Анна Вик
Загадка Троянской войны
– Мама, кто там? Новые гости? – та из них, что была пониже, обернулась к вошедшим.
На ее устах все еще была задорная улыбка. Девочка, видно, только-только расцвела, лицо было по-детски милым. Тонкие темные брови, зеленые, кротко смотрящие глаза, пушистые и черные как уголь волосы, струившиеся ниже плеч… Дитя обещало превратиться в одну из первых красавиц Эллады через несколько лет.
«Нет! Она слишком мала! Я ни за что не позволю себе!..» – начал было возмущаться про себя Одиссей.
– Да, Тимандра, причем не просто гости, – повысила голос Леда. – Подойдите вместе с Еленой сюда, я представлю вас друг другу.
Царь Итаки выдохнул с облегчением, поняв, что младшую девочку никто и не собирался выдавать замуж. Однако в следующее мгновение он снова ощутил, как дышать стало тяжело.
Когда она обернулась, малейшие сомнения были отброшены. Это была та самая Елена, только еще красивее, чем прежде. Теперь это была молодая женщина, изящнее которой никто, пожалуй, из живущих тогда греков не видывал. Грациозной походной она вместе с сестрой направилась к прибывшим, приковав к себе взгляды каждого из них. Те же безупречные черты лица, то же сильное, пропорциональное до нельзя тело. В ней, казалось, не было ни единого изъяна, кроме, быть может, этой невозможной энергетики женственности, не исходившей ни от кого настолько сильно.
– Прекрасна… Она просто Прекрасная, – прошептал Клеон завороженно.
Одиссей же не знал, как реагировать. От удивления он раскрыл рот, и это было на те секунды пределом его возможностей.
«Но как, как?! Ведь когда мы познакомились, ты уже была девушкой! И ты была родом из Дельф! Неужели ты меня обманула еще тогда? Если да, то ты самая жестокая, отвратительно жестокая!..» – Одиссей смотрел ей в глаза, мысленно выговаривая свое возмущение.
В ответ он лишь получил слабую улыбку, слегка сдвинутые брови, и укоризненный взгляд: «Позже, не сейчас».
– Позволь представить тебе, Елена, и тебе, Тимандра, – торжественно подвела гостя к своим дочерям Леда. – Одиссея, царя Итаки.
– Твоего очередного жениха, – прошептала громко Тимандра, и мать с сестрой укоризненно посмотрели на нее. Тимнадра смутилась, опустив глаза на пол.
– А это Елена и моя младшая дочь Тимандра. Единоутробная сестра Елены сейчас с их отцом в отъезде, какие-то очередные проблемы с илотскими20 наделами… В общем, с ними вы успеете увидеться позднее, на пиру. Также как и с моими сыновьями, Кастором и Поллуксом.
– Очень приятно с вами познакомиться, Одиссей, – вдруг Елена протянула свою тонкую руку для пожатия. Мужчина оторопел от такого жеста, ведь он никогда прежде не жал женщине руку.
– Чего же ты медлишь? – пробормотал за его спиной Дионисий.
Одиссея отрезвили эти слова, и он ответил на рукопожатие, осторожно обхватив Елену за запястье21. Ее же пальцы, напротив, сжали его руку слишком сильно. На секунду их взгляды снова встретились, и в глазах молодой женщины блеснул огонек, тот самый, завороживший его несколько лет назад. Елена слегка улыбнулась, причем сделала это так, что никто, кроме Одиссея, не догадался бы, что могла значить эта улыбка.
– Что здесь происходит?! – вдруг чей-то возглас оборвал их невидимый и никому непонятный диалог душ.
В мгновение ока оба опустили свои руки, и все, стоявшие во дворе, обернулись к вошедшему через центральный вход мужчине. Идущий быстрым шагом, он возглавлял небольшую процессию из семи человек. Сам он выглядел, пожалуй, как и любой другой спартанец лет сорока: поджарый, среднего роста, одетый небогато, но со вкусом, отличавшего его от простолюдина соседних полисов. Однако Одиссей догадался, что это наверняка был один из царей Спарты, тот самый Тиндарей. Его выдавали глубокие морщины на лбу и седые волосы на курчавой голове и в бороде. Такие вещи Одиссей про себя называл «приметами мыслей», и они были особенно редки среди обыкновенных солдат.
За ним энергично следовали два молодых человека лет двадцати, близнецы, которые один-в-один выглядели как Леда, только в мужском обличье. Стройные, высокие для спартанцев, с золотыми волосами, ровными чертами лица, облаченные в походные красные одеяния, это были, по всей видимости, Кастор и Поллукс, как догадались Одиссей и его путники.
– Я спрашиваю еще раз, – сурово продолжил царь Спарты. – Что здесь происходит? Кто тебе дозволил пожимать руку мужчине, Елена?
– Я… – девушка вдруг в мгновение ока смутилась и опустила глаза вниз. – Отец, это была всего лишь шутка.
– Это – один из твоих приехавших женихов? – нахмурившись, Тиндарей окинул строгим взглядом Одиссея. – Если да, то это должно быть особенно оскорбительно для него, он наверняка царь какого-нибудь…
– Итаки, – добавил Одиссей, понимая, что теперь смягчить царский гнев было только в его силах. – И ничего страшного в рукопожатии между мужчиной и женщиной в понимании моего народа нет.
Он солгал, но все его спутники решили промолчать.
«Молчите, а не то попадете у меня на солдатскую пожизненную службу!» – пригрозил неизвестно кому про себя Одиссей. Разумеется, на Итаке женщине не дозволялось подобным образом здороваться с мужчиной. Более того, ей даже не разрешалось приходить на половину мужа без приглашения.
– Правда? – с недоверием спросил Тиндарей.
Одиссей вместе с спутниками единодушно закивали.
– В таком случае, так и быть, прощаю, – Тиндарей слегка расслабился. – Но еще раз, Елена, ты позволишь себе подобное поведение… Ступай в свои покои вместе с матерью и сестрой. Увидимся на вечернем пиру.
– Слушаюсь, отец, – в голосе Елены звучал неподдельный страх. Она не решалась поднять более взгляд. – Пойдемте, мама, Тимандра.
«Она его действительно боится!» – удивился про себя Одиссей, наблюдая за удаляющимися вглубь дома тремя женщинами.
– Шутка, шутка, – пробормотал Тиндарей угрюмо. – Ты уж извини, как тебя?..
– Одиссей.
– Одиссей, царь Итаки. Наслышан я о тебе! Что молод, красив, богат, – Тиндарей слегка оскалился, пытаясь выдавить из себя улыбку. – И так далее… Но представь себе, я возвращаюсь со своими сыновьями чуть раньше обещанного, специально, чтобы тебя встретить, и тут сюрприз: моя женушка взяла твой прием на себя. А еще и дочка шутки шутит!.. Ладно, им мы это простим, не их вина, что Афродита наделила всех красавиц легкомыслием.
Тут Тиндарей уже добродушно улыбнулся. Видимо, царь был очень отходчив.
– В общем, рад тебя видеть, Одиссей. Слухи о твоей мудрости как правителя дошли и до нас, верно? – он вопросительно посмотрел на своих советников и сыновей. Те одобрительно закивали.
Одиссей растерялся. Он не знал, как стоило ответить на такое спартанскому царю.
– Я так понимаю, ты приехал как жених Елены? – продолжил Тиндарей.
– Именно. Вам сказывали о моей мудрости, а мне сказывали о ее красоте.
– И, как ты сам убедился, неспроста, – хмыкнул спартанский царь. – Но будь готов к тому, что за такую красоту придется побороться!..
– Вы что же, устроите какие-то испытания? – Одиссею не очень-то нравилась идея настоящих схваток или чего-либо смертельно опасного.
– О, нет! Самым главным испытанием, пожалуй, будет воля сердца Елены, – вздохнул Тиндарей. – Сегодня был крайний день, когда мы принимали женихов. После вечернего пира, на котором вы соберетесь все вместе, я сделаю выбор, за кого выдать ее замуж.
– Так выбирать будете Вы или Елена? – запутался Одиссей.
– Отдавать замуж буду ее я. А любить или не любить своего мужа будет Елена.
– И как же вы намерены делать выбор?
– Я тебе скажу так, – положил вдруг Одиссею руку на плечо Тиндарей. – Выбор я уже сделал. Из всех претендентов на ее руку, ты мне кажешься самым достойным. Мы еще, конечно, узнаем друг друга получше, но в общем и в целом… Да, ты пока – лучшая партия для Елена по многим соображениям.
У Одиссея перехватило дыхание. Что же такое сказывали в народе о нем, что даже сам спартанский царь без всяких расспросов захотел отдать ему в жены свою Прекрасную дочь? И неужели он мог воспользоваться этой благосклонностью к себе, чтобы потворствовать принудительной выдаче замуж Елены? Это было слишком соблазнительно, но в то же время противоречило всем его принципам.
– Мне льстит Ваш выбор, царь, – нахмурившись, ответил Одиссей. – Но я не могу не отказаться от этого права по зову чести. Может, Елена все-таки сама сделает выбор? Я уверен, среди кандидатов найдется много не менее богатых и знатных.
– Ты говоришь «зов чести», – покачал головой Тиндарей. – А потом «богатство и знатность». Это разные вещи. Большая часть ее женихов – дураки, которым повезло родиться в царских семьях. Я не хочу доверять им свою дочь.
– Но ведь Елена – далеко не глупая девушка, – возразил царь Итаки. – Она сможет оценить по достоинству каждого, я уверен.
– Откуда тебе известно об ее уме? Вы не могли встречаться ранее, разве что…
Одиссей прикусил язык, поняв, что едва не сболтнул лишнего. Однако Тиндарей сам же и спас его положение.
– Разве что ты мог видеть ее девочкой, до того, как она пришла к нам.
– Елена не росла в вашем доме? Как же она может быть тогда Вашей дочерью? – Одиссей спросил с наигранным удивлением. На самом же деле, он понимал, что секрет «царской дочери» вот-вот для него раскроется.
– Пойдем, я кое-что покажу тебе. Остальные, вы можете быть свободны, – махнул он рукой сыновьям и советникам.
Тиндарей направился к фонтанчику в центре двора, тому самому, возле которого сидели недавно его дочери. Одиссей последовал за ним. Не доходя до фонтана, Тинадрей остановился и указал на мозаику, изображавшую Зевса и лебедя.
– Этот лебедь, – царь опустился на одно колено и провел рукой по разноцветным камням. – Был нашим благословением. В день зачатия Кастора и Поллукса, Леда купалась в озере. Это было до того, как я посетил ее покои. И, пока юная дева плавала, Зевс заметил ее с Олимпа…
– И обратился в лебедя? – догадался Одиссей, стараясь не выдавать в своем голосе скептицизм. Любая полумифическая история о неверной жене начиналась с подобного: громовержец, пленный ее красотой, превращался в животное и соблазнял невиновную.
– Да, именно так, – совершенно серьезно ответил Тиндарей. – Он овладел Ледой, однако в ту же ночь и мы с ней предались любви. Поэтому, спустя девять месяцев, у моей жены родилось четверо детей, двое из которых она скрыла от меня. А скрыла потому, что те двое появились в яйце22, которое от страха несчастная решила сбросить со скалы, боясь моего гнева. Леда думала, что яйцо разбилось, и любая возможная жизнь в нем погибла. И поэтому долгие годы заботилась только о близнецах, Касторе и Поллуксе.
Однако дочери наши вылупились из яйца, и их, малюток, подобрали какие-то пастухи. Долгое время, почти шестнадцать лет, они росли приемышами, до тех пор, пока им не открыли истину. Девочки, Елена и Клитемнестра, решили найти своих родителей, и храбро отправились в путь. Они нашли нас и поведали чудесную историю своего появления на свет, а Леда лишь подтвердила их слова. Собственно, с тех самых пор они и живут с нами, то есть, почти десять лет.
Одиссей тяжело вздохнул. Елена действительно оказалась самой хитрой и умной из живущих ныне женщин. Воспользовавшись почитанием богов и, по всей видимости, договорившись как-то с Ледой, она и ее сообщница смогли выдать себя за царских дочерей. Немыслимо, но ей действительно удалось все это провернуть!
«Да уж, плоть моего колена была не зря принесена в жертву» – подумал царь Итаки не то с горечью, не то с восхищением.
– Нет, знаете, я не видел Елену до сегодняшнего дня, – соврал Одиссей, возвращаясь к теме разговора. – Но ее ум видится мне во взгляде. Она, определенно, не из тех, что сделает выбор, о котором все, включая саму Елену, будут жалеть.
– Ну, что же… – Тиндарей сдался. – Быть может, ты и прав. Стоит дать ей самой волю выбрать супруга. Но что тогда станет с остальными? Не перекалечат ли они друг друга?
– Остальных, – вдруг Одиссея осенило. – Я подобью заключить договор. Независимо от выбора Елены, во имя ее красоты, мы что бы то ни стало не будем причинять зло жениху. А еще мы все поклянемся, что придем тому на выручку, если ему будет грозить опасность.
– Какая славная мысль! – усмехнулся спартанский царь. Он снова положил Одиссею руку на плечо. – Ты далеко пойдешь с таким умом! И, будь уверен, за твои идеи я тебя щедро вознагражу. Вот что скажу: без невесты ты отсюда в любом случае не уедешь! У меня есть славная племянница, Пенелопа. Если Елена не выберет на сегодняшнем пиру тебя, я познакомлю вас.
– Спасибо, – слабо улыбнулся Одиссей.
Они с Тиндареем направились в дом, и по пути у него в голове навязчиво вертелось понимание того, что ему не нужен был никто теперь, кроме Елены.
Хитрость Менелая
Что же в то время происходило в покоях у Елены, пока мужчины мирно беседовали во дворе?..
– …Раздрай, Нестра, это просто раздрай! Я не знаю, как мне теперь быть! – обращалась она к Клитемнестре, которая прибыла в царский дом чуть позднее Тиндарея с братьями.
Елена гневно расхаживала по их комнате, ножкой пиная все, что валялось на полу. Девушка дважды уже наступила на какие-то браслеты, которые сама же скидывала со своих рук. При этом она тихо, но злобно ругалась, проклиная всех подряд.
– Ты ведешь себя сейчас, как маленький ребенок, – равнодушно заметила компаньонка, закидывая одну ногу за другую, удобнее размещаясь на ложе. – Дай мне, пожалуйста, вина. Я хочу расслабиться, утро с нашими «родственниками» меня утомило.
Елена подала «сестре» мех с вином и чашу:
– Хоть бы ты им подавилась! Видишь, как мне сейчас тяжело, видишь, что я на грани… Я иногда жалею, что вообще спасла тебя тогда от вепря!.. Сгинула бы там. Но нет, сейчас ты здесь, в царском доме, и вместо того, чтобы утешить меня, пьешь свое…
Вдруг Нестра встала со своего ложа, подошла к Елене и, обхватив ее за плечи, поцеловала прямо в губы. Та от неожиданности оторопела.
– Успокойся, – мягко сказала Нестра, отстранившись. – Сейчас это будет самым лучшим выходом.
– Легко тебе сказать, – покачала головой Елена, и, взяв чашу для себя с прикроватного столика, наполнила ее на треть.
Отпив немного, она присела рядом с подругой. Конечно, дружба их была скорее вынужденной, потому как кроме них и Леды правды о происхождении девушек не знал в доме Тиндарея никто. На деле же они были совсем разные, и ни та, ни другая, не стали бы просто так искать общения друг с другом.
Познакомились девушки тогда, когда Елена, распрощавшись с Одиссеем, продолжила свой путь к заветной Спарте. У нее был план, как провести спартанскую элиту, влиться в их ряды самым авантюрным из возможных способов: представиться дочкой царя. Это было, разумеется, невозможно без поддержки со стороны Леды, до которой Елене еще предстояло добраться и каким-то образом уговорить царскую жену помочь ей.
Климнестра, пастушья дочь, отчего-то решила в одиночку прогуляться по лесу. Глупая и безрассудная, в отличие от Елены, она будто бы совершенно ничего не видела и не слышала вокруг себя. Тогда-то девушка чуть и не угодила на путь разъяренного вепря, который должен был стать добычей для пировавших в чаще леса охотников. И если бы заметившая ее Елена немедленно бы не заставила взобраться вместе с собой на дерево, Климнестры в живых бы не было.
«А кто ты такая? А куда ты держишь путь? А можно мне с тобой? Ну пожалуйста!» – сразу после благодарности за спасение от девушки посыпались вопросы и просьбы. Елена, поначалу намеренная жестко отказать Нестре, глядя на ее жалобную «мордочку» (да-да, именно «мордочку», потому что ей девушка напоминала скулящего щеночка), не смогла устоять. Она внесла небольшое изменение в свою легенду, и девушки продолжили путешествие вместе.
Когда же они добрались до Спарты, им улыбнулась неслыханная удача: цари были оба в отъезде вместе с основной охраной и разведчиками, и добраться до Леды не составило Елене и Нестре труда. Они «поймали» ту, когда женщина вышла на свою привычную прогулку в близлежащий лес, пособирать диких ягод. Леда оказалась доброй и мягкосердечной, и, выслушав, какой долгий путь проделали девушки, и на какие жертвы пошли (особенно ее восхитила смелость Елены, которая умудрилась ограбить Одиссея), не смогла им отказать в просьбе.
Кроме того, царская жена не понаслышке знала, что такое жизнь в угнетении, потому как ей не повезло самой не повезло родиться и вырасти в другом полисе, небольшом и очень жестким в порядках, пусть и в состоятельной семье. Женщины там и вовсе считались не умнее домашнего скота, а потому Леда была сказочно рада вырваться оттуда в пятнадцать лет и выйти замуж за Тиндарея.
«Но будьте готовы, – предупредила тогда их женщина. – Что ваши трудности могут прийти с возрастом замужества. Очень возможно, что Тиндарей будет выдавать вас за царей других полисов из соображений дружбы с ними».
И Елена, и Нестра понимали, на что идут. Только Нестре, в отличие от Елены, было совершенно неважно, за кого выйти замуж. Любовь как чувство ее не сильно интересовало, девушке очень хотелось попросту жить в роскоши и растить своих детей в полной противоположности тому, как растили ее.
Елена же, напротив, только и делала, что думала о своих чувствах, и терзалась природой их неблагородства. Со дня встречи с будущим царем Итаки она не переставала думать о том, как поступила с ним. И самым горьким для нее было то, что, как ей казалось, Одиссей ее возненавидел. А как же иначе, казалось девушке, могло быть? Однако извиниться перед ним Елена не могла, потому как выезд из Спарты был строго запрещен.
«А самое ужасное, помимо этой моей вины в том, – думалось ей. – Что я, кажется, остаюсь неравнодушной к нему. Что-то в нем, в его образе такое было… Какие-то более высокие мысли читались во взгляде этого Одиссея. Ни у кого из спартанцев я такого не замечала».
Несмотря на то, что Елена очень хотела, чтобы Одиссей был в числе ее женихов, она понимала, что это на вряд ли возможно. Девушке лишь оставалось лелеять надежду на то, что он не догадается о том, что той самой «спартанской невестой» окажется именно та Елена, что встретилась ему в парнасских горах. А помимо надежды, она жила реальной жизнью, в которой за ней уже начинали ухаживать молодые люди. Одним из них был Менелай, юноша ее возраста, сын другого спартанского царя. Находя его наиболее подходящим для роли мужа, она отвечала ему как бы взаимностью уже несколько месяцев.
В тайне от всех они гуляли поздними вечерами; Менелай нередко делал ей подарки, рассказывал истории о своих, казалось бы, насыщенных днях… Но Елене было скучно, нестерпимо скучно с этим человеком. Она понимала, что никогда не сможет полюбить этого ограниченного, приземленного юношу, и в то же время не прекращала его ухаживания. Менелай был самым подходящим, самым ненавязчивым из всех претендентов на ее руку, особенно, если сравнивать с большинством прибывших теперь с других полисов.
И вот, боги смиловались, послав Одиссея в Спарту. Взглянув на него, Елена сразу же поняла, что никогда не сможет отдать свое сердце никому, кроме него. Девушка не знала, как именно можно было объяснить это осознание… А, может, его вовсе и не нужно было объяснять?
– Легко тебе сказать, – продолжала Елена, делая небольшие глотки из чаши. – Ведь ты хоть сейчас готова выйти за первого встречного, лишь бы он был богач!
Нестра положила ей руку на плечо и улыбнулась. Ее совершенно не задела колкость Елены.
– Я просто не делаю из брака такой великой вещи, как ты. Если честно, ты вообще слишком серьезно относишься ко многому. Мне кажется, не стоит строить свое счастье на основе любви или нелюбви к какому-то мужчине. Они все равно жили и живут в своем мире. В нем царят война, хаос, кровь, политика, страсти, в том числе и к другим женщинам. Или ты свято веришь, что твой мужчина всегда будет только твой?
– Я верю, что это возможно, – слабо возразила Елена. – Но ведь, в любом случае, дитя, рожденное не в любви…
– Живет и растет, как большинство других детей. Любовь и брак, ты сама знаешь, очень большая редкость. Брак и уважение – вещь иная, более реальная. Менелай тебя уважает, и ты сама говорила, что он не так уж сильно тебя раздражает. Если все же Тиндарей позволит тебе самой сделать выбор, и ты выйдешь за него, вы не будете друг другу мешать. А захочешь взять себе любовника – с твоей внешностью и богатством это совершенно не составит проблем.
– Но Одиссей… Я тебе не так много про него рассказывала, и все же…
– Я все прекрасно поняла, когда увидела ваши взгляды на друг друга, – рассмеялась Нестра. – Как от такого огня не сгорел весь сад, осталось для меня загадкой! И его-то ты как раз и сделаешь своим любовником.
– Нет, – покачала уверенно головой Елена. – Он никогда не пойдет на такое. Я либо буду его, либо ничьей. Если он меня вообще простит… То я выберу его, и никого другого.
– Тогда тебе придется уехать, – вздохнула Нестра. Грустно посмотрев на Елену, она положила свою руку на ее.
«Ты действительно ко мне привязалась, девочка?» – подумала Елена.
В свою очередь, такого чувства у нее не было ни к компаньонке, ни к Спарте. От полиса она ожидала гораздо большего, как и от людей в нем. Да, тут было, несомненно, намного больше свободы, но в то же время Елена поняла, что, будучи женой царя, она в любом места будет относительно свободна. Тем более, что это чувство уже жило у нее в душе, и никто теперь не мог его отнять. А люди, ее «семья», Нестра не были ей близки по духу.
«Может, этим кем-то близким мне станет Одиссей? – с надеждой думалось девушке. – И Итака примет меня? Стоит увидеться с ним до пира и поговорить, извиниться».
– Да, придется, – Елена погладила девушку по рыжим пышным волосам в ответ и, привстав с ложа, поцеловала ее в макушку. – Отдыхай, пей вино. Мне надо ненадолго отлучиться.
Нестра снова испустила вздох, но промолчала. Елена, в душе благодарная подруге за то, что та ее выслушала, действительно чувствовала себя более спокойной, выходя из комнаты.
