Анна Мезенцева
Заложница, или Нижне-Волчанский синдром
Глава 11.
Мысль была слишком страшной, чтобы сразу в нее поверить. С Викой в качестве врага я успела давно смириться. Но если это не она, то… Сердце сжалось от странного чувства: тут и тоска, и злость, и отчаяние. Может, я не права? Может, одноклассница только сделала вид, что потеряла айфон, чтобы отвести от себя подозрение? Надо устроить какую-нибудь проверку, но какую? Не Вике же звонить. Если все организовала она, что помешает ей соврать? А если не она, то одноклассница просто не возьмет трубку. Я прокрутила в памяти оба сообщения, сначала свое, затем отправленное на номер Андрея. Был один факт, за который можно зацепиться. Проверка будет неприятной, но сейчас не до деликатности. Я покосилась на Глеба. Мужчина негромко разговаривал по телефону, отвернувшись к окну. Судя по отдельным репликам, дело касалось каких-то поставок аж в Африку и не имело к Нижне-Волчанску никакого отношения.
– И ты еще смеешь мне звонить, овца! – в ухо ввинтился резкий крик Мистера Бина. – Тварь, ты сломала ей жизнь, ты…
– Дай мне сказать, это очень важно! – я вклинилась в поток ругательств, вложив в голос всю силу убеждения, на какую была способна. – Если Вика для тебя хоть немного важна по-настоящему, ответь: ты когда-нибудь отдыхала с ней в «Березке» в одной смене?
После долгой паузы из трубки донесся неожиданно спокойный голос Альбины:
– Нет.
– Ты уверена?
– Абсолютно. Я не знаю, в какое говно ты влезла. Но Вику туда не тяни, она ничем этого не заслужила.
– Спа…
В трубке зазвучали гудки.
На горизонте за лобовым стеклом выросла обкусанная кромка города. Панельные многоэтажки, приплюснутая коробка «Магнита», ржавые скворечники уцелевших гаражей. Я сидела, уставившись в одну точку перед собой. Внутри как будто все онемело. Перед глазами проносились картины событий, случившихся за последний месяц. Но теперь они представали в совсем ином, безжалостно ярком свете.
Вот я пришла навестить Андрея после того, как мы попали в аварию, и наша машина вылетела с дороги. Помню, еще принесла с собой апельсины и чистила их, присев на уголок кровати. Спросила что-то про отравленное молоко, а еще: «Собираешься и дальше покрывать Вику?». Андрей тогда надолго замолчал. Я решила, что он расстроился, ведь я так ловко вычислила его бывшую подружку и собиралась ей отомстить. А он просто обдумывал, как половчей воспользоваться моим заблуждением.
День, когда на террасе пировали люди Агазатяна. Мы с Андреем болтали, устроившись на камнях в двухстах метрах от дома. Он пытался уговорить меня пойти с ним в казарму. А на самом деле проверял, буду ли я этой ночью спать в своей комнате. Пришел к выводу, что если я и передумаю, обнаружив сломанный замок, то первым делом позвоню ему. Именно он застрелил насильника. Но не потому, что хотел спасти Глеба, нет. Это был элегантный штрих, лишний раз позволивший отвести подозрение и успокоить недоверчивого босса. Андрей обрубал концы. Это он направил напившегося племянника Агазатяна в мою комнату. Если бы тот выжил, Дамир рано или поздно выбил бы из него подробный рассказ. Но мой друг умел использовать новые обстоятельства и переводить стрелки на других.
Машина уже катилась по улицам Нижне-Волчанска. За окном проплывали знакомые места, сегодня не вызывавшие никаких эмоций. Даже здание спортивного клуба, куда я ходила чуть ли не ежедневно последние пять лет, оставило меня равнодушной.
«Березка». Андрей увел бьющуюся в истерике Вику за кусты, а потом пропал до самой церемонии награждения. Мы с Настей предположили, что милые бранятся, а то и тешатся у себя в номере. Но у Андрея были дела поважней. Он незаметно вытащил у бывшей подружки телефон. После ссоры Вика была в таком состоянии, что наверняка нескоро заметила пропажу. Следующие несколько часов Андрей составлял план операции, договаривался с людьми, придумывал, как заманить меня посреди ночи в здание заброшенного бассейна. На место для засады его навел мой собственный рассказ про наши с Викой детские забавы. Он сам написал сообщения от лица одноклассницы и отправил их мне и себе, а потом предложил угадать, какое место зашифровано в послании. Единственный прокол в том, что он для убедительности добавил в рассказ Альбину. Наверное, попросту не запомнил никого другого из Викиных подруг. Да и то прокол был не велик. Я бы не стала обзванивать знакомых, когда каждая минута на счету.
Отдельное восхищение вызывало то, как тщательно Андрей подстраховывался на случай провала. Меня чуть не изнасиловали? Он предупреждал, что в доме ночевать опасно, и даже предлагал пойти с ним в казарму. В бассейне поджидала засада? Так и он едва не попался, если б его не отвлекли в последний момент. Я же сама рванула в бассейн в одиночку, крикнув, что со всем разберусь.
Наш автомобиль свернул с Ленина на Ударников и теперь стремительно приближался к улице Володарского, куда, судя по времени, уже должен был подойти брат. Водитель с уродливой татуировкой притормозил у перехода, пропуская пешеходов. Пока ждал, ткнул в приборную панель и включил музыку – громкое однообразное «тыц-тыц-тыц».
А я продолжала бередить рану, перебирая воспоминания. Даже сегодня, в нашем последнем разговоре, когда Андрей уж слишком легко меня простил, он между делом вытащил всю нужную информацию: «Ты сказала вдвоем? Неужели Дамир согласился в такое время отпустить босса без охраны?», «Может, побудешь еще немного? Или вы уже выезжаете?». Не надо нам ехать в этот музыкальный магазин. Да и есть ли он вообще? Его существование подтверждали только слова Андрея. Он же нарисовал на карте маршрут, который я отдала водителю, перед этим предупредив Глеба, что знаю, куда ехать.
Больше всего мучений доставляли отдельные иезуитские штрихи. Прежде чем натравить на меня насильника, Андрей шутливо взъерошил мои волосы. Пригласил на танец в «Березке», зная, что ночью меня заберут люди Прилепченко. Может быть даже убьют и почти наверняка измордуют до полуживого состояния. Лечил. Позволял себя обнимать. Подарил гитару. Как-то Андрей сказал: «Хреновый ты психолог, Саша…», а я даже не поняла, сколько безжалостного цинизма скрывалось в этом замечании.
На углу Ударников и Володарского дежурил Стас. При виде нашей машины брат помахал рукой и жестом предложил заехать в небольшой переулок, заканчивавшийся тупиком. Наверное, передумал ехать в суд и захотел поздравить по-быстрому, на бегу. Оно и к лучшему.
– Я постою немного на воздухе. Что-то нехорошо, – я выбралась из автомобиля, хлопнув дверцей. Мне и правда было дерьмово, предательство Андрея приносило почти физическую боль.
Глеб вышел следом, обеспокоенно спросив:
– Что с тобой? Опять температура?
– Да нет, просто укачало. Сейчас пройдет.
Я обхватила себя за плечи, ожидая, когда притопает брат. Разговаривать ни с ним, ни с кем-то другим не хотелось, но надо было перетерпеть, иначе Глеб заподозрит неладное. «Тыц-тыц-тыц» за спиной стало громче. Похоже, охранники решили устроить музыкальную паузу, пока босс прохлаждался снаружи.
Внезапно я обнаружила солидную дыру в своих рассуждениях. Андрей не мог отравить молоко! Мало того, что он не успел бы его подкинуть к нашему приезду, это как раз решаемо. Но ведь он позволил выпить яд водителю Косте, спровоцировав аварию, в которой сам едва не погиб! А потом задушил в лесу того худого отморозка. Одно дело – имитировать сопротивление, чтобы в случае провала Дамиру было не в чем его упрекнуть. И совсем другое – убивать союзников. Неужели Прилепченко назначил одного из своих бандитов на роль жертвенной овцы? И все для того, чтобы впечатлить семнадцатилетнюю девчонку? Как-то не верится… Или… Молоко отравил кто-то другой. Андрей вычислил, кто, но по какой-то причине не сдал его, а решил вступить с ним в союз. Надо вспомнить, с кем он встречался после аварии, о ком говорил…
– Привет, сестренка. Неважно выглядишь. Часом не простыла? – наконец-то подошел Стас. Протянул руку Глебу, но тот ее проигнорировал. Пришлось Стасику сунуть ладонь в карман, сделав вид, что ничего не произошло. Брат и сам выглядел странно – в глаза не смотрел, говорил слишком быстро, поминутно облизывая пересохшие губы. С похмелья, что ли? Или еще хуже, принял какое-то дерьмо?
– Ну, как говорится, счастья-здоровья, всех благ, расти большой. Тут у меня для тебя небольшой подарок приготовлен… сейчас… я сейчас…
– Стас, ты чего задумал? – внезапно спросил Глеб, потянувшись к себе за спину. Музыка в машине достигла максимума, «Тыц-тыц-тыц» долбило по ушам, словно кузнечный молот.
Закончить движение Глеб не успел: брат выхватил из кармана пистолет. Глеб Николаевич дернулся, опустил глаза и уставился на пластиковую капсулу с красным наконечником, торчавшую у него из груди. В следующую секунду он рухнул на тротуар, с громким стуком ударившись затылком об асфальт.
– С днем рождения, сестра.
Я почувствовала укол в шею, накатила неудержимая слабость. Прежде, чем упасть в обморок, я успела разглядеть, как татуированный водитель выстрелил в голову рванувшего из двери напарника.
***
Очнулась я от того, что меня пошлепали по щекам. Понемногу темнота отступила, мир вокруг обрел прежнюю четкость, позволив разглядеть склонившегося надо мной смутно знакомого мужика. Где-то я уже видела этот скошенный подбородок и маленькие глазки. Тело слушалось плохо, голова – еще хуже, но я все-таки вспомнила: на фотографиях, что показывал Глеб в лазарете после аварии. Надо мной склонялся Борис Прилепченко собственной персоной. Не сумев сдержать стон, я выпрямила спину и села, осторожно повернув раскалывающуюся голову. Где это мы? На каком-то складе?
Вокруг громоздились штабеля из ящиков и пластиковых коробок, между ними – балки и перегородки из сетки-рабицы. С потолка свисали плафоны на длинных шнурах, горевшие через один. Пахло специфическим запахом большого и затхлого помещения. На полу валялись клочки целлофановой пленки, рваная бумага, бычки от сигарет, еще какой-то мелкий мусор. Под одной из ламп виднелась небольшая площадка, расчищенная от мусора и пустых паллет. Вдоль освещенной границы прохаживались люди, лиц не разглядеть. В центре круга стоял обычный офисный стул на колесиках, к которому был примотан строительным скотчем окровавленный… Глеб. Я закричала и бросилась вперед, но откуда-то подскочил бородатый Жорик и пинком в живот вернул меня на место. Ох как долго он этого ждал… Я закашлялась и скорчилась на полу, пытаясь удержать рванувший наружу завтрак. Твою мать, как же больно… Понурые плечи Глеба дрогнули, он с трудом приподнял голову, до этого склоненную на грудь.
– Твоя сестренка очнулась, не хочешь пообщаться?
Прилепченко достал мобильный и отошел за ящики, исчезнув из поля зрения.
– Ну как, Саша, настроение? – из-за огромного ребристого контейнера вышел Стас. Судя по излишне размашистым жестам и нараставшей потребности двигаться, брат действительно принял что-то, по действию похожее на амфетамин. Должно быть, его продолжала мучать бессонница и организм пришлось искусственно взбодрить. – Да успокойся ты, Жорик. Далеко не убежит.
Стас тоненько засмеялся и покрутил пистолетом с дротиками.
– Убери или хотя бы поставь на предохранитель, пока в ногу себе не выстрелил.
Этот приятный и доброжелательный голос, с новой, едва заметной ноткой снисходительности… С такой же интонацией он объяснял мне промахи во время тренировки. Знакомая куртка, эластичная повязка с красным пятном у виска, в ушах – капельки наушников подаренного плеера… К брату присоединился улыбающийся Андрей.
– Привет, – Андрей достал из кармана плеер и поставил музыку на паузу. – Деревня ты, Саша, и вкус у тебя соответствующий. Но подборка веселая, местами даже юность напомнила.
А еще он жевал жвачку – в ответ на мой тоскливый взгляд надул и лопнул розовый пузырь. И улыбнулся. Широко и открыто, как умел только он… Из моей черепной коробки исчезли все до единой мысли, оставив после себя бескрайнюю пустоту. Как смешно говорил в таких случаях Витек: «А в голове – поле кукурузовое, ветер и пакет летит». Вот и во мне образовалось такое поле с кувыркавшимся в воздухе пакетом, только смешно больше не было.
Андрей прекрасно понял мое состояние. Он вообще хорошо понимал людей. Подошел, дурашливо взъерошил волосы – у меня не хватило сил уклониться.
– Вам нужен я. Отпустите Сашу, – хрипло сказал Глеб. – Стас, она же твоя сестра. Что ж ты делаешь, скотина…
– Родная кровь, в этом и затык, – охотно подтвердил брат. Сама я никогда ничего не употребляла, но насмотрелась на этот эффект предостаточно: под феном всегда пробивает на разговоры. Сейчас как присядет на уши, хрен заткнешь. – У нас мать была такая тварь, ты не поверишь. Свалила, когда мне было одиннадцать. Оставила с хахалем-алкашом, который меня избивал каждую неделю. Но одно доброе дело все-таки сделала – сто лет как померла. А недавно к праотцам отправились и ее родители, наши с тобой, Саша, бабушка и дедушка. И ой что выяснилось! Яблочко от яблоньки далеко укатилось – мать-то у нас оказалась из нормальной семьи! Так что я закончу суд и поеду вступать в наследство в Москву. Прощай, Нижне-Волчанск! Жди меня, трешка в Хамовниках!
Я вспомнила письмо из нотариальной конторы, давным-давно замеченное в мусорной корзине Стаса. Там же лежали квитанции на нашу квартиру – брат иногда их оплачивал, чтобы мы с батей не сидели без света. Получается, нотариус разыскал мою семью и отправил письмо на единственный известный адрес. Но письмо первым обнаружил брат. Прочитал, понял, что у него появилась возможность свалить из Нижне-Волчанска, да не куда-нибудь, а сразу в Москву. И не выдержал искушения. Я даже рассмеялась. Криминальные разборки, ревность влюбленной психопатки… Ага, как же. Цена моей жизни – столичная трешка.
– Посмейся, Саша, посмейся… – Стас явно себя накручивал, стремясь достигнуть нужного уровня злости, за которым совесть безболезненно отключится. – А ты, Глеб, такой весь из себя мужик со стальными яйцами… Что теперь скажешь, а? Смотри на меня! Что скажешь?! Стасик, наш трусливый дурачок, так вы про меня думали? А я вас сделал, вас обоих, как детей! Так кто из нас теперь настоящий мужик?
– Ты, Стас. Ты – настоящий мужчина, и ты победил, – спокойно подтвердил Глеб. – Тебе больше не надо никому ничего доказывать. Отпусти Сашу.
– Нет, ты и вправду не догоняешь? – брат коротко хохотнул и подошел к связанному пленнику. Ухватил за волосы и резко дернул вверх, заставив задрать голову. – Я так обрадовался, когда ты захотел забрать ее в качестве залога, ты не представляешь… Ну, думаю, наконец-то! У меня сестренка борзая, непременно что-нибудь отчебучит, вот ты и ее шлепнешь. Самому руки марать не придется. Я в последнее время и сам об этом подумывал, но знаешь… Я же в суде работаю. Знаю, кого менты в первую очередь проверяют. А тут такой подарок: да кто вообще про меня вспомнит, когда в городе вон какие страсти творятся?
Стас истерично расхохотался и вернулся ко мне. Во взгляде Андрея промелькнуло презрение, пока еще умело спрятанное.
– Все подумают, что Сашу убили в ходе ваших разборок. И все в ажуре! А? Хороший план?
– Если дело только в наследстве… – я скинула с себя бессильное оцепенения и встряла в разговор. – Забирай все. Я напишу отказ, дарственную, что скажешь. Но Глеб тебе не нужен, отпусти его.
– Надо же, ты был прав, Андрюха, – с восхищением протянул брат. – Во дают! Нет уж, Саша, я лучше посмотрю, как большой и страшный Глеб Игнатьев, целый месяц ставивший меня раком, истечет кровью на этом засранном полу, глядя в твои мертвые глаза.
Глеб рванулся с кресла, силясь разорвать путы. Я и сама бросилась к брату, мечтая размазать, разбить, уничтожить ненавистное смеющееся лицо, но Андрей меня опередил, слегка покачнув незаметно выхваченным пистолетом.
– Еще одно лишнее движение, и я выстрелю ему в колено. А ты, Глеб, снова попробуешь встать – выстрелю в ногу Саше.
– Повеселились? Вот и ладушки, теперь к делу, – из глубины склада вернулся Прилепченко. Деловитым тоном приказал:
– Гаси придурка.
Стас не успел ничего понять или испугаться – выстрел Андрея выбил из левого виска фонтан бурых брызг. Тело брата рухнуло на бетон. Возле головы начала разрастаться темная лужа, в которой отражались огоньки горящих под потолком ламп. Простые белые огни в отражении казались розовыми, как на рождественской гирлянде. Я почему-то никак не могла отвести взгляда от этой картины. Я ведь сама только что была готова его убить. А теперь… Намокший от крови рукав с расстегнутой манжетой, угловатое плечо, худая шея с раздражением от частого бритья… Пол оказался неровным – от лужи отделился ручеек и, причудливо извиваясь, побежал к моим ногам. Я как завороженная наблюдала за его течением. Кровь добралась до белых подошв моих кед, и они тоже стали красными.
– Убрать?
– Пусть пока полежит.
Голос Прилепченко вернул меня к реальности. Вместе с ним подтянулись другие люди, многих из которых я узнала. Вот этот мужик точно приезжал на место аварии у Волчьего Яра. А тот, за его спиной, в шерстяном шарфе, охотился на меня с Настей в «Березке». Он еще запнулся о спинку дивана и упал на кирпичи. Те двое – бойцы с базы, я не раз встречала их на обеденном перерыве в столовой. Даже здороваться под конец начала. Они всегда брали одно и то же – борщ, пюре с котлетой и трубочку с заварным кремом. А бритому на лысо дядьке лет сорока я как-то переустанавливала Винду. Прав был Дамир, зря я на него сердилась – наш общий друг приобрел слишком большую популярность.
Борис Прилепченко махнул рукой – перед Глебом появился поставленный на попа деревянный ящик. Невысокий коренастый наемник в городском камуфляже положил сверху стопку бумаг, ручку и открытый ноутбук. Его я тоже узнала – именно он сегодня сторожил палату вместе с Жориком.
– Мне надоело с тобой бодаться, Глеб, – медленно, нарочито растягивая звуки начал Прилепченко. – Я знаю, ты собрал средства, необходимые для переоборудования завода, и держишь их наготове. Посмотри на экран, внимательно посмотри. Сейчас ты сделаешь один звонок, чтобы перевести деньги на указанный счет. Не ошибись, точная сумма мне известна. Затем ты подпишешь лежащие перед тобой бумаги. Или в обратном порядке, как пожелаешь. Главное, быстро.
Глеб не пошевелился, без интереса рассматривая лицо врага. Тихо спросил:
– Ты сдурел, Борис? Молодость вспомнил? Так за тридцать лет в стране многое переменилось. Как ты теперь планируешь это все разгребать?
– А мне не надо ничего разгребать, – вежливо улыбнулся Прилепченко. – Стас, конечно, не великого ума человек, но в одном он был прав. Твоя репутация всем только на руку. Это ты убил Стаса. Это ты держал в заложницах его сестру, многократно ее насиловал, а потом тоже убил. Кстати, Сашенька, приятно с вами познакомиться, весьма наслышан. Меня зовут Борис Геннадьевич. Убил, занервничал, вывел деньги из своей фирмы на оффшорные счета и сбежал куда-нибудь в Панаму. Кто ж теперь проверит.
– Многие проверят.
– Ты про своего верного пса Дамира? – предположил Борис Геннадьевич. – Он-то, конечно, захочет отомстить. Да только ты уверен, что твои люди пойдут за ним, а не за Андреем?
Глеб не выдержал, послал обоих по короткому адресу.
– Ай, какой крутой! – Прилепченко ничуть не обиделся, только покачал головой. – Я ведь могу прострелить тебе голову в любую секунду, подумай об этом.
– Сам? Да ты и в стену не попадешь.
– Я попаду, – любезно пришел на помощь Андрей.
– Ну так давай, чего ждешь, – равнодушно ответил босс, взглянув бывшему подчиненному в глаза. Тот надул еще один пузырь Хуба-Бубы и лопнул его с громким издевательским щелчком.
– А если не в тебя, а в нее?
Подчинившись безмолвному приказу, Жорик подхватил меня под руки и подтащил ближе, заставив опуститься на колени. Я почувствовала, как в затылок уперлось холодное дуло пистолета. Как же я ненавидела сейчас и эту славную улыбку, и эти карие миндального разреза глаза…
– Не делай этого, Глеб. Меня в любом случае убьют, – собственный голос показался мне далеким и чужим.
– Сделай это, босс, – задушевно попросил Андрей. – Убить можно по-разному. Можно пустить пулю в голову, и девочка не успеет ничего почувствовать. А можно положить перед тобой матрас, и на нем трахать Сашу всем по очереди, пока она не умрет от разрыва внутренних органов.
– Чур, я первый, – подмигнул один из наемников, тот, что любил трубочки с кремом.
Я зажмурилась от ужаса и омерзения, а еще чтобы не видеть исказившееся лицо Глеба. Его мучения приносили мне больше боли, чем страх перед любыми пытками. Но это было трусостью. Я не имела права оставлять его в одиночестве. Я открыла глаза и посмотрела на Глеба, посеревшего, тяжело дышащего. Одними губами произнесла: «Не делай этого». Он на секунду прикрыл глаза, задышал глубже и ровнее. По виску стекла крупная капля пота.
– Дай телефон.
– В одной хорошей книжке правильно написали: «От тех, кого любишь, держись подальше. Они-то тебя и прикончат», – поделился мудростью Андрей, жестом приказывая убрать оружие от моей головы.
– Какая ирония, ты не находишь? – заулыбался Прилепченко. – Думал ускорить дело с помощью девчонки и получить удовольствие. А в результате прогнулся и все потерял. У судьбы отличное чувство юмора. Как считаешь, Андрюха?
Проигнорировав сомнительную шутку, Андрей достал из кармана смартфон. Я вспомнила, как однажды швырнула похожий ему в лицо. Жаль, что дело ограничилось парой фингалов и разбитым мобильником. Надо было до смерти забить его гитарой! Похоже, Андрей точно знал, что дальше делать и кому звонить. Он сам выбрал из списка нужный номер, дождался, когда пойдут гудки и поднес телефон к уху Глеба. Босс продиктовал нужные указания, никак не выдав голосом, в каком состоянии ему приходилось говорить.
– Это небыстрая процедура. – Глеб, не читая, подписал первый документ. – Деньги упадут на счет не раньше, чем через час. Борис, отпусти девочку, не бери грех на душу. Она для тебя не угроза. Саша уедет из города и будет молчать.
Но Прилепченко не обратил внимания на просьбу.
– А мы никуда и не торопимся. Час, значит час. Слушай, – он обернулся к Андрею, – а мне понравилось выражение его лица, когда ты сказал про матрас. К тому же, на теле девочки должны остаться следы изнасилования. Эй, ты. Хотел быть первым? Так вперед, действуй.
Наемник с готовностью выдвинулся вперед, но его остановил скупой жест Андрея.
– Я сам.
– Сашенька, я вижу, ваша красота никого не оставила равнодушным, – притворно восхитился Прилепченко. – Ах, молодость! Веселись, мой друг, но помни про время. И используй презерватив, не путай криминалистов лишним материалом.
Ничего не ответив, Андрей взял меня под локоть и потащил куда-то вглубь склада, за стену из ящиков и контейнеров из нержавеющей стали. Я механически переставляла ноги, не делая попыток вырваться. Крик Глеба за спиной лишил меня последних сил.
