Антон Акулов
Мы не такие
– Нужно помочь Мадану. Нужно ему помочь, и он нас вытащит, – шептал Брен.
В ответ была тишина. «Спит», – подумал Брен. Но после нескольких секунд он вспомнил, что когда Флин засыпает, жужжащий храп раздаётся на всю комнату. Храпа не было. Волнение Брена взяло верх над усталостью. Он подбежал к уголку Флина, отдернул покрывало. Перед Бреном представилась картина, наводящая ужас. Лицо Флина было серым, как будто он в одночасье постарел на двадцать лет, глаза открыты, роговицы обморожены, от него еще не пахло смертью, но признаков жизни он не подавал.
Брен склонился, взял за холодную руку Флина и прошептал:
– Друг, мы почти выбрались, ты был очень сильным. Ты самый сильный кого я знал, – ком в горле у Брена не давал ему спокойно говорить и с каждым словом звучание его было всё громче, – ты научил меня многому, например, тому, что неважно, насколько ты сильный, когда можно умереть от любого пустяка. Все мы надеемся на красивый конец, но тут, – он пожал плечами, – как-то не вышло…
Звук шагов заставил Брена обернуться и увидеть стоящего над собой надзирателя. Молчание затянулось, надзиратель понял всё без слов, он был также уставший и хотел отдыхать. Кивком головы надзиратель показал Брену где трупная канава, и что пора туда нести труп.
– Но я один не смогу, посмотрите какой он огромный, он больше меня в два раза! – возмутился Брен.
В любой другой ситуации надзиратель бы никогда не стал заниматься этой грязной работой, тасканием трупов заключенных в канаву, но не сегодня. Сегодня хотелось побыстрее разделаться со всеми передрягами и лечь спать.
Брен взял Флина за тяжелые ноги, надзиратель, пытаясь не запачкаться, взял Флина за руки, и они понесли труп в сторону канавы. Канава была глубиной метров восемь-десять, не больше. Брену хотелось начать разговор, но он не знал как, его мысли путались, он вспоминал, как перед сном думал о помощи Мадану, о свободе, его переполняли эмоции, но вида он не подавал, дабы надзиратель не заподозрил что-либо.
Приближаясь, Брен остановился, положил труп на край канавы, а надзиратель молчаливо давал согласие. У обоих была отдышка. Они стояли на обрыве до тех пор, пока надзиратель не скомандовал: «скидывай быстрее!»
Брен сомневался в своих мыслях, его руки тряслись, а ноги подкашивались, он не знал, что его будет ждать дальше. Нет ничего страшнее неизвестности, но тяга к свободе его манила больше спокойной рабской жизни. «Всё или ничего» подумал Брен и, набрав воздуха в грудь, разбежался и сильным ударом ладоней толкнул надзирателя в бездну. В глазах темнело, страх овладевал им. Из канавы слышались различные шорохи и неразборчивые слова. Брен посмотрел вниз и увидел, как надзиратель пытается подняться среди трупов бывших заключенных. Недолго думая, Брен сел и двумя ногами двигал труп Флина к пропасти. Огромное тело скатилось вниз, Брену показалось, что он слышал, как хрустят кости надзирателя под грузом тела Флина. Не придав этому значения, он взглянул еще раз вниз, убедился, что ничего живого не осталось, и, не подавая вида, ушел в «комнату отдыха». Пока Брен шел до комнаты его переполняла гордость, но и страх не отступал, он не мог себе представить, что будет, если Гейнц узнает об этом.
Следующее утро выдалось необыкновенно холодным, по данным рыбаков, температура опустилась ниже 120 градусов по Цельсию, но на удивление в доме Гейнца было тепло. Проснувшись, глава города по привычке умылся растопленной водой, одел две шубы, в которых, как ему показалось, стало очень жарко, но привычка одеваться по очень зимнему перед выходом на крыльцо, осталась.
Выйдя на улицу, Гейнц не верил своим глазам, думая, что он не до конца проснулся. На улице была неразбериха, люди бежали то с бревнами, то с какими-то досками, на которых были нанесены чертежи. Не понимая ничего, он подозвал своего самого преданного слугу Шона, который неподалёку командовал жителями.
– Что тут происходит? – недоуменно спросил Гейнц, нахмурив брови.
– Ваше сиятельство, господин Гейнц Вольфрам, – Шон преклонил голову и продолжил, – я не хотел нарушать ваш покой! Но у меня хорошие новости. Новые жители, которые приходили к нам, собирали ресурсы с разрушенных близлежащих городов, строили дома и проектировали новую систему отопления Примоса. «Сугроб» уже практически не грел, и наши инженеры спроектировали «Купол». Он уже находится на стадии строительства и через пару дней будет закончен. Доклад закончил, ваше сиятельство! – четко отчитался, как по нотам, Шон.
Гейнцу было очень лестно такое обращение слуг, но его терзали сомнения от всего сказанного Шоном.
– Я уже давно говорил, что нужно закинуть больше людей в «Сугроб» и поставить двух, а если нужно и трёх надзирателей! И всё бы грело землю как раньше! – гневно выпалил Гейнц, – а что это за «Купол», кто его придумал? Может это, наоборот, нас всех убьёт?
Шон был в растерянности, он не ожидал такой реакции от своего господина, от обиды он опустил глаза, показывая, что виноват и не собирается перечить.
– Так что это за «Купол», идиот, расскажешь уже? – еще более сердито буркнул Гейнц.
Шон поднял глаза и начал воодушевленно рассказывать, в надежде изменить настроение главы.
– Я не знаю подробности… какие там материалы и как это всё… – растерянно развел руками Шон, – но это будет купол над городом, который сохранит внутреннее тепло и температура в городе будет, как раньше, до катастрофы.
– Хм! Даже так? А я думаю, что-то мне сегодня жарко, – усмехнулся Гейнц.
– Я убедил жителей, что «Купол» нужно начинать строить, в первую очередь, с вашего дома, ваше сиятельство, а сейчас его достраивают на другом конце города, – сказал Шон и увидел улыбку на лице Гейнца.
Гейнц, в свойственной ему манере, молча развернулся и зашел обратно в свой дом, скинул с себя шубы, прилёг на свою излюбленную кровать и мечтательно думал о том, как он спас человечество, каким королём он будет, или сможет придумать себе новый титул. «Может, Гейнц – спаситель людей и всего живого», – подумал он. Ему нравилось представлять себя королём, в красивом плаще, который сзади несут слуги. Но мысли накладывались одна на другую, и в какой-то момент встал вопрос о «Сугробе»: что с ним делать? Получается, что его нужно закрыть, а для заключенных строить обычные тюрьмы без каторжного труда. Эти мысли Гейнц оставил на потом, как достроят «Купол», там и будет видно.
Несмотря на то, что в «Сугробе» надзирателя уже не было видно, заключенные по-прежнему продолжали работать по расписанию, опасаясь за свою жизнь. Страх был главной движущей силой станции. Брен так и не подавал виду о случившемся и наравне со всеми толкал бревно до изнеможения. Теперь ему было не с кем разговаривать, начиналась тоска и боязнь превратиться в молчаливого раба не давала ему покоя. Он начинал диалог с заключенными, но ему было сложно убедить их отвечать ему. Не сдержавшись, Брен специально разговаривал громко и показывал всем своим видом, что ничего плохого не происходит, но никто не реагировал. Только один седовласый дед прохрипел: «Что ты так орёшь? Мы и без тебя видим, что никого нет, но греть город кому-то же нужно! Помогал бы лучше», – на это возмутились и другие заключенные. Постепенно тихий шепот перетекал в галдёж. Мнения заключенных разделились, первые хотели крутить бревно во благо города и его жителей, а вторые были готовы умереть от холода в городе, чем от рабского труда в «Сугробе».
– Ну и крутите дальше эти бревна, а мы попробуем выбраться, – крикнул Брен.
Его надежды, что абсолютное большинство поддержат его идею, не оправдались. Он и еще несколько человек, которые были с ним согласны, опустили руки, перестали крутить и начали выдвигаться к выходу, тогда как тот же седовласый старик крикнул: «Держать их!»
Заключенные накинулись на Брена и тех, кто его поддерживал, начали избивать.
– Вы никуда отсюда не уйдете. Вы что, хотите, чтобы мы тут остались, а вы пошли спокойно гулять? – продолжал дед, пиная одного из беглецов
Его слова не поддавались логике Брена, но время для переговоров уже было упущено. В «Сугробе» воцарился хаос и неразбериха.
Входной люк зашевелился и крики в «Сугробе» затихли. Все были в ожидании. Некоторые из заключенных с нескрываемой радостью хотели рассказать надзирателям Гейнца, как они поймали беглецов, в надежде получить похвалу и снисхождение. В появившемся свете открывшегося люка не было никого, затем появился силуэт, который Брен узнал сразу. Это опять был Мадан, он привык его видеть каждый день.
– Господин надзиратель, Брена вызывает Гейнц, могу ли я его забрать для конвоирования к сиятельству? – прозвучал голос Мадана сверху
Избитый Брен не стал терять времени и что есть мочи закричал наверх «Мадан, надзирателя нет! Вытащи меня!»
Было видно, как Мадан спускается вниз, за ним шли еще два парня, похожих на сопровождение. Толпа заключенных разошлась, тогда Мадан спокойно подошел к Брену и сказал громко: «Тебя ждет Гейнц! Выходи!»
Брену показалось, что Мадан был очень серьезный. «А что, если и правда Гейнц вызвал его к себе? Но зачем?» – думал он. Пока они поднимались наверх, Брен кусал окровавленную губу.
Глоток прохладного, свежего воздуха для Брена был головокружительным удовольствием. Он наслаждался им и чувством свободы. Этот страшный, адский труд в холодной яме был в прошлом.
– Мадан, нужно уходить, не повторяй ошибок своей сестры, – сказал Тирон.
– Да, да, нужно уходить, – с дрожью в голосе произнес Мадан. – Брен, это Тирон и Меларо, два брата. А теперь и правда, нужно уходить отсюда.
– Какой сестры, Мадан? – нахмурившись, спросил Брен.
– Нужно идти. Всё расскажу позже, укроемся пока в доме у братьев – ответил Мадан и начал шагать в сторону домов.
Брен шел молча и осматривал всё вокруг с восхищением, он увидел, как развился город, огромные толпища людей, теплицы с огурцами, костры по всем дорогам и, самое главное, было значительно теплее, чем раньше. Подходя к дому, любопытство Брена взяло над ним верх, и он спросил:
– А я слышал, в «Сугробе» говорят, что он уже не греет, смотри как тепло! Врут значит? Так и думал! – усмехнувшись, сам себе ответил Брен.
Зайдя в дом, они уютно расположились. Брен в первую очередь пошел отмывать кровавые разводы на лице, пальцы его были похожи на уголь. Тирон начал жарить рыбу, Меларо нарезать огурцы, а Мадан в свойственной ему тихой и спокойной манере рассказывал о прошедших событиях.
– Так это всё «Купол» греет? – возмутился Брен, – а зачем тогда люди в «Сугробе» умирают?
– Я не знаю, – выдохнул Мадан.
– Ну если тебе так это интересно, сходи спроси у Гейнца, – засмеялся Тирон.
Комфортная обстановка в доме поддерживалась дружеской беседой и смехом, но стук в дверь заставил их резко замолчать. Они в мертвой тишине переглянулись между собой. Тирон показал Брену на пол, там был маленький деревянный погреб. Стук в дверь усиливался. Мадан знал, кто там, но старался не паниковать. После того как Брен залез в погреб и замер, Тирон подошел к двери и открыл.
На пороге стояли слуги Гейнца, они вежливо поздоровались и поинтересовались о Мадане. Услышав отрицательный ответ, они ушли, и дверь захлопнулась.
После ухода слуг тишина в доме продолжалась около двух минут, затем Тирон, Меларо и Мадан начали беседовать полушепотом. Тирон вспомнил о Брене и хотел сообщить ему, что слуги Гейнца ушли, как внезапно раздался сильный, глухой удар по двери, и, спустя несколько секунд, дверь уже лежала на полу, а на пороге уже стоял смеющийся Гейнц и всё те же слуги, которые приходили первый раз. В этот раз Мадан не успел спрятаться, так как всё произошло очень стремительно. Его сердце билось очень быстро, не давая подумать о плане действий. Слуги также стояли с нескрываемой улыбкой и презрительным взглядом осматривали помещение, стоящего перед ними Тирона, за которым сидели Меларо и Мадан.
– Ну здравствуй, Мадан, – пытаясь показаться вежливым, начал Гейнц – а что это мы, работу прогуливаем, да ещё и на испытательном сроке?
– Приветствую, ваше сиятельство, – Мадан преклонил колено, в надежде раздобрить Гейнца. – Я? А я не прогуливаю, помогаю ребятам обосноваться в нашем городе – сказал он, показывая на Меларо и Тирона.
– За идиота меня держишь? – угрюмо закричал Гейнц, – у семьи Белус была возможность измениться, возможность начать всё сначала и возможность проявить себя с другой стороны, открыть новые таланты, и что в итоге? И ты, и твоя сестра выбрали предательство.
«На площадь!» – рявкнул Гейнц, слуги взяли Мадана, Тирона и Меларо за руки и повели на неизвестную им до сих пор площадь. Они шли, люди расступались перед Гейнцом и его свитой, жители смотрели на них сочувствующим взглядом. Подходя к площади, Гейнц скомандовал Шону собрать всех жителей, пообещав, что «представление долгим не будет».
На новенькой площади, вымощенной из старых, но отмытых кирпичей, стояли четыре виселицы высотой в три метра. Народа собиралось всё больше и больше. Это было первое массовое событие и большинству было интересно, что произойдет, а также разбавить свою жизнь от серых, рабочих будней.
Слуги Гейнца притащили четыре бревна высотой метра полтора под каждую виселицу, было видно, что они отрублены «на глаз», но устойчиво стояли на полу. Связав руки за спиной и обвязав рот верёвкой обвиняемым, слуги поставили их на бревна и окутали висельной петлёй. Толпа, смотревшая на них, перешептывалась между собой. Иногда был слышен смех мужчин.
– Жители города Примос! – Гейнц вышел на площадь и начал свою речь – те, кого вы видите сейчас в петле – предатели нашего города! И чтобы не быть голословным по каждому из них я объясню своё решение! Первый – показывая рукой на Мадана – обвиняется в том, что спас злобного преступника из «Сугроба», не справлялся со своей работой и самое главное, почему он тут, это убийство надзирателя в том же «Сугробе»!
В толпе начался гул и одобрение слов Гейнца.
– Второй и Третий – указывая на Тирона и Меларо – покрывали этого кровавого преступника, а значит, были с ним в сговоре! Мы хотим жить в городе, где есть такие убийцы и их сообщники? – громко закричал Гейнц.