Анна Владимирова
Сбежать от зверя
– Ваше начальство вас подставило. Мне нужно было лишь досмотреть эту вшивую постановку до конца.
– Неужели тут все так мелко?
– Не скажите. Вы же отметили, что он вам запел нечто из странного репертуара?
– Успел, да… – Я наконец навел резкость на Довлатыче.
Суровый тип. Гораздо старше меня, но выправка идеальная, глаза ясные и силой от него так разит, что я протрезвел быстрее, чем успел опьянеть от его высокоградусной настойки. Та катилась по внутренностям, согревая и приводя в чувства.
– Вы когда отчитались сегодня о визите Стерегова, Демьян заерзал отчетливей.
– Подельник?
– Я тоже так думаю. Прикрывал Стерегова регулярно. – Он закурил и присел на корточки рядом. – Вы вообще оказались той удивительной деталью, вокруг которой внезапно собралась вся картинка. Демьян боялся вас, поэтому и решил держать поближе. А тут вы еще и Стерегову дорогу перебежали.
– Это каким же образом?
– Марина ваша – единственная уцелевшая свидетельница существования того, что Стерегов изворотливо прячет от всех.
– Наркоторговля?
– Не совсем. Препараты, являющиеся результатами исследований нашего института.
– Куда он их поставляет?
Вопрос, как он их вообще достает, был неинтересен. Пусть разбираются.
– Хороший вопрос, – он затянулся и медленно выдохнул дым, а я опустил взгляд на его узловатые пальцы.
Мда… гораздо старше меня.
– Будете смотреть на записи в клинике?
– Да, планировал туда заглянуть. И с вашей Мариной познакомиться – тоже. Если вы не против…
– Артур Довлатович, а у вас нет случайно сведений о судебном процессе и решении по Марине?
– Что с ним? – подал он мне руку.
– Ну а как вы думали Демьян тут меня решил вытряхнуть из человеческой шкуры посреди кафе?
Все же открытие о бывшем друге вышло неприятным.
– Я не знаю, что он вам сказал, – взглянул он на меня сурово. – Как раз спросить хотел.
– Что Марине дали пять лет заключения в реабилитационном центре.
– Мда, – протер он лоб. – Нет такого решения, конечно же. Он ее дело тормозил как мог.
Я почувствовал, что мне снова становится нехорошо. Вот же гнида! Но Довлатыч тоже почувствовал мою нестабильность и снова подхватил под руку:
– Тахир, держитесь. Разберемся.
– Надеюсь, вы не даете пустых обещаний, – усмехнулся я.
– Результаты разбора могут быть разными, поэтому нет.
– Тогда как это должно помочь мне держаться?
– Никак. Вас держу сейчас я.
Довлатыч довел меня до приемного пункта, и вскоре в коридоре показалась Катя.
– Тахир… – встревожено позвала она, подскакивая ко мне.
– У него только что срыв произошел, – доложил ей Довлатыч.
– Каталку! – скомандовала она.
– Не говорите Марине, – спохватился я, когда ведьмак навис сверху.
– Не собирался. Я с тобой пока иду.
Меня привезли в процедурную, принялись обследовать с ног до головы, обвешивать приборами и вслушиваться в нутро. Катерина выглядела очень взволнованной, но было плевать. Я пытался услышать, что происходило за дверью. К Довлатычу началось паломничество следователей, и те докладывали ему подробности.
– …Девушка толком ничего не говорит, – донеслось до меня, и я едва не вытянул уши натурально, чтобы лучше разбирать слова, как вдруг неожиданно получил пощечину.
Не сильную, скорее обескураживающую, но игнорировать Катю перестал, нахмурившись.
– И что это было? – недовольно потребовал.
– Новая методика, – даже не дрогнула Катя. – Способствует улучшению концентрации внимания и заботы о себе! Думаешь, что ты бессмертный?!
– Нет, не думаю, – прорычал, оглядевшись. Даже не заметил, что ее ассистент вышел. – Но это не твое дело.
– Ошибаешься, – вздернула она бровь с вызовом. – Я могу тебя уложить на больничную койку и даже ремнями прикрепить, чтобы не сбежал!
– Еще одна новая методика? – усмехнулся я. – Или набралась у кого-то?
– Я быстро учусь, – закатила она глаза. – Кроме шуток, Тахир, тебе нужен отдых!
– Кать, я бы с радостью, – смягчил я голос. – Но не по своему желанию я вдруг решил вывернуться из кожи вон. Дай что-нибудь, да я пойду.
– В кровать, – безапелляционно заявила она и потянулась к стационарному телефону. Я только пытливо прищурился, с интересом ожидая ее хода. – Соедините с квартирой «пятнадцать».
Вот же сучка!
– Катя, – неодобрительно покачал я головой, зло сужая взгляд на докторке. – Не надо.
Но она и глазом не моргнула:
– Марина, это Катерина. У меня сейчас Тахир в палате. Нет, с ним все хорошо. Только он тут снова на износ поработал, и я хочу быть уверена, что ты его не выпустишь из кровати хотя бы до завтрашнего вечера…
– Очень по-взрослому, – злился я.
– Спасибо, – просияла Катерина. – Да, препараты выпишу, не переживай. Пока.
Она положила трубку и скомандовала мне оголить зад.
– Не надо транков, – прорычал я.
– Получишь степень доктора наук – будешь мне указывать. Развернулся! Или вызову охрану!
– Ты точно не ведьма? – пытливо сощурился я.
В палату вошел Довлатыч:
– Ну как он? – обратился к нейн.
– Плохо, Артур, – неожиданно назвала она высшего по имени. – На износ. Ему постельный режим нужен сегодня-завтра минимум. А вообще – реабилитация.
– Ну, теперь присмотрим, – пообещал он. – Постельный режим обеспечим.
– Я вообще-то еще здесь, – укоризненно заметил я. – Мне бы хотелось узнать подробности дела.
– Я пришлю через час медбрата, он сделает укол, – отрезала Катя.
– Хорошо, – быстро согласился Довлатыч. – Пока беру под свою ответственность.
– На каталку! – скомандовала рыжая, пресекая мою попытку встать с кушетки.
Я только недовольно скрипнул зубами, но послушно пересел, и Довлатыч выкатил меня в коридор. Черт, что за унижение мне организовала Катя?!
– Не дергайся, Тахир, тебя изрядно тут потрепали.
– А Катю откуда знаете?
– Она внучка моя. Просил ее приглядеть за тобой.
– Так она все же ведьма, – восхищенно усмехнулся я.
– Да, – понизил он голос, – но это секрет.
В лифте он вдруг резко остановил кабинку между этажами и присел передо мной на корточки.
– Я охочусь на этого медведя уже пять лет. Где этого сукиного сына учили так заметать следы, черт его знает!
– Ну а магией его прибить не нашли оснований?
– Защищен, – покачал головой Довлатыч. – Договорами от очевидной. И амулетами от прочей. Причем амулеты так себе, но предъяви он попытку нарушения его права – полетят головы, сам знаешь…
Знаю. Только находился я по другую сторону этой конвенции. Против оборотней запрещено применение магии. Любая попытка без основания – ликвидация.
– Но теперь ему не уйти, – зло щурился он на моем лице.
– Стерегов не просто так сегодня заявился, – начал я.
– Еще бы. Демьян пообещал, что с тобой проблем больше не будет. – Довлатыч вздохнул, сморгнув. – Прости, что довел тебя до такого состояния, но теперь Демьян пойман с поличным за попыткой провокации и убийства. Он будет вынужден указать на Стерегова и рассказать о нем все.
– Что нам с Мариной тогда делать?
– Дождаться решения суда. Я завтра подгоню процесс – максимум пара дней, и вы будете свободны.
Даже не верилось. Неужели…
– Демьян еще не раскололся? – искал я поводы напрячься.
– Пока нет. Он боится Стерегова больше, чем меня, – покачал головой Артур. – Но я думаю, сегодня у обоих будет тяжелая ночь.
А хороший пасьянс вырисовывался. Демьян попался с поличным и будет вынужден дать показания против Стерегова.
– А зачем ты звонил мне и просил прийти на разговор? – спохватился я.
– Ну так рассказать тебе хотел обо всем. Чтобы ты так не дергался. Но у тебя все не было времени.
Вот же дрянь! А я тогда больше верил Демьяну, чем ведьмаку. Неудивительно.
Довлатыч выкатил меня на этаже и попытался предложить дойти до своей женщины ногами, чтобы не волновалась. Но старания Катерины не прошли даром – Марина с Геной сидели у дверей нашей квартиры, лишая меня надежды показаться ей в обычном виде.
И это было хреново. Очень. Я видел в ее глазах все: как испугалась за меня снова и как лишний раз утвердилась в уверенности, что я нуждаюсь в спасении от Стерегова. И как я буду выбивать из ее головы эту дурь?
– Что случилось? – обратилась она тревожно к ведьмаку, не ожидая услышать от меня правду.
Тут же корчил хмурую физиономию Гена.
– Много всего, – авторитетно заверил Довлатыч обоих. – Тахиру досталось, но сейчас уже все хорошо.
– Марина, это Артур Довлатович Серый, высший ведьмак, – представил я, поднимаясь с каталки.
И только тут подумал, что не рассказывал ей, что в моем мире существуют не только оборотни. Мне все казалось, что и меня одного ей будет много. А теперь приходилось рассказывать все впопыхах. Марина опасливо глянула на моего спутника:
– Это как Геральт, что ли? – усмехнулась она ошарашено.
– Как Геральт, да, – протянул Артур ей руку. – Приятно познакомиться.
А вот это хорошо. Теперь надо убедить мою зайчиху, что два серьезных мужика в моей морде и лице Довлатыча стоят большего доверия, чем угрозы блохастого медведя.
Настроение поднялось. Мы все вошли в квартиру. Гену не поднялась лапа выгнать – совсем продрог мой боец днями сидеть в машине. Я послушно пересел на диван, Довлатыч опустился на стул рядом, а Марина с Геной засуетились с ужином. Я видел, как Марина поглядывает на меня, и не мог дождаться, когда уже нас оставят в покое.
Но задерживаться никто не стал. Артур выпил лишь чашку кофе и распрощался, обещав держать в курсе.
– Тахир Муратович, – замялся Гена у выхода, – простите… но мне доложили, что ваш начальник под следствием. То есть я перехожу под ваше руководство.
– Приказываю валить домой и отдыхать, – кивнул я ему на двери.
– Понял, – просиял тот. – Но я на связи.
– Пока, Гена, – с нажимом попрощался я, и мы с Мариной остались одни.
Она медленно приблизилась ко мне и села в ногах, заглядывая в глаза. А я даже не знал, с чего начать. Не верилось, что вот сейчас я ей расскажу обо всем, и завтра-послезавтра все закончится.
– Что случилось? Почему Катя сказала, что тебе плохо?
Она еще немного помялась, но все же переползла на колени и скрутилась в руках.
– Я оказался кем-то вроде камня преткновения, – признался я. – Неожиданно, но, кажется, завтра все должно закончиться.
– Правда? – Ее голос ожил, а пальцы впились в мою рубашку.
– Да… Завтра против твоего Иосифа дадут показания. А после в течение нескольких дней мы станем свободны. Никто на самом деле не давал хода твоему делу.
– Тахир, тому, кто собирается дать показания, конец, – вдруг прошептала Марина.
– Он под защитой. Не доберутся. А приходил он сюда, потому что считал меня трупом…
Руки ее ослабли, а я стиснул зубы. И не нашел ничего лучше, чем процедить:
– …Если ты перестанешь в меня верить, я не прощу тебя, Марина. – Я запустил пальцы в ее волосы и притянул к себе, шепча на ухо: – Что мне, мать твою, еще сделать, чтобы ты поверила в меня?
Она испуганно замерла, но тут вдруг в двери раздался стук и настойчивое:
– Откройте для медицинской процедуры!
Марина отпрянула и направилась к двери, а я зло смотрел ей вслед, не в силах пошевелиться. Меня сковало мимолетным страхом, что я снова не смогу выиграть гонку со смертью. Что она уже дышит смрадом в затылок, а я ничего не могу поделать, кроме как подчиниться…
– Поворачивайтесь на живот, – нарочито бодро скомандовал медбрат и всадил мне две инъекции. – Завтра утром к вам зайдет врач проверить, как вы себя чувствуете.
– Пойдешь в душ? – вернулась ко мне Марина, выпроводив врача.
– Могу не успеть, – глянул на нее исподлобья.
– Пошли, – кивнула она, грустно улыбаясь. – Я помогу.
Ворчливая злоба набухла в груди, но я молчал. А она отвела меня в ванную, раздела, настроила воду и залезла следом.
– Значит, все наладится? – улыбнулась.
Я молчал, оперевшись о стенку ладонью. А Марина вспенила гель на мочалке и принялась тереть мне спину. Я чувствовал касания ее пальцев, успокаивающе оглаживающих кожу, а когда она прижалась вся ко мне, прикрыл глаза.
– Скажи… – прошептала едва различимо под шорохом каплей воды.
– Да, наладится, – выдавил.
Она вжалась в меня крепче, честно стараясь удержаться и верить. Только никто из нас не поверит, пока этого действительно не случится. Нас обоих судьба только обманывала, уничтожая навыки веры во что-то или кого-то. Может, поэтому и вместе? Не верить вдвоем уютней…
– Марин, мне надо… выползать отсюда… – выдавил, чувствуя, что начинаю отъезжать.
Она вывела меня из ванной и направилась со мной к кровати, заботливо поддерживая. Как же хотелось остаться с ней! С ее заботой, взглядом, тоской… Мне нужно было надышаться ей сегодня, потому что неизвестно, что ждет завтра. Но инъекции бескомпромиссно вырубили, и все, что я успел – унести с собой в сон ее тихий вздох…
Глава 10
Пробуждение вышло тяжелым. Я все никак не мог раскрыть глаза, как после наркоза. Слышал, что Марина рядом, что беспокоится и звонит врачам, и я кое-как заставил себя сесть на четвереньки и потряс головой.
– Тахир, осторожно, – положила она мне руку на плечо и ответила в трубку: – Да, он сел.
Когда к нам примчались врачи, я почти пришел в себя. А когда попытались еще что-то вколоть, едва не выкатились у меня из спальни.
– Нет. Мне нужно быть в себе, а не в виде овоща! – рычал я. – Нет, и этого колоть тоже не надо. Никаких витаминов и спазмалитиков. Просто оставьте в покое!
И даже обеспокоенный взгляд Марины не убеждал быть покладистым. Бригада пригрозила мне визитом рыжей ведьмы, и на этом мы расстались.
– Я испугалась, – вернулась Марина в спальню, проводив врачей. – Ты мычал и дергался, но не просыпался.
– Иди сюда, – протянул я ей руку, и она послушно устроилась у меня в объятьях. – Сколько времени?
– Семь, – прошептала она. – И тебе звонят все утро.
Я медленно моргнул, глядя в окно. Солнечно. Впервые за много дней. Но с раннего утра мне, значит, уже звонят.
– Будешь завтракать?
– Мне нужно посмотреть, кто звонил, – тяжело вздохнул я, не в силах изображать фальшивую надежду на то, что меня чем-то спешили обрадовать.
Она шмыгнула носом, бодро поднимаясь:
– Ладно.
Не успел я свесить ноги с кровати, она уже подала мне мобильный и направилась в кухню:
– Кофе и чай, да?
– Да.
Я слабо улыбнулся Марине и опустил взгляд на экран. Довлатыч звонил всего один раз. Последний. На мой звонок ответил не сразу.
– У меня плохие новости, – хмуро сообщил мне без приветствия. Ну а разве могло быть по-другому? – Демьян мертв.
Ну, идиоты вы, что мне вам сказать еще? Не уберечь такого свидетеля – это надо умудриться.
– Интересно, как, – презрительно усмехнулся я, поднимаясь на ноги.
– Самоубийство. Разгрыз капсулу с ядом.
А вот это звучало как-то паршиво даже для такой новости.
– И на камерах это есть.
– Да.
– Хреново, Артур Довлатович, – процедил я, а сам направился в гостиную, прикидывая, за сколько минут мы с Мариной можем собраться. В том, что меня загнали в угол, сомневаться не приходилось, и рассчитывать было не на кого. Снова. Марина осталась единственной свидетельницей. Ее не отпустят.
Моя художница привычно мазала булочку маслом, сидя за столом в гостиной, но ее настороженный взгляд показался таким чуждым, что хотелось выматериться на ведьмака и бросить трубку.
– Но и это не все.
– Ну еще бы…
– Тахир, Стерегов подал претензию против следовательского отдела и тебя лично. Он утверждает, что Марина принадлежит ему и что мы удерживаем ее силой.
Сказать, что это удивило, я бы не смог. Да, должно было случиться что-то… Пока я валялся в отключке под препаратами, Стерегов разыграл беспрецедентную партию – убрал одного свидетеля и разинул пасть на другого…
– Ну и что думаешь? – автоматически поинтересовался я, спешно одеваясь.
Глубоко плевать, что он там скажет. Марина – покойница, если попадет к Стерегову в лапы. А значит, другого выхода, кроме как перейти на темную сторону, у меня нет. И даже не перейти – мне надо бежать не оглядываясь. Я пока слабо понимал, как буду продолжать общаться с семьей, но это все не играло роли. Я должен спасать себя. Потому что Марина – часть меня.
Я схватил джинсы и принялся быстро их натягивать, прижимая трубку к уху.
– Если Марина не подтвердит их связь, то ему ничего не обломится, – делился выводами ведьмак. – Поэтому, я бы тут не переживал.
Я вернулся в спальню и замер, вслушиваясь в звуки на кухне.
– Она подтвердит, – тихо сообщил ему.
– В смысле? – хмуро потребовал Довлатыч.
– Она боится Стерегова, – объяснил я, медленно опускаясь на кресло. – То, что он убивает одним своим существованием даже через защищенные стены и решетку, она знала всегда.
Марина стояла в проеме с моей чашкой кофе и смотрела на меня таким же стеклянным взглядом, как и я на нее. Слишком умная, чтобы не догадаться, что именно сейчас происходит. Она не сбежит со мной. Потому что я уже не сбегу. Это от системы я бы сбежал. Когда такой, как Довлатыч, падает тебе на хвост, сложно извернуться, но возможно.
А от Стерегова я не побегу.
– И что? – напряженно процедил ведьмак на том конце.
– Ну, Демьяна ты уже охранял. Что, пообещаешь ей, что ответишь за мою безопасность тоже? – И я зло оскалился, прикидывая свои финальные позиции.
Уговорить Марину теперь не вестись на угрозы Стерегова и не спасать меня? Бред. Она уже вся белая и дрожит, как заяц, сжимая кружку в ладонях до побелевших пальцев.
– Если ты не будешь грызть капсулы с ядом, то да! – рявкнул Довлатыч.
Предложить Марине новую тюрьму пожизненно? Это вряд ли.
– Мне тут сообщили, что Стерегов к вам через полтора часа приедет со следственным комитетом. Выезжаю тоже.
Я убрал мобильный и уставился перед собой.
– Он убьет тебя, если пойдешь к нему, – сделал я бесполезную попытку. – А жизнь без тебя мне не нужна…
– Нужна, – тихо возразила она. – Ты очень сильный, Тахир. И ты нужен семье. Без тебя они еще чего-нибудь натворят. А нам он жизни не даст. Иосиф загонит тебя в ловушку и сдерет с тебя кожу на моих глазах. Он всегда выполняет обещания.
– Все может быть, – отстраненно заметил я. Партия проиграна. Вариантов нет. Шах и мат. – Можно кофе?
Она кивнула. А я прикипел взглядом к ее голым стопам, пока те не исчезли из виду. И закрыл глаза. В душе все затихло перед тем, как сломаться. Как же мне был нужен свет в конце тоннеля… Хоть какой-то намек на вариант на спасение. Но чудес не бывает.
Мы позавтракали в тишине. Наблюдать за жизнью, стоя двумя лапами в могиле, своеобразно. Звуки уже доходят будто через воду, а запахи становятся острее. Теперь мне аж горчило от растворителя и красок на языке, и кофе вместе с тем становился незабываемым.
– Ты говорил, что не простишь меня, если предам, – прошептала она.
– Да, – рассеяно кивнул я.
– Это ведь не будет иметь значения, если мы не увидимся больше, – вдруг дрогнул ее голос, и Марина заплакала. Я поднялся и направился к ней, но она взвилась, роняя стул: – Не надо… не трогай! Я не смогу… потом…
Я только тяжело сглотнул и опустил голову, не в силах смотреть на ее слезы, бегущие по щекам. Пожалуй, она права. Лучше не трогать друг друга, иначе разлучить нас смогут только через чей-то труп…
Солнце ударило в морду со всей дури, когда я вышел на балкон. Аж слезы брызнули из глаз. Или не из-за солнца? Я закурил, наполняя легкие дымом, а голову – пустотой. Знакомое состояние. Такое же у меня было, когда врач сказал мне, что Полине осталось времени максимум до вечера. Это – те самые секунды между отливом прошлой волны и ударом следующей. Шелест камней может показаться даже успокаивающим. Кажется, все это можно принять и смириться… Но, когда оглушает ударом равнодушной стихии, понимаешь, что всем глубоко плевать, смирился ли ты, принял или нет – тебя все равно раздавит.
– Тахир… – Я даже не слышал, как Довлатыч пришел за мной на балкон. – Стерегов хочет поговорить с тобой.
С губ сорвался смешок.
– Ну-ну… – и я повернул к нему голову. – Каково чувствовать себя проигравшим, ведьмак?
– Мы еще не проиграли, – сдвинул он седые брови.
– Ну, поиграйся, – отвернулся я.
– Я могу вас защитить, – процедил он. – Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю.
– Мне не нужно изображать внимание, чтобы «смотреть» на тебя, – неприязненно процедил, упрямо глядя на сигарету в пальцах.
– Не верю, что ты опустил лапы.
– О, да, время пафосных речей, – закатил я глаза, но Довлатыч вдруг проявил удивительное терпение:
– Знаешь, почему Демьян засунул тебя в свой отдел?
– Чтобы был на виду с Мариной.
– Нет. Он боялся тебя.
– Мне дела нет до его фобий.
– А вот мне бы на твоем месте стало интересно, зачем Стерегов попросил с тобой разговор с глазу на глаз.
– Пришло время договариваться, да? – презрительно усмехнулся я, сминая окурок в пепельнице. – Ну, пойдем…
– Не думаю, что это про договоренности, – холодно заметил ведьмак и шагнул за мной в комнату.
В первый вздох шерсть на загривке стала дыбом. Где Марина? Но потом я увидел Катерину у выхода из квартиры. Она кивнула мне, глядя глазами, полными сочувствия и неверия. Да, детка, и твой дед иногда бывает никчемным, если связывается с несчастливым волком…
Меня провели на этаж выше. Марина уже была здесь – я чувствовал запах. Значит, дает показания. В глотке дрогнуло от рычания – зверь мой жив еще что ли? Но волк только замер в темных закоулках души, обещая сожрать меня позже со всеми потрохами.
За дверью соседнего помещения оказался какой-то номер типа нашего с Мариной, только больше и напыщенней. Стерегов стоял спиной у окна, обернувшись на мое появление.
– Свободны, – рыкнул моему конвою, и за мной закрылись двери.
Но я уловил едва заметную тень напряжения, прошедшую по его лицу. Мы замерли в тишине. Я смотрел на него равнодушно, он – изучающе. Хотелось спросить, когда он насмотрится, но желание что-либо говорить пропало. Время разговоров прошло.
– Я не трону Марину.
Мне показалось, у меня галлюцинации. Но снаружи я только вздернул бровь, поднимая высокомерно голову. Медведь потянул носом, пытаясь меня сканировать, но результаты ему не нравились. А я и правда чувствовал в себе прилив какой-то темной решимости раздавить его одним взглядом…
– Если думаешь, что избавлюсь от нее, то не стоит, – повторил он мысль, будто пытаясь донести до меня суть в ином исполнении. Но глухим идиотом меня не считал. Только чего он ждал? Моей радости по этому поводу? Может, глухим идиотом тут был он?
– Ты считаешь, что меня это… что? Должно обрадовать? – потребовал я неожиданно низким рычащим голосом.
Честно, я бы уши поджал, если бы на меня сейчас так нарычали. И медведь едва не поджал тоже. Он что, боится меня? Меня? Раскатанного тонким слоем между молотом и наковальней? Я чуть не рассмеялся. Пришлось сжать зубы и послушать ответ.
– Я знаю, что ты уже терял избранную, – направился он обходить меня медленно по кругу. А я не понимал, что это за спектакль такой тут разыгрывается. – Ты же понимаешь, что тебе ее не отдадут теперь. Или позволят посещать в очередной тюрьме, потому что понимают – я вас везде достану. – Витиеватые речи, видимо, помогали ему как мантры. Стерегов приосанился, наконец, заиграл желваками и начал давить эмоционально. – Ты не можешь ее вытащить. И я вижу, ты уже просчитал все варианты…
Как бы ни хотелось посмеяться над его когнитивными ошибками мышления, но не выходило – я действительно все просчитал.
– Ты меня что, уговариваешь? – оскалился я, хоть и содрогнулся внутри от этого. Зачем я трачу время на него?
Я надеюсь…
Как идиот.
Что он сейчас попросит меня о чем-то, и Марина будет ценой.
– Просто предупреждаю, – снисходительно пожал он плечами. – Перебежишь мне дорогу, я тебя убью. А Марина любит тебя. Не хочу ее расстраивать, она заслуживает большего.
– И когда же ты это рассмотрел? – А теперь я почувствовал противную слабость.
Он размазал меня тут по полу, втер в пыль…
– Давно, – оскалился он. – Иногда ведь надо потерять, чтобы понять ценность потери…
– Убогим-то да. – И это стало последнем гвоздем в крышку моего гроба. Я опустился до словесного унижения от собственной слабости.
Стерегов довольно ухмыльнулся:
– Рад, что мы поняли друг друга.
Я вышел в коридор и на удивительно твердых ногах направился к лифту.
* * *
– Да, у нас были сложности, – «каялся» Иосиф собравшейся комиссии, изображая из себя небывалую заинтересованность во мне. Мудак! – Но не поэтому ли существует этот центр? Проблемы были и будут, но теперь я уверен – мы с моей девочкой их преодолеем. Тем более, у вас есть слова Марины.
Я почти не слушала никого вокруг. Мне задавали вопросы, повторяли снова и снова… А я могла думать только о расползающейся черной яме в душе. Нет, так всегда было, когда кто-то уходил из моей жизни. Но настолько несовместимо с этой самой жизнью – впервые.
– Марина, вы признаете право господина Стерегова?
– Да, да…
– Как же вы оказались в ситуации, когда Тахир Сбруев предложил вам стать его избранной, и вы согласились?
– Я думала, что не вернусь назад. И жизнь с Тахиром казалась мне… возможной…
– Просмотрев камеры, на которых вы запечатлены…
– Марина, не надо, – вдруг вырвал меня из оцепенения знакомый голос.
Я подняла взгляд на… как же его? Геральт который… Он что, все время тут был? Вокруг как-то подозрительно стихло все, будто мы оказались с ним в вакууме. Мужчина навис надо мной, развернув к себе вместе с креслом.
– Не подписывай. Не соглашайся, – жестко отчеканил он, положив ладонь поверх договора. – Я смогу вас спрятать.
– Тахир вам не верит, – спокойно ответила я. – А я верю ему. И не хочу, чтобы он пострадал…
Геральт скрипнул зубами:
– Если дашь показания против Стерегова…
– Мне нечего вам рассказать. Он не идиот показывать мне что-то, что может сработать против него…
Я врала. Потому что за несколько недель до моего побега Иосиф… то есть, Михаил будто решил, что я и правда уже могу знать все.
Сначала он наорал на меня, что картины мои никому не нужны. Сорвался будто на ровном месте. Пришел и разбил картину, над которой я работала, вдребезги. Но потом вдруг смягчился. Пытался втереться в доверие, разговаривать… Но от такого его внезапного расположения я совсем потеряла покой. И сбежала. Это было несложно. Видимо, не все сотрудники Михаила были оборотнями. Когда я вышла из женского туалета в другой шмотке, забрызганная дешевым парфюмом с ног до головы, на меня даже не взглянули. Простой прием, старый. Но для тех, кто уверен, что пленница никуда не денется, оказался вполне годным.
– Не ври, – вернул меня Геральт в реальность резким приказом. – Если бы не знала, стал бы он за тебя такую цену ломить…
– Вы давите на мою самку, – послышалось злое рядом, и мой несостоявшийся защитник вперил неприязненный взгляд мне за спину, а мир будто спустили с паузы. – Прошу этого не делать, или я буду вынужден привлечь вас за противоправные действия…
– Не тебе мне говорить про противоправные действия, – огрызнулся Геральт. – Я все равно тебя прижму…
– Жду с нетерпением. – Ладонь оборотня легла на документ, и он пододвинул его ко мне: – Подписывай. И поедем.
Как я ненавидела эту тюрьму еще вчера…
Зато теперь время здесь показалось мне лучшим в жизни, а место – храмом, в котором хотелось попросить оставить нашу комнату с Тахиром нетронутой. Только уже сегодня ее уберут, обезличат, выгребут мои краски с кистями, возможно даже соберут комплект пуговиц с его рубашки… и отправят на помойку.
Договор перед глазами едва не утонул в слезах, побежал мутной акварелью и расплылся окончательно. И когда Михаил поднял и сгреб в объятья, я даже не нашла смысла сопротивляться. Только беззастенчиво заливала его пиджак весь невообразимо длинный путь к лифту.
– Мне нужно к врачу, – шмыгнула носом, отстраняясь.
– Ну давай зайдем. Покажи только куда.
Его странная покладистость нервировала. Понятно, что он играл на публику, но какой ждет счет за эти его старания? Хотя. Тахир же сказал, что он меня убьет.
Только у меня даже в мыслях не мелькнуло, что он попрется со мной в кабинет Катерины.
– Катя – женский врач! – возмутилась я у дверей. – Я не буду говорить с ней при тебе!
– Ты теперь – моя, – склонился он ниже, сверкая желтыми глазами. – И мне важно все о тебе знать.
Я неприязненно скривилась на его участливую физиономию, когда на наши препирательства у кабинета возникла Катерина.
– Останьтесь за дверью, – холодно приказала она, вперив злой взгляд в Стерегова.
Тот только надменно вздернул подбородок, но подчинился, а меня пропустили в кабинет. Стоило дверям закрыться, я заплакала, и Катя утащила меня на кушетку, спрятав в объятьях. Она ничего не говорила, позволяя мне выплакаться, а я долго не могла успокоиться. Все здесь напоминало о Тахире.
– Знаешь, а я только что из хирургического отделения, где его сын лежит, – тихо заметила Катя. – Тахир там…
Я взяла себя в руки и вытерла слезы:
– Кать, ты присмотришь за ним? – заглянула ей в глаза.
Она только пожала плечами:
– Я постараюсь…
– Пожалуйста, уговори его жить. Пусть пьет таблетки, ходит на уколы и постарается обо всем забыть…
Она смотрела мне в глаза все это время, и ее взгляд не обещал мне ничего из того, чего мне бы хотелось.
– Я не могу допустить, чтобы он пострадал. Этот, – я кивнула на двери и понизила голос, – страшный беспринципный ублюдок. Его никто не сможет остановить, когда он решает, что кому-то не жить…
Катя кивнула.
– У меня тут есть для тебя… – Она поднялась и взяла пакет со стола. – Витамины. Тебе пригодятся. По одной утром и вечером.
Я кивнула, не в силах больше слова сказать. Раскрылись двери, и в кабинет вошел Стерегов.
– Жду вас на прием через неделю, – вдруг сообщила Катя безапелляционно. – И, пожалуйста, без опозданий, хорошо?
– Какие-то проблемы? – сузил на ней взгляд оборотень.
– У Марины очень ранимая душа, – неприязненно объяснила она. – Стресс очень вреден для женщин. Поэтому постарайтесь создать ей условия для продолжения терапии. Назначения у нее есть.
Я поблагодарила и вышла, чтобы Стерегов не вздумал и там угрозами разразиться. Он догнал меня в коридоре, взял за руку и повел меня из здания.
На улице стояла тихая теплая погода. В моей же душе шелестел дождь. Он покалывал и дергал нервы, избивая их кончики ледяными каплями. Он шелестел белым шумом в ушах, лишая возможности слышать что-то еще. Он смывал все случившееся вместе с моими следами, оставляя для нового дня белый холст.
Когда за мной захлопнулись двери автомобиля, я подняла взгляд в окно и увидела Гену. Странно, и запомнила ведь его имя… Парень недоуменно глядел на автомобиль несколько секунд, потом вытащил мобильный и принялся кому-то звонить.
– Поехали, – скомандовал Стерегов, и я прикрыла глаза.
