Антон Олегович Малютин
Продавец снов
28
Проверить сон миссис Винкерс оказалось крайне непросто. Ведь если верить ему, то в убийстве участвовал и мистер Винкерс, а значит, в этом деле было всего два пути: либо предъявлять официальное обвинение миллионеру, либо обо всем забыть. Инспектор был в замешательстве. Лично он уже стал верить Джонсону, но сон – это очень плохая улика, и мистер Винкерс с полным правом может лишь посмеяться над нею.
Но было и еще одно затруднительное обстоятельство: дом, где предположительно произошло убийство, сейчас находился на территории одного из заводов мистера Винкерса. Через несколько лет после свадьбы Винкерсы выкупили большую часть этого квартала, почти все дома снесли, а на их месте построили заводские цехи. И только несколько домов, в числе которых и старый дом миссис Винкерс, стояли, постепенно ветшая. Никто из рабочих не видел, чтобы в дома за последние годы кто-то заходил, и это казалось странным.
Инспектор был бессилен: ни предъявить обвинение мистеру Винкерсу, ни провести исследование дома не было никакой возможности. Законы были на стороне миллионера, строившего, как и его отец, свои дирижабли на человеческих костях.
Весь день Джонсон пролежал на узком диване в лаборатории Тима. В пепельнице выросла гора окурков, на полу стояло с полдюжины пустых бутылок из-под пива, стол был завален остатками какой-то китайской еды, а решение так и не приходило.
Законным образом проникнуть на территорию завода Винкерса и начать там копать было невозможно. Джонсон этим вопросом проел всю плешь инспектору, но тот лишь пожимал плечами, а затем и вовсе выгнал детектива, сгоряча приказав не приближаться к главному управлению на расстояние выстрела. Ничего не дал и поиск документов в информатории, Джонсон только зря потерял пять часов жизни, нахватавшись обрывков законов, которые вряд ли понадобятся в будущем.
Поэтому сейчас Джонсон страдал от безделья и с самого утра надоедал Тиму.
– А что нам по этому поводу может сказать наука?
Тим сидел в кресле напротив Джонсона и тоже потягивал пиво. Но он ограничился одной бутылочкой, и пока был совершенно трезв. Хотя мог напиться, ведь дел на сегодня больше не было, а значит, делать тоже было нечего.
– Ну-у… У меня есть одно соображение.
– Да ну?! – Услышав эти слова, Джонсон сразу оживился, и даже сел, пристально глядя на Тима. – И какое же?
– Ты говоришь, что это очень старый дом, и в нем давно никто не жил, даже бездомные, так?
– Так. Все эти дома пустуют уже семнадцать лет. Миссис Винкеср покинула свой дом сразу после свадьбы, а свадьба была через месяц после исчезновения ее семьи. И еще через три месяца Винкерс-старший стал скупать эти территории, выселять жильцов и сносить дома. Но почему-то целую половину улицы, где стоит интересующий нас дом, не тронули, а до сегодняшнего дня дожило семь домов. Я их видел издалека – они старые, местами уже разваливаются, кое-где обвалились кровли и все такое.
– Ну если так, то уже завтра будут тебе твои трупы. Ну, – Тим оценивающе посмотрел на бутылку в своей руке – или послезавтра.
– Как? Мы с инспектором долго думали, но ничего не придумали.
– Да вы не о том думали. В этом деле с другой стороны нужно подходить, с инженерной.
– У-у-у, ну ты загнул! Я – гуманитарий, ты сам знаешь, как я во всей этой вашей технике разбираюсь.
– Вот именно, что знаю. Зато я разбираюсь.
– А чего раньше молчал?! Мы тут голову ломаем, а он молчит!
– Мне это только что в голову пришло.
– И что же тебе пришло в твою светлую, я бы даже сказал – гениальную голову?
– Вот только давай без этого!
Тим засмущался и ему даже стало как-то неуютно от этих слов, тем более что его мысль была вовсе не гениальной, а основанной на простых знаниях городской инфраструктуры и инженерных сетей.
– Эти дома нужно просто… затопить.
– Затопить?
– Да. Устроить в них банальную коммунальную аварию. Затопить. Если получится – подтянутся городские службы, и если повезет, то твои трупы, или что там от них за семнадцать лет осталось, сами всплывут к ногам полиции.
Джонсон ничего не понял. Как затопить дом? Как трупы всплывут? Как устроить эту самую «банальную коммунальную аварию»?
– Но как, Тим, как?!
– Ты же сам сказал, что дома старые, а если так, то нет ничего проще.
Тиму хватило минуты поделиться своими соображениями, и Джонсон, разгоряченный пивом, бегал по лаборатории, громко выражал свой восторг и готов был расцеловать друга. И пиво же стало той причиной, по которой воплощение простого по сути замысла Тима решили отложить до завтра.
Утро следующего дня было довольно холодным, даже слишком холодным для этого времени года – Джонсон, укутанный в свой плащ, да еще и обвязанный длинным шарфом, в нескольких местах поскользнулся на замерзших лужицах. В это раннее морозное утро детектив спешил в информаторий, где намеревался получить открытую информацию об инженерных сетях, проложенных в том районе Бигтауна, где стоит завод мистера Винкерса. Эти чертежи, планы и описания вряд ли кто-то скрывал, но их могло и не быть в информатории – такое часто случается со всякими бумажками из муниципалитетов, которые вроде бы и имеют определенную ценность, но которые за ненадобностью почти никто и никогда не требует.
Джонсону повезло: он, обратившись за помощью к Сьюзан, обнаружил пухлую папку с пожелтевшими бумагами, хранящими исчерпывающую информацию об уже не существующем на поверхности Бигтауна жилом районе. Заодно Джонсон слегка пофлиртовал со Сьюзан, которая, как всегда, выглядела великолепно, и у него начал наклевываться романтический вечер. Но вряд ли этим планам было суждено сбыться – совсем не романтический вечер у Джонсона был запланирован в другом месте и с другим человеком – с Тимом где-то у завода Винкерса.
Джонсон ничего не понимал в тех бумагах, что оказались в папке – это были какие-то испещренные ломаными линиями и мелкими подписями карты и планы, служебные записки, выписки из договоров, странного вида чертежи и другие бумаги, названия и назначение которых детективу были неизвестны.
Запомнить все это было просто невозможно, и Джонсон не без труда уговорил Сьюзан на часок выпустить его с папкой из информатория. Не теряя времени, детектив поехал к Тиму, тот быстро нашел самые нужные бумаги (это была помятая, покрытая какими-то бурыми пятнами карта, две схемы и два листка с мелким смазанным текстом, напечатанным на машинке), быстро изучил их, кое-что переписал и перечертил в свой блокнот, и вернул в папку. И в оговоренное время Джонсон снова улыбался Сьюзан, благодаря за неоценимую услугу.
В этот же день, но уже после полудня, недалеко от завода Винкерса остановился старый серый фургон, распространяющий вокруг себя сизый дым и запах бензина. Из фургона с деловитым видом вышли два человека в серой мешковатой форме, несущие в руках чемоданчики и тросы. По виду это были обычные сантехники, приехавшие по вызову или для ремонта прохудившейся канализации – такое часто бывает в старых кварталах Бигтауна. Поэтому ни на фургон, ни на вышедших из него людей никто не обратил ровным счетом никакого внимания.
А если бы нашелся хотя бы один сознательный гражданин, то люди в близлежащих двух кварталах не остались бы без воды, а мистер Винкерс и дальше жил бы в спокойной уверенности в своем завтрашнем дне. Но, как это ни прискорбно, людям в Бигтауне уже давно наплевать на тех, кто живет рядом.
29
… – Инспектор? Вы, все-таки, решили сломать традицию, и теперь сами звоните мне? Так резко менять образ жизни вредно для здоровья.
– Бросьте свои шуточки, не до них сейчас.
– А что случилось? – притворно удивился детектив, и инспектор легко уловил это притворство.
– Хватит паясничать, будто вы не знаете. Это вы сделали?
– Что? Что я сделал?
– Авария на территории завода Винкерса – ваша работа?
– Какая авария, вы о чем?!
– Хватит, Джонсон! Мне не до ваших игр.
Джонсон внутренне посмеивался над инспектором, хотя это было и не очень хорошо – как ни крути, а сегодня инспектор вновь подтвердил правоту детектива. И, конечно же, Джонсон знал, о какой аварии талдычит ему инспектор в два часа ночи.
Сегодня после обеда без воды осталось несколько десятков домов в тех кварталах, что прямо примыкают к территории завода мистера Винкерса. Того самого завода, где нетронутыми стоят ветхие дома, в одном из которых лежали тела несчастных родственников покойной миссис Винкерс.
До сегодняшнего дня эти истлевшие скелеты мирно покоились в подвале, дверь которого была залита несколькими тоннами первосортного бетона. Но по какой-то причине в водопроводных трубах этого и шести остальных домов, а также и нескольких цехов на заводе, резко поднялось давление, и их самым естественным образом массово прорвало.
Вода, не сдерживаемая стенками ржавых труб, веселыми ледяными и горячими потоками хлынула на волю, затапливая собой полы и станки в цехах, погружая в хаос завод, и расшатывая и без того сгнившие перекрытия и стены в старых домах. Казалось, вся вода, вдруг исчезнувшая из домов двух близлежащих кварталов, направилась на завод Винкерса, где устроила если и не катастрофу, то весьма серьезную неприятность.
И только Джонсон с Тимом знали, что так оно и было. Им просто повезло, что в этом районе, несмотря на его почтенный возраст, коммуникации и инженерные сети не просто похоронены под толстым слоем земли, а культурно проведены прямо в городской канализационной системе, любезно предоставившей свои зловонные галереи.
Спустившись в канализацию, друзья быстро нашли то, что искали – целый ряд вентилей, регулирующих потоки горячей и холодной воды в водопроводе. И Тиму пришлось повернуть пару-тройку вентилей, чтобы лишить воды одно место и превратить в настоящее море другое. Главной целью были прогнившие за многие годы водопроводные трубы в старых домах, и они не подвели – давлением воды они были разорваны на куски, и вода стала стремительно наполнять дома.
Заводские службы не в силах были справиться с этой аварией, и к ним присоединились службы городские, муниципальные. И кому-то из рядовых сантехников посчастливилось увидеть подозрительные кости в обвалившемся и наполненном ржавой водой подвале одного из домов.
Все действительно оказалось чрезвычайно просто. Но инспектору вовсе не обязательно было это знать, ведь дело нешуточное, и Джонсон вместе с Тимом, обидевшие несколько тысяч мирных граждан, и нанесших серьезный вред заводу мистера Винкерса, могли запросто загреметь за решетку. А этого, признаться, ни детективу, ни ученому очень не хотелось.
– Нет, инспектор, я действительно не слышал ни о какой аварии – продолжал врать Джонсон. – И вообще, я уже давно сплю. Хотя и не мог отказать себе в удовольствии пообщаться с вами в столь поздний час.
Инспектор молчал и сопел в трубку. Он не верил Джонсону. Но детектив снова оказался прав. Настолько прав, что теперь над мистером Винкерсом нависла опасность попасть за решетку за соучастие в жестоком убийстве семнадцатилетней давности. Правда, адвокаты и юристы мистера Винкерса не зря получают свои деньги, поэтому об аресте пока даже и речи не шло.
– Ладно, я поверю вам. Но это в последний раз!
– Как благородно с вашей стороны. Я вам глубоко признателен. – снова съязвил детектив. – И, все-таки, что с этой аварией?
– Да вы же все знаете. Зачем вы спрашиваете у меня?
– Хочу услышать это именно от вас, инспектор. Только от вас.
В трубке снова повисло молчание. Инспектор подбирал нужные слова.
– Мы нашли в подвале одного из домов останки четырех людей. Вы снова оказались правы. И мы собираемся предъявить официальное обвинение мистеру Винкерсу.
С одной стороны, Джонсон был доволен. С другой, для того чтобы получить это признание, детективу пришлось немало вытерпеть в этом чертовом сне миссис Винкер, и пойти на небольшой обман, даже совершить преступление.
– Я знаю, инспектор, знаю. Спокойной ночи.
– Джонсон! Джонсон!..
Детектив положил трубку, не желая больше продолжать этот разговор. Он немного посидел в тишине, затем закурил и подошел к окну, за которым жил залитый холодным осенним дождем город. Ни этот город, ни очередное раскрытое дело его не очень-то интересовали – в последние дни он жил ожиданием сна, который ни одна из незнакомок на роскошном автомобиле не торопилась доставлять.
30
Джонсона разбудил тихий, но настойчивый стук в дверь. За окном только-только занимался рассвет, и кто бы сейчас не стоял за дверью, он выбрал неудачное время для визита. Детектив усилием воли заставил себя встать с постели и подойти к двери. Открыв ее, Джонсон пожалел, что не удосужился хотя бы надеть брюки. И пожалел, что вообще проснулся этим утром.
На пороге стояла незнакомка в белом. Обворожительная, стройная, скрывшая лицо за белой вуалью, молчаливая. Но детектива удивила не она, а та, кто была рядом – незнакомка в черном. Аромат ее духов, каким-то чудом не смешивавшийся с ароматом незнакомки в белом, возбуждал фантазию, заставляя забыть о реальном мире, и мечтать встретиться с этой недоступной, почти мифической женщиной…
Джонсон попытался взять себя в руки, но этог ему не удалось. Между тем обе незнакомки, не дожидаясь, пока детектив наберется мужества хотя бы разродиться приветствием, вручили два пакета – белый и черный. Сделав это, обе девушки грациозно повернулись и еще более грациозно зашагали к выходу, заполняя темный коридор волшебными арматами.
Джонсон опомнился лишь тогда, когда черный и белый автомобили незнакомок медленно вырулили с обочины и разъехались в разные стороны чтобы исчезнуть в лабиринтах Бигтауна. Ничего этого детектив не мог видеть, да и не хотел – все его мысли были сосредоточены на этих двух пакетах, в которых ясно прощупывались небольшие бобины с пленками.
Почему два? Почему Джонсон получил сразу и белый, и черный пакет? Этот чертов продавец снов хочет напугать его или убить? Убить?..
Джонсон по-настоящему испугался. Черный пакет – это черная метка, каждый получатель которой умер во сне. Никто, кроме самого Джонсона, не остался в живых. Но то были чужие сны, не предназначенные для чужого мозга, а этот сон… Этот сон был сном Джонсона.
По спине и ногам пробежал неприятный холодок. Джонсон вдруг очнулся и понял, что до сих пор стоит у открытой двери, глупо рассматривая черный пакет в своей правой руке. Тогда он закрыл дверь, медленно прошелся по комнате, и, не опуская пакетов, сел на кровать.
Что с этим делать?
Джонсон ждал только один пакет белого цвета, а получил сразу два – белый и черный. И если бы это был только белый пакет, детектив не раздумывая бросился бы смотреть присланный в нем сон. Но пакета два. И один из них – черный.
Джонсон задумался. Он положил оба пакета на стол, взял трясущимися руками сигарету, прикурил. Он не заметил, как скурил целую сигарету и тут же взялся за вторую, но это не помогало избавиться от легкого озноба, волнами пробегающего по телу.
Какое-то время детектив просто сидел и тупо смотрел на пакеты, совершенно не зная, что дальше делать. Наконец, он с силой вдавил окурок в гору таких же, взял белый пакет, резким движением разорвал его, достал бобину, бросив остатки пакета на пол. Трясущимися руками зарядил пленку в сомнопроектор, кое-как настроил аппарат, приладил к запястьям ремешки с датчиками, надел шлем, лег в постель.
Но сон не шел. Ни в какую.
Тогда Джонсон встал, отцепив все провода, порылся в ящике стола, достал склянку без этикетки, открыл, зачем-то понюхал, вытряхнул на ладонь одну белую таблетку, закинул в рот, и, разжевав, с трудом проглотил. Проделав это, детектив снова нацепил датчики и шлем, лег в кровать.
Но сон все равно не шел. Тогда Джонсон, уже не на шутку рассердившись, открыл глаза, и… И увидел, что за его столом, на его стуле сидит его старый знакомый – тот самый продавец снов, с которым он имел честь общаться уже дважды.
– Здравствуйте, мистер Джонсон. Я ждал вас.
– Снова эти ваши шуточки с осознанными сновидениями… – Джонсон встал, отцепил от себя датчики и снял шлем – во сне все было точно так же, как и в реальности, и здесь ему пришлось освобождаться из плена проводов.
– Вам не нравятся шутки? Что ж, в следующий раз я постараюсь вам угодить.
– Надеюсь, что следующего раза не будет.
Джонсон только сейчас заметил разительное отличие в образах этого оборванца в реальности и во сне. Здесь он был весел, много шутил, улыбался, был остроумен, язвителен и даже дерзок. А в реальности это был самый настоящий оборванец, грубый, замкнутый, наверное, никогда в жизни не улыбавшийся и не знавший ни одной шутки. А Джонсон и здесь бы все тем же Джонсоном – обычным человеком, ничем особенно не выделявшимся из толпы, разве только своей детективной деятельностью, да и то…
– Ну, если вы так пожелаете, мистер Джонсон…
– Хватит! – Джонсону надоела вся эта возня. – Я заказывал у вас сон не для того, чтобы мило побеседовать.
– Ах, да, – спохватился продавец снов, но ни в его словах, ни в движениях, но во всем образе не было заметно и намека на суету и озабоченность – вы мне написали, – прямо в воздухе перед его руками появился свернутый лист бумаги – что хотите узнать о… О движущих мной мотивах. Я все правильно понял?
Джонсон утвердительно кивнул.
– Зачем вы их всех убили?
Продавец снов громко рассмеялся.
– Я? Убивал?! О, нет, может я и не очень хороший человек, но я точно не убийца! Я не убивал этих несчастных, они сами это сделали с собой.
– Вы повторяетесь. Вы создали сны, очень страшные сны. И эти сны убили людей. Вы создали эти сны намеренно. Значит вы – убийца.
Продавец снова громко засмеялся.
– Они все тоже были убийцами! Вам ли это не знать. И вам ли не знать, что все они умерли точно так, как умерли их несчастные жертвы. И вы после этого говорите, что это я их убил? О, нет, они сами себя казнили, они сами выбрали способ, и сами свершили этот акт искупления. Они сделали это изощренно, умело, без сомнений и угрызений совести. Они грешники, и они поплатились за свои грехи.
Джонсон не знал, что ответить. И он с ужасом понимал, что в чем-то согласен с этим страшным улыбчивым человеком. Но детектив тут же опомнился – все это сейчас происходило во сне, хоть и осознанном, но сне, а в снах нельзя доверяться чувствам и принимать решения. Все эмоции, чувства и решения навязываются продавцом снов. Они ненастоящие.
– Кто вам дал право судить и казнить их?
– Никто. Они были осуждены в тот самый момент, как совершили свое преступление. Человек несет ответственность за каждый свой поступок. За каждый! За преступлением следует наказание. Иначе не может быть, так уж устроен этот мир.
– Наказание за преступление – дело полиции.
– Вы наивны, как дитя! Разве полиция расследует такие дела? Вы видели, детектив, как все эти люди убивали? Такой жестокости я давно не видывал, а я, между прочим, давно живу на свете, можете мне поверить. Нет, такие дела полиция не расследует. Такие дела решаются на другом уровне. Совсем на другом.
– Вы и есть этот самый другой уровень?
– Нет, что вы. Нет! Я уже давно дал ответ вам, но вы его упорно не желаете слушать. Но для вас я еще раз повторю. Эти люди осудили и казнили себя сами. – продавец проговорил последнюю фразу медленно, делая паузы после каждого слова. – А я… Я послужил всего лишь инструментом. Инструментом искупления грехов, если хотите.
– Что? Что вы несете? То вы говорите о казни, то об искуплении, еще скажите – что это просто месть высших сил.
– О, нет, это не месть. Мертвым не нужна месть, но убийцы должны искупить свой грех, понести наказание, которого заслуживают. Если живой забрал невинную жизнь, то он должен безропотно отдать свою. Искупление смертного греха – смерть. Все просто, мистер Джонсон, все очень просто…
Все действительно очень просто. За замысловатыми фразами продавца снов таится очень простой смысл. Грех, искупление, казнь, расплата собственной жизнью… Джонсон видел, как эти люди убивали, и в его душе крепла мысль, что они действительно понесли наказание.
– Но… Но даже если и так, то вы не имели никакого права убивать… – в словах Джонсона уже не было той твердой уверенности, с которой он начал этот странный разговор. – Нет. Вы не должны убивать. Вы не можете единолично распоряжаться судьбами и жизнями людей. Их должен судить суд, их должен судить народ, и если народ решит их казнить, тогда их будут казнить.
Продавец снов снова рассмеялся.
– К сожалению, наш мир несовершенен, и многие, очень многие преступники уносят в могилу тайны своих преступлений. Их грехи остаются не искупленными, об их преступлениях никогда не узнают ни полиция, но этот ваш народ. Но иногда из-за того, что наш мир несовершенен, эти люди приходят ко мне. А я вижу больше, чем другие продавцы снов, много больше. Я вижу самые души людей, мне известны все их прегрешения, все их тайны. И я, только я вижу, какое наказание эти люди выбрали для себя в момент свершения преступления. И тогда я оказываюсь инструментом, просто покорным инструментом наказания. Поверьте, мне неприятно, а иногда даже страшно быть бессловесным инструментом, но я ничего не могу поделать…
Джонсон был ошарашен, и не мог произнести не слова. Он просто стоял и смотрел на человека, который своими бесплотными фантазиями убивал людей. Людей, забравших жизни, преступников, совершивших грех ради достижения своих низменных целей. Этот человек убил всех их, он дал почувствовать то, что чувствовали их жертвы, испытать настоящий страх, который оказался для них смертельной дозой яда.
Нет, нет! Этот человек тоже убийца! Нельзя поддаваться его словам, нельзя принимать его логику, она ущербна, но хорошо прячет это за красивыми словами. Это логика слабых, боящихся признать свою слабость, это логика преступников, не желающих признавать, что они преступники.
– Нет. – наконец произнес Джонсон. – Вы не можете быть судьей. Вы такой же преступник, как и все ваши жертвы, и вы должны понести наказание. И вы его понесете.
Продавец снов только улыбнулся.
– Ну что ж, если вы так считаете, то я не могу переубедить вас. Да и у меня нет такой цели, вы просили рассказать – я рассказал. Вы сделали заказ, и я, как честный продавец снов, выполнил его. Вы получили свой сон с ответами на свои вопросы, и мне нечего больше сказать.
– Но… Но вы прислали мне два пакета…
– Ах, вы об этом! – все с той же милой улыбкой спохватился продавец снов. – Это небольшой подарок от меня! Вы ведь знаете, что означает черный пакет?
– Но… Почему мне?
– Потому что, Джонсон, никто не без греха. Все просто, все очень просто…
Последние слова гулким эхом звучали в ушах Джонсона, становясь невыносимым шумом, грохотом, переворачивающим мозг, разрывающим голову и проникающим в самое сердце. Джонсон, не в силах терпеть эти муки, что было сил закричал, а продавец снов, наблюдая за этим, залился дьявольским смехом. Джонсон корчился на полу, кричал, почти ослеп, силился вырваться из этого плена, и… Открыл глаза.
В комнате стояла тишина. Не было никакого смеха, никакого шума, никакой боли. Но только гулко шумело в ушах, а одежда промокла от холодного пота. Джонсон еще несколько минут лежал в кресле сомнопроектора, приходя в себя, слушая свое сердце и легкий гул трансформаторов.
А на столе лежал черный пакет. Лежал и ждал своего часа.
– Никто не без греха… – прошептал в пустоту Джонсон. Ему было страшно. Сон дал ответы на многие вопросы, но он вызвал к жизни ненужные, похороненные в глубинах мозга воспоминания. – Никто не без греха…
