Анна Осьмак
Чёрный Яр, 13
Они с облегчением плюхнулись за столик и попросили меню.
– Пожалуй, – признался Артём, – я погорячился с экскурсией. Придётся отложить её до осени…
– До осени?!
– Ну, или хотя бы до вечера, – подмигнул он.
– Чем ты занимаешься? – спросила Женька, уминая прохладную окрошку. – Судя по твоему транспорту – не бедствуешь. Такой моцик, должно быть, целое состояние стоит…
– Приходи ко мне домой – увидишь…
– Вот ещё! Так сказать нельзя?
– Что я – враг себе? – возмутился искуситель. – Если расскажу сейчас, то чем заманю тебя в своё людоедское логово потом?
– Ты… со мной заигрываешь, что ли? – Женька внимательно посмотрела на него поверх ложки.
– Смешное слово, – хмыкнул Артём. – Ну да, заигрываю. Что бы это ни значило. Ты против?
– Я тебе нравлюсь?
Собеседник окинул её оценивающим взглядом:
– Ничего так… Для нас, непритязательных колхозников, сойдёт. Тем более в сравнении с моими престарелыми соседками, ты явно выигрываешь по всем параметрам, – Артём вальяжно откинулся на спинку кресла и тут же взвыл, весьма ощутимо пнутый под столом чьей-то ногой в кроссовке.
– Кстати, – сказал он, когда с кофе и десертом было покончено. – Вместо экскурсии по знойным улицам могу предложить уютную прогулку в тиши прохладных залов краеведческого музея. Вооон, видишь, через дорогу? Здесь ты сможешь получить сразу, так сказать, экстракт знаний и представлений о городе-герое Володарьевске.
– А он город-герой? – ехидно осведомилась жертва самозваного просветителя.
– Мог бы быть, – обиделся за статус родных пенат Артём. – Фрицы очень хотели его таковым сделать, но не сложилось. Им накостыляли на подходе. Собственно, это и спасло историческую застройку Старого города, коей мы с вами сегодня можем любоваться… Музей, между прочим, расположен в здании бывшей земской управы. Обрати внимание на кариатид…
Звякнул колокольчик на дверях. В помещении и правда, после зноя улицы, оказалось прохладно и сумрачно. Женька оглядела круглый холл. Здесь пахло деревом панелей, бабушкиным сундуком и библиотекой – то есть пахло просто восхитительно! Прямо вверх уводила широкая мраморная лестница, увешанная пейзажами с волжскими закатами и конями на выпасе.
Довольно слабые работы, – Женьку неумолимо повлекло к ступеням, – а вон та – да, повыше, акварелька – очень даже…
– Ты куда? – шикнул на неё Артём. – Сначала – на кухню…
– Куда-куда?
– В святая святых, – он под локоток увлёк её в боковой коридорчик и решительно постучал в дверь с надписью: «Директор Ахцыгер Август Францевич».
Не дожидаясь ответа, решительно вошёл, потянув за собой прицеп.
– Ба! – воскликнул с преувеличенным восторгом лысоватый круглый дяденька, что-то поспешно пряча за стойку с бумагами. – Кого я вижу! – он подскочил на ноги и поручкался с гостем через старенький полированный стол. – Знакомь что ли с девушкой…
Он промокнул клетчатым платком лоб и румяные щёки, шумно выдохнул. Воздух тут же ощутимо озонировался возбуждающе свежим винным духом.
– Серафима Ниловна! – высунув голову за дверь, воззвал директор. – У меня гости. Ты уж, пожалуйста… Всё, как водится…
Пока гости осваивали глубокие дерматиновые кресла-тяжеловесы, журнальный столик меж ними преображался со сказочной быстротой: Август Францевич позаботился о чайных чашках и рюмках, извлёк торжественно из-за стойки для бумаг слегка початую бутылку коньяка, а Серафима Ниловна, улыбчивая женщина в очках и кудряшках перманентной завивки, накрыла его блюдцами с нарезкой.
– Обязательно, Женечка, попробуйте сало! – потчевал хозяин, не забывая наполнять рюмки. – Сам солил, своими руками! Ну как? А? Вот то-то же! Мёд, а не сало! Как? Секрет? Есть один маленький секрет – хорошим людям чего ж не открыть… Обязательно и всенепременно – солить сало надо в ящике из-под снарядов. Что вы смеётесь? Истинно вам говорю! У меня племянник со стороны жены – офицер, может достать в гарнизоне, если хорошим людям надо… Артём, достать? Женечка, ты кушай-кушай… Вон худенькая какая. И не пьёшь чего-то совсем. Давай капельку… Долью – только освежить! Только освежить…
После третьей рюмки было принято неожиданное решение – взять Женьку на работу. Артём предложил, Женька поперхнулась, Август Францевич же, неуверенно пожалковав о кадровой заполненности, маленькой зарплате и необходимости всестороннего согласования подобного решения в администрации района – в итоге всё же сдался.
– Приходите, Женечка, в понедельник, – напутствовал он грустно, – оформим вас и приступим, так сказать…
– Вот видишь, – Артём был всемерно собою доволен, – как удачно мы зашли.
Женька остановилась в тени перевести дух. Обратная дорога – в горку да по такому пеклу – оказалась далеко не столь же весёлой, как давешний полёт на крылатой «ямахе». Мотоцикл, ввиду потреблённого коньяка, пришлось оставить на стоянке, у кафе.
– Мне почему-то кажется, – Женька посмотрела на него с подозрением, – что ты изначально с этой целью меня туда затащил…
Благодетель ничуть не смутился:
– Ну и что? Я знал, что у него есть декретное место. Дина Владимировна подсказала. Так что зря нам Францевич про «сверх штата» свистел. Пусть вообще спасибо скажет, что ему не блатную курицу туда пришлось посадить, а человека, разбирающегося в искусстве. Ты ведь разбираешься?
– Послушай, – самоуверенное вмешательство в её жизнь несколько коробило, – я ведь говорила тебе, что ничего ещё не решено! Я не хочу пока обзаводиться здесь символами оседлой жизни!
Артём усмехнулся:
– Так ты уже обзавелась, нехочуха. Домом, на который, как выяснилось, нет никакого покупателя, работой, которая, мне сдаётся, подходит тебе гораздо больше, нежели прежняя, ну и… классным парнем, – он подмигнул ей и взял за руку…
_______________________________________________
Женька, сыпанула пригоршню печенек на блюдце, и, прихватив недопитый бокал с молоком, поднялась по скрипучим ступеням в гостиную. Что же это такое? Всё происходит так быстро… Слишком быстро… Не успеть ни понять, ни прочувствовать… Зачем Артём так гонит коней? Может, конечно, свойство характера… В первый же день знакомства… Неужели первый? С ума сойти… Чтобы достойно завершить его, надо бы ему сейчас появиться на пороге её дома и сделать предложение. Безумие какое-то…
Она рассеянно остановилась у окна, отхлебнула молоко… По улице двигалась тень. Ну вот, накликала!
Всмотревшись, Женька опешила и, открыв рот от изумления, проводила движущегося в ярком лунной свете… верблюда. Гордо покачивая, словно гусак, кудлатой головой, нагруженный огромными мешками, он неторопливо и важно переставлял длинные ноги. Под узду его вёл человек в полосатом восточном халате и тюрбане, намотанном вокруг худого бородатого лица. Человек повернул голову и посмотрел прямо на девушку в окне. Растерянно и устало. Потом отвернулся и продолжил путь.
Печеньки, шурша, сыпались на пол…
* *
Сева, улыбнувшись, помахал рукой жене, выплясывающей посреди разгорячённой спиртным и танцами толпы гостей. Она послала ему воздушный поцелуй и с ещё большим энтузиазмом принялась выделывать коленца под залихватский ресторанный «тыгыдыц».
Что ж, день рождения – грустный праздник. И хороший повод грусть эту слегка сгладить посиделками-поплясалками в кругу скучных родичей и весёлых друзей.
Пирушка уже находилось в той стадии, когда даже серьёзные мужики, предпочитающие беседы о машинах и футболе в блаженной близости к накрытому столу, оказались втянуты в круг беснующихся танцоров. Они плясали без всякого смущения – так, как могли. И всем было весело – и тем, кто плясал, и тем, кто смотрел.
Сева смотрел. Приходилось ограничивать себя в веселье и выпивке – завтра на работу. Он сидел за столом и лениво жевал холодец почти в одиночестве. Почти – потому что напротив тоже жевал и не предавался зажигательным пляскам ещё один человек, которого Сева ну никак не ожидал увидеть в числе гостей жены. Весь вечер гость этот взирал на Севу, как влюблённый на предмет воздыханий – отчего бы такое внимание?..
Видимо, решившись, Кащук обошёл стол и подсел к следователю:
– ЗдорОво! – неуверенно начал он, стараясь заглянуть собеседнику в лицо.
– Виделись, – Сева доел холодец и потянулся за тарелочкой с маслинами.
– Слушай, у тебя жена такая красивая, прям… Класс. Завидую тебе, братан…
– Чего надо? – недружелюбно осведомился счастливый обладатель завидной жены, сплёвывая косточки в фужер для шампанского.
Кащук нервно хмыкнул и постучал черенком вилки по столу:
– Понятно… Ты, значит, тоже считаешь меня, как и дружок твой, этим, как его… убийцей…
Сева, наконец, посмотрел на собеседника:
– Ты как оказался за моим столом, убивец?
– Так я, это… с Танькой, подружкой твоей жены. Мы с ней типа… встречаемся…
– Типа встречаетесь… Прикольно.
– Этот следак ваш… – Кащук зло посмотрел в тарелку с недоеденным салатом, – который дело ведёт. Я так понял, он преступника уже назначил. Спит, б, и видит, как меня закрыть! Никуда больше не роет и настоящего убийцу, походу, не ищет. Всё решено? Так, б? И риэлтора этого пропавшего тоже на меня повесит?..
– Ты, братан, ничего не попутал? – Сева взял с фруктовой вазы яблоко и с хрустом его откусил. – Не заметил, где находишься? У меня выходной, праздник – не заметил? Чего ты лезешь ко мне со своими проблемами? Я даже дело твоё не веду. А вёл бы – тем более не стал бы с тобой его обсуждать.
– Блин…ээ, слушай…
– Всеволод Ильич.
– Блин, Всеволод Ильич, я думал чисто по человечески перетрём… Я ж не просить чё… Я ж шарю, следак другой. Ты прости, слышь, не хотел праздник тебе портить. Но, б, уже не знаю что делать. Этот Марамыжиков меня не слышит и не слушает. А у меня, б, есть что сказать…
– Вот ему и скажи.
– Не буду я этому мудаку ничего говорить! Пошёл он! Ты прости, что я так о друге твоём, но он конкретный мудак! Сева, я тебе, слышь… Знаю я чего риэлтор у Чернодеда делал. Блин! Вот как на духу! Он ведь тоже теперь без вести, как говорится… Так что я никого не подставлю, если расскажу…
Сева недовольно швырнул на свою тарелку яблочный огрызок. Обозрел с тоской ресторанное веселье… Вот прицепился, зараза.
– Ладно, – он поднялся из-за стола, – пошли покурим.
Кащук с готовностью подскочил.
Они свернули за угол летней веранды, к урне, определяемой, как «Место для курения», и задымили.
– Наша фирма, – начал подозреваемый с готовностью, – специализируется на подрядах по демонтажу всяких устаревших систем, заводов там, зданий, буровых установок… Она является дочерней организацией крупного объединения…
– Я не понял, – Сева поморщился, – меня что, записали на курсы финансовой грамотности? Чего ты тут разливаешься соловьём, директор липовый? Знаю я всё про ваше «объединение», наводил Марамыжиков справки. Говори по-человечески, здесь все свои: есть, мол, один чел, который мухлюет с подрядами на разбор бывшего народного достояния. На этом бизнес свой и сколотил. А ты у него подвизаешься за три копейки, прикрываешь его задницу имитацией деятельности то одной, то другой псевдофирмочки. Так? Давай без лишнего жеманства…
Кащук бросил недокуренную сигарету в урну.
– Исходя из специфики вашей благородной деятельности, – Сева усмехнулся, – любому дураку становится ясно, что Забедняев, как без пяти минут зять главы района и, по совместительству, начальник комитета по муниципальному имуществу, был вам весьма интересен. Признавайся, господин директор, окучивали пацанчика?
– Да ничего конкретного пока, – хмуро признался Кащук, – так, договорённости о будущем сотрудничестве. Я должен был встретиться с ним в пятницу вечером у Чернодеда, поговорить о наших делах.
Сева удовлетворённо кивнул:
– Как я и думал. И что же дальше?
– Встречи не было…
– Ну конечно…
– Встречи не было! Я так и не смог до него дозвониться! Надо было сдвинуть время встречи на пару часов, не успевал я!.. Всю дорогу, пока ехал, звонил. Если б только знал… Потом Чернодеду начал набирать – тоже, б, тишина! А потом у меня и вовсе машина на трассе закипела. Короче, кое-как добрался сюда уже ближе к ночи – злой, как собака. Ну, и к Таньке сразу. Решил, с утра дела порешаю. В субботу, конечно, снова ни до кого не дозвонился. Обратился тогда к Забедняевской начальнице, сказал, что клиент, мол, не дождался вашего работничка на показ. Она и пошла землю копытом рыть… Короче, стало ясно, что он пропал. Ну, я подумал-подумал и решил, что подождать, пока козёл этот объявится, я могу и дома. В общем, уехал в город где-то в субботу после обеда.
– Предположим. Чего в понедельник вернулся?
– Так шеф… Короче, велел ехать выяснять. Я и попёрся к Чернодеду. С кого мне ещё было начинать?
– Ну, – Сева затушил бычок о пепельницу урны, – как я и предполагал, признание твоё, братан, не содержит ничего революционного. Подтвердил просто очевидное. Приходи, надиктуешь Марамыжикову для протокола. Хотя я не уверен, – хмыкнул он, – что он станет сведения, порочащие нашего местного князька, туда включать… Да и на кой оно тебе? Сведения эти тебе никак не помогут, алиби не обеспечат. Даже напротив…
– Да ёптыть… – Кащук грохнул кулаком по стене. – Что вы за следаки, б? Неужто не ясно, что я здесь ни при чём? Ну покопайте в другом направлении! Вдруг там вероятность больше! Я-то, конечно, не могу доказать свою невиновность, но и вы ведь тоже не можете доказать мою вину! Так? Улики у вас только эти, как их… косвенные! Да и вообще, стрела, блин… Пошевелите мозгами! Где я – и где стрельба из лука! Да я видел эту хрень только по телеку!.. А в вашем Володарьевке вонючем стрелков этих, между прочим, как у дурня махорки!
Сева рассмеялся и потянулся, заложив руки за голову, сочно, с хрустом, всем своим большим телом медведя:
– Ладно, – сказал он, заметно скучая, – достал ты меня уже, честно говоря, своими бесполезными подпрыгиваниями. Давай, наверное, остановимся на этом оптимистичном заявлении – Володарьевск – кузница чемпионов по стрельбе из лука – и разбежимся…
– Да я сам видел! Проверить-то недолго! Собираются они в лесу, за яром. У них полигон целый со стационарными мишенями, с тренером! Блин, Сева, ну проверьте среди них!..
– Милый! – из-за угла вырулила на заплетающихся ногах и повисла на шее у мужа именинница. – Куда это ты так надолго убежал? – она надула губки и потёрлась щекой о его плечо. – Без тебя ужасно скучно. Это ты, Боречка, – она игриво ткнула пальцем в сторону Кащука, – украл моего зайку?
«Зайка» неловко клюнул жену в висок:
– А ну-ка, – сказал он, подталкивая её впереди себя на веранду, – угадай, какой сюрприз мы все приготовили моей кошечке?..
Кащук проводил их унылым взором, а после тихо и длинно выматерился, глядя в переполненную окурками урну.
––
Утро пришло пляшущими на стене солнечными зайчиками и оглушительно галдящими в саду птицами. Сева нащупал на прикроватном столике часы, глянул на неумолимые стрелки и, тяжело вздохнув, стал выбираться из-под одеяла. Он почесал пузо, чмокнул спящую жену в пахнущие духами и табачным дымом спутанные волосы и отправился на кухню варить кофе.
Пока над парящим бокалом и сахарницей он решал дилемму – сыпануть ещё ложку или ограничиться тремя – по улице прогрохотал грузовик. Потом посигналил. Глухо и сипло. Потом ещё раз.
К нам что ли?
Сева, в трусах и с кофе, неторопливо направился по дорожке к воротам.
– Чё за шум, мужики?
Мужики сверились с путевым листом:
– Чернышевского, 35? Всё верно. Открывай ворота, хозяин. Кирпич тебе привезли.
– Вот как? – хозяин меланхолично отхлебнул из кружки.
– Да ты чё, ёптыть? – изумился шофёр. – Так хорошо вчера выходной отметил, что память пропил? Забыл, чего в трезвом уме куплял? Вот чек твой, заказ-наряд на доставку… Тебе просили передать, кстати, вместе с грузом.
Сева изучил товарный чек, размашисто подписанный Кащуком, и прищурился на гружёный самосвал:
– Теперь припоминаю, как же… Друга просил купить. Не думал, что он так быстро обернётся. Где ж он достал такой недорогой? Вот чёрт пронырливый…
– Так с порта кирпич. Его же сейчас разбирают, – шофёр зло сплюнул. – Распродают всё. Ворюги…Народ строил, а какой-то козёл, вишь, наживается…
Хозяин хмыкнул и почесал раздумчиво затылок, принимая решение:
– Выгружай, что ли, раз привёз…
– Как выходные? – Сева, развалившись в кресле, наблюдал за суетой припозднившегося коллеги.
– Как обычно, – Марамыжиков запустил комп, захлопнул открытое окно (сколько можно говорить, что он не переносит сквозняков и на цветение у него аллергия!), поменял местами на столе органайзер с чугунным слоником, переложил папки…
– А это что? – он цапнул со стола незнакомый ему листок.
– Это мой тебе новогодний подарок, – Сева покачался в кресле и вернулся к прерванному складыванию кубиков тетриса.
– Новогодний?
– Согласен, немного заранее. Зато в сам праздник я теперь свободен от обязательств по покупке дурацких сувениров. Во всяком случае, для тебя…
– Короче, – Марамыжиков не был настроен на игривый лад, – это что за хрень?
– Список членов спортивного клуба по стрельбе из лука и арбалета. Клуб не официальный, не зарегеный, чисто пацаны по интересам тусуются. Воскресные стрельбища у них в Поросёнковой роще. Тренер, кстати, мастер спорта.
Марамыжиков воткнулся в бумажку. Лицо у него потеплело, а взгляд, коим он оделил дарителя спустя пару минут, прояснился.
– Как ты про них узнал? Неплохо, очень даже неплохо… Надо будет этот списочек прошерстить весь. И я даже знаю, с кого начну…
Сева вопросительно поднял брови, поглощённый игрой.
– Есть тут один фигурант… С улицы Заовражной, практически сосед. Некий Вербицкий Артём Алексеич. Знаешь такого?..
* * *
Если бы Женька могла догадаться, что за день её сегодня ждёт, то сбежала бы из дома до рассвета. А, может, и не сбежала бы. По здравом размышлении, не спонтанно. Куда бежать-то? За Урал? Там ей никто угол в наследство оставить не озаботился…
Впрочем, она о грядущем ничего не ведала. И солнечное утро встретила без всяких предчувствий.
Яркая радость рождающегося дня в птичьем гомоне и одуряющих ароматах цветения, земли и сочной весенней травы развеяла ночные страхи и сомнения. Все проблемы, терзавшие давеча, показались уже не такими неподъёмными, а, главное, вполне разрешимыми. Даже то странное лунное видение, что так обескуражило Женьку и привело в смятение ночью, ныне поблекло и вызывало лишь недоумение, как полузабытый и несуразный сон.
Поэтому она вполне умиротворённо пила кофе на террасе, наслаждаясь утром. Даже раннее явление Дины Владимировны умиротворения её не развеяло. Напротив, добавило некоторого ретрошарма и уюта усадебных чаепитий.
Гостья, исповедовавшая, по-видимому, железный принцип Винни-Пуха о мудрости ранних визитов, благосклонно согласилась подождать, пока хозяйка приготовит на кухне чай и вынесет его на террасу.
– Отсюда всегда был чудесный вид, да… Мы с Феодорой Яковлевной частенько пили здесь чай. Одно плохо – Волгу не видно. Макушки этих огромный тополей на склоне скрывают её почти до горизонта. Но рассвет им спрятать не удалось. Он прекрасен. Надеюсь, Женя, вы уже имели возможность это оценить?
Женька неопределённо мыкнула, не желая сознаваться, что встречать рассвет она, любительница поспать, способна только под угрозой расстрела.
– И сад у неё всегда был замечательным. Теперь, конечно, запущен, но… Мне кажется, дорогая моя, в запущенности этой есть своя романтическая прелесть… Вы, кстати, розы ещё не пересаживали? Не забудьте, прошу вас. А я, собственно, к вам, Женечка, с приглашением. Прошу завтра вечером ко мне на ужин. Посидим соседями, отметим скромно моё рождение. Не бог весть как, правду сказать, мне это событие хочется праздновать, но… Прекрасный традиционный повод собраться друзьям – почему бы не воспользоваться… Придёте? Чудесно! И прошу вас – не выдумывайте только никаких подарков! Не люблю этих глупостей…
– Хозявы-ы-ы!.. – раздался от калитки бодрый призыв.
Женька вскочила и заглянула за угол. По дорожке гуськом спешили две круглые, грудастые тётушки и тщедушный мужичок в мешковатых белых брюках и соломенном стетсоне. Выглядел он весьма франтовато и глядел петухом.
– Здравствуйте, – растерялась Женя.
– Доброе утро, – впереди идущая тётушка глянула на неё с подозрением. – Это вы, девушка, теперь тут хозяйка? Почему трава не покошена перед домом? Почему табличку с названием улицы не видно?
– Мы, собственно, – вмешался мужичок более приветливо, – представители местного ТОСа. Обход вот делаем с целью благоустройства.
– А, – сказала Женька.
– Кроме того, как члены общественной некоммерческой организации «За возрождение корней», собираем подписи жителей за переименование города и улиц, то есть… за возрождение прежних, исконных названий. Подпишете петицию? – он с готовностью развернул к Женьке планшет с прикреплённой на нём таблицей, пестревшей автографами, и протянул ручку. – Как хорошо, Дина Владимировна, что застали вас здесь. Подпишитесь тоже.
– И какое же из названий, позвольте спросить, – осведомилась госпожа Спржельская, – вы намерены вернуть? Насколько мне известно их было не менее четырёх…
– Конечно, Преображенское! – тосовка-активистка посмотрела на собеседницу так, будто та предложили что-то неприличное. Вторая тётушка закивала китайским болванчиком. – О других вариантах и речи быть не может – это, по-моему, очевидно! – и даже фыркнула возмущённо.
Женька молча расписалась.
– А я повременю, – Дина Владимировна, кивнув на прощание хозяйке, направилась к калитке. – Такие вопросы, знаете ли, не любят спешки. Надо всё обдумать, взвесить… Пытаясь поименовать наше многострадальное поселение, люди, видимо, слишком торопились. Вот ни разу и не угадали – так, чтобы на века осталось. Да в любую эпоху ко двору пришлось.
Активистка посмотрела на хлопнувшую калитку с превеликим неудовольствием:
– Вот вредная старуха! Изображает тут из себя самую умную… А вы, – ткнула она авторучкой в сторону Женьки, – примите к сведению наши замечания и меры к их устранению. Виноград все стены заплёл – ни названия улицы, ни номер дома не видно. Нарушение норм!
В зарослях винограда с грохотом распахнулось окно:
– Вы абсолютно правы! – раздался голос отца. Следом меж листьев появилась и его встрёпанная со сна голова. – Скажите, скажите хоть вы ей об этом! Может, чужих людей послушает, если слова родного отца для неё давно пустой звук! Я ей который день твержу – убери этот плющ! Как мне жить и работать в таких потёмках? Словно в темнице живу – право слово! Отвела отцу что ни на есть худшее помещение в доме! Родному отцу! Но терпение моё не безгранично! – голова скрылась. Тут же появилась вновь. – Хватит! Пора навести в этом доме порядок! – Голова скрылась. Появилась. – Прошу прощения за мою эмоциональность. Но вы же видите… – Губы и щёки головы задрожали.
Тосовцы осуждающе покачали головами.
– Ну знаете ли… – протянула их лидерша. – Так с отцом обращаться… Ни в какие ворота.
– Товарищ! Товарищ! – воззвал прагматичный мужичок в шляпе. – Может, вы тоже подпишете петицию!.. – он с надеждой взмахнул планшетом.
Из листвы вынырнула рука, безнадёжно махнувшая на несовершенный мир:
– До петиций ли мне сейчас?..
Мужичок расторопно вставил в неё авторучку и с торжеством поволок добытый автограф к калитке.
… Вернувшись в дом, Женька застала отца бодро волочащим свои чемоданы вверх по лестнице, в мезонин.
– Па-а-ап?..
– Я займу комнату наверху, – заявил он срывающимся от еле сдерживаемых слёз голосом, – там светло и прекрасный вид. Тебе, конечно, плевать, но мне, как писателю, это необходимо для вдохновения.
– А мне?!.
– Тебе не всё равно где спать? Неблагодарная…
Неблагодарная пнула ступеньку и выскочила во двор. Сдёрнув с бельевой верёвки полотенце, она побежала через малинник к тайной калитке, ведущей на пляж.
––
…Река сверкала ослепительно и призывно. И нежно шелестела мелкой рябью о пышный белый песок. Она остудила обиду, а горячее солнце приласкало. Навалявшись вволю на своей любимой отмели, успокоившись и почти примирившись с бесцеремонным выселением, Женька поплыла к берегу.
На её полотенце, скрестив ноги, сидел Артём. Немного замешкавшись, купальщица всё-таки вылезла из воды, поспешно подобрала джинсы и, неловко оступаясь, принялась натягивать их на мокрые ноги. Незваный пришелец молча и с нескрываемым удовольствием за ней наблюдал. Женька подумала, насколько живописный вид имеет сейчас её грудь, облепленная мокрой майкой. Уши её вспыхнули.
Как он вообще здесь оказался? Чёрт…
– Отдай полотенце, – бросила она неприветливо, застёгивая ширинку.
– Зачем?
– Мне холодно, – она потянула за край. – Что ты тут делаешь?
– Никто ещё при тридцати градусах жары насмерть не замёрз, – ухмыльнулся он. – Не слышал о таких прецедентах. Но в любом случае, – Артём перехватил её за руку и потянул на себя, – могу помочь, – Женька потеряла равновесие и воткнулась коленками в песок. – Согреть… – прошептал ей прямо в губы.
Спину защекотали мурашки…
Вот ещё! Да за кого он её принимает! Женька упёрлась свободной рукой ему в грудь.
– Пусти…
Повременив какое-то время, он всё же разжал пальцы и поднялся на ноги. Она стряхнула полотенце от песка и накинула на плечи.
– Ты мне нравишься.
– Какая честь для меня… А я-то думала, у тебя просто гон, а перепихнуться не с кем.
– Зачем ты так?
– Послушай, – Женька посмотрела на него прямо и сердито, – я замужем. Понятно? И сюда приехала не за летней интрижкой…
– Ну да, – Артём зло хмыкнул. – Как это я не дотумкал? Верная жена в бегах. Мужа своего любит и безусловно восхищается его беспримерными качествами – но, блин, на расстоянии. И чем то расстояние больше, тем любовь горячее. Так что ли?
– Да какое твоё дело?
– Да никакого! Просто, как самоназначенный бичеватель пороков общества, хочу сообщить тебе: то, что ты считаешь нравственностью – на самом деле обыкновенное гнилое ханжество!..
– Пошёл ты!.. – Женька повернулась и быстро побежала вверх по тропе.
Какова скотина! Чёртов самовлюблённый болван! Вы погляньте, как распсиховался из-за отказа! Не привыкши? Что ж, нужно было послушно опрокинуться на спину, чтобы его не расстроить ненароком?..
Нужно было?.. Нужно было… Ей ведь этого так хотелось в то мгновение… Так хотелось почувствовать его губы… Почему она его оттолкнула? Чем плоха летняя интрижка? Может, она подарила бы ей ту порцию нежности и счастья, на которые судьба так долго скупилась?
Может быть… А может быть и не подарила бы. Может быть, её легкомысленный сосед свинтил бы после первой же близости, а она осталась локти кусать – без никакой тебе нежности, без счастья, без надежд. С очередным разочарованием.
Да ну и бес с ним! Обойдёмся. После катастрофического крушения семейной жизни с Вовчиком перспектива новых отношений с мужчиной её скорее пугала, нежели вдохновляла.
… В растрёпанных чувствах, продираясь сквозь заросли малины, Женька чуть было не затоптала двух гномов.
– Ой! – сказала она, уставившись на это неожиданное явление.
Мальчишка семи лет, крепко держащий за руку трёхлетнюю сестру, посмотрел на запыхавшуюся хозяйку ясными серо-голубыми глазами и чихнул.
– Вы чего тут?.. Вы как тут, Степан?
– Здрасте, тёть Жень! – бодро отрапортовал Степан. – А мы вас ждём-ждём, ищем-ищем… Мама в доме, с Дмитрием Алексеевичем чай пьют.
Мама уже была не в доме. Она стояла, подбоченясь, на террасе и взирала на Женьку:
– Хороша-а-а, – протянула осуждающе, тряхнув ярко-рыжей крашеной чёлкой. – Мокрая, босая и в полотенце. Так теперь выглядят деревенские нимфы? Чего ты там, в кущах, битый час делала, скажи на милость? Козу пасла?
– И тебе, Сюзанна, здравствуй, – Женька улыбнулась. – Рада тебя видеть.
– Надеюсь, что так, – Сюзанна сбежала по ступенькам вниз, – потому как мы к тебе надолго, – она направилась было к подруге для приветственных объятий, но внезапно остановилась. Её совершенные, красиво подрихтованные брови поползли на лоб: – Ого! Так вот кто тебя в кустах так долго развлекал…
Женька покраснела. Артём вежливо поздоровался с гостьей и, обойдя хозяйку по широкой дуге, скрылся за углом дома.
– Ты, я вижу, времени тут зря не теряешь, – подруги, наконец, расцеловались, – и это в то время, как несчастный, брошенный супруг с факелами разыскивает свою ветреную жёнушку, – она весело рассмеялась. – Ничего так парень, можно залипнуть… Да не боись! Знаешь же: мужики моих подруг для меня не существуют! Табу! – она для вящей убедительности прижала руку к сердцу, ничуть не беспокоясь на тот счёт, что знавшая её долгое время Женька все эти годы убеждалась как раз в обратном. – Впрочем, к делу, подруга. Найдётся в этих хоромах для меня и моих спиногрызов угол?
– Найдём, – заверила Женька. – Что случилось-то?
А случилось дело обыденное и до безобразия банальное. Банку, ссудившему Сюзанне покупку и обустройство мастерской, надоело месяц за месяцем и год за годом выдавливать из неё платежи по кредиту. Дело передали коллекторам. Те, по словам недобросовестной заёмщицы, оказались натуральными бандитами, посмевшими апортировать указанную банком жертву и угрожать тем самым её тонкой художественной натуре тягчайшими стрессовыми ситуациями.
– Я скормила этим ненасытным рожам уже две стоимости мастерской! – подруга негодующе потрясала плюшевым медведем дочки. – А они пытаются из меня ещё и третью выдоить. Кровопийцы! Хватит, с меня довольно! Довольно я кормила этих упырей! У меня, между прочим, дети! Им ведь тоже должно что-то перепадать от трудов моих праведных!
– Что ж ты теперь всю жизнь будешь от них бегать? – поинтересовалась Женька по дороге на кухню.
Сюзанна нетерпеливо передёрнула плечами:
– Знаешь в чём твоя беда? – она откинула вафельное полотенце, прикрывающее чашку с Тырлыковскими пирожками. – Свежие? А с чем? Дети, идите – пирожки! …Ты не можешь получать удовольствия от жизни, потому что пытаешься прожить любую возможную ситуацию до того, как из неё что-то успело родиться. Ляля, постарайся не крошить. Так, взяли пирожки и марш гулять во двор! …Давай не будем сейчас думать за всю жизнь, а? У меня, знаешь ли, от слов «банки», «кредиты» и прочей сухоты аж зубы с тоски сводит, – Сюзанна добыла из буфета упаковку молотого кофе. – Будешь? Сливки есть у тебя? Расскажи лучше о приютившем нас городке. Есть тут где вечером со вкусом затусить? Потанцевать? Слушай! – озарение застало её с закипевшим чайником в руке. – У твоего случайно нет приятеля? Могли бы сегодня вечером куда-нибудь заклубиться…
– Сюзанночка, – Женька отняла у неё чайник, заварила кофе и всучила ей чашку в руки. – Пошли я тебе комнату покажу, – они поднялись по ступенькам в гостиную. – Это дверь в мою комнату, у неё окна во двор. Эта, окнами на улицу, – она распахнула дверь, – твоя. Располагайся, постель сейчас принесу. Ты можешь спать на диване с Лялей, а Степану мы кресла сдвинем…
