Антон Аркадьевич Измерлиев
За рекой
Сержант подал знак. Солдат подбежал к ней, ударом сапога опрокинул навзничь. Потом сделал выпад алебардой как копьем, вогнал острие ей в грудь. Вопль превратился в хрип. Он навалился на древко, загоняя наконечник еще глубже. Женщина выгнулась дугой, навстречу острию. На ее губах надулся и лопнул кровяной пузырь, забрызгав лицо красным.
«Вот так, мой мальчик», – с сожалением произнес барон, вновь прикладываясь к фляге, – «Родятся в грязи, в ней же и дохнут».
«А эти…», – он мотнул головой в сторону сержанта, – «Из таких же деревень, но убивают своих собратьев, стоит мне пальцами щелкнуть. И вот о таком скоте стихи слагать?»
Мы выпили еще вина.
«Все равно», – сказал я, – «мне жалко их. Как там вы говорили? – рождаются в грязи и умирают в грязи? Разве человек должен жить так? В голоде и нищете, без возможности прикоснуться к высокому искусству? Как это печально, мой лорд…»
«Печально», – согласился барон, – «, впрочем, нищенствуют и голодают они только из-за того, что тупы и ленивы. Что до искусства, то приобщать к нему смердов – это как кормить свинью пирожным – помои ей будут больше по душе. Но ваше сострадание к ним, мой юный друг, делает вам честь. Только воистину благородная душа способна на столь возвышенное чувство».
Солдаты закончили обыски и стояли возле горы вещей, ожидая приказов. Я смотрел на них, принужденных убивать и грабить своих ближних, на крестьян, иссушенных постоянными лишениями и жалость, перемешанная с вином, переполняла меня. Хотелось что-то сделать для этих несчастных, но я не знал что.
Одно лицо в толпе привлекло мое внимание. Девочка, не старше четырнадцати, с чистым милым лицом, так выделяющимся среди прочих. У меня приятно заныло в паху. Я наклонился к барону и зашептал ему на ухо.
Он выслушал и оглушительно расхохотался:
– Ах, молодость! Откуда Вы только находите силы? Уилсон! Мой друг хочет побеседовать вон с той девчонкой.
