Район, в который привёл меня БПК, был более цивилен по сравнению с предыдущими – многоэтажные здания, нормальные дороги, подобие инфраструктуры. Но и здесь чувствовался настрой города – бедность, грязь, всеобщее безразличие. Это ощущалось в каждом доме и улице, в каждом встреченном лице.
Адрес указал на то ли бар, то ли ресторан в одном из домов. Вход выглядел относительно прилично – ни мусора, ни сомнительных луж. Даже не воняло. И дверь без скрипа открылась. Глазам представилось слабоосвещённое просторное помещение с парой десятков столов и двумя зеркально расположенными барными стойками. Туда-сюда сновали редкие официанты, негромко играла ничем не примечательная музыка. Людей было немного, почти половина мест пустовала. Недалеко от входа за отдельным столом со стульями и диванчиком сидели капитан Бубнов и один из старейших членов команды – Гнидой. Прозвище его звучало как «гнедой», только через «и». От слова «гнида».
По обилию пустых бутылок на столе можно было догадаться, что сидят они тут давно. Я подсел, меня поприветствовали кивками. В куче пустой тары из-под алкоголя я разглядел колбу с мешочком и двумя трубками. На вопросительный взгляд отозвался Гнидой.
– Бульбулятор Ине́с взяла. Можешь выдуть пока не вернулась, внутри ничего серьёзного. – На сероватом осунувшемся лице промелькнула гаденькая улыбочка.
Мне не нравилось пристрастие части команды к таким удовольствиям, но так как Бубнову было всё равно, чем накидывается рабочая группа в свободное время, моё недовольство оставалось всего лишь недовольством. К тому же, Инес несмотря на то, что она превосходила многих по части сомнительных развлечений, является одним из самых адекватных членов экипажа.
– Хорошо, что ты такой зачуханный. За Доржи полезешь, – Гнидой аж выпрямил свою сутулую спину от удовольствия, – в самую глубокую…
– Гнидой, заткнись. Ян, сегодня пойдём за капсулой Доржи. Она грохнулась на какой-то завод в заброшенном районе и не открылась.
– А ты не слишком напился для спасательной операции, капитан? – озаботился я, окинув взглядом кучу пустых бутылок.
За Гнидого я не переживал – у него печень синтетическая, ему чистый спирт жрать надо, чтобы опьянеть.
– Завались. – Капитан встал. – Если нет вопросов – встречаемся здесь же через часа два. Так, а где твоя нога?
Я не нашёл, что ответить. Гнидой на секунду задумался. Потом заглянул под стол и закатился раскатистым смехом. Мне оставалось только состроить недовольное лицо и слушать его радостные выкрики.
– Инвалид! Натуральный инвалид! Сбежал из богадельни и прикрутил к культе спиночесалку!
Гнидому очень нравилось, когда кто-то страдал, в такие моменты он был искренне счастлив.
– Ну ты и неудачник. – Сзади подошла Инес с очередной составной колбой, из которой в разные стороны торчало четыре трубки. – Что ещё потерял? Селезёнку? Копчик? Свой чл…
– Ты тоже заткнись. Ян, кретин, мог нормальный протез сделать, – капитан источал недовольство. – Чёрт с тобой, планы не меняются. Вы трое будете здесь через два часа, а то лично вышвырну из корабля.
– Так у тебя нет корабля, капитан, неоткуда вышвыривать. Да и какой ты капитан без судна? – я пытался взять реванш.
– Щенок, сейчас ты вне очереди в окно полетишь.
– Понял-понял, молчу.
Бубнов на прощание окинул нас троих презрительным взглядом, остановив ненадолго взор на Инес, которая уже присосалась к колбе и неохотно реагировала на внешние раздражители, после чего развернулся и резким шагом покинул бар, что-то недовольно бормоча себе под нос. Я смог различить только «бездарность» и «фрачьи дети». Иногда мне было сложно понять, когда это ругательство с его родной планеты использовалось в своём первоначальном оскорбительном значении, а когда как междометие.
– Чего-то он напряжённый сегодня, – сказала Инес, сильно растягивая гласные.
Судя по всему, она уже была навеселе. Её смуглое лицо с закрывающимися глазами расплывалось от расслабления, а тело растекалось по диванчику.
– Эй, а она через два часа очнётся? Хотя бы во вменяемое состояние придёт? – мой вопрос был адресован единственном собеседнику за столом, который имел ясное сознание.
– Да не ссы, всё с ней будет. Быстро отпустит, говорю же, ничего серьёзного. Разве что может отрубиться на полчаса. Кстати, тут шторы можно заказать для приватности. Не хочешь воспользоваться её беспомощностью? Я даже уступлю тебе первенство в этом занятии. – Гнидой старался оправдывать своё прозвище.
– Только попробуй, животное, я в тебе отверстий для вентиляции понаделаю. – Инес открыла один глаз. – Какая же ты всё-таки тварь, даже расслабиться не даёшь.
– Наоборот, у тебя такое расслабление будет…
Не дослушав реплику Гнидого, я встал из-за стола и пошёл к барной стойке, подальше от этого идиотского диалога.
Накидаться на голодный желудок я себе позволить не мог и решил хоть немного поесть. Аппетита не было, живот всё ещё крутило. Если принимать во внимание отсутствие нормального протеза, то очевидно, что поход к врачу откладывать не стоит. Займусь этим сразу после спасения Доржи. Как же всё не вовремя.
Подойдя к стойке, заглянул в меню. Брезгливое выражение лица бармена напомнило мне о том, как я выгляжу, а цены в меню о том, что местной валюты у меня всё ещё нет. С позором вернувшись к парочке контрабандистов, я уселся и продолжил слушать их вялый диалог.
– Я тебя, гнида, сама изнасилую, если ты пододвинешься ко мне ещё хотя бы на сантиметр. – Эта угроза Инес, учитывая её постельные предпочтения, могла иметь под собой некоторые основания.
Сейчас везде есть институты кибернетики, протезирования и прочего. Кто-то заменяет конечности на электромеханику, кто-то встраивает в тело дополнительные прибамбасы. Гнидой вот половину органов на синтетические заменил. Не удивлюсь, если и Инес решит себе что-то имплантировать в соответствии со своими наклонностями. И всё же я рад, что она этого не делает, сие подпортило бы моё отношение к ней. Как ни крути, это была приятная личность, самый спокойный и стабильный человек в команде, да к тому же с чудесной внешностью. Не без изъянов, конечно.
– Эй, команда, как насчёт скинуться мне на пожрать? – подал я голос.
– Свои деньги иметь надо. – От Гнидого другого ответа и не ждал.
– Чего тебе? Ай, сам выбери, я оплачу. – Инес сказала это, не открывая глаз. – И ещё пару бутылок пойла этому возьми, может хоть ненадолго заткнётся. Лучше бы вы ширялись, честное слово.
– Обойдёмся. Официант!
Себе взял классические отбивные, Гнидому самую дешёвую закуску и нечто в тёмной бутылке под названием «Яркий салют». Предположу, что на местном языке это звучит менее странно. После еды разговор начал складываться. Инес вернулась во вменяемое состояние, а Гнидой перестал вести себя как похотливое животное. Я поспрашивал об Амтруно. Амтрунийский язык сильно отличался от всеобщего, был гораздо более гибок в глаголах, а место слов в предложениях плавало, меняясь из-за многочисленных правил грамматики. В общем, очередной планетарный язык, сильно изменившийся со временем. Незадолго до возвращения капитана мы перешли к обсуждению различных инфекционных блокад. Я отстаивал эффективность биостопора.
– Да он вообще никаких последствий не несёт, нужно лишь вовремя вытащить. – Эти слова вызвали радостную улыбку у Гнидого. – И угрозы для организма не представляет. Убить сам по себе в принципе не может.
– Хлам твой биостопор. Видела человека, который его вставил себе через полминуты после попадания в новую биосферу. Так он заснул и больше не просыпался – за несколько часов ему бактерии мозг выели. А таблетке «гиперчувствительности» вообще всё равно, когда ты её проглотил, если ты не при смерти, выживаемость стопроцентная. И её не надо извлекать, – тут она скорчила насмешливую гримасу, – специализированным прибором, при потере которого ты сдохнешь.
– Ага, только организм дохнет от «гиперчувствительности» на второй день приёма. И вообще она идёт к чёрту, когда пользовался ей первый и последний раз, потерял шесть килограммов веса и ещё неделю не мог нормально питаться.
– Да даже Гнидой подтвердит, что биостопор – это мусор. Кстати, да, а ты чем пользовался в этот раз?
– «Абсолют наноботов».
Мы с Инес на секунду впали в ступор и с удивлением посмотрели на сокомандника. Пользоваться «абсолютом» в наше время, это то же самое, что пользоваться промышленной пилой по металлу для ампутации пальца.
– Гнидой, по моему скромному мнению, – я опять пытался быть вежливым, когда не надо, – это один из самых худших вариантов, который ты мог выбрать.
– Срал я на твоё мнение, – лаконично ответил Гнидой и приложился к бутылке.
За стол плюхнулись две фигуры, капитанская и ещё одна, значительно превосходящая её по размерам – с Бубновым пришёл Флюгер. Самая мерзкая рожа во всей команде. Периодически создаёт проблемы. Например, как-то раз, когда мы несколько раз подряд накосячили во всём, в чём только можно было и не могли даже улететь с планеты, Флюгер предположил, что может рискнуть всем в каком-то пижонском казино. Пока мы глушили горе в самой дерьмовой рюмочной, этот интеллектуал проиграл в казино остатки денег, свою свободу и наш корабль, отобрать у нас который не вышло.
Мы не стали его вытаскивать – это было бы слишком дорого, да и из города мы по плану сваливали в тот день. И каково было удивление, когда через месяц, отчалив наконец с заказом с этой планеты, мы обнаружили в грузовом отсеке покрытого засохшей кровью и невообразимо вонючего Флюгера. И вроде ничего особенного не произошло, но неприятный осадок лично у меня остался. Остальной команде было всё равно и на то, что он сделал в казино, и на то, что какое-то время он скрывался в хате на краю города, жильцов которой собственноручно вырезал. Разве что Гнидой какое-то время называл того говнофлюгером, но после небольшого мордобоя перестал.
– Бездари, все в сознании? – Капитан в очередной раз начал разговор с оскорблений. – Итак, текущая ситуация такова: остатки команды размазало, как говно по асфальту. Доржи застрял в капсуле на заброшке, где ошиваются всякие торчки. У Двадцатки маяк вообще не работает, шут знает, где она. Этого кретина, – он показал на Флюгера, – нашёл в кутузке. Насчёт новичков париться не хочу, сами припрутся, сообщения им отправил.
– А может, всё-таки найдём их, а? Они же больше месяца с нами мариновались. – Я уверен, что Инес сказала это только потому, что с одной из потеряшек у неё намечался коитус.
– Тебе надо, ты и ищи. А вообще, больше людей нам сейчас особо-то и не нужно, я нашёл нам работу и корабль.
Тут у меня глаза на лоб полезли. Найти судно так быстро – это было просто невообразимо. Замену прошлому кораблю мы искали два месяца. Позапрошлому – четыре.
– Настолько быстро? – я не сдержался.
– Месяца было достаточно.
Ответ Бубнова ввёл меня в задумчивость. То есть он уже месяц на этой планете? Тридцать дней? То, что он говорил о месяце, как о тридцати днях, не подлежало сомнению – все, кто часто летают от планеты к планете с различными системами измерения местного времени, придерживаются федерального образца года, месяца, дня и прочего. Ну даже если я долетел на пару суток позже, даже если капсула открылась не сразу, даже если я провалялся без сознания шут знает сколько времени, при всём этом месяца никак не получалось. Почему между нашими приземлениями прошло столько времени?
Кажется, этот вопрос так же озаботил и Инес, её расслабленное лицо напряглось в задумчивой мине. Рожи Флюгера и Гнидого никак не изменились. И если с придурком Флюгером это было понятно, то безразличие Гнидого меня удивило. Кажется, мы с Инес чего-то не знаем.
– Вылет недели через три, плюс-минус. Всем привести себя в форму, особенно тебе, инвалид.
Мне оставалось только морщиться.
– Заказчики серьёзные, просрём дело – за нами по всей галактике гоняться будут.
– Так уже же гоняются, не? – голос подал Флюгер.
– Сейчас тебя только федералы ищут, да и то не особо стараясь. А это серьёзная контора, тут за тобой придут охотники за головами.
– Что за гниль? Я не хочу вообще дел иметь с таким.
– Скатертью дорога, Флюгер. Можешь оправдать своё прозвище и опять смыться, никто скорбеть не будет.
Бандит искренне обиделся, потому что это было правдой. Кто-то говорит, что на правду не обижаются? Смейтесь ему в лицо, на правду обижаются больше всего на свете.
– Кстати, предыдущий заказчик всё ещё здесь, ждёт свой груз. Выводы – ваше дело. Теперь пошли за Доржи. Гнидой, тебя это тоже касается. Стволы у всех есть? Флюгер, ты не в счёт. Потом себе сам сообразишь.
Наша группа покинула помещение под аккомпанемент очередной заурядной и невнятной композиции. Наверное, и я мог бы такие записывать – не нужно уметь и ничего не надо знать, чтобы делать такую музыку. И оценивается такая деятельность, наверное, ненамного ниже, чем совершенно безобразная и неблагодарная работа контрабандиста.
Мы шли двумя группами, потому что так сказал капитан. Я, Инес, Бубнов – впереди, позади нас в полусотне метров – Гнидой и Флюгер. Идти вроде как было далеко, поэтому Инес закономерно попыталась начать разговор.
– Капитан, а у тебя что за инфекционная блокада?
– С чего интерес? – Бубнов бросил быстрый взгляд на Инес, после чего продолжил зыркать по сторонам.
– Просто так.
– Юлишь. Раньше тебя это не интересовало.
– Ну знаешь, я только в четырнадцать узнала, что у меня когда-то брат был, вот только он навернулся с крыши ещё до моего рождения. Живёшь, живёшь и не знаешь, что ты не первый ребёнок в семье. А ты говоришь – раньше не интересовало.
– Земля ему пухом, – пробормотал я.
– А вот это по-скотски, – недовольно буркнула Инес и только после этого я понял, что именно сказал.
Неудачно начавшийся диалог прервался. Капитан молчал. Инес буравила его взглядом. Я смотрел по сторонам, наслаждаясь помойными видами района, в который мы только что вошли.
– Так какая, Бубнов?
– Никакая.
– А ещё говоришь, что я юлю. Капитан, ну пообщайся ты с подчинёнными по-человечески, а? Я ж не в душу тебе лезу, просто разговариваю, чёрт возьми.
– Залезть можешь в постель своего папаши, но не в мою душу.
Лицо у Инес дрогнуло. Несмотря на практически год членства в команде, она так и не смогла полностью привыкнуть к оскорбительной манере общения капитана. На самом деле он не всегда разговаривал с другими, как с кусками дерьма, но периодически такое случалось.
Тем временем мы вошли в ещё более бедные районы. Дома были поменьше, а кучи мусора побольше. Из тротуара, который в некоторых местах был скорее обочиной, торчали пни, что свидетельствовало о чрезвычайно наплевательском отношении в сфере строения дорог. Об один из таких пней я споткнулся секунды через две, как начал говорить.
– Бубнов, вот сколько… ай, чёрт!
Пытаясь сохранить равновесие, я с размаху опёрся на протезированную ногу, о чём тут же пожалел. Всё бедро снизу доверху прострелило и десяток метров я прыгал на одной ноге. Кроме всего прочего, боль заставила меня забыть, что именно я хотел спросить у капитана. Инес, глядя на мои дёргания, хмыкнула, Бубнов даже не взглянул.
Людей на улицах было достаточно, периодически приходилось уворачиваться от туши какого-нибудь борова, что как один перли вперёд, не обращая внимания на других. Однако местные не сталкивались друг с другом, они либо уворачивались в последний момент, либо вовремя останавливались. Кажется, тут действует какая-то негласная система субординации и то, что от нашей троицы никто не уклонялся, говорит о том, что мы внизу этой самой системы.
Спустя ещё пару сотен метров район начал изменяться. Стали преобладать одноэтажные дома, а дорога расширилась. Часто параллельно ей располагались ямы, и только спустя какое-то время я понял, что это крайне запущенная отводная канава. С ленивым интересом заглянув в неё, я увидел чёрных слизней, объедающих труп какого-то небольшого животного.
– Ведь у тебя тоже абсолют, да, Бубнов? То-то ты отмалчиваешься? – Инес ткнула пальцем в небо.
– Нет блокады. Только пожизненная терапия.
Инес взглянула на Бубнова, хмыкнула, попыталась переглянуться со мной, но безуспешно. Игнорировал её взгляд я по той причине, что ещё около года назад узнал об этой особенности капитана. Благодаря тому, что я особо не трепался, не возникал, когда не надо, и участвовал почти во всех делах команды, мне случалось периодически получать сведения, сокрытые от определённых сокомандников. Осмелюсь предположить, что Бубнов доверяет мне больше, чем некоторым в этой группе. Правда, всё же не так сильно, как Гнидому, они с капитаном так давно работают вместе, что уже стали походить друг на друга.
– Так ведь генетические модификации запрещены законом, капитан. Всечеловеческой конституцией.
– Своей конституцией можешь подтереться. Ты контрабандистка. Твоя работа – нарушать федеральный закон. Запрещены, тьфу. Это самая идиотская вещь, которую я слышал за сегодня.
– Да дело тут в другом, капитан, – я включился в диалог. – Твои изменения в генах можно спалить и сделать выводы. Тебя раскроют на какой-нибудь планете рано или поздно. И сдадут рано или поздно. И не мне тебе рассказывать, какая судьба ждёт генетических мутантов.
– Не выделывайся. Спалить тебя или её не сложнее чем меня. Мир ещё не знает способа на раз-два определять, мутант человек или нет. Да и к тому же, – тут капитан улыбнулся, – вам никто расстрел при поимке не обеспечит, как мне, мутанту. Вы оба попадёте на планеты тюрьмы и благополучно там с катушек съедете.
– Не съедем.
Лично я не разделял уверенности, с которой Инес это произнесла.
Шрамы и морщины на лице капитана разгладились – на его физиономии проступило подобие добродушной улыбки. Правда вкупе с прочими чертами его лица это давало жутковатый эффект. Тем не менее он начал втягиваться в перепалку и даже перестал давать лаконичные ответы.
– Не-а. Вот Доржи не съедет. Флюгер тоже, как и Двадцатка.
– Потому что эта мразь уже поехавшая, – пробормотала Инес себе под нос.
– А вот вы двое точно кукухой поедете. Интеллигенция, дьявол бы вас двоих побрал.
– Так ты же тоже… то есть только поэтому, Бубнов?
– Именно поэтому. Чёрт, из-за этого вы даже в мелочах напрягаете. Никто, кроме вас двоих, не выдвигал дебильных предложений о гуманности, никто не возникал с вопросами морали. Спасибо хоть Ян почти сразу перестал, а то я его в шлюз выкинул бы. И вот теперь ты, Инес, порешь дичь о незаконности генетических мутаций. Раздражаешь.
– Бубнов, ты уже даже и человеком-то не считаешься.
– По закону? Плевал я на него.
– По людским меркам.
– И на мерки плевал.
– То есть тебя не напрягает это? То, что ты уже не принадлежишь к нашему виду?
– А кто я, по-твоему, Инес? Тагерон? Лнео? Неопознанная форма жизни? Чушь собачья, выдуманная идиотами, чтобы обрубить развитие человечества как вида.
Мы вступили в какой-то заброшенный район. Кругом виднелись выбитые окна и двери, покосившиеся строения. Но намного больше неброского окружения меня интересовали слова Бубнова, на моей памяти он редко разговаривал на столь «философские» темы. Тем временем он продолжал:
– Единственный шанс сделать человечество достойным – изменить его искусственно. И именно за это в Федерации предусмотрена смертная казнь! Ни за убийства, ни за рейдерские захваты, ни за использование запрещённых технологий, а за, мать их, генетические модификации! – Злой оттенок в голосе Бубнова вдруг пропал. – Не-а, не заслуживаем мы жизни. Ни ты, ни я, никто. Да и человечество в целом.
– Ничего себе ты выдал. А кто же тогда достоин?
– Какой-нибудь новый человеческий вид. Мне всё равно, до этого момента я вряд ли доживу.
С самого начала моего знакомства с капитаном я проникся уважением к этому циничному и жестокому человеку. Пусть он относился к команде, как к ресурсам, он эти ресурсы берёг, как мог. Бубнов единственный, чьему слову я верил абсолютно бездоказательно. Но ещё ни разу не слышал от него таких сомнительных тезисов.
– Капитан, да ты экстремист! – Инес попыталась повернуть разговор в более дружелюбное русло, но Бубнов лишь взглянул на неё, как на идиотку.
– Захлопнись уже. Отстаньте метров на тридцать. Оба.
После этих слов капитан ускорился и свернул на другую, ещё более дерьмовую дорогу. Мы последовали за ним, послушно замедлившись.
– Что скажешь, евнух? На счёт этого всего?
Я устало вздохнул. Пусть только наедине, но всё же она излишне часто меня так называла.
– А шут его знает. Но лучше бы ты не докапывалась до него. И вообще, сейчас не об этом. Сколько дней назад ты на планету прибыла?
– Примерно неделю.
– Федеральную?
– Нет, горе ты луковое, конфедеративную. Конечно федеральную.
– Кто уже был?
– Только Бубнов.
– А какого чёрта такой большой разрыв между нашими приземлениями?
– Я-то почём знаю. Наверное, нашаманил чего-то там, и наши капсулы летели медленнее. Может, вообще на два фронта играет.
– Бубнов? Не смеши.
– Почему нет? Кто знает, что у него в башке творится.
– Он ещё ни разу не давал повода сомневаться в его словах и действиях.
– Пфф. Ещё скажи, что согласен с тем, что он только что тут нагородил.
– А ты не согласна?
На самом деле я даже не задумывался об этом. Уж слишком большой и абстрактный это вопрос, право на существование. Если быть честным, последний год-полтора я вообще особо не думал ни о чём, кроме своих обязанностей как члена команды контрабандистов. Запоздалый ответ Инес выдернул меня из внезапно наступившего состояния задумчивости.
– Нет, не согласна. Вообще чушь всё это, заслуживает, не заслуживает. Кто заслуживает тогда, если не мы? Шарниры что ли?
– А хоть бы и они. Лнео в плане науки опережают и нас, и тагеронов.
– Чепуха! Многие наши технологии им в диковинку, они не способны к созиданию. И то, что они якобы спасли человечество – чушь собачья, которой они оправдывают ту чертовщину, которую творят. Да и вообще – они же вообще роботы. Тогда уж моя кофеварка заслуживает столько же прав, сколько и человек.
– У тебя нет кофеварки.
– Не придирайся, евнух.
Мы стали говорить слишком громко. Бубнов бросил через плечо быстрый, но выразительный взгляд, в котором я увидел урезание жалования.
– Тише, Инес, ради всего святого. А насчёт шарниров – они хотя бы счастливы в том мире, который построили.
– И люди счастливы, и что?
– Люди? Счастливы? – Я воззрился на неё с удивлением. – Слушай, покажись хирургу, у тебя глазная опухоль. Где тут ты счастье видишь? Ты же вскоре после меня в команду попала, видела почти всё, что видел я. Грязь, нищета и эксплуатация почти везде, бонусом иногда сектанты. Люди несчастны везде, где находятся. Да ты вокруг посмотри – это же типичный пример результатов тотальной людской колонизации. Здесь вообще ничего хорошего быть не может.
– Ты так говоришь, будто тебе это нравится.
– Да, нравится. Это место не притворяется, что оно лучше, чем есть.
Только после того как Бубнов свернул на покрытую плитами дорогу, я обратил внимание на возникшее впереди большое, на несколько сотен квадратных метров здание, судя по всему, промышленное. Место было заброшенно – растения смешанного типа заполнили собой всю территорию вокруг строения. Правее от дороги к зданию располагалась площадка с цистернами. Там встал Бубнов.
– Знаешь, а может, капитан прав и в этом. – Я взглянул Инес в глаза. – Единственное, что сделали люди, это расплодили себе подобных и обрекли их на страдания. Нет человеческого мира, где все счастливы. И не будет.
Инес хотела что-то возразить, но мы уже подошли к Бубнову, и ей пришлось замолчать. Капитан говорил не оборачиваясь, созерцая потрескавшуюся каменную громаду.
– Орёте как недорезанные. Слежка была?
– Нет.
– Я не тебя спрашиваю, Инес.
– Нет, Бубнов, не было. – Я оглянулся на неспешно идущих к нам Гнидого и Флюгера. – Почти никто не шёл в эту сторону.
– Что-нибудь странное?
– Тоже нет, всё как обычно.
– Как обычно? Ян, ты первый раз на этой вонючей планете, откуда ты знаешь, как тут обычно, а? Вот и не мели чепухи.
Через минуту подтянулась и замыкающая пара.
– Слежки не было, Бубнов, всё в ажуре. – Гнидой знал, о чём его спросят и ответил заранее. – На нас даже силовики особо не смотрели, им больше интересно кошмарить своих, как их там?
– Интеллектуалов, хы-хы. – Флюгер был неуместен, как и всегда.
– Завались. Я не знаю, что внутри завода, но ничего серьёзного быть не должно. Пойдём вместе, держимся рядом. Не стрелять, а то силовики слетятся. Кто пальнёт – пальцы поотрываю. Поняли? Всё, идём.
Закончив говорить, человек, таковым по закону уже не являющийся, развернулся и пошёл навстречу бетонной громаде, столь же потрёпанной и растрескавшейся, как его лицо.