Я крепче сжала чашку кофе, которым меня любезно угостили в кабинете врача.
– Мне, наверное, следовало дождаться лекции, – смущенно выдавила я, глядя на доктора исподлобья.
Дождаться доктора тоже было непросто. Я час маршировала под ее кабинетом, пока она была на обходе.
– Понимаете, Марина, – вздохнула та, – ваш случай уникальный. Обычно женщины сюда попадают уже после отношений или пережившие акт присвоения оборотнем… В общем, они все исправляют тут ошибки, которые допустил партнер. Вы же с вашим партнером зашли будто с черного хода. Хотя раньше, лет сто назад, все так и происходило. Только девушку не спрашивали… Ставили просто перед фактом присвоения, и живи как хочешь.
– А тут разве ничего не нужно исправлять?
– Судя по вам, исправлять по животной части отношений нечего. Все же зрелые мужчины более опытны, они не мечутся между вариантами. И выбор ваш партнер сделал идеальный. Вы совсем не травмированы. У вас нет депрессии, посттравматического синдрома, нарушения в организме из-за неприятия и прочих вариаций отклонения от нормы. – Она невесело усмехнулась. – Это такие отклонения, которые скорее стали нормой. Они превалируют.
– То есть мне повезло?
– Да, – уверенно заключила она. – Учитывая обстоятельства, вам очень повезло.
– Но ведь есть то, что мне тоже нужно знать? Тахир говорит, что назад пути нет.
– Практически, – подтвердила она.
– Что это значит?
– Это значит, что вашему партнеру вряд ли удастся выйти из отношений без потерь.
– Каких?
– Марина, – сдвинула она брови, – ему и вам лучше было бы принять то, что случилось. Это лучшее, что вы можете оба сделать, а не думать, как расстаться.
– Я бы хотела знать, – надавила я.
Она помолчала, хмурясь.
– Вам будет просто. Если вы не привязаны к мужчине эмоционально, то будет все как у людей.
– А ему?
– Тут множество вариантов. Но жить по-прежнему он уже не сможет.
Мне казалось, она специально так отвечает, чтобы ничего не сказать. Осуждает меня – это очевидно. Ладно.
– А какие особенности сейчас? Что мне нужно знать?
– Сейчас у вас медовый месяц. По большому счету, природа предусмотрела все, чтобы вы забеременели в это время. Поэтому с контрацепцией очень сложно. Мы, конечно, предпочитаем, чтобы все начиналось не так, и в медовый месяц пара уже входила по согласию.
– Но ведь таблетки надежны? – насторожилась я.
– Девяносто пять процентов.
– Вот черт, – поникла я.
– Процент неудач небольшой. Поверьте, тут с природой ну очень сложно бороться.
– Что еще? – глянула я на нее обреченно.
– Ему очень нужно сейчас быть с вами постоянно. То, что он не появляется и уходит вообще, говорит о его железобетонной силе воли. Но на пользу это вам не пойдет. Ваш партнер быстро вымотается от такого сопротивления. – Она вздохнула, опустив взгляд на стол. Будто решалась мне что-то сказать и, наконец уверенно посмотрела на меня снова: – Это не мое дело, но неофициально мое мнение таково: ваш партнер много сделал для вас. Очень. Непосильно много. Думаю, он заслуживает вашего ответного шага. Дайте ему передышку, Марина.
– Понятно, – пришибленно поднялась я и направилась к двери. – Спасибо.
Внутри все замерло в ожидании решения. Какого? Я же не жила ни с кем. Нигде. Скиталась по съемным квартирам все время за исключением тех трех лет, что работала на Вальдмана. По коже прошлась волна мурашек. Не стоило забывать о нем. У него такие связи, что я вообще не верила, что удастся сбежать. Навыки спасли, но надолго ли?
В мрачных мыслях я добрела до квартиры. И уже не удивилась знакомым туфлям на пороге. С губ сорвался смешок, и внутри отпустило. Почему-то стало спокойнее от того, что Тахир вернулся, а не находится где-то в городе, уставший и злой.
В кухне нашлось два новых пакета с продуктами. Прокравшись к спальне, я заглянула в открытые двери. «Мой партнер» все же сдался. Да так вдохновляюще, что я вернулась к пакетам с художественными принадлежности и начала искать скетчбук и простые карандаши. Добыть их бесшумно не удалось, но Тахир даже не шелохнулся. Так и лежал, раскинувшись на спине, голый по пояс. А может, и ниже – под одеялом не видно. От него невозможно было взгляд оторвать! Шея, плечи… а руки – вообще загляденье. С него только картины писать!
Я скользнула к креслу рядом с кроватью, устроилась удобнее и принялась набрасывать эскизы. Только уже через минут двадцать меня начала мучать жажда, а искусанные губы не давали покоя… Я хмурилась, пытаясь сосредоточиться на работе, и упорно продолжала черкать карандашом…
– Ты слишком быстро дышишь… – раздалось тихое, и Тахир вздохнул глубже. – И слишком соблазняюще пахнешь.
Карандаш от неожиданности выпал у меня из рук, и я замерла, будто был шанс, что так он меня не заметит.
– Прости, – прошептала я на его ехидный взгляд. – Я не хотела тебе мешать. Думала, ты спишь.
Он скептически вздернул бровь:
– Сюда иди, – оскалился соблазнительно.
В голове крутилась всякая чушь типа «А вот такой ракурс еще лучше – потрясающий свет!» Я медленно поднялась с кресла и направилась к нему.
Тахир повернулся на бок:
– Где ты была утром?
– У врача, – с готовностью доложила я, надеясь, что он отделается просто допросом.
– И что врач сказал? – насторожился он.
– Что тебе нужен отдых.
– Мне? – усмехнулся.
– Что ты постоянно улыбаешься? – возмутилась я. – Ты разве не приполз сюда и не рухнул на кровать?
– Приполз, – неожиданно покладисто кивнул он. – Рухнул.
– Ну так и спи!
– Не могу. – И снова оскал!
– Я выйду.
– Уже нет.
Он сцапал меня с края кровати и подмял под себя. И сразу не стало сил говорить. Я замерла, парализованная его напором.
– Зайка, ну что ты? – послышалось хриплое вместе с горячим выдохом в губы. – Я постараюсь быть нежным… Как ты хочешь?
– Никак, – вырвалось у меня.
Тахир приподнялся на локтях и навис сверху, глядя на меня таким непонятным взглядом, что снова захотелось попросить его не двигаться, пока я не сделаю скетч… Я прикрыла глаза и медленно наполнила грудь воздухом.
– Я… мне страшно. Сложно! Ты меня трогаешь! Везде! И так, что я вырубаюсь без сил!
– Твое тело говорит обратное.
– Ты сам сказал – это все химия! А я не… не самка тебе! Чтобы подставлять задницу каждый раз, как ты захочешь!
Я уставилась на него в страхе, а он вдруг положил пальцы мне на подбородок, и я дернулась, как от удара током. Легкое касание его руки изгибов шеи сбило дыхание. Я паниковала все больше по мере того, как он спускал ладонь по плечу и ниже – к животу.
– Что ты делаешь?
– Просто глажу, – хмурился он. – Ты не даешь себя трогать. Пик гормонального всплеска прошел.
– И?
– И все. Ты меня хочешь. Здоровой частью. А покалеченной не переносишь прикосновений. Ты мне не доверяешь. И не собираешься.
– Я не знаю, что ты сейчас сделаешь! – возмутилась я.
– А что такого я могу сделать?
– Ты… ты принуждал!
– Пожалуй. – Он сел рядом, а я подскочила и съежилась у спинки кровати. – Но я не могу остаться и не трогать тебя, Марина. И я уже объяснял, что это просто голод. В моих интересах постараться перестать тебя им пугать.
– Все очень быстро, – отвернулась я, чтобы не смотреть на него.
Что я несу? Только что ведь говорила с врачом. Но я просто не могла. Не могла отдать себя в жертву даже ему. При одном его взгляде хотелось забиться в уголок, чтобы не достал. Я не знала почему.
– Не могу предложить медленнее, девочка, – лязгнул металлом его голос.
Терпение у Тахира кончилось. Я проследила, как он поднялся и вышел из спальни, снова отметив глупо – задница у него просто отдельное произведение искусства. Но меня снова дернуло, словно на привязи, и я выбежала за ним.
– Слушай, прости… – замерла я у стола. Тахир налил себе стакан воды, морщась от моего «прости», как от лимона. – Тебе… плохо?
Он шумно выдохнул и оперся о столешницу.
– Зайчик, – хрипло начал он, глядя перед собой, – я хорошо тебя понимаю. Мне никогда еще не хотелось быть человеком настолько. Но я им быть не могу. Давай мы примем взрослое решение, ладно? Я сорвался вчера. Не стоило.
– Ты хочешь уйти?
– Я не могу гарантировать тебе безопасность. От себя. Это пугает.
– А что ты можешь сделать?
– Много всего. Наша задача этого не узнать.
– Послушай, – задрожал мой голос, – я была у врача. Мне объяснили, что ты… измотан этим всем.
– Не надо меня жалеть, – насмешливо перебил он и сделал большой глоток из стакана.
– Ну и кто еще тебя пожалеет? – потребовала я. – Что-то не вижу желающих…
Он не обратил внимания – прошел в спальню. Я направилась следом:
– …Не уходи, пожалуйста. Дай мне время! Тахир! – Я вырвала из его рук джинсы и уставилась с вызовом. – Меня чуть не изнасиловали в приюте! В пятнадцать! Их было трое! Зажали в подсобке, рвали одежду, душили!.. Я не могу с тех пор!.. Ненавижу мужчин!..
Он выпрямился, глядя на меня сверху потемневшим взглядом. Черты его лица заострились, глаза вдруг знакомо заискрились…
– …Пожалуйста, – прошептала я. – Когда ты хватаешь меня, становится страшно.
Могло показаться, что он услышал, сдался. Только голос его напугал еще больше:
– Ложись на кровать, – приказал он хрипло.
Не обнял, не пожалел.
Но я повиновалась. Сама же бежала за ним.
И снова я под ним – глаза в глаза, растерянная и испуганная. Он совсем не собирался позволить привыкнуть? Похоже на то. Плавно стянул с меня вещи, одну за другой. А я все следила за его взглядом, цепляясь за него, чтобы не дернуться. Холодный, сосредоточенный, безэмоциональный… Стало страшно. Снова парализовало, сердце запрыгало в груди, а внизу живота сжалось в болезненном спазме. Тело и правда жило своей жизнью, и это нервировало еще больше.
Когда Тахир вдруг отодвинулся к краю кровати, я растерянно заморгала. Он задернул плотные шторы, и комната погрузилась в полумрак. Захрустела бумага…
– Что это? – поежилась я, дрожа, когда он поставил пакет на кровать – черный, большой, с шелковой красной лентой.
– Твоя терапия.
– Ты приготовил терапию и собрался уйти?
– Зайчик, помолчи, – сурово глянул он на меня. – А впрочем…
И он извлек из пакета нечто красиво упакованное в черную коробку. Но когда вытащил из нее какой-то шарик с ремнем, у меня пропал дар речи.
– Открой рот, – хрипло приказал Тахир.
Я позволила ему вставить мне этот кляп и застегнуть на затылке ремни. Зафиксировав его, Тахир поинтересовался, удобно ли мне, и заботливо освободил волосы от ремешка. Теперь захотелось много всего ему сказать, но я помнила, что он дал мне последний шанс.
Оставив меня ненадолго пялиться в потолок, он навис надо мной снова. Заглянул в глаза, замер на несколько вдохов, потом вскинул руку и провел по щеке. Я зажмурилась и напряглась, сжав челюсти на кляпе. Но тут же будто осталась в одиночестве. Бедер коснулись горячие пальцы и скользнули к коленям, и я сжала ноги, вцепившись пальцами в одеяло.
То, что его руки вдруг исчезли, насторожило, и я задышала чаще, пытаясь сдержать панику.
Он не давал подсказок, не говорил ни слова и не издавал звуков. А когда вдруг стопы сжал горячими ладонями, я вскрикнула и тут же закусила губы от стыда. Приятное тепло поползло по телу от его массажа, а легкие ноты розового масла наполнили рот слюной. Ноги налились тяжестью, в груди защекотало, а щеки запылали от осознания того, какой вид ему открывается сейчас. Но ни слова сказать, ни возмутиться, ни попросить перестать я не могла. Меня рвало от разномастных эмоций: радости, что он не ушел; стыда, что лежу перед ним голышом; страха от оживавших воспоминаний.
Я ведь не видела его…
…Как и тех, кто сдирал с меня белье в подвале. Только обрывки голосов и кривых перекошенных физиономий…
Нет.
То, что делал Тахир, никак не напоминало тот опыт… Или напоминало? Я же беспомощная? Или нет? Нет, могу дать ему в челюсть ногой… Но тогда он точно больше не даст шанса.
А Тахир осторожно поднимался выше – от ступней к икрам, – и я застонала от удовольствия. Так правда может быть от простого массажа? Ух ты! И я уже подумала, что в этом и есть терапия, и расслабилась, когда вдруг его руки снова исчезли. А уже через несколько ударов сердца чувствительной кожи на подъеме стопы будто коснулась шелковая лента. И эмоции разлетелись, как в калейдоскопе, на горсти режущих осколков. Чувства не успевали за скоростью касаний то его пальцев, то этого странного шелка… пока до меня не дошло, что…
…Он меня связывает.
Тело оцепенело. Я в ужасе осознавала, что Тахир лишает меня возможности двигаться, но ничего не могла поделать. В голове взрывались предохранители – я же его не знаю! Он говорил, что может натворить всякого и что поэтому ему надо уйти! А это что? Может, он уже это творит? А я молчу…
Когда он дошел до бедер, я взмокла и задышала еще чаще. Шелковая веревка повиновалась его рукам, следовала изгибам тела и ложилась так близко к самому чувствительному, что на какое-то время тревожные мысли вылетели из головы. Я думала только о том, что он касается меня везде. Равнодушно, расчетливо и пугающе профессионально.
Когда он взял за руки и помог сесть, я попыталась поймать его взгляд, но тут же пожалела. Он сверкнул в полумраке желтыми глазами, и я оказалась на коленях лицом в кровать с оттопыренным задом. Но даже пикнуть не успела, как он завел руки мне за спину и принялся связывать их, упираясь своими напряженными бедрами в мои.
Неужели он решил связать меня и трахнуть, чтобы не мешала своим протестом? Это будет последнее, что он со мной сделает. Я отобью ему все, до чего дотянусь!
Из глаз покатились слезы. Я кляла себя за тупость и доверие, поносила эту проклятую химию и сжимала кулаки – он поймет глубину моих чувств по этому поводу.
Тахир подтянул несколько узлов, и мои локти встретились на линии позвоночника. Ну какой умелец! И где же он этому научился? Слезы перестали литься на одеяло. Я злобно пыхтела, кусая кляп и проверяя узлы на прочность. Нет, не выдернуться. Накатила паника. Кожа покрылась холодным потом, сердце скакнуло к горлу, но Тахиру было плевать. Несколько движений – и он перевязал мне грудную клетку, оставляя голой грудь. Последние штрихи пришлись на шею. И как только его руки исчезли, мысли схлынули, оставляя напряжение звенящей пустоты. Но я явно ощущала, как что-то внутри уже замешивает мрачную пугающую палитру, чтобы меня размазало в клочья. Хотелось позвать Тахира, но стоило подумать о жалких звуках, в которых потеряется его имя, и я сжимала зубы крепче.
Сначала показалось, что ничего не происходит. Наступила тишина. Но на фоне этого безмолвия я вдруг резко осознала – он ушел. Отомстил. Связал и бросил в униженном положении! Он же неслышный вообще!
Показалось, что где-то щелкнул замок, и даже шаги будто услышала, и шорох одежды…
…и меня разметало от ужаса. Я задохнулась воздухом и задергалась, скуля. Ни одного слабого места в узлах! Ни одного звука больше! Я одна!
Одна…
Через сколько времени меня тут найдут? Черт их знает! Ко мне не суются практически, процедур у меня нет… Может, если трубку завтра не возьму и не смогу заказать завтрак? Тоже вряд ли…
Я дергалась и скулила непрерывно, сжимая кулаки и пытаясь поддеть хоть одну петлю.
Не знаю, сколько прошло, прежде чем я прекратила попытки и расплакалась. Долго, навзрыд, до опустошения… В мыслях мелькали картинки, на которые было больно смотреть. Раньше. Сейчас мне казалось, что хуже уже некуда, и вспоминать прошлое стало неожиданно легко.
Я сдалась. Пересматривала воспоминания, терпела боль и страх, которые хлестали наотмашь, шмыгала носом и отстраненно замечала, что все это будто проходит мимо в последний раз.
Настоящее же рисовалось все ярче. Я чувствовала каждый изгиб веревки на теле. Они будто проступали в сознании выжженными рисунками, и прошлое затягивалось дымом от горящей кожи…
И я даже не поняла сначала, отчего с губ сорвался вскрик. Вздрогнула и задышала лихорадочно, а чужие пальцы уверенно прошлись по бедрам, расслабляя напряженные мышц. Длинные выдох и вдох рядом показались каким-то трюком мозга. Прикосновения становились все увереннее, чужие пальцы надавливали вдоль позвоночника, будто возвращая в реальность, и до меня, наконец, дошло – Тахир не ушел, не бросил. Был рядом все это время. Сволочь!
Только… Меня вдруг заполнило до макушки такой радостью и благодарностью, что все ужасы разметало в клочья. А он продолжал касаться везде – с позвоночника спустился к ребрам, животу, ногам… Ничего провоцирующего или возбуждающего – просто успокаивающая ласка.
Когда он убрал кляп, я только облизала пересохшие губы и прикрыла глаза, позволяя себе чувствовать все, что он мне устроил. Смысл доходил медленно. Но я все больше убеждалась, что он определенно был. Я встречала каждое его касание как что-то очень жизненно важное, нужное и такое желанное, что снова захотелось плакать.
Один за другим исчезали узлы. Сначала на шее, потом с ребер. Когда Тахир освободил руки, я раскидала их, наслаждаясь свободой. Говорить не хотелось. Сил не стало, мыслей тоже. Я вяло отмечала, как узлов становится все меньше и какая охватывает эйфория. Тахир молчал.
– Ты же не уйдешь? – прошептала я.
– Нет. – Прозвучало хрипло и устало.
Я выпрямила ноги и перевернулась на спину. Тахир стоял одетый в одни джинсы у выход из спальни. Веревки в его руках не было. Даже пакет не хрустнул…
– Я думала…
– Я знаю, – напряженно перебил он. – Марин, мне надо выйти ненадолго. Лучше полежи. Вернусь – пообедаем.
Он схватил рубашку с кресла и вышел.
Я даже шага от ее двери не сделал. Ноги дрожали, и я съехал по стенке на корточки, прикрыв глаза. Мне нужно было хотя бы минут пять, чтобы взять себя в руки. Глядя на связанную Марину, я пытался отвлекаться от происходящего всеми силами – думал об Эльдаре, Демьяне и всей той заварухе, которая творилась где-то там… Но выходило плохо. Вид связанной самки, ее запах и беспомощность, кажется, все же порвали что-то внутри. Не знаю, как мне удалось не шевельнуться.
Но Марина умница. Проявила характер, стойко пережила все, разобралась в том, чего именно я добивался. Нельзя было ее трогать. Это сломало бы все к чертям, и она бы не простила. Да и я себя тоже. Только со зверем мы разошлись по углам. Волк никогда еще не проверял меня так на прочность. И хотя сдался и ушел в конце концов, я с этого поля боя выполз еле дыша.
Кое-как поднявшись, я достал из карманов пачку сигарет и направился на улицу – подышать, успокоиться.
Снова шел дождь. Он уже перешел из острой в хроническую форму, мерно накрапывая в лужи перед ступенями. Прямо как моя одержимость Мариной. Сегодня был последний шанс уйти. И его не стало. Я готов был волочиться за ее ногами, лишь бы она снова разлеглась для меня на кровати и доверилась… Нет, я, конечно, лучше вены себе перегрызу… но диагноз от этого легче не станет.
– Тахир, – позвал меня вдруг женский голос.
Я нехотя повернул голову и навел резкость на смутно знакомой рыжей девушке в плаще. Она встряхивала зонтик в дух шагах от меня.
– Здравствуйте. Я Катерина. Помните?
– Да, здравствуйте, – хрипло выдохнул я с дымом.
– Простите, что лезу, – улыбнулась она, – но вы – мой пациент. И я вижу, что с вами не все в порядке. Пройдемте в кабинет?
И она, не дожидаясь моего ответа, зашагала к входу. Я выбросил сигарету и поспешил открыть ей тяжелые двери.
– Спасибо, – поблагодарила она.
Мы поднялись в ее кабинет и остались в его тишине вдвоем. Даже дождь тут не был слышен. Она села за стол, так и не надев халат.
– Что случилось? Вам помогают таблетки?
– Наверное, уже нет.
– Вы изменили намерения?
– Да.
– Хорошо. Тогда что такое?
– Я не выдерживаю, – усмехнулся. – Марине мой животный голод кажется излишне напористым. Она пугается.
Я отвел взгляд. Весь разговор показался бесполезным.
– Вы пытались с ней говорить?
– Пытался. Но ей сложно понять, да и не должна она мне ничего. – Объяснения выходили сбивчивыми и больше походили на оправдания. – Марине тяжело. Она никогда не доверяла мужчинам, насколько я понял. А я… вынужден… быть жестким.
Катерина помолчала, и я уже думал прощаться, когда она предложила:
– Тахир, вы тоже мало кому доверяете, похоже.
– Я? – усмехнулся я.
– Привыкли все сами решать.
– Немного.
– На сто процентов, – уверенно перебила она. – Я бы хотела предложить вам с Мариной парную терапию. Что скажете?
– Это как?
– Я буду тем, кто договорит за вас все, что не можете договорить вы.
– Я взрослый, – отрицательно покачал я головой. – Говорить умею.
– Но не можете. Что сегодня произошло? Почему вы приняли решение, но оно так ударило по вам?
– Потому что с Мариной нельзя так, как нужно мне, – начал злиться я.
– Она знает об этом?
– Знает. Но я прекрасно понимаю, почему не может мне дать все и сразу…
– Сможете терпеть дальше? – наступала она все увереннее.
– Не уверен.
– Подождем катастрофу или сработаем на опережение?
– Я не уверен, что вы поможете.
– Вы заранее считаете меня недостаточно компетентной. Скажите, Тахир, может, вы и Марину считаете неспособной сделать вас счастливым просто потому, что вам так проще? Вы ей шанс давали?
– Я связал ее и вставил в рот кляп, – мстительно сообщил я.
Катерина опешила. Но ненадолго.
– И какую цель преследовали?
– Приручал к рукам.
– И как?
– Руки дрожат – не проверить, – процедил.
– Хорошо, давайте проверим вместе. А то, может, мне лучше отстранить вас от посещения моей пациентки? Поломаете ей что-нибудь…
– Как мы заговорили, – недобро сощурился я. – Ну попробуйте.
– Тахир, нам обоим понятно, что с вас хватит, – парировала она. – Я профессионал. Доверьте мне то, что не можете сами. Вам нужна помощь. Я готова помочь.
Я уставился ей в глаза, и ее взгляд дрогнул. Хороша помощь. И доктор все правильно поняла:
– Да, вы мне симпатичны, – вернула она на меня уверенный взгляд. – Поверьте, симпатизировать вам несложно. И то, что при таких обстоятельствах Марина все равно тянется к вам, неудивительно. А мои симпатии никак не скажутся на результате.
– Уверены? – склонил я голову набок, усмехаясь.
С языка рвалось совсем другое. Но я сдался. Чертовски хотелось… что-нибудь, что, наконец, позволит перевести дух.
– Сейчас я могу сделать вам укол. Чтобы выспаться, успокоиться и получить передышку. Я понимаю, что с вами сегодня произошло.
Я медленно заполнил легкие воздухом. Да, у меня в принципе незатейливый диагноз – гон.
– Я обещал Марине пообедать с ней, – опустил я плечи.
– Любите себе нервы дергать? – неодобрительно заметила она. – Вы не способны сейчас на такие простые вещи, как пообедать с ней. Ваш зверь будет искать любой повод, чтобы установить свои правила. Вы же сами доводите до катастрофы, а потом терпите ее результаты…
Катерина перестала мне улыбаться. Смотрела сурово, выглядела профессионалом… Но мне все равно было понятно, что она просто защищается от меня.
– Тогда делайте уколы, – капитулировал я.
– Хорошо, – поднялась она. – Пойдемте в процедурный.
Я проследовал за ней, покорно улегся на кушетку и получил заслуженную терапию.
– У вас примерно полчаса, – отвернулась она, снимая перчатки. – Вернетесь в номер или отдохнете в отдельной палате?
– Вернусь, – поднялся я и, натянув джинсы, покинул кабинет не прощаясь. Только очарованного доктора мне не хватало. Не весна все-таки.
Ноги перестали дрожать, и я добрался до номера Марины почти спокойным. Она сидела за столом со скетчбуком, поджав под себя ноги. Увидев меня, отложила все и поднялась:
– Я обед заказала…
– Отлично.
– Где ты был?
– Курил.
Я прошел к ней и сбежал взглядом в короткое сканирование своей самки, лишь бы в глаза не смотреть. Она оделась в светлую пижаму и всем видом звала сгрести ее в объятья и завалиться в кровать.
– А еще напоролся на доктора…
Марина усмехнулась:
– А с тобой не соскучишься.
– Ты как? – наконец, нашел я в себе силы посмотреть ей в глаза.
– Жду тебя. – И она смущенно покусала губы. – Не знаю… Тахир… Давай поедим и… я хочу еще попробовать…
– Мне вкололи транквилизатор, – невесело усмехнулся, чувствуя, как снова накатывает слабость.
– А… – нахмурилась Марина. – Тогда тебе, наверное, лучше лечь. Ты же не уйдешь?
– Не успею, – покачал я головой, чувствуя, что нет у меня полчаса. Веки уже стали тяжелыми, в ноги вернулась дрожь.
Я только зубы стиснул, шагнул к Марине и сгреб ее в объятья.
– Я не опасен для тебя сейчас, – усмехнулся ей на ухо. – Надо попросить Катерину выдать тебе пистолет… с уколами.
Марина с трудом выпрямилась в моих лапах, и вместе мы едва добрели до постели. Я надеялся, что просто придавлю ее собой к кровати и вырублюсь…
…но вышло даже лучше. Я не отключился сразу. Успел почувствовать, как она обняла меня за шею, удобно устраиваясь в моих руках, и осторожно вдохнула мой запах, робко укладывая ладонь мне на грудь.
Пробуждение будет нелегким. Но это будет потом…
Я долго лежала, слушая его дыхание. Тахир, кажется, уснул сразу. А я старалась не шевелиться, чтобы его не разбудить.
Горько все это было. Я будто попала в какую-то сказку с несчастливым концом. Мне давали всего несколько дней, чтобы спастись из плена белых лабиринтов, а я облажалась – и чудовище не расколдовала, и сама не преуспела. И теперь мы с чудовищем обречены.
Чудовище, кстати сказать, очень сильно старалось и в конце концов пало, обессиленное борьбой со своими звериными желаниями. А я так и не успела ему сказать ничего такого, что бы его расколдовало… или сделать…
Вот она – правдивая жизненная сказка. А не вот это все, чем с детства дурят головы маленьким девочкам. Все мы – чудовища. Тахир – буквально, а я… я вру ему и подвергаю его жизнь опасности.
Как я уснула – не помнила. Проснулась, открыла глаза и поняла, что даже не дернулась в руках Тахира. Он все так же еле слышно дышал, вокруг было тихо, и только дождь накрапывал на стекло, разбавляя палитру мрачной улицы. Судя по тому, что за окном было довольно сумрачно, день катился к вечеру. Хотелось есть, пить, в туалет… В общем, все сразу. Тахир все так же прижимал меня к себе, но за время сна немного ослабил хватку – появился шанс вылезти. Только от первого же моего движения Тахир сжал руку сильнее.
– Мне в туалет надо, – прошептала я.
Он вздохнул глубже и выпустил, и я ретировалась из спальни. Все казалось остывшим. Комнату заволокло сиреневой пастелью, и только лампочки на кофе-машине немного разгоняли стылый полумрак. Будто до этого тут все пылало, а теперь выстудило. Только я знала, что стоит Тахиру проснуться, и все снова загорится.
Когда он ушел сегодня утром покурить, я еле сползла с кровати. Было очень странно и даже шевелиться неприятно. Сначала чувствовала себя так, будто меня раздели перед всем приютом и выдрали ремнем. Но проблема была в том, что и такое со мной уже происходило. А сейчас Тахир будто переиграл это воспоминание. И на этот раз вокруг не было никого. Никто не видел, кроме него. Но он не воспользовался моей беспомощностью как те, кто наказывал в детстве. Он не причинял боли, а его прикосновения вернули меня в реальность. Я впервые осознала, что той маленькой девочки уже нет. Все прошло. И теперь меня есть кому защищать.
Выйдя из душа, я тихо прокралась к холодильнику. Наверное, он все равно слышит, но я хотя бы стараюсь.
Я разобрала пакеты, которые принес Тахир, еще утром. Среди всякого мяса и сыра в виде нарезок и кубиков, я обнаружила такую милую сердцу булочку с изюмом и брикет сливочного масла, что даже потеплело внутри. Девушку, как говорится, можно вывезти из приюта, но приют из девушки – никогда. Казалось, нет ничего вкуснее, чем сладкий чай с булочкой.
В таком блаженном виде с большим куском булки во рту меня и застал Тахир. Его опасная улыбка будто заискрила в сумраке комнаты, нервы сразу дернуло, и я застыла с чашкой. Плавное ленивое приближение мужчины к столу показалось шествием сытого хищника к миске. Это стоило трудов, но я невозмутимо запила еду чаем и облизнулась.
– Будешь есть?
Продолжение следует…
– Буду, – ответил он из-за моей спины и направился в ванную.
– И что ты будешь? – пробурчала я себе под нос.
– То же самое, что и ты, – последовало из ванной, и тихо щелкнула дверь.
Булочку с чаем? Серьезно? Ладно. Это я точно смогу ему приготовить. А дальше-то что делать? Может, расколдовать его обещанием руки и сердца? Он не просил столько всего. Он вообще просто берет, что ему нужно.
Но нервничать не хотелось. Я устала.
Когда Тахир вернулся в одних джинсах, я уже устанавливала мольберт у окна.
– Помочь? – замер он возле кофеварки.
– Нет, я сама. Ты выспался?
– Похоже на то, – и он принялся делать кофе, а я уставилась на его широкую спину.
– Хорошие уколы?
– Скорее всего. – А вот тут его голос наполнился недовольством. – Не хочешь прогуляться?
– Можно, – выпрямилась я. – Только меня же не выпустят.
– Погуляем там, куда выпустят. Покажешь парк?
Я только напряженно втянула воздух.
– Ладно, – буркнула недовольно. – Я тебе чай сделала. Ты же попросил такое же.
– Я все буду. И, Марина, мне тоже не нравится, что с решением по твоему делу так тормозят.
Я обернулась к нему. А вот так – на расстоянии с булочкой – он даже ничего. Будто обычный.
– Там есть колбаса, – кивнула я на холодильник, намереваясь продлить эту иллюзию его безопасности. – И сыра дофига. Не хочешь?
– Хочу, – кивнул он, оскалившись – не давал мне расслабиться.
– Ты точно выспался? – направилась я к холодильнику.
– А если нет, то что ты сделаешь? – вдруг недобро усмехнулся он, проследив за мной.
– А ты что намерен делать?
– Намерен и дальше слушать, как ты хочешь, чтобы я остался. А то закрадываются сомнения снова. Что тебе не так опять?
Я втянула воздух и прикрыла глаза на миг, собираясь с духом.
– Ты притворяешься постоянно.
Я уже вытащила из холодильника гору всякой нарезки, а позади так и было тихо.
– В чем? – потребовал он, наконец.
– Ты притворяешься, что выдерживаешь, – пожала плечами, берясь за ножик. – Улыбаешься… Сейчас вот снова играешь со мной…
– Вот как? А что мне делать?
Я обернулась, обнаруживая, что он и правда с интересом на меня смотрит.
– Марина, я предлагал и даже пробовал разойтись. Но тебя и это не устраивает.
– Меня не это не устраивает. – Черт, как же сложно было заводить отношения! Говорить-говорить… Я в жизни не говорила столько, сколько за эти дни с ним. – Ты вот сидишь сейчас весь такой загадочный… И я жду, что ты снова сорвешься, потом пожалеешь, попятишься назад и снова побежишь колоться.
– Я предложил прогуляться, – улыбнулся он. – Поэтому схема по-любому станет разнообразней. Ты вино пьешь?
– Редко.
– Самое время.
– Пожалуй, – усмехнулась я. – Ладно…
Пока он пил кофе с чаем, я оделась в теплый костюм.
– А что там у тебя на работе? Ты уволился? – поинтересовалась, когда он понес к раковине посуду.
Вроде бы ничего, можно и просто так с ним потрепаться. И плевать, что он там ответит. Но и ответил он вполне сносно: