Действуют
в нашем стане:
Усы Буденного
Часы Буденного
Конь Буденного
во вражьем стане:
Врангель
Шкуро-Мамонтова
Деникин-Колчак
Штаб Врангеля. Дым. Колчак-Деникин играет на гитаре.
Мамонтов, покрытый Шкуро, сидит над картами.
Врангель:
Не правда ль, Мамонтова,
Твой упраздненный псами хобот
Был удивительный трубач
Но все равно с тобой мы оба
Останемся на высоте поставленных историей
перед нами задач!
Шкуро-Мамонтова:
Ворона Врангеля боится
Одна под кустик не садится.
Врангель:
Ты, Мамонтова, сбрось Шкуро свое
Ты, адмирал, брось обнимать скрипицу
10_ Нам всем необходимо подкрепиться
Перед началом длительных боев.
Итак, снимай совсем свое Шкуро
Иди прочисть жерло большой мортиры
А ты – уставь усталое мурло
И сквозь жерло гляди из штаб-квартиры.
(Выполняют неохотно приказ)
Колчак-Деникин (тихо поет):
Тихо пушечки-то смолкли
А солдатики-то взмокли
Тихо, сабли не звенят
А солдатики не спят
20_ Ус один солдатик крутит
А другой какой-то грустный
Из евоного мешка
Утащили колбасу
А у нашего попа
Утащили попадью.
Шкуро-Мамонтова:
Куда бы повесить портянки?
Мне надоел чай из жестянки
Мне наскучила ваша игра
Что вы думаете по этому поводу, граф?
Врангель:
30_ Я думаю, усы Буденного удобное место
Чу, я слышу какое-то подобие свиста.
Колчак-Деникин (свистит):
Вот так?
Врангель:
Нет, друг, я услыхал другое
Так свищут кони перед боем
Так свищет мать утратив деть
Так свищет слон упавший в сеть (глядит в зеркало)
Сочувствуя переживаньям
Деревьев длинные шпицрутены
Застыли. Словно в ожиданьи
40_ Своих друзей из пятой роты
Шесть штук кобыл во мраке ржут
Расправя гривы в парашют
И тень луны в ночной воронке
Летит из северной сторонки.
Деникин-Колчак (поет):
Говорит графине граф:
Ваше сиятельство неправы,
Утверждая что мой гриф
Недостаточно игрив.
Говорит в ответ жена:
50_ Граф, с вами спорить бесполезно
Я совершенно сражена
Ах, вашим доводом железным.
Плюнул граф и вышел вон
Хлопнул дверь и вышиб стекла
А кругом стоял барон
Как морковка или свекла.
Врангель:
Генерал, я поняль ваш намек
Довольно плюнуть в потолок
Извольте выйти вон из штаба
60_ Вы не офицер, а баба.
Деникин-Колчак (уходя поет):
Прощай стратегия и тактика
Прощай колода с голой женщиной
Меня заменит автоматика
Но кто тогда заменит банщика?
Шкуро-Мамонтова:
Самонадеянность вельможи
Привычкой честного солдата
Напрасно ищет то чего не может
В порочном дуле автомата
Его погибель решена
70_ Гранатомет его жена
И стала дирижабль свекровью
Он попрекнул тебя морковью
Он намекнул тебе на свеклу
Но он своей заплатит кровью
За эти выбитые зубы.
Возвращается Колчак-Деникин, ведя с собою Коня Буденного.
Колчак-Деникин:
Смотри кого я в плен веду
С моей нечаянной разведки
Я только начал есть траву
Смотрю – а рядом гложет ветки
80_ Вот этот непонятный Конь
Колышет нежными устами
Я зацепил его супонь
Сваливши навзничь под кустами
И скоро поспешил в нору —
В собачью эту конуру.
Врангель:
Вот, генерал, возьмите орден
И пусть вам настроение не портит
Сегодняшний печальный инцидент.
Пускай теперь сей пленный инсургент
90_ Расскажет нам зачем поставил пушки
Буденный на макушке той горушки.
Конь молчит.
Шкуро-Мамонтова:
Конь, отвечай без запирательства
На речь его превосходительства
А то его превосходительство
Расскажет длинное ругательство
И нехорошие слова.
Конь:
Гваите хву и хва
Хевоваимве в дверь суется
Хибнет, хибнет не сдается.
Врангель:
100_ Каков однако ж голос мерзкий!
Шкуро-Мамонтова:
Каков однако ж пленник дерзкий!
Врангель:
Чего он там бубнил про дверь?
Шкуро-Мамонтова (украдкой откусывая кусок Коня):
Какой же прочный этот зверь.
Колчак-Деникин:
Я полагаю выстрел в гада
Есть лучшая ему награда
Его мы сварим и съедим
И всевозможно победим.
Шкуро-Мамонтова:
Сначала лучше заспиртуем
А после лучше запируем.
Громкий стук в дверь. Входят Усы и Часы Буденного.
Усы:
110_ Исторью вспять не повернешь
Назад былого не вернешь.
Часы:
Исторья вспять не повернется
Назад былое не вернется.
Колчак-Деникин:
Позвольте вам взамен привета
Вручить вот эти два предмета.
Пытается навесить портянки на Усы Буденного.
Усы (отмахиваясь):
Не повернуть исторью взад
Былого не вернуть назад.
Часы:
Напрасны всякие старанья
Вернуть исторьи колесо
120_ В его былое состоянье
Отметил дедушка Сысой.
Усы:
И верно, прав был старикашка
Исторья, граф, не промокашка
Вы, генерал, отдайте шашку
Барон, позвольте ваш погон…
Врангель:
Увы, любимый мой погон
Попал исторьи под вагон
Под эти ржавые колеса
Конь:
Кончайте, граф, свои расспросы
130_ Под страшный грохот колеса.
Исторья вам не колбаса!
Уводят пленных.
Когда Тезей ломал цветы
На лунных грядках Ариадны
Когда лобзал он лик прохладный
Ее прекрасной наготы
Он даже не подозревал
В какой подвал заводят нити
А кабы знал – не целовал
Под звон цепей иных наитий
Отец любви земле Эллада
Без меры тварей подарил
За каждым деревом Дриада
Под каждым дубом Гамадрил
А дни и ночи там иные
Чем в нашей нынешней нужде:
Там луны – рыбы неземные
Среди созвездий и дождей
И вторя им Дельфин Эгейский
По морю гонит синий сонм
Там по лесам Павлин Индейский
Гуляет ярким колесом
В потоках древние Драконы
Чеша о кремень чешую
Твердят Ликурговы законы
И комментарии жуют
И мать Моржа с лицом Сирены
Нагую грудь в волне держа
Смеясь виднеется из пены
Златые бедра обнажа
Все в этом крае с рыбой схоже:
Страна глядит из-под глубин
Как рыбы мрамор белой кожей
Из-под разбитых коломбин.
Искусство мех содрало со слуги.
Слуга без меха. Ни на что не годен
Искусству мех. – Испорчен так что вроде
Хранить вино иль сделать сапоги
Бессмысленно: сквозь рвань в большие дыры
Сбежит вино и дождь зальет башмак
Обочь тропы чуть только сделай шаг
Воротится нога и хлюпнув молвит: Сыро.
Итак, Искусства тщания смешны —
Ни обуви не будет ни мошны.
Теперь к слуге. Для сладости урока
Посмотрим на слугу. Вон там один такой
На дереве под солнцем невысоким
Подъят на ствол без веток и суков
К костям груди брада смешная липнет
Не разомкнуть и не разъять уста
В остатках шкуры молча блохи гибнут
И мух кругом летает много стай.
Они жужжат. То сядут плотной кучей
То вновь взлетят рассеянною тучей
Червей своих кладут в кровавый хлам
И воют гимн и флейтам и мехам
Снуют повсюду клейкие как рифмы
А в лужах лают синенькие нимфы.
Три пряхи – ох! Старухи – ай!
Горба не разогни
Их скис медок, повысох чай
А радости – ни-ни
Ах нет ни молвить ни сказать
Совсем нехорошо
Судьбы наседочки фазан
По рябушку пошел
Скорлупку новую надев
Малиновой сестре
Теперь он крутит вечных дев
Индеечки пестрей
На блюдце плавает трава
Чих-ветер – цветик-трын
На небе в перьях голова
Летит из-под перин
Один петух на тучку сел
Другой поодаль ржал
Еще один про это спел
И веком задрожал.
Одна из них совсем старуха
Другой – всего шестнадцать лет
Младая нежилась в листве
Комками девственного пуха
Но редким дыбом у седой
Стояли перышки. Седая
Сидела рядом с молодой.
Младая млела. Обладая
Завидным тонким голоском
10_ Вдруг загудел игривый ком:
– Жидкий борщ с коровы чище
Двух наваристых телят
В ноябре чего-то ищем
Что-то в мае потеряв
Ты на старое колечко
Понаводишь позолот
Только милый на крылечко
Все равно не позовет
Так зачем нам дути в клюкву
20_ Распуская руки птицей
Ведь на нашем поле брюква
На подсолнухе кустится
В нашем поле даже овощ
Возвещал и обещал
Все равно тебе не будет
Ни борща ни овоща.
– Мне любо блеянье утят, —
Съедая гроздь сырых рябин
Седая каркнула шутя:
30_ – У трех девиц, у трех рабынь
Удрало чистое дитя
Его лукавый корнеплод
Вовлек в игру наоборот.
– О реп извилистые тропы! —
Она рекла в другом примере.
– Густые заросли укропа
Навек сокрыли рая двери
И если даже дольний Лондон
Определенно виден плохо
40_ Туманно мне – к чему же отдан
Весь мир для супа из гороха?
– Какое мрачное пророчество! —
Сказала дева поразмыслив.
– Я узнаю мое отечество
Страну без чести и без мыслей,
Но я не знала что и овощи
Себя ведут подобным образом
Нет мочи – милые товарищи
Пришли подстриженные бобриком!
50_ Вот тут-то бабушка сказала:
– Не осуждай, когда не подросла.
Ты прожила еще так мало
Твой узок суд, твой разум слаб
Пойми что значит так и надо
Необходимость значит есть
А если рядом тянет смрадом
Так надо, значит, пересесть.
Старушка пересела чуть повыше.
Стараясь разговаривать потише
60_ Они болтали, заглушая хрип —
Двойной был сходен с ними гриб
Когда с морозу и с дождей
Стоит прокислый дряблый чучел
А тут сынок еще червей
Завел примером не научен:
Не может опыт по наследству
Гриба растительная стать
Самонадеянному детству передать
А было б хорошо, а то гниют грибочки…
70_ И наг был сук дубравы сей
Летали скверные цветочки
И мох смердел как Иевусей
И жижа хлюпала в подножьи
В гнусавом ихнем Запорожье.
Свидетель частый их бесед
Был филосо́ф уединенный
Непривередливый сосед
Один мыслитель вдохновенный
Неприхотливый как солдат
80_ Давил он мех в нечистых сотах
Бывало с темени до пят
Ходил измазан в нечистотах
Когда он в город прибегал
Кругом от вони дети ныли
А длинных улиц мадригал
Напоминал ему о мыле
Высокий ум пренебрегал
Подобной жизни неудобством
Лишь туже шляпу надвигал
90_ На головы стеклянный выступ.
Кентавр
Наевшись раз малины
По горло человечьей половины
К березке стройной подошел
И начал об нее тереться
Чтобы согреться
И почесать
Свой вот уж десять лет как шелудивый бок
Тут из соседнего дупла ему ответил бог
Что жизнь-то наша значит братец даром не проходит
И что сойдет с копыт – то с рук не сходит.
Минос! Минос! Ты жирен, жирен —
Зато жена твоя умна
Ты сел на трон как мерин мирен
Жена читает письмена
Она читает днем и ночью
При свете дня, при блеске звезд
Но птичий ум ее порочный
Уже давно вспорхнул из гнезд
Минос, ты слишком неподвижен
Ты важен словно ты квадрат
Ты недостоин быть приближен
Ея прекрасного бедра
Она читает знаки чувства
На чешуе других рогов —
И вот уж луг цветами устлан
И вот уж бык из берегов
Ручья недавнего подъят
Она спешит к нему навстречу
И вот уж ею он объят
Свершает ласку человечью
Но как-то холодно. Она
Встает с цветов поражена
А бык дрожит губою бледной
И требует коровы медной.
Дедал парил по небу
Икар сидел внизу
Дедал там прежде не был
Икар доил козу
Дедал кричит: Скорее
А то я рассержусь
Скажи: по небу рея
Как я тебе кажусь?
Икар на четвереньках
Поднявши вверх тузы
Помедливши маленько
Сказал из-под козы:
Он так сказал: Папаша
Ты ах как высоко
А дома стынет каша
И киснет молоко
Тебе-то хорошо там
Всю птицу ощипав
Рулить своим полетом
Ни разу не упав
А дома – разорение
Как дым летает пух
Поет как привидение
Морщинистый петух
А одаль за околицей
Гусак идет нагой
То о лопух уколется
То топает ногой
Его гусыня голая
Бесчувственная тварь
Гуляет развеселая
Красна как киноварь
А деткам каково их
С под век незрелых ок
Родителей обоих
Вдруг видеть без порток?
Всеобщее распутство
И шаткость в жизни сей
Вот плод летать искусства
И всех твоих затей.
Дедал сказал снижаясь:
Сыночек мой сынок
Душа моя сжимается
Совсем как пузырек
Чем больше я летаю
Тем больше я хочу
Желание питаю
Плевать на эту чушь.
И так развеся уши
Повис вверху Дедал
Икар его послушал
Ни слова не сказал
Ни слова – ни словечка
Козу свою доя
Под вымечко овечки
Усмешку затая.
Эгей скончался по ошибке
Он безнадежно устарел
Его недавно съели рыбки
Которых он когда-то съел
Мурены спят в его скелете
Миноги водят хоровод
И кисти рук висят как плети
А кости ног – наоборот
Ужасна месть слепой природы
Какой-то осьминогий спрут
Уже разводит огороды
Там где сверкал зубов редут
Но их ограду выбил возраст
Эгей скончался очень стар
Его пример внушает бодрость
Тому кто мыслить перестал
Но выпить на его поминки
Пришли друзья его седин
Оплакать друга средь сардин
И утопить слезу в сардинке.
Сюжет практического чувства
До дна навеки исчерпав
Она легла в сухое русло.
Как холодна ее рука
Высокий лик как камень гор
Рождает смутные восторги
Слепой груди двойной бугор
Как будто ждет тревог и оргий
Лежит прекрасная она
10_ Касаясь волн морских бедра́ми
Но внутренне она полна
Одними хриплыми волками
Бурлят суставы стаи их
И всё кругом приходит в ужас
Когда похожие на вихрь
Внезапно выскочив наружу
Невольно тянутся к морям
На гибких выях иззмеившись
И как на странных фонарях
20_ Глаза горят полузакрывшись.
Двенадцать ок алеют в ней
На лепестках голов собачьих
Цветочек сей то выйдет вне
То снова внутрь венчик спрячет —
Символ стыдливой красоты
В псах голубых шестиблизнечных
Неуловимый как мечты
И непонятный словно вечность.
Бежала Дафна – куст лавровый
30_ Листву на юбке шевеля
И видит: грот стоит багровый
А рядом липкая земля
И зыбь и топь и скат в низину
Тропою илистой скользит
В пещеру рот стоит разинут
В клыках скользящего сразит
А далее – скулят и лают
И в результате всех страстей
Там воронье не просыхая
40_ Висит на ниточках детей.
Тогда красавица спросила
Дрожа листвы своей платком:
Какая сила побудила
Тебя вскормить в себе волков?
Зачем такие длинные клыки
Из вечной высунулись глотки?
Зачем зажаты в кулаки
Собаки в облике селедки?
Я только ветреница – прах
50_ Лечу от юности тряпична
А ты – в туманах и парах —
Зачем ты внутренностью хищна?
Зачем комок морской травы
С медузы паюсным букетом
Дракон по имени Увы
Принес тебе запрошлым летом?
Зачем? Зачем? – гласила Ветвь
И что за смысл в подобной власти?
А Скилла только улыбалась ей в ответ
60_ И зубы скалила из пасти.
Горит ли кость на пепелище
Иль тлеет свежее бревно
Или вообще огню нет пищи
Ей это право все равно
Она летит теперь наверно
Летит куда-нибудь туда
Где здешнее недостоверно
Как еле слышная дуда
Меж вечных лун рогами новых
Ей не узнать знакомых форм
Кружится воздух бестолковый
И комары уж ей не корм
Сменяют дни рассвет рассветом
И что ни день – другие щи
Сгорела птичка, больше нету
Теперь ищи ее свищи.
Они ушли оставив снаряженье
И множество своих друзей
Вокруг золы вечернего огня.
Вокруг светало. Первое движенье дня
Уже вставало около вершин
А выше их никто не подымался
Поэтому там не было тропы
Упали лошади, им сделали гробы
Упав на скалы вертолет сломался
10_ И схороня крылатого коня
Они пошли настречу взмахам дня.
Печальных похорон летучего железа
Не вышла на порог безумная слеза
Протек ли бак ли, винт был кем-то срезан
А может быть виной тому гроза —
Но он погиб как будто был животным
Из слов пустых «сломался вертолет»
Из них иллюзий желтоватый плод
Рождает бабочку – пример сердцам холодным
20_ В уменьи жертвовать друзьями и самим
Собою ради прихоти каприза,
Природа как бы сделала живым
Его, дабы погибель механизма
Зажгла костер, столбом поставив дым
Подуло с запада – и нету мотылька
Пыльца сошла с блестящего металла
Двойная смерть – прибора и зверька
Их продвиженье в гору задержала:
Упавший жук их задавил козу
30_ Проверить бак или винить грозу
В хищении железного пегаса?
Конец один – четыре смерти сразу
День-Фортинбрас еще лудил кирасу
И в этот миг как будто по приказу
Из свода выпал юношеский серп.
Их было двое: Хиллари и Шерп.
Хиллари:
Послушай, Шерп, ты видишь эти скалы?
Возьми веревку, палку передай
Уж день настал, как все прекрасно стало
40_ Взгляни – там ледяная борода
Начальный луч стократно преломила
Здесь – призмы скал из каменных акул
Торчат, торчат. Дай мне походный стул:
Хочу я посидеть. Как все здесь мило!
Весь горизонт как белая пила.
Жаль конь погиб. Окрестность мне мила.
Жаль нет коня – проклятая кобыла!
Смотри, мой Шерп, как хорошо кругом.
Приятно мне, но дышится с трудом.
50_ И вот полупрозрачными шарами
Туман понесся к лону облаков
Кипя по щелям бледным молоком —
Тогда качая стройными ногами
Над банками набитым рюкзаком
Промолвил Хиллари: «Возможно ли тайком
Вершить великое? Всегда бывает пена
Шипит ли чай, родилась ли звезда
Цветочек мал, но пахнет резеда
Нескромно вторя воздуху вселенной
60_ Рычит комар вонзая храбрый зуб
И воет ветер зная про грозу.
Французский летчик Сент-Экзюпери
Прекрасно говорит на эту тему
Он много раз об этом говорил:
Стремленье ввысь всегда рождает пену
И много хладнокровных Афродит
Со временем та пена породит.
Ведь некогда сей юный Антуан
В пустыню пал с останком самолета
70_ Там бедуин давно не ставил стан
Но Антуан сбежал из переплета
Теперь уже не помню право как
Но в каждом слове из его страницы
Сидит как первобытный крик макак
Великое томленье устремиться
Сорваться ввысь подальше от земли —
Так говорит нам Сент-Экзюпери».
Смолк Хиллари. И смолкло бормотанье
Снегов, тумана и других стихий
80_ Светила раскаленное мечтанье
Всосало в дно стеклянные стихи
Извечных льдов. Инейное сиянье
Метнулось львами к ярким ледникам
Там – к солнцу, после снова к облакам
И смолкло все, лишь Шерпа воркованье
Комками пара пало в тишь снегов
Клубясь по углубленьям их следов.
Шерп:
Кожа неба – шкура бубна
Слово неба – гомон водный
90_ В темя бога свергнут Гангом
Темя бога – школа танца
Шаганьям Ганга великана-ледника
Бог влитый в кокон молока
Рек облаком торжественных купаний
И слово медленных падений и ступаний
Застыло льдом в тугой кимвал —
Он так довольно долго толковал
Про этот вздор беззвучных сотрясаний
И вдруг воскликнул:
100_ Хиллари о Хиллари
И глыбы лая загремели: Хиллари
О Хиллари о Хиллари о Хиллари
И горы воя повторили: Хиллари
О Хиллари о Хиллари о Хиллари…
Шерп глупый смолк. Невразумительным обломком
Вверху мерцал хрустальный Эверест
Все реже становился воздух тонкий
От солнца отделился гневный крест
И диск его кружился бледной пленкой
110_ Примявши палкой жалкий эдельвейс
Они пошли. Пик становился ближе
А вся земля потерянней и ниже
Казалось говорила им: Проснись
И Хиллари оглядываясь вниз
Старался удержаться альпенштоком.
Бывает так – уставятся скотом
Дойдя до гребня выспреннего тына
Но многие ли ведают о том
Насколько эта истина пустынна
И в самом деле что такого в ней
Давно известно: крыльями не машет
Она, и не поет как соловей
И что́ ей даже в лучших песнях наших
И в самых мыслях – там где песен звон
10_ Чеканит грань разваренного бубна
Ей слышится наверно это стон
Глупца что ночью с паперти не убран
Нет истины в цветах пока живешь
А как умрешь тогда все будет проще
Там соловей среди востока роз
Певучим пеплом канет в серой роще
Тогда иди таращь свои бельма
Упреком голося к верховной яме
Слепящие тугие письмена
20_ Вдруг заблестят в неполотом бурьяне
И этих букв невыполненный гул
Нас гонит здесь навстречу стрел и игл…
Шел Аввакум от холода сутул
И от мороза ноги еле двигал
Псы околели и окоченев
Деревья оседали в мутной склянке
Он шел один почти окостенев
И нес сквозь наст почти уже останки
И вся Москва бессмысленных палат
30_ Была забыта им. Едва гудели кости
По-нищенски глядели из заплат
Его глаза железные как гвозди
Глядело солнце в черный запад – Русь
Где правил голод угольные крылья
И где молитвы плавали как ртуть
И где для казни сами ямы рыли
И где тела двуперстных стариков
Держал в земле холодный створ – Архангельск
А главы человеческих грибов
40_ Вопили гимны словно бы на праздник
Какие головы! Одна из них на нем
Пока еще пускает пар из устья
Глухого рта, другие стали пнем
Пока их почва мерзлая не впустит
И не сожмет землистых темных губ
Над маковкой ощеренного карла
И пес привычный тщетно скалит зуб
И все ворчит что вот она пропала.
Шел жуткий лик, шагал как нож сквозь лед
50_ Поленья ног вбивая в ямы рытвин
Юродивые вправлены вперед
Стояли льдины круглые в орбитах
Он шел один единственный как перст
Чугунный перст сквозь грызь пустыни черствой
Под хрусталем нелюбящих небес
Влача весь срам страны стотысячверстной
И эта твердь не гнулася над ним
И гребень леса не смыкал зигзага
Лишь в воздухе стоял холодный нимб
60_ Лишь на снегу не видно было шага
И ветер ветер в толоконный лоб
Идущему и бился и мяукал:
Откуда ты, бездонный протопоп?
Куда, куда остеклянел и утл?
Чего тебе, прозрачный человек
Отчаянный и ангельски пернатый,
Какие речи в странной голове
Еще звенят в котле твоем невнятно?
Гляди гляди тебя уже и нет
70_ Смотри смотри как сведено пространство,
Зверь новый на засаленном рожне,
Ты повернись, ты видишь: в мире красном
Столичный смерд дрова тебе срубил
Холуй калужский чадам сделал плаху
В мразь тех кто видел – вплавленный рубин
Их кровь на ней лежит как жидкий яхонт
Подобный крови легкий род огня
Поет тебе многоязык стремглавый
О том что пепел истины обняв
80_ Откинут твой единственный кровавый…
И воздух взвыл и взвился как костер
И Аввакум сверкал согнувшись вдвое
И небосвод опять над ним простер
Лицо свое и тело неживое.
Туда идя своей чредой
Где город – знал – вдали воздвигнут
Я как нежданною бедой
Внезапно небом был застигнут
Бледнея, утра мрак в нем гас
Был блеск повсюду одинаков
И только сверху дикий глаз
Взирал с него без прочих знаков
Тут одаль все свернулось в вой
10_ Став ветра пепельною плотью
Лишь на дороге предо мной
Виднелось пугало в лохмотьях
Качалась череп-голова
Седое тела тлело сухо
И вихрь выветривал слова
Из трупа Хлебникова духа.
От первого вздоха:
Куда убегает вода исчезающей зелени?
Если бы око мне
О ко мне
20_ Ком неги нежданной
Тебе дней на дне
Дано мало
А надо много
О сом реки
Реки
Рея с мели с милой над ней
Как камней на дне
Надо много.
А надо мной мне осталось
30_ Небо льна
Не больно-то верится:
Желтого мера
Золото мира
– Солоно мира хлебать тебе
Солнца мало
И мимо литься луны
Молиться унылой.
Дуновение новое:
Веер вех на хлебных копнах
Ветер дерева тетерев
40_ Гребень багрян
Яркий багор-косарь
Ветви ответь —
То ли око цветок
Слитый с ликом истока-ростка
Проистеканьем листвы
Вервие веры вверх
Тянучи до ночи тоньше?
– Смотрите, это солома.
И третье:
Где тела?
50_ Те ли они
Мы не знаем
Плесть ли плескать ли
Или петь сеть
Или суть-путь еще ища
Куда убегает вода исчезающей зелени
И так утекающей лебеди?
– А пока мы идем убегают колодцы…
С косноязыких челюстей
Через мычанье хрип и скрежет
60_ Стучал мне звук пустых костей
От ветра в трепетной одежде
Я стал судить, но верой скуп
Про что он мне проговорился
Как вдруг исчез шершавый труп
И дух вещавший испарился
И стройный град вдали пропал
И бледный вихрь вымер прерван
А горный воздуха кристалл
Застыл как будто в полдень первый
70_ И вспомнив тот что в высях был
Я вверх свой глаз подъял невольный
Где в гул и в гибель всех светил
Сжигал их ужас треугольный.