bannerbannerbanner
полная версияПродавец снов

Антон Олегович Малютин
Продавец снов

Полная версия

8

Джонсон почти трое суток бегал по городу, забывая поесть и поспать. Но, несмотря на накопившуюся усталость, он в одной майке и трусах сидел за столом в своей тесной комнатке. Настольная лампа освещала испещренные мелким корявым почерком листки блокнота, черную бумажную полоску, все еще хранящую аромат незнакомки, и полную окурков пепельницу. Детектив думал, иногда делая пометки в блокноте сточенным наполовину карандашом.

Было далеко за полночь. Никогда не гаснущие огни большого города подсвечивали окно, призывая выйти на улицу, слиться с веселой толпой, предаться ночным развлечениям. На гладком стекле замерли капли недавнего дождя, и они, отражая неоновый свет, рисовали удивительную картину, способную указать место всем тем новомодным художникам-модернистам, заполонившим своими каракулями все улицы, квартиры и музеи.

Ночь, тишина и сигареты помогали детективу думать. Но материала для размышлений, того материала, на котором можно было бы построить правдоподобную версию происходящего, было слишком мало.

Детектив бросил карандаш, похоронил очередную сигарету в переполненной пепельнице, придвинул к себе телефон и быстро набрал номер. Целых пять гудков ничего не происходило, и на том конце провода, казалось, на звонок Джонсона не собирались обращать никакого внимания.

– Да, слушаю. – в трубке, наконец, раздался хриплый и сонный голос инспектора.

– Доброй ночи, инспектор!

– Джонсон?! Это опять вы? Какого черта вам надо?!

– Простите инспектор, если я вас разбудил или как-то потревожил своим звонком в столь поздний час. Но вы же знаете, что мне физически необходимо слышать ваш голос хотя бы раз в неделю! Это стимулирует мозг и помогает принимать правильные решения.

– Бросьте свои шутки!..

– Да какие там шуточки! – перебил инспектора Джонсон. – Я вам звоню по серьезному делу. Вы знаете, по какому.

– Опять за свое… – устало произнес инспектор. – Нет здесь никакого дела. И не будет.

– Я бы не был так уверен. Вы уже знаете про незнакомку в черном?

В трубке наступила тишина. Инспектор то ли вспоминал, то ли просто не хотел отвечать.

– Какую незнакомку, черт возьми?!

– Ту самую, что побывала у каждого из уби… простите, умерших в день их смерти.

– Что? Что вы несете, Джонсон? Что опять за фантазии?

Да, полиция еще не в курсе, что дорогой черный автомобиль был замечен рядом с домом у каждого умершего. Точнее, Джонсон думал, что у каждого – покойный мистер Бигль не любил показывать свое богатство, жил тихо и, можно сказать, скромно (с приходящей горничной и без постоянной прислуги) на семьдесят третьем этаже «Эмпайр Биг Хауза». Там ежедневно паркуются сотни дорогих автомобилей и бывают сотни роскошных дам с роскошными ароматами, и кто из них принес злополучный черный пакет – узнать почти невозможно. А мучить портье гипнозом, вытаскивая из закоулков сознания воспоминания того дня – это не метод Джонсона. Но детектив почти не сомневался, что и у мистера Бигля вечером побывала незнакомка в черном.

Так что не зря Джонсон побегал по городу. Он снова был на шаг впереди полиции. Правда, на этот раз игра была нечестной – полиция в ней просто-напросто не участвовала. Или делала вид, что не участвовала.

– А вы и не знаете? Чудесно, просто чудесно!

– Оставьте свой сарказм кому-нибудь другому. – Инспектор немного помолчал, и заговорил совсем другим голосом. – Я и сам не хуже вашего вижу, что здесь творится какая-то чертовщина. Именно чертовщина, мистика, необъяснимое! А мистика – это не профиль полиции, домыслы таких людей, как вы – не повод открывать дело об убийстве. Вы думаете, мы сидим сложа руки? Ошибаетесь! Я лично консультировался у специалистов, у врачей и сомнологов, и знаете, что они сказали?! Они просто подняли меня на смех! Меня, инспектора полиции этого города! На смех! Понимаете, к чему я веду? Бросайте это, здесь нет и намека на убийство. Это просто жуткое, необъяснимое, фантастическое стечение обстоятельств. Это даже не совет, а моя личная просьба. Прощайте, Джонсон, и прекратите названивать мне по ночам.

– Доброй ночи, инспектор. Но я не уверен, что это случайность… – последние слова услышали только гудки в телефонной трубке.

Значит, инспектор думает, что в этой череде смертей что-то неладно. Но то, что этому нет никакого рационального объяснения, заставляет его обходить это дело стороной, не давать ему официальный ход. Оно и понятно – если инспектор начнет копаться в не имеющей объяснение мистике, он просто потеряет свое место.

Джонсон снова закурил, и сизый табачный дым своим неприятным запахом скрыл едва уловимый, но чертовски приятный аромат, исходивший от черной полоски. Это были действительно хорошие и дорогие духи, детектив смог отыскать их в парфюмерном магазине в самом центре города. Но эта находка нисколько не помогла выйти на след незнакомки – духи пользуются определенной популярностью у городской элиты и богемы, шлейф их аромата может виться у сотен, даже у тысяч женщин.

Значит – тупик? Возможно. А возможно, что нужно просто отдохнуть. Пожалуй, нужно просто отдохнуть.

9

…Телефонный звонок пробился сквозь стену, разорвал сон на куски и выбросил детектива в реальность. В окна били лучи рассветного солнца, пробуждая город, и провожая тех, кто всю ночь кутил, прожигал жизнь, бес счета тратил деньги и здоровье. Телефон звонил давно, и если бы не сползший шлем сомнопроектора, то Джонсон его и не услышал бы.

– Да…

– Джонсон? Ну наконец-то! Полночи тебе звоню. Ты там спишь? Давай ко мне, я тебе кое-что покажу! Только быстро!

Быстрая речь Тима окончательно разбудила Джонсона, спавшего всего два или три часа. Голос в трубке был слишком веселым, чтобы сообщать о какой-нибудь ерунде. Чувствовалось, что Тим хочет рассказать о чем-то действительно важном.

– Что случилось?

– Тут такое, такое!.. Н-нет, ты давай, приезжай, я тебе все расскажу и даже покажу!

– Хорошо, дай мне полчаса.

– Поторопись!

Джонсон буркнул «хорошо» и повесил трубку. Уже через десять минут он трясся в вагоне монорельса, до отказа набитого спешащими на работу людьми. Детектив не привык в такое время разъезжать на общественном транспорте, предпочитая показываться на улице после утреннего часа пик, но сейчас выбирать не приходилось. И целую четверть часа он, сдавливаемый со всех сторон телами, стоял на одной ноге, не найдя между чужими ногами место, где поставить вторую. И если бы ни эта неудобная поза и затекшая рука, которой детектив все время держался за поручень, то поездка могла бы считаться вполне комфортной.

Наконец, Джонсон добрался до места. Как на зло, лифты в здании ремонтировались, поэтому до лаборатории Тима пришлось пройти с десяток этажей пешком. Дверь была открыта, за ней встречали тишина и неизвестно откуда выскочивший Томми – собака Тима, совсем молодой кобель таксы, недавно попавший под машину, и лишь чудом оставшийся в живых.

– Томми, Томми, ко мне, чертяка! – детектив присел на корточки, подзывая к себе собаку. Та, узнав Джонсона, радостно побежала к нему, хотя это получалось с трудом – Тим, спасая животное, умудрился заменить его раздробленную переднюю лапу на механическую, залатать череп, и сделать совершенно новый хвост. Теперь Тим был не простой таксой – его лапа, хвост, половина черепа и ухо отливали никелем и придавали собаке совершенно фантастический вид.

– Хороший, хороший! Тебе не больно? Ты, смотрю, уже совсем здоров. Научился пользоваться лапой? Вижу, научился, молодец!

Джонсон гладил Томми, а тот неуклюже вился в ногах, стараясь показать, как же он сильно любит детектива. Механическая лапа и хвостик, похожий на стальную змею, при сгибании издавали непривычные шипящие звуки и клацали по полу, но собака, кажется, к этому уже привыкла.

– Ты чего так долго?! – Тим, услышав разговор детектива с собакой, выглянул из соседней комнаты. – Быстро иди сюда!

– Тим, да ты уже скажи, что там? Я не телепат, мысли читать не умею, особенно с жуткого недосыпа. – Джонсон снял плащ и шляпу, и уже было прикурил, но Тим его остановил.

– Курить некогда, иди сюда!

Детектив, не говоря ни слова, прошел к Тиму, и, увидев самый обычный сомнопроектор, остановился.

– Сомнопроектор?

– Да, он самый! Давай, садись, я тебе покажу сейчас, что это за сомнопроектор!

Детектив, не споря с Тимом – это сейчас бесполезно! – сел в кресло. Тим быстро накинул на него шлем, нацепил на запястья браслеты с датчиками, отрегулировал наклон, нажал несколько кнопок на стоявшем рядом ящике. Там что-то загудело, тусклыми оранжевыми точками засветился накал ламп, и Джонсона тут же стало клонить в сон.

– Тим, что за чертовщина?..

– Да ты не волнуйся, мне не хочется ждать, пока ты сам заснешь, поэтому я тебе немного помогу.

– Но Тим!.. – едва успел произнести Джонсон, но не смог. Его окутала тьма, тело обмякло и стало ватным, голос Тима и шум приборов все стихал, уносился куда-то прочь, тускнел… И детектив не осознал, не понял того момента, когда он, сидя в кресле сомнопроектора, провалился в глубокий сон.

…Сумрачная комната, казалось, целиком убрана в бархат бордовых и красных оттенков, и только мягкий ковер, нога в котором утопала по самую щиколотку, был не красным. Да, не красным, и не бордовым – черным, иссиня-черным. Черт возьми, при чем здесь ковер? Такой мягкий, такой теплый, такой приятный…

– Тим! Тим! Ну где же ты, мы скучаем!

Приятный женский голос. Приятный и эротичный. С ноткой неприкрытой похоти. Это возбуждает. И даже заставляет забыть об иссиня-черном, до жути приятном ковре.

– Тим, ну иди же к нам! – зовет другой женский голос, тоже полный эротизма и страсти.

Тим не знал, куда деваться. А деваться было некуда: между бордовыми портьерами виднелась полоска света – это, по-видимому, дверь, из-за которой раздаются эти ласковые, поистине райские голоса. Тим, уже взвинченный до предела, на негнущихся ногах двинулся к этой двери, чувствуя, как тело пронзают волны озноба.

 

За толстыми портьерами находится небольшая комната, освещенная красноватым светом двух настольных ламп. И прямо посреди этой комнаты стоит большая, роскошная, сделанная из чистейшего золота, убранная в драгоценные шелка кровать. А на кровати – три умопомрачительные красотки, облаченные в полупрозрачные кружева. Блондинка, брюнетка и рыжая. Одна в белом, другая – в черном, третья – в красном белье.

Тим влюбился. Сразу во всех трех. С первого взгляда и до конца жизни. Они сводят с ума, одними изгибами своего тела заставляют трепетать и мечтать о близости. Блеском в глазах вызывают дрожь, а влажные губы, с таинственной улыбкой шепчущие непристойности, вводят в экстаз без единого прикосновения.

Тим не помнит, как оказался в объятиях этих трех девушек. Они любили друг друга, они любили Тима, они доставляли нечеловеческое удовольствие, вознося в самые небеса, бросая на землю, и снова вознося на вершины божественного наслаждения. Тим не помнил, сколько это продолжалось, но сколько бы времени не прошло – оно было тем настоящим счастьем, которым ему всегда не хватало.

Три девушки – это великолепно, но и они могут утомить плоть. Поэтому в какой-то момент Тим просто упал на пол, раскинувшись на мягком, иссиня-черном, оглушительно приятном ковре, едва не утонув в нем. Внезапно мир, убранный в бордовые и красные оттенки, потускнел, звуки стали глухими и гулкими, будто утонувшими в вате. Мир покачнулся, вздрогнул и утонул в кромешной тьме, оглушив Тима своей вечной пустотой…

… – Что это?! – Джонсон, оглушенный всем только что увиденным, подскочил с кресла сомнопроетора. – Тим, что это?!

Тим, наблюдая за реакцией друга, только улыбался, наматывая конец пленки на небольшую катушку.

– Как что? Ты только что был мной. Ты разве не понял?

– Я-то понял! Но как?!

Наконец, до Джонсона дошло, что с ним только что случилось. Только сейчас он окончательно проснулся, осознав всю мощь сделанного Тимом открытия.

– Ах ты мой гений! – радостно вскричал Джонсон, заключив в свои объятия щуплого ученого. – Ты, все-таки, смог это! И теперь я люблю тебя еще больше!

С лица Тима не сходила смущенная улыбка, и он поспешил вырваться из рук детектива. А Джонсон, вдруг, напротив, перестал улыбаться и отпустил друга.

– Слушай – почти прошептал он, прищурив глаза и наклонив голову, – а то, что ты мне сейчас показал – это твой сон, да? Ох, Тим, ну и пошлятину же ты смотришь! Я чуть было со стыда не сгорел. Но что я вытворял с этими красотками! Ух, Тим, что я там вытворял!..

Тим по-настоящему смутился. Он так торопился, что взял первый попавшийся сон, и им оказалась единственная в небольшой коллекции натуральная порнография, выполненная по индивидуальному заказу. Тим отдал за эту пленку кучу денег, и берег ее, как зеницу ока. А сейчас так неудобно вышло…

– Ладно, Тим, – улыбнулся Джонсон, дружески похлопав ученого по плечу – с кем не бывает. У меня дома тоже есть такие сны! И ведь совсем не во сне дело, дружище, а в том, что ты сделал!

Джонсон радовался как ребенок, которого угостили конфеткой. Нет, даже лучше – как ребенок, которому подарили велосипед и билет на киносеанс в Эмпайр Синема. Тим сделал почти невозможное – он смог как-то так настроить сомнопроектор, что любой человек проникал в любой сон. Даже в чужой сон, записанный по индивидуальному заказу. Только что Джонсон чувствовал себя Тимом во сне Тима.

И если детектив раздобудет сны мертвых богачей, то он сможет побывать в шкуре этих богачей, когда они еще дышали и могли видеть сны.

Превосходно.

Друзья, оставив все опыты со снами на потом, направились в любимый бар отпраздновать эту сумасшедшую победу дешевым пивом и незатейливым стриптизом, который, может быть, сегодня не умеючи станцуют не самые лучшие девушки этого города.

10

… – Боже, это снова вы!.. Какого черта вам надо?

Инспектор, в очередной раз разбуженный звонком Джонсона, был зол, но, несмотря на это, по какой-то причине не посылал детектива куда подальше, и не бросал трубку. И детектив этим пользовался.

– Доброй ночи, инспектор. Я тоже рад вас слышать.

– Снова будете меня доставать? Вам было мало пяти лет в полиции? Вы мне проедали подкорку в управлении, теперь вы достали меня в собственном доме. Тогда может вернетесь обратно? Хотя бы при деле будете.

– Это официальное приглашение?

По выражению голоса детектива было трудно определить, шутит он или отнесся к словам инспектора вполне серьезно.

– Упаси боже! Если ребята узнают, что я пригласил вас на работу, они меня засмеют, а я – лицо официальное, мне такой эпизод в биографии не нужен. Так какого черта вы мне звоните? У вас уже получилось меня разбудить, что дальше?

– Инспектор, мне нужны пленки со снами тех несчастных, что погибли…

– Вы опять за свое! Вы когда-нибудь успокоитесь?

– Никогда…

– Правильно вас из полиции поперли. Угомонитесь уже, это не ваше дело. Да это вообще не дело, а одно недоразумение!..

Джонсон был задет. Нет, не словами инспектора о недоразумении – это он уже давно привык слышать. А, вот, уход из полиции – это другое дело. По этому поводу он шутить не любил. И разговаривать тоже. Особенно – с инспектором. Хорошее настроение Джонсона куда-то испарилось. Между тем, в трубке воцарилась тишина, нарушаемая только легким электрическим треском и шумом электричества в проводах.

– Ну так что, как на счет пленок?

Инспектор тихо выругался. Джонсон, ожидая такую реакцию, положил трубку на стол, закурил, глубоко затянулся, выпустил густой сизый дым, и снова взял трубку. Инспектор молчал.

– Ладно, черт с вами. Но у нас осталась только одна пленка – со сном мистера Бигля. Если хотите посмотреть – торопитесь, завтра материалы по этому делу отправляются в архив, а вы наш архив знаете…

– А где остальные пленки? – удивился Джонсон.

– Их у нас нет. Поймите, смерть этих людей не может объективно рассматриваться как убийство – официально она объясняется естественными причинами. Эти дела были открыты и тут же закрыты, и ни о каком – заметьте, Джонсон, ни о каком! —убийстве и речи не идет. Поэтому все изъятые с места смерти личные вещи, в том числе и пленки, возвращены родственникам или официальным представителям умерших. У Бигля, черт бы его побрал, нет ни родственников, ни даже доверенных лиц. Так что его барахло хранится у нас. Хотите – все забирайте, только бумаги оформите.

– Нет, инспектор, мне нужны только пленки, личные вещи меня не интересуют. Хотя… – детектив вспомнил про черный конверт – Хотя остальное я тоже посмотрю, может найду что-нибудь интересное. Золотые часы или даже запонки мистера Бигля не дадут умереть мне с голоду.

Наступила секундная пауза. Похоже, инспектор не оценил шутку детектива. И еще какое-то время собеседники слышали дыхание друг друга, но сказать им было больше нечего.

– Эй, Джонсон… – неуверенно заговорил инспектор. – Бросьте это дело. Тут точно какая-то чертовщина творится, и к добру она не приведет. Я не суеверный, но эта женщина в черном – она как черная кошка, перебегающая дорогу…

Джонсон искренне удивился. Все-таки, инспектор провел расследование, выяснил про незнакомку и ее черные конверты. Но это не повлияло на расследование – все дала закрыты.

– Спасибо за беспокойство. Я поберегу себя. Доброй ночи.

– Джонсон!..

Детектив положил трубку. А по ту сторону провода инспектор вполголоса ругался на нерадивого частного детектива, не дающего покоя ни себе, ни главному полицейскому этого города.

11

На город обрушивались целые потоки воды. Будто где-то там, среди тяжелых темно-серых туч прорвало небесную канализацию, а сантехник никак не торопился заняться делом. Холодная вода крупными каплями лилась с небес, загнав людей в свои дома, и закрыв от их глаз все, что находится на той стороне улицы. Город со всеми своими небоскребами, автомобилями, эстакадами и людьми исчез в этой пелене.

Но Джонсона и Тима все, что происходило за окнами и дверью лаборатории, не интересовало: ученый готовил детектива погрузиться в сон, убивший мистера Бигля. Сегодня утром Джонсон без особых проблем получил эту пленку в полицейском управлении. А с пленкой – черный, небрежно разорванный пакет, все еще хранящий волшебный запах духов той незнакомки.

… – Все люди разные, поэтому я не уверен, что записанный на этой пленке сон воспроизведется корректно. Это я под себя сомнопроектор настроил легко, и ты увидел мой сон так же, как вижу его я. А этот твой мертвец – мистер Бигль – он мог быть совсем другим, его мозг работал не так, как твой или мой, у него было другое восприятие, у него была другая психика, наконец. Вся проблема в том, что нужно подстраиваться под каждого человека. А раз владелец пленки мертв, то я за точность результата не отвечаю.

– Ладно, я все понимаю. Но в общих чертах будет видно?

– Надеюсь, да. Может быть ты не испытаешь чувств и эмоций, предназначенных для владельца сна, но в целом ты увидишь то, что должен был видеть он.

– Может это и к лучшему, Тим.

Джонсон не хотел признаваться Тиму, а, тем более, себе, что побаивается сна мистера Бигля. Если у Джонсона не паранойя, как считает инспектор, то этот сон может убить его. Ведь если Джонсон будет видеть сон точно так, как его видел мистер Бигль, то и его сердце может разорваться. А Тиму придется объяснять полиции, откуда в его лаборатории взялось тело с выпученными глазами…

Детектив уже устроился в кресле, Тим прикрепил к его рукам и ногам все датчики, надел шлем и сейчас что-то настраивал в сомнопроекторе. Два ряда ламп светились тусклыми оранжевыми огоньками, стрелки приборов едва заметно двигались. А Джонсон, наблюдавший за действиями Тима, даже вида не подавал, что изрядно нервничает.

– Готов?

– Как сказать…

– Тогда поехали.

… Перед глазами стоит какая-то дымка, она окутывает весь мир, затирая детали и затушевывая краски. Уши будто полны ваты, окружающие звуки глухи, неразборчивы, скомканы. Картину дополняет ватное тело, будто чужие ноги и руки. Эти странные ощущения не проходили, а иногда и вовсе начинало казаться, будто это не его тело, а все происходящее он видит со стороны. Как случайный зритель, оказавшийся в каком-то кино.

Билли был дома. Да, это большой загородный дом, где он живет со своими родителями. Здесь же его няньки, учителя и прислуга, которую он даже по именам не знает. А зачем? Это же просто прислуга.

Родители!.. Мысль о родителях ошпарила его мозг, и из глаз сами собой брызнули слезы. Билли снова перестал чувствовать свое тело, будто вылетев из него, и повиснув где-то в паре метров над ним. Это странное ощущение на мгновение притупило чувства, почти полностью обесцветив и обездвижив мир. Но через мгновение все снова стало как прежде, и горе опять ворвалось в детский мозг.

Родители разбились. Их самолет летел через океан, и исчез. Никто не смог их найти. Ни обломков самолета, ни лодки, ни тел, ничего. А он теперь – сирота. Отпрыск очень богатых родителей, которые его любили больше жизни, но по почему-то оставили навсегда одного.

А это мистер Бигль. Какой-то дальний родственник. Он бедный. Он плохо одет, неразговорчивый, какой-то странный. Теперь мистер Бигль – опекун Билли. Ведь ребенок, когда у него есть родственники, хоть и дальние, не может остаться сиротой! А до восемнадцати еще так далеко!..

Мистер Бигль теперь живет здесь. Он занимает крохотную комнатку на первом этаже. Там раньше жил кто-то из прислуги, но мистер Бигль избавился от половины горничных, дворецких, поваров и других слуг, и много комнат осталось свободными.

Мир снова окутал серый туман, Билли будто оглох, и уже не чувствовал себя Билли. Вокруг что-то происходило, кто-то куда-то ходил, странный мистер Бигль, закутанный в свой старый плащ, два или три раза в неделю приносил какие-то коричневые бутыли с плотно пригнанными пробками. На бутылях не было этикеток, но было заметно, что мистер Бигль их всегда отрывал.

– Уильям! Мальчик мой, подойди сюда! – голос мистера Бигля чужой, он не внушает доверия. Но он ласковый, а мистер Бигль – опекун Билли. Нельзя не подойти на этот зов.

Мистер Бигль в ванной комнате на втором этаже. Это большая комната с непрозрачным окном, зеркалами и большой старомодной ванной. Тут чем-то пахнет. Но чем?

Снова туман. Снова ватное и чужое тело. Что-то происходит, кто-то кричит. Страшно.

… Холодные руки мистера Бигля больно сжимают горло, так, что уже невозможно кричать. Он просто смотри мне в глаза. Молчит, и сверлит меня своими недобрыми черными глазами.

Страшно. Мама, папа, где вы!? Помогите!

 

В ванной налита вода. Нет, это не вода, это что-то другое – оно немного дымится, но не так, как горячая вода. Из ванны неприятно пахнет.

Мистер Бигль крепко держит меня. Вдруг он легко поднял меня, уже задыхающегося и теряющего сознание, занес над ванной, и аккуратно опустил в нее.

– А-а-а!.. – заглушенный хриплый крик вырвался из горла мальчика, но тут же заглох в этой большой ванной комнате. Ноги сильно обожгло, но они вскоре потеряли чувствительность. Внизу что-то зашипело, забурлило, все сильнее и сильнее…

Удушающий страх охватил сердце Билли, оно бешено билось в груди, каждую секунду грозя разорваться. Мистер Бигль крепко держит мальчика, все ниже и ниже опуская его в ванну с серной кислотой. Вот маслянистая жидкость добралась до тела, она жадно хватает за руки, жжет грудь, шею, лицо, выжигает глаза, заполняет открытый в беззвучном крике рот…

Мистер Бигль хладнокровно убивал Билли. Он смотрел на мальчика, ни на мгновение не сводил с него свои черные злые глаза, но Билли уже ничего не видел. Перед его глазами стоит пелена, а все новые волны боли не дают мозгу думать, давят его, заставляли искать выход там, где его не было.

Страшно. Мама! Мама, где ты?! Мама…

Мир померк, все исчезло. Ни света, ни звука, ни запахов, ни чувств. Чернота заполнила всю вселенную, убив ее вместе с растворяющимся в ванне с кислотой Билли.

Сколько длилась эта тьма – неизвестно. Здесь нет времени, поэтому могло пройти одно мгновение, а могли пролететь миллионы лет. В какой-то момент мрак рассеялся, но серый густой туман обволакивает все, скрывая детали и стушевывая краски. Сквозь этот туман крадется тощая высокая фигура, таща на себе что-то большое и тяжелое. Это бочка, наполненная бурой жидкостью.

Фигура вышла на задний двор загородного дома Хиггинсов. Бочка опрокинулась, похоронив растворенные останки юного Билли между размытыми фигурами деревьев, в похожей на черную вату траве. Трава, деревья, ночь и Луна над всем этим – плохие свидетели, они умеют хранить тайны, какими бы страшными они ни были…

Джонсон проснулся от резкого запаха, забравшегося в самый мозг. Казалось, он все еще чувствует адское жжение кислоты на своей коже. В ушах шумело, во рту пересохло, руки сжаты в кулаки, сердце бьется натужно, медленно, с перерывами, по телу – озноб и холодный, липкий пот.

Джонсон начал приходить в себя, и только сейчас заметил, что рядом сидит Тим, держит у носа ватку. Ах ты черт, нашатырь!

– Фу, Тим, нашатырь! Убери его, у меня сейчас мозг взорвется!

Тим быстро убрал ватку и встал. На нем не было лица – бледный, озабоченный, глаза сосредоточенные и тревожные.

– Джонсон, это было страшно. В какой-то момент я думал, что твое сердце взорвется – так сильно он билось. Ты даже разговаривал и нес какую-то ерунду…

– Нет, Тим, – хриплым, чужим голосом перебил Джонсон – это мне было страшно. Понимаешь – он посмотрел прямо в глаза ученому, и в них был настоящий испуг, глубочайшая тоска, исходящая из самых глубин души, страшная чернота. – страшно. По-настоящему страшно!

Тим смотрел на друга как на сумасшедшего. Ох, не свихнулся ли Джонсон во сне? Кажется, он не просто видел сон, он побывал там, где умер мистер Бигль. Побывал, и остался жив. Хорошо, что сомнопроектор не был абсолютно точно подстроен под особенности этого Бигля, иначе было бы худо.

– Тим… Понимаешь, он убил этого мальчика… Он растворил его в кислоте. Всего, полностью, до самого конца… И я был этим мальчиком, несчастным Билли, которого недобрый далекий родственник утопил в ванне с серной кислотой… Тим, – Джонсон посмотрел на друга, но в его глазах уже не было того страха. Кажется, он отходил от страшного сновидения. – теперь я знаю, как умер мистер Бигль. И я догадываюсь, посему он умер. Точнее – почему его убили.

– Джонсон, ты чуть не умер у меня на руках, как ты можешь сейчас думать о таком?! Ты сумасшедший.

Детектив приходил в себя, успокоился сам и успокоил сердце, хотя в груди будто что-то сдавливало его сердце, едва уловимо, но очень неприятно. В руках все еще чувствовалась нервная дрожь, из-за которой спичка зажглась только с третьего или четвертого раза. Джонсон глубоко затянулся, чувствуя, как в груди рождается приятное успокоение, тонкими ручейками растекающиеся по всему телу. Теперь он мог нормально соображать.

– Я за этим туда, в сон Бигля, и полез! И ты только для этого построил свой сомнопроектор. И знаешь, Тим, ты молодец, черт тебя возьми!

– Э, н-нет, я лучше разберу его, чем снова подвергну тебя опасности.

Джонсон не на шутку испугался. Тим редко шутил, и его слова могли через пять минут стать реальностью.

– Нет-нет-нет, стой, не надо ничего разбирать! Знаешь, давай потом поговорим об этом, а? Лучше сходим в бар, возьмем по пиву, а то проклятая жажда просто убьет меня.

Рейтинг@Mail.ru