Антон Конышев
Эншенэ
И очень вовремя.
Только что безжизненно болтавшийся в пальцах манипулятора лоскуток, безо всякого предупреждения с громким хлопком разлетелся на миллион крошечных кусочков, покрыв слоем коричневой пыли все внутренности испытательной площадки и заставив исследователей одновременно ахнуть.
– Потом вы приехали, – закончил Юрий, всё ещё готовый защищаться, но не оправдываться, а потому ершистый и взъерошенный.
– А я говорил! – Смирнов торжественно воздел указательный палец к потолку, – Андрей, я же говорил! Не могла она просто взять и испариться.
– Погоди, Женя, не митингуй, – мягко осадил его Решетников, – ты слышал? Наш объёкт обратно не вернулся. Так что говорить об успехе преждевременно. А вот что именно вернулось – это вопрос.
– Так запись же есть, – подал голос Фёдор, – анализ я ещё не закончил, но запись-то можно посмотреть.
«Вот я болван», – выругался про себя Андрей Сергеевич, но вслух сказал другое:
– О том и речь. Включай.
– Пять сек, – лаборант лучезарно улыбнулся, ловко укатил вместе с креслом в противоположный угол, что-то нашаманил с проекционным интерфейсом и таким же макаром прикатил обратно.
– Вуаля. Десятикратное увеличение. Чтобы лучше видно было.
– Так, – задумчиво протянул Решетников после непродолжительной паузы, – и кто мне объяснит, как установка «Луна» оказалась в детской песочнице?
– Если это песочница, то детишки там весьма продвинутые и телепортационные установки штампуют, что твои куличики, – попробовал пошутить Фёдя, но под осуждающими взглядами стушевался и попытался спрятаться за Ольгу.
Посреди лаборатории примерно на уровне глаз висело и медленно вращалось изображение предмета явно рукотворного происхождения.
Оля и Юрой победоносно переглянулись. Смирнов пробурчал вполголоса заковыристое ругательство.
– Действительно, на лоскут ткани похоже, – проговорил он, поднимаясь и пристально всматриваясь в заметно более светлые на фоне остальной поверхности кружки и линии, сами собой складывавшиеся в странный, нелепый, как будто нетвёрдой детской рукой нацарапанный рисунок, – контрастность можно увеличить?
– Можно, – Фёдор пожал плечами, – пожалуйста.
На коричневой с разводами поверхности чем-то острым были выцарапаны две фигурки. Схематичность рисунка не позволяла разобрать детали, но тот факт, что это вряд ли было изображение людей, буквально бросался в глаза. Непропорционально узкое туловище с чрезмерно приплюснутой головой, венчал которую напоминающий гребень выступ. Кроме того существа имели по восемь конечностей. Из локтевых суставов верхних выходили по два предплечья, заканчивающимися четырьмя, насколько можно было судить, длинными отростками-пальцами. Нижние конечности тоже раздваивались в районе коленного сустава. Фигурки стояли боком друг к другу, и пальцы крайних верхних условных рук были переплетены.
– Ничего себе сюрреализм, – тихонько присвистнул Смирнов, расчёсывая жидкую рыжую щетину на подбородке.
– Скорее, примитивизм, – автоматически поправила его Ольга, тоже не сводившая глаз с изображения.
– Там ещё круги какие-то, полоски, волны и вон там, в углу, как будто наша установка, – подсказал Фёдор.
– Так это что, шутка такая? – Юрий обвёл всех растерянным взглядом, – Это кто-то так шутит?
– Не знаю, не знаю, – скептически процедил Смирнов, затем порывисто ухватил Решетникова под локоть, уволок в дальний угол лаборатории и зашептал горячо и сбивчиво:
– Это прорыв, Андрей, прорыв, понимаешь? Мы были правы. Ты был прав! Установки работают, а это главное. Всё остальное исправим, починим, откорректируем. Доложишь руководству, выбьем финансирование, вернём штат. Да мы таких дел наворотить сможем, мама не горюй. Это ж какие перспективы открываются! Ты только представь…
– Нет, – сказал Решетников.
Смирнов запнулся на полуслове, недоумённо уставился на товарища, переспросил подозрительно:
– То есть как это – нет?
– А вот так, – твёрдо повторил Решетников и, стараясь говорить убедительно, продолжил, – разберёмся – да, откорректируем – без сомнения. Но сообщать о том, что установка "Луна" обнаружена мы никому не станем. Пока не станем.
Смирнов вытаращил на него глаза, но через секунду лукаво прищурился, отступил на шаг, скрестил на груди руки и медленно нараспев произнёс:
– И что ты задумал?
– Ничего я не задумал, – почти раздражённо покачал головой Решетников. – Сам посуди, о чём мне докладывать? О сбивчивых сигналах? Неустойчивой связи? Или о детских рисунках на обрывке материала, который мы и сохранить не сумели? Женя, нас даже на смех не поднимут. Нас вообще никто слушать не станет. И слава богу! Здесь нужен не туз. Здесь нужен козырный туз.
Смирнов хмыкнул и принялся в задумчивости щипать и без того куцую рыжую бровь.
– Полагаешь, сами справимся? – спросил он, наконец, испытующе глядя на Решетникова.
– Полагаю, справимся. Если, конечно, коллеги поддержат, – с видимым облегчением подтвердил Решетников.
Коллеги, всё это время изо всех сил имитировавшие состояние полной невидимости, принялись старательно и громогласно выражать одобрение и искреннюю готовность участвовать в предлагаемой авантюре. А Оля от избытка чувств даже чмокнула в щёчку сначала Решетникова, а потом и Смирнова, чем снова вогнала того в краску.
– Резюмирую, – произнёс Решетников, уже не сдерживая улыбку, – раз уж мы все здесь слились в единодушном порыве, то и дело не стоит откладывать в долгий ящик. Остаёмся и работаем. Юрий, Ольга – на вас диагностика стационарной установки. Полная и с пристрастием. Мы с Евгением Степановичем постараемся достучаться до потеряшки. Если получится, конечно. Заодно и над общей гипотезой покумекаем. Федя, с тебя анализ вещества. Но это позже, а пока, будь добр, приведи площадку и установку в приличное состояние. Вымой там всё, протри. Короче, сам знаешь, не маленький. Да, кстати, стерильный комбез полной защиты в предбаннике возьмёшь. Мало ли какая гадость к нам залетела.
– Да почему я-то опять? – всплеснул руками Зайцев, но его уже никто не слушал.
Над северной столицей медленно поднималось ленивое и тусклое осеннее солнце. В Третьей экспериментальной лаборатории подводили промежуточные итоги. Итоги получились разной степени оптимистичности и вменяемости.
Стационарная лабораторная установка, как и предполагал Решетников, функционировала в штатном режиме. Взрывная волна лишь слегка по касательной зацепила пару контрольных датчиков и серьёзного урона не нанесла.
А вот с пропавшей близняшкой дела обстояли не так радужно. Во-первых, насколько удавалось разобрать в хаотично получаемых отчётах, не всё в порядке было с программным обеспечением. Впрочем, Смирнов хмуро пообещал, что эта проблема решаема, хоть и не на раз-два.
Во-вторых, шалили блоки питания. Основной вёл себя, как много повидавший на своём веку древний автомобильный аккумулятор. Резервный же вообще ушёл в отрыв и подключался-отключался по ему одному ведомому графику, создавая нерегулярные скачки напряжения. В-третьих вытекало из первого и второго и означало, что откалибровать приёмопередатчики точно по вектору оказалось на порядок сложнее, а погрешность гуляла в пределах от двух микрон до десяти-пятнадцати сантиметров.
Самое же неприятное заключалось в том, что, как ни бились Решетников со Смирновым, как ни формулировали запросы с привязкой сначала к особенностям рельефа лунной поверхности и созвездиям, а потом к пульсарам и галактикам – результат оставался неизменным. Собственно говоря, никакого результата не было. Определить местоположение установки «Луна» не представлялось возможным.
Не добавил ясности и Фёдор. Выбравшись из узкого, словно душевая кабинка дистрофика, шлюза-переходника, мокрый как мышь, лаборант безапелляционно и даже с неким вызовом объявил, что судя по данным масс-спектрометра, материализовавшееся в камере вещество однозначно биологического происхождения.
– А ещё, – в глазах Фёдора появился азартный блеск, – все аминокислоты там правые.
– И что это должно значить? – спросил Смирнов, с подозрением поглядывая исподлобья на не в меру восторженную физиономию лаборанта.
– Только то, что это неземная форма жизни, – радостно оскалился Фёдя.
– Откуда знаешь? – уточнил Решетников.
Фёдор пожал плечами.
– Так диссертация же, у меня тема смежная. Связана с хиральной асимметрией.
– А ведь пазл складывается, а?
В наступившей тишине голос Ольги прозвучал пугающе серьёзно.
– Федя, – высказал Решетников общее мнение, – покажи-ка нам ещё раз это послание неведомых миров.
Хлипкое подозрение, что пропавшая установка могла переместится не просто на другую планету, но на планету, населённую разумными существами, при всей первоначальной дикости и абсурдности, упорно и настойчиво стремилось перейти из области фантастики, в категорию гипотезы.
Первым очнулся Юра. Привычно пошарив рукой возле горла и не обнаружив на законном месте непременной «бабочки», он потеряно поморгал, кашлянул и осторожно выдал:
– Вообще, это даже хорошо. Судите сами, если там, – кивок в неопределяемое далёко, – смогли отправить нам, э, посылку, значит, смогли разобраться в принципах действия установки. Возможно, помогут и с устранением неисправностей. Сложность только в том, как наладить обмен информацией, найти, так сказать, общий язык.
– Общий язык, – хмыкнул Смирнов, – галактическое эсперанто, что ли?
И тут всех прорвало.
Предложения посыпались, как горох их дырявого мешка, и тут же безжалостно отбраковывались, уступая место другим ничуть не более годным.
Федя настаивал на цифровом коде, ибо язык математики универсален и понятен любому мыслящему существу. Ольга легко разбила его доводы, предложив на память воспроизвести цифры на кириллице. Сама она видела решение исключительно в пиктографии, подтверждением чему служило очевидное сходство в восприятии образов. Смирнов её высмеял, посоветовал не впадать в детство и всерьёз рассмотреть вариант с электронным носителем, который, кстати говоря, сразу решал вопрос немалого объёма передаваемых данных. Тут уже не выдержал Решетников и при поддержке Юры пригрозил завтра же принести техническое задание на лазерном диске. Или на дискете. Или вообще на виниле.
– Куда ты его вставлять будешь, этот свой носитель, подумал? – не без ехидства поинтересовался он, а Юра добил, напомнив про совместимость файловых систем, дескрипторы шифрования и разъёмы.
– Ладно, ладно, – признал своё поражение Смирнов, усаживаясь и отдуваясь, – так что теперь? Переписываться будем? В лучших, так сказать, традициях эпистолярного жанра?
– Заметь, – Решетников сел рядом, – нам тоже не инфокристалл прилетел. Так что будем рисовать.
– Зачем сразу рисовать? – удивился Федя, – Инженерную графику никто не отменял. Геометрическое и проекционное черчение нам в помощь. А что? Прямая она и на другом конце галактики прямая.
– Ты только Лобачевскому об этом не говори, – поддел его Юрий, – и Эйнштейну.
– Знаете, – произнесла Ольга, оторвавшись от созерцания голографической проекции артефакта, – кажется, мы забыли поздороваться.
– Здоровались, вроде, – буркнул Смирнов и вопросительно глянул на Решетникова, – я же не сразу орать начал?
– Я не об этом, – продолжила девушка и указала на вращающееся в воздухе изображение, – знаете, что это на самом деле? Присмотритесь внимательнее. Видите, как он похож на витрувианского человека? Это равносильно тому, как если бы нам помахали рукой.
– Или руками, – подхватил Юра, вставая и подходя к Ольге.
А ведь она права, подумал Решетников, очень может статься, что права. Витрувианский человек, говоришь? Пожалуй, что-то в этом есть. Гармония, значит, поверенная алгеброй.
– Женя, – он повернулся к Смирнову, – на твой взгляд, какова вероятность успешного повторения эксперимента?
Тот выпучил глаза.
– Сейчас? Без точных координат? С ума сошли?
– Синхронизацию провести условия позволяют. С калибровкой сложно, да, но невозможно, – парировал Решетников, – так как?
– Ну, – насупился Смирнов, тем не менее, быстро прикидывая что-то в уме, – за процентов шестьдесят, пожалуй, поручусь. Семьдесят-восемьдесят – как повезёт. Стопроцентной гарантии не дам. Но я категорически…
– В таком случае рискнём, – Решетников удовлетворённо кивнул и скомандовал, – всем занять места. Приготовиться к синхронизации и калибровке. Зайцев, принтер заправлен? Напечатай нам изображение витрувианского человека. И логотип «Заслона» поставь. Не люблю анонимки.
