглядел нетипично для этого места.
Они сели за стол, после чего лицо пижона скривилось. Причиной тому, как я догадывался, была Двадцатка, оказавшаяся по левую руку от него, и исходящий от неё запах, который можно было различить даже в пёстром букете ароматов этого бара. Он поискал взглядом другое место, но капитан сел рядом, и пижон передумал. Бубнов взял слово.
– Это Сэнду, посредник работодателя, будет сопровождать груз. Риски их не устраивают, поэтому они хотят изучить каждого члена команды. В общем, выполняйте его приказы. И это. Не выделывайтесь. – После этих слов Бубнов, чуть помедлив, встал обратно и двинулся к бару.
«Не выделывайтесь». Обычно это подразумевается. Никто не хочет оскорбить или обидеть заказчика – он нам деньги платит. Это понимали все, даже Флюгер. Но Бубнов сделал на этом акцент. Что это значит? Не знаю.
– Давайте по порядку, – открыл рот Сэнду. Даже голос у него был пижонский – неприятный такой, будто маслянистый. – Инес Лигай.
Инес поперхнулась дымом, а я напрягся. Это были её настоящие имя и фамилия. Мы всегда пользовались фальшивыми в целях безопасности. Всегда. Ладно, имя, но какого чёрта он назвал её настоящую фамилию?
Я вопросительно оглянул присутствующих. Доржи испытывал похожие эмоции. Остальные никак не отреагировали, лишь Гнидой демонстративно смотрел в потолок.
– Я, – откашлявшись, Инес отозвалась. – А почему по имени-фамилии?
– Так надо. Профильное образование, стаж пилота? – Сэнду говорил как бюрократ со стажем.
– Высшее пилотское, профильное. Вторым номером была суммарно три года.
– Сколько летаешь между планетами? – голос пижона звучал раздражённо.
– Говорю же, три года, – ответный взгляд Инес выражал недоумение.
– Изъясняйся понятнее, без этих словечек.
Так, а это интересно. Это даже не какой-то особенный жаргон, это почти официальный термин. Если Сэнду не знает этого, то значит, что он вообще ни черта не смыслит в межпланетных перемещениях.
– Сколько различных кораблей пилотировала?
– Четыре.
– Федерального образца?
– Только во время обучения.
– Нитто Пиковски, – пижон перешёл к следующему имени.
– Среднее медицинское. Неоконченное, – Гнидой продолжал смотреть в потолок, пока говорил. – Двадцать лет практики.
– Судимости? – Сэнду раздражённо сверлил глазами Гнидого, а тот продолжал смотреть вверх, одновременно доставая из кармана пачку каких-то курительных палочек местного производства.
– Халатность, подделка документов, мошенничество. Ах да. – Гнидой наконец ответил взглядом на взгляд. В нём читалось одновременно и веселье, и раздражение. – И контрабанда.
– А как же наркоторговля? – Сэнду бросил эту реплику так, будто пытался подловить оппонента на чём-то.
– А это подлог. Вручили в подарок, когда за незаконную трансплантацию судили. – Он улыбнулся и закурил.
Я не понимал, что происходит. Заказчик заказчиком, но чтобы Гнидой честно отвечал на такие вопросы – такого ещё не было ни разу. Кажется, работодатель очень серьёзный, и, кажется, только Бубнов да, видимо, Гнидой в курсе подробностей.
– Ян Дрейфус. Ты вообще кто? – Признаться, это не тот вопрос, который я ожидал от Сэнду.
– Первый помощник капитана.
Если я правильно понял, этому человеку нужны простые и понятные ответы. Смысловая нагрузка в них необязательна.
– Образование? Судимости?
– Без судимостей. Высшее, гуманитарное.
После этих слов он посмотрел на меня как на бродягу-попрошайку и переключился на следующего.
– Доржи. Фамилия?
– Без фамилии, без образования и без судимостей. – Тощее тело сокомандника исполнило нечто, что с натяжкой можно было назвать реверансом, если бы реверанс делался сидя и максимально карикатурно.
– Отвечай на вопросы. Повторяю…
Сэнду был прерван Бубновым, подошедшим сзади. В руке он держал две банки. Видимо, засиживаться он не собирался.
– Он с одной из тех планет, где у граждан ни, фамилий, ни порядковых номеров. Но за него я ручаюсь. Как и за остальную команду.
– У меня приказ, не мешай, – в голосе Сэнду уже и не осталось ничего кроме раздражения и недовольства. – Дидиан Кикути.
Это имя я слышал впервые. И, скорей всего, не я один. Миг задумчивости прервала Двадцатка, поднявшая руку.
– Судимости? Образование?
Двадцатка помотала головой. Сэнду обратился с вопросом к Бубнову, который уже выжрал залпом одну банку.
– Она у тебя немая, что ли?
– Не совсем. Заканчивал бы уже, тебе ещё отчитываться.
– Я сам разберусь, когда заканчивать. Эй ты. Сними шлем.
В чужой монастырь со своим уставом не ходят. Даже если ты платишь этому монастырю деньги. Как-то раз Флюгер надрался и решил увидеть лицо Двадцатки. Кончилось всё тем, что своими кибернетическими руками она сломала ему ключицу, а кибернетическими ногами пару рёбер.
Двадцатка повернулась в направлении капитана и встретилась с ним взглядом. Прозвучал немой вопрос, на который был дан немой ответ. Медленными движениям она отщёлкнула крепления и сняла шлем. По столу растёкся запах телесного жира. Болезненного цвета сальное лицо с парой карбункулов было совершенно заурядным, признаться, я рассчитывал на большее. Примечательными были лишь два подслеповатых глаза, в которых читалась абсолютная ненависть.
– Доволен ты? – голос Двадцатки, не искажённый переговорным устройством шлема, звучал очень непривычно, как-то даже по-детски.
– Судимости?
– Убивала. Отбирала. Крала.
– Говорить нормально можешь? – Ответом пижону был полный ненависти взгляд. – Процент кибернетизации тела?
– Шестьдесят. Семьдесят.
Пробурчав что-то невразумительное, он двинулся дальше по ведомому лишь ему списку.
– Алрекр Сангха.
– Я! – Флюгер оторвался от «медузы» и рассеянным взглядом огляделся в поисках источника звука.
– Бубнов, он же укурен до невменяемости! – кажется, раздражение было вторым именем этого человека.
– Он в норме. Ему думать не надо, – лицо капитана было непроницаемо. – Сберегу твоё время: без образования, грабитель, насильник, убийца.
Краем глаза я видел, как Двадцатка, надев шлем, вытащила у явно недовольного Гнидого из рта курительную палочку и, когда Сэнду отвернулся, вставила тлеющий конец ему в сустав кибернетического пальца.
– Ай, паскуда, ты что делаешь? – пижон подскочил так, будто почувствовал боль своей кибернетической частью тела и выбил палочку.
– Двадцатка, фрачье семя, – Бубнов говорил сквозь стиснутые зубы, но это только добавляло стали в его голос, – пшла отсюда! Быстро! Остальные тоже. Кроме Инес, Яна и Доржи. Всё, вон. Гнидой, растолкай Флюгера.
Когда остальные ушли, Сэнду немного успокоился. За минут пятнадцать он изложил для нас суть задания. Груз – некие капсулы, которые не должны нас интересовать. Планета назначения имеет второй уровень безопасности по десятибалльной шкале. Это не должно представить никаких трудностей. После этого мы возьмём на той планете дополнительный груз и отправимся к следующей. У этой планеты будет восьмой уровень безопасности.
Услышав это, мы с Инес опешили, но, посмотрев на Бубнова, не осмелились что-то сказать.
Малый грузовой корабль будет нам передан через полторы-две недели, с планеты улетаем через две или две с половиной. Потом Сэнду заявил, что остальное вполне может рассказать капитан, и свалил. Примечательно и ожидаемо одновременно, что весь его монолог опирался на мысль, что если мы не справимся, то очень пожалеем. Так пожалеем, что аж помрём. Ну для нашей команды это не впервой, я уверен, что прошлый заказчик, как и некоторые другие люди, хочет пустить нас на корм червям.
После ухода Сэнду у меня остались смутные подозрения. Я уже собирался озвучить их, но меня опередила представительница интеллектуальной элиты с высшим пилотским образованием.
– Восьмой? Это что за планета вообще? – Инес была искренне удивлена и не собиралась скрывать эмоции. Да и общее опьянение, к тому же не только алкогольное, этому не способствовало.
– Серьёзное тоталитарное место. Нам предоставят всё, чтобы миновать защитные системы.
Бубнов увидел, что она собиралась сказать что-то ещё, но не дал Инес этого сделать:
– Не ссы, всё схвачено. Заказчик надёжней кирпича.
Под бормотание Инес о том, что по виду Сэнду ничего хорошего о заказчике сказать нельзя, я пытался поймать ускользающую мысль или скорее даже ощущение. Что-то было не так. Сложно сказать конкретно, но какая-то деталь не давала мне покоя. То, что капитан нашёл корабль так быстро? Или то, как он легко избавился от новичков тогда на корабле? Может, по той причине, что роль Сэнду мне оставалась не ясна? Возможно, что-то ещё? Впрочем, вслух я сказал совсем другое.
– Новичков брать будем?
– Пока не знаю, нужно корабль увидеть. Точно не больше двух. И вообще, груз в капсулах, так что можем обойтись без помощников.
В недовольном бормотании Инес я явственно услышал: «Незачем было предыдущих убивать».
– Что с оплатой? – я продолжал диалог, пытаясь нащупать хоть что-нибудь, что поможет мне разобраться, что же не так.
– Пока без цифр, но вас всех устроит. Гарантирую.
– Прошлый заказчик?
– Не знает ничего. Много времени прошло, уже перестал искать.
Я достаточно долго знал Бубнова, чтобы почувствовать, что он лукавит. Но прошлый заказчик – дело десятое. Чёрт возьми, что же не так?
– Ладно, хватит, мне ещё с бюрократией местной разбираться.
Лицо Бубнова дёрнулось лишь на миг, полсекунды. Но все успели понять по промелькнувшей растерянности в холодных, как космос, глазах капитана, что тот сболтнул лишнего. Для меня эта информация ничего не значила, а вот лицо Доржи расползлось в многозначительной улыбке.
– Меня более интересует другой вопрос, – голос Доржи был делано многозначительным. – С каких пор мы работаем на правительство, капитан?
Во вздохе капитана можно было услышать страдания тысячи планет. Когда он посмотрел на Доржи, я увидел на его лице досаду вперемешку со злобой. Кажется, что-то пошло не по плану.
– Доржи, сын собаки, я тебе зубы повыбиваю.
– Капитан, ну ты и падла. – Инес могла позволить себе такие высказывания, но опять же до определённого предела. И нетрезвое состояние не будет оправданием.
– Правительственный заказ? Какого чёрта? – Вот что меня напрягало всё это время. Сэнду был чиновником. Самым настоящим. Это с трудом, но угадывалось в его разговоре, поведении.
– А ну заткнулись! – рожа капитана покраснела от напряжения, он орал на нас шёпотом: – Это не правительственный заказ. Да, заказчики из планетарного правительства. Но то, что делают они – незаконно. Поэтому мы здесь. Больше ни слова. Язык вырву тому, кто будет говорить об этом где попало. Придурки. Всё.
Бубнов ушёл. Мы остались в недоумении и лёгком ступоре.
– М-да, – Доржи скорее промычал это, чем сказал.
– Может, он слить нас хочет? – спросила Инес.
– Нет, в это никогда не поверю. – Я был уверен в своих словах. – Да и грехов на нём больше, чем на всех нас вместе взятых, нами он откупиться от Федерации не сможет. И её он ненавидит больше нас. Так что я не верю, что он замыслил что-то такое.
– Да никто не говорит о Федерации. Он же вообще не человек, с ним даже разговаривать не будут. А вот слить нас предыдущему заказчику…
Инес погрузилась в собственные мысли, которые уже полностью заволокло наркотическим дымом. Я же кинул опасливый взгляд на Доржи, но он перехватил его и неожиданно быстро всё понял.
– Не смотри на меня так, я в курсе мутаций капитана. Кто, по-твоему, выходит на подпольные клиники? Двадцатка?
– Доржи, ради всего святого, не так громко, – взмолился я. – Это не достояние общественности.
– Ха! Ты что, боишься этих людей? Серьёзно? Посмотри на них!
Я посмотрел на других посетителей бара. Зрелище было так себе. Доржи продолжил:
– Им будет всё равно, даже если я сейчас начну бить тебе морду прямо на этом столе. Пока их это не касается – им насрать.
– Философ доморощенный. – Я печально взглянул на осадок в своей бутылке и отставил её в сторону. – Как бы то ни было, причин для опасений у меня и у вас нет. Всё как обычно. Разве что заказчик стрёмный.
– Как же ты наивен, Ян, как же ты наивен. Ты готов довериться ему во всём только потому, что он вытащил тебя с той планеты? – спросила Инес, внезапно вырвавшись из сетей наркотического ступора.
– Нет, не готов, но…
– Говно! – остроумно перебил меня Доржи. – Ясно всё с тобой.
Он встал и ушёл не прощаясь. С другой стороны, на кой ему прощаться, мы же теперь живём в одной комнате.
Значит, работаем на правительство. Чудесно. Просто замечательно. Хотелось бы узнать, в какой момент Бубнов дошёл до этого. Скоро, наверное, будем космических пиратов ловить. Или удобрения перевозить. А может, сразу на планету-тюрьму полетим заселяться, чего медлить-то.
– А ты что думаешь об этом, Инес?
– А я не думаю, – ответила она и заснула.