Анна Мезенцева
Заложница, или Нижне-Волчанский синдром
Глава 8.
Ноги сами собой принесли меня на дикий пляж. Я горько усмехнулась такой удаче: узкая полоса песка у реки входила в число тех немногих мест, где не было установлено видеонаблюдение. Запас слез, еще недавно казавшийся бесконечным, наконец-то иссяк. Да и сколько можно… За последние два дня я плакала столько, сколько не плакала за все предыдущие семнадцать, уже почти восемнадцать лет. Все. Поревела и хватит.
Река выглядела неспокойной. Темные волны набегали на берег и разбивались о землю, обдавая ноги холодными брызгами. Шквалистый ветер тащил за собой водяную взвесь, трепал волосы, надувал парусом расстегнутую рубаху. Кожа на руках мгновенно покрылась мурашками. Небо над головой усеивали тысячи ярких звезд, но вдали у горизонта не было видно ни одной. Я не сразу сообразила, почему – это с запада наползали плотные угольно-черные тучи. Кажется, на базу надвигалась гроза. «Вот и хорошо. Пусть все смоет к чертям», – отстраненно подумала я, забравшись на плоский камень и поджав колени к подбородку. Все эмоции, еще недавно крутившиеся сумасшедшим хороводом, ушли, уступив место болезненно подсасывающей пустоте. Ненависть притупилась: для нее требовалось слишком много сил, а взять их было неоткуда.
А вот злость уцелела, по большей части на себя. Как можно было быть такой доверчивой идиоткой? Как можно было так жадно цепляться за крохи тепла, что от скуки обронил совершенно чужой человек? Человек, которому на тебя плевать? Конечно, той ночью он был не против воспользоваться ситуацией, раз уж дурочка сама полезла на шею… А кто бы отказался? Но я-то… я-то все приняла за чистую монету и напридумывала себе неизвестно чего… Дура…
Но Глеб предал не только меня. Нет, предательством это сложно назвать – он мне ничего не обещал. Я сама, как доверчивый щенок, готова была лизать его руку просто за то, что он такой удивительный, и сильный, и красивый. Я до боли прикусила губу. Глеб предал Настю. Пусть они расстались, но он трахал Лилю через сутки после того, как погиб еще недавно близкий ему человек. Я стукнула здоровой рукой по камню. И еще раз, и еще, пока не расцарапала кожу на костяшках, не защищенных бинтом. Легче не стало. Как глупо. Все, что я делала, было глупо и смешно. Я действительно сошла с ума, раз поверила, что такой человек как Глеб вдруг чего-то там ощутит после поцелуя и полудетских откровений про друзей и помидоры… Его просто развлекало мое смущение, мое желание прикоснуться. Все во мне было наивно и смешно.
Мысли о Глебе откликнулись мучительным эхом в пустой голове. Глеб Игнатьев… Как мало я, в сущности, о нем знала. Две-три газетных статьи про завод, обрывки разговоров, намеки Андрея. Сколько ему лет? Был ли он женат, есть ли у него дети? Как он стал тем, кем является сейчас? Нет, лучше не думать. Лучше сидеть и пялиться на волны, что набрасывались на берег с такой силой, словно им тоже хотелось разлететься на миллиарды частиц и превратиться в ничто.
Прошло минут тридцать или около того. На том берегу, у самой воды вспыхнула первая зарница. Я промокла, замерзла и отсидела задницу. Надо было вставать и идти, но куда? О том, чтобы вернуться в дом и сделать вид, что ничего не произошло, не могло быть и речи. Для драматургии такого уровня требовалось куда больше времени. Сейчас я не вынесу новой встречи. Не вынесу его вида, спокойного и отвратительно-самоуверенного, или еще хуже – фальшиво-участливого. Ты куда убежала, Саша? Мы все так волновались. Выпей куриного бульончика, пока я пялю поэтессу у себя в апартаментах, а потом можем во что-нибудь поиграть.
Ну уж нет. Я не вернусь туда, даже если придется заночевать прямо здесь, на этом гребаном камне, поросшем сухим мхом и покрытом оспинами от долгой эрозии. Я положила подбородок на колени, поплотнее обхватила себя руками и закрыла глаза.
Дождь усилился, молнии полыхали совсем близко, просачиваясь сквозь сомкнутые веки. Их сопровождали раскаты грома, напоминавшие эхо контрольных выстрелов. Я открыла глаза. Темнота стояла, как в жопе у сурка: на много километров вперед ни огонька, ни следа живых людей, ничего, за что мог бы зацепиться взгляд, кроме всполохов мертвенно-белого света.
А это идея. За месяц подработки я хорошо изучила систему видеонаблюдения на базе. Все камеры оснащались ночным режимом съемки. Для этого использовалась инфракрасная подсветка, но во время дождя она работала плохо: лучи подсветки отражались от водяной пыли и попадали на матрицу камеры, создавая помехи. Если я хочу пройти по базе незамеченной, то лучшего времени для этого не найти. Сбежать за пределы не сбегу, не стоит и пытаться – еще подстрелят в потемках, приняв за диверсанта. Но можно спрятаться в каком-нибудь подсобном помещении, в гараже или ангаре. Территория большая, укромных уголков хватает. Главные усилия охраны направлены на то, чтобы не дать чужакам попасть внутрь, а также на защиту важных объектов, вроде коттеджа босса или склада с оружием. Но никто не будет обносить тройным оцеплением все постройки без исключения – вряд ли враги соберутся штурмовать спортзал или столовку для персонала.
Я тоскливо хмыкнула: ах, какая ты, Саша, блин, умная! Где только твои мозги были раньше?
Вскарабкавшись по раскисшей от дождя тропе, я мысленно восстановила план базы, прикидывая, где лучше схорониться. Может, на пирсе? Выше по течению был один, там стоял дощатый сарай для катеров и всякого лодочного барахла. Но тут в голову пришла идея получше: зал для бокса, куда меня привел Андрей! Место популярностью не пользовалось: маленькое, на отшибе, оборудование давно не менялось. Зато для меня теплое помещение со старыми матами и работающей душевой – идеальный вариант. Все лучше, чем вонючий сарай, по которому гуляет ветер и бегают крысы. И уж точно лучше, чем шикарные апартаменты, где за стенкой развлекается человек, которого я… Не надо об этом.
Двигалась медленно. Не только из-за того, что приходилось обходить камеры и основные маршруты патруля. Но еще и потому, что меня уже активно искали. Несмотря на ночь и грозу, половина базы стояла на ушах: шлепала берцами по лужам охрана, проехала машина с мощным прожектором на крыше, кто-то докладывал по рации, что «в секторе восемь чисто». Я спряталась за углом мусорного контейнера, выгадывая подходящий момент для следующего рывка, когда мимо прошли двое, свернув на площадку позади столовой.
– Погода дерьмо… Не видно ни хрена. Может, собак пустить? – предложил неизвестный с грубым, прокуренным голосом и, судя по звуку, сплюнул на землю.
Вот черт! Мне действительно как-то попадался на глаза патрульный с немецкой овчаркой. Как у собак работает нюх во время дождя? Смыло мои следы, или это ерунда для хорошо натасканного пса?
– Не стоит, – второй голос, спокойный и слегка тянущий гласные, принадлежал Дамиру. – Девушка нездорова, переживает сильный стресс. Собаки ее напугают, реакцию будет сложно предугадать.
За это замечание я была готова его расцеловать. Дамир не раз спасал мою жизнь, хоть и не по своей воле, но именно это его решение вызвало во мне искреннюю благодарность.
– Усильте патрулирование лесной зоны, она попробует выбраться с базы, – продолжил между тем первый помощник. – Передайте на КПП, чтобы ни в коем случае не стреляли, если заметят кого-то с нашей стороны.
А вот тут он меня переоценил, у меня на такой марш-бросок смелости не хватило. Или, скорее, выдал желаемое за действительное. Глебов заместитель так давно хотел от меня избавиться, что охотно поверил в возможность осуществления своей мечты. Подслушивать дальше было опасно, у Дамира имелось какое-то сверхъестественное чутье на чужой взгляд. Задами и закоулками, от укрытия к укрытию, я принялась пробираться к нужному месту.
Пока пряталась и закладывала кругаля по самым пустынным тропам, успела промокнуть до нитки. Зато никто меня не обнаружил. К спортзалу вышла с запада, со стороны реки. Какое-то время наблюдала за зданием, затаившись в тени припаркованного неподалеку грузовика. Высокое, почти до самого потолка окно было приоткрыто – мы же с Андреем и оставили его в таком положении, решив после тренировки проветрить спортзал. Воровать тут было нечего, да и на базе все свои, можно не запирать. Я осторожно высунулась из укрытия, готовая чуть что рвануть обратно. В зоне видимости никого. Бегом преодолела открытое пространство, юркнула внутрь и захлопнула створку, стерев перед этим с подоконника грязные следы. В теплом помещении злость, долгое время служившая топливом, начала иссякать. Я почувствовала, как у меня снова начала подниматься температура. Навалилась сонливая слабость, голова наполнилась свинцом. Второй по счету ночной забег определенно не пошел здоровью на пользу. Не став задерживаться в главном зале, слишком хорошо просматриваемом через окно, я добрела до крохотной кладовой, где хранилось старое снаряжение: груши, лапы, гантели. Надо было снять мокрую одежду, но оставшихся сил не хватило даже на это. Я просто рухнула на пыльный гимнастический мат и провалилась в тяжелый полусон-полубред.
***
Отдых не помог, стало только хуже. Я просыпалась и засыпала, не ощущая течения времени. В короткие периоды бодрствования меня лихорадило, кожа горела, а мышцы и суставы выкручивала тупая боль. Один раз я сумела доползти до туалета, где меня долго выворачивало пустой желчью. Когда я ела в последний раз? День, два дня назад? Может попозже, когда спадет жар, пошарить по шкафчикам – вдруг кто забыл батончик или шоколадку. Пока же я вволю напилась воды из-под крана, смыла с лица кислый пот и уковыляла обратно в кладовую. Я понимала, что серьезно простудилась и надо бы с этим что-то делать, но как-то заторможено и отстраненно. Не хотелось ничего делать. Вообще ничего не хотелось.
Я снова вырубилась. И снова очнулась: может через час, а может и через полдня. Было особенно хреново и очень холодно. Рот будто засыпало песком. Я почти что решилась покинуть убежище и попросить о помощи, но в последний момент передумала. Да, меня уложат на чистую сухую кровать, позовут врача, снова приставят сиделку… Но я больше не желаю быть хоть чем-то обязанной Глебу. Я стиснула зубы, не давая им противно стучать друг о друга, и осталась лежать в провонявшей болезнью комнатенке. Ничего, перетерплю.
– Господи, Саша!
В кладовке зажегся свет. Ко лбу прижалась прохладная сухая ладонь, нащупывая температуру.
– Твою же мать, ты что, была здесь все это время?!
Я с трудом разлепила тяжелые веки. Надо мной склонялось мутное белое пятно, постепенно превратившееся во взволнованное лицо Андрея.
– У тебя жар. Сейчас кого-нибудь позову, отнесем тебя к врачу.
– Не надо… Не зови никого, пожалуйста… – обметанные простудой и растрескавшиеся от жара губы слушались плохо. – Пожалуйста! Я туда не вернусь!
Андрей замысловато выматерился и помассировал лоб, взлохматив темно-русые волосы. Но все же опустился на поваленный кожаный манекен с протяжным вздохом.
– Они меня ищут? – я попробовала приподняться, друг поспешно подхватил меня подмышки, помогая опереться спиной о стеллаж. В его глазах читалось настоящее, а вовсе не приторно-фальшивое беспокойство.
– Не то слово. Дамир думает, что тебе удалось удрать с базы. За твоей квартирой следят. За Стасиком тоже. Даже за тренером по боксу. Ты у нас теперь цель номер один, круче Прилепченко и Агазатяна.
Я выдавила слабый смешок.
– А Дамир правда поверил, что я сбежала?
– Ну, у него были основания: ты как сквозь землю провалилась, на камерах ни следа. В ту ночь как раз выезжал конвой с грузом, охрана призналась, что осмотрела не все машины. А поскольку ты уже проявляла изрядную прыть…
– А что думает…? – я не договорила, но Андрей и так понял.
– А что думает Глеб, никому не известно. Он уже вторые сутки не просыхает. Хотя… Сам Дамир не стал бы поднимать такую бучу. Следовательно, его нагибает босс, а он нагибает всех нас. Слушай, ты не поверишь, что еще было! Ушастую эту, Лилю или как ее, попросили вчера на выход. Честь по чести, на машине, с подарками. Так эта Лиля знаешь, что сказала? Или ей выплачивают пятьсот тысяч наличными, или она идет в «Вечерний Нижне-Волчанск» и дает подробное интервью. Как ее, молодую и неопытную, увезли прямо с «Крыльев мечты», а потом всякое непотребство вытворяли всем персоналом базы.
– Ну? – Я чуть не подскочила, даже силы откуда-то появились. Вот тебе и настоящая Козетта! – И как, заплатили?
– Заплатили, решили не раздувать историю. И Лиле, и ее старой бабушке, и малым детушкам. Дамир теперь ходит злой как черт. А наш босс целыми днями жрет коньяк и играет в «Фар Край», ты прикинь.
– А что… с Настей?
Преображение робкой поэтессы, столь искренне воспевшей Нижне-Волчанск, меня немного развеселило. Но убитая девушка вновь завладела мыслями, напомнив о бесконечной вине… Не мне одной – Андрей тоже помрачнел. Руки, до этого расслабленно лежавшие на коленях, сжались в кулак.
– Нашли. И увезли в Новосибирск, у нее там родственники живут. С похоронами, конечно, помогут. Но кому от этого легче. Жаль. Хорошая была девчонка, честная.
– Это ведь Вика нас туда заманила, – зачем-то озвучила я очевидную мысль.
– Знаю. Теперь ей это с рук не сойдет, – из голоса друга исчезли все эмоции. Осталось только то равнодушие, что пострашней любой ярости. – Мне не следовало отпускать тебя одну.
– Да я не особо спрашивала… Ладно, чего теперь. Что случилось, то случилось. А чьи это были люди? Прилепченко?
– Его, – Андрей задумчиво покивал. – Ты никому не рассказывала о том, что произошло в «Березке»?
– Когда? – я тихо хмыкнула. – Очнулась, сразу пошла к Глебу, а там…
– Не говори никому, я сам разберусь. – Андрей бросил на меня исподлобья испытующий взгляд. – И Саша… Ты знаешь, я не склонен защищать Глеба. Он… сложный человек. Но то, что ты увидела, никак не влияет на его отношения к тебе или к Насте. Для него секс – это как для меня внеплановая тренировка, понимаешь? Плохо тебе, грустно – пошел размялся, проветрил мозги. Чистая физика. Люди все разные и скорбят тоже по-разному.
– Сколько времени прошло? – мне не хотелось обсуждать эту тему.
– Больше суток, – с тихим вздохом ответил друг.
– Сегодня суббота? – Я с трудом произвела необходимые подсчеты. Значит, завтра воскресенье, мой день рождения.
Молодой наемник задрал рукав и посмотрел на электронные часы на резиновом ремешке.
– Уже сорок минут как… Ладно, пойду, попробую найти какие-нибудь лекарства. Надо решить, что делать дальше.
– А никто не догадается, что я здесь? Странное время для спортзала.
– С твоими поисками весь график к хренам полетел, не у меня одного. Я скоро. Не вставай.
Я и не собиралась. Как только стих последний отзвук легких шагов, я свернулась рогаликом и закрыла глаза, не в силах сопротивляться дремоте.
Андрей вернулся с большой спортивной сумкой через плечо. Вытащил сложенный валиком спальник, связку блистеров с таблетками, литровый термос, чистую футболку, что-то еще.
– Держи, я отвернусь.
Я наконец-то избавилась от противной липнущей одежды и натянула вместо нее футболку Андрея. Сразу стало легче. Пока я переодевалась, мой друг перевернул мат чистой стороной вверх и соорудил из своей куртки подобие подушки. Когда я легла, укрыл теплым спальником. Даже хотел напоить супом из термоса, но я все-таки еще не валялась при смерти и поела сама. Аппетита не было, приходилось глотать через силу.
Внезапно мы услышали звук подъезжающего автомобиля. Андрей бросил тревожный взгляд на окно, чей краешек виднелся в приоткрытую дверь кладовой. Нахмурил брови, прошептал:
– Тихо, не шевелись!
Щелкнул выключателем, плотно прикрыл за собой дверь. Я замерла, боясь неудачно пошевелиться и зацепить что-нибудь из окружавшего меня спортивного барахла. Очень скоро в зале, совсем рядом с моим укрытием, прозвучал обманчиво-вялый голос Дамира.
– Все тренируешься? Похвально.
Я прислушалась, но ответа не последовало. Вместо него раздались громкие щелчки, с какими бьют по мешку легкой снарядной перчаткой.
– Позволишь присоединиться? Давненько не занимался. Как на счет небольшого спарринга?
Снова тишина, шорох скидываемой одежды, пиджака или пуловера.
– А чьи это перчатки лежат? Маловаты тебе по размеру, не находишь?
Я застыла на месте, ни жива, ни мертва. Вот на таких мелочах и попадаются! В этот раз мой тайный друг снизошел до ответа, собранного и сухого.
– Тут любые размеры есть. Тебе подойдут вон те, черные.
Снова непонятный шорох. Затем – быстрые притоптывающие шаги. Резкий выдох, удар, вслед за ним еще один. Перчатка о перчатку, перчатка о тело. Дамир умудрялся двигаться и говорить, не меняя интонации и сохраняя ровное дыхание.
– С некоторых пор ты меня очень интересуешь, Андрей… Знаешь, почему?
– Не имею представления…
Тыщ-тыщ! Кажется, двойной по туловищу.
– Мне кажется, ты готовишься совершить… большую ошибку… и выбрать не ту… сторону… Подумай хорошенько, Андрей… Глеб тебе многое спускает… но он органически не переносит… предательство… – Тыщ! Кто-то из них двоих снова пропустил удар, плотный и звонкий. – И я тоже…
Еще попадание, шаркающий звук шагов, какие бывают, когда боец утратил координацию и не вполне собой управляет. Тыщ-тыщ! Глухой удар упавшего на пол тела. Следом полетело что-то еще, совсем легкое. Может, перчатки. Кто-то уверенной походкой победителя направился к выходу. Звук мотора, все тише и дальше. Через пару минут дверь чулана отворилась (я напряглась и зачем-то натянула спальник до подбородка), и на пороге появился пошатывающийся Андрей. Из разбитой губы на подбородок стекала кровь. Парень, не глядя, вытер ручеек тыльной стороной кулака. Только сейчас я поняла, насколько эгоистично себя вела. Я-то ничем не рисковала: ну, нашел бы меня запойный босс, отругал, посадил под замок без интернета, все дела. А Андрей, помогая мне, всерьез рисковал жизнью!
Я немедленно вывалила на друга бессвязный поток страхов и опасений, мешая их с просьбами уйти прямо сейчас и больше не возвращаться. Даже начала снимать футболку, опасаясь, что пронырливый Дамир сможет по ней вычислить тайного союзника, но Андрей резко одернул подол вниз, прикрывая мой впалый живот и торчащие ребра.
– Не мели ерунду. Все обойдется. Завтра попробую тебя отсюда вытащить.
– Завтра у меня день рождения… – зачем-то уточнила я.
– Знаю. Я же досье собирал, забыла? – улыбнулся Андрей. Хорошая у него все-таки улыбка, открытая, немного мальчишеская. – Посидеть с тобой?
– Да! Но вдруг тебя хватятся…
Я разрывалась между страхом за друга и нежеланием снова остаться в одиночестве.
– Двигайся тогда.
Андрей развалился на мате, подложив сцепленные руки под голову и устроив щиколотку правой ноги на колене левой. Некоторое время мы лежали молча, пока молодой наемник не прервал затянувшуюся паузу:
– Если б я знал месяц назад, что все так обернется…
– Если бы у бабушки… Хватит уже.
Но Андрей явно настроился на долгое самобичевание.
– О чем ты жалеешь в жизни больше всего?
– О том, что пошла в этот гребаный бассейн.
– А еще о чем?
Я пожала плечами.
– Не знаю. С одной стороны, об очень многом. А с другой… Если взять и разом изменить все глупости, что мы совершили, разве мы не станет другими людьми? Внешность останется та же, а суть поменяется. И кто знает, в какую сторону. А ты мне нравишься таким, какой есть.
– Хреновый ты психолог, Саша…
– Ты что ли лучше? Из всех девок города выбрал психопатку. А как ты вообще во все это ввязался? Ну, стал наемником, попал на базу? – я перевернулась на бок и подставила под щеку кулак. Мне давно казалось, что Андрей как-то не подходил для всех этих мутных дел: слишком благородный, слишком дружелюбный и честный. Слишком хороший. Не то что Дамир. Тот, должно быть, придушил свою первую жертву еще в подготовительном классе.
И Андрей начал рассказывать, глядя в темный потолок кладовки, время от времени прерываясь, чтобы проверить температуру или подать флягу с водой. С ним тоже было хорошо, но совсем не так, как… Я не дала себе закончить фразу.
Его история не была оригинальной, даже чем-то напоминала мою. Бедное детство в каком-то полуразвалившемся селе. Ранняя смерть отца. Нищета, покрасневшие от усталости глаза матери, работавшей в три смены, чтобы поднять на ноги детей. Армия. Дембель. Уличная драка в одиночку против троих отморозков, после которой к нему подошел рекрутер с базы Глеба…
Я слушала его историю, откровенную, неприукрашенную, не созданную, чтобы выбивать из слушателя жалость. Слушала и не знала, что сказать. Да и надо ли что-то говорить… Вспомнилась красивая фраза из мультика: «Мы с тобой одной крови, ты и я». Мои пальцы нащупали ладонь Андрея и крепко ее сжали. Не сразу, но он ответил на пожатие. Так мы и лежали в темноте, на продавленном гимнастическом мате, взявшись за руки, словно последние выжившие после кораблекрушения пассажиры, без всякой надежды болтавшиеся посреди моря на криво связанном плоту.
А потом я, поддавшись неясному порыву, придвинулась ближе и чмокнула его в щеку. Андрей вздрогнул и отстранился. Медленно повернулся на бок, облокотился на руку и посмотрел на меня. Я не смогла ответить на его внимательный взгляд – спряталась под спальник. Но чувствовала, что он улыбался, чуть сощурив миндалевидного разреза глаза. От него пахло табачным дымом и той самой клубничной Хуба-Бубой из «Березки». Точно, ему же достался весь наш приз, целый блок. Странное сочетание почему-то напомнило школу. Выпускной класс, гаражи, пять минут до звонка.
– А ты когда-нибудь думал… ну… найти себе другую работу? – Я, не утерпев, высунулась из укрытия.
– Конечно, – хмыкнул он, никак не прокомментировав мой поступок. – Не представляешь, сколько раз.
– И чем бы ты хотел заниматься?
– Честно?.. Ну-ка дай… Температура, вроде, спала… Если честно, хочу купить виноградник в Абхазии, буду выращивать Качич, слышала про такой сорт? Ему больше двух тысяч лет. Этот виноград рос еще до того, как в Англию вторглись нормандцы. А еще заведу собаку. Будем с ней по утрам обходить угодья.
– Здорово, классная мечта.
– Почему мечта? Цель. И до нее осталось не так уж далеко. Саша?
– Да?
Андрей стиснул мои пальцы в своей ладони. Свет, падавший в кладовку из зала, освещал наши тела только наполовину, оставляя лица в темноте. Отчетливо разглядеть я могла только вытянутый подбородок и рот с припухшей нижней губой. Между зубов – красные ниточки крови. Должно быть, во время спарринга оцарапал щеку с внутренней стороны. Скотина Дамир…
– Если завтра все пройдет, как надо, тебе нельзя будет возвращаться домой или в универ, – продолжил он после небольшой паузы. – Эти места Дамир проверит в первую очередь. Я отвезу тебя к надежному человеку, там тебя никто не найдет. Поживешь у него месяца три-четыре, а потом вся эта история так или иначе закончится. Всем ее участникам станет не до тебя, Глебу в том числе. И еще. За твоим одноклассником, тем, что был с нами в «Березке», тоже следят. Про вашу дружбу знаю не только я.
И снова, как и в случае с братом, мне показалось, что конец фразы задумывался иным. Черт. Это было некстати… Ну то есть, я очень благодарна и даже сама его поцеловала… Но это был не такой поцелуй… Я раздраженно себя оборвала. Стоп. Не надо лезть в чужую голову. Я снова пытаюсь выставить правильный поступок хорошего парня чем-то большим.
– Спасибо, – я сглотнула невольно образовавшийся комок. – Сможешь принести какой-нибудь ноутбук?
– Зачем?
– У меня все еще есть доступ к вашей сети. Устрою завтра профилактические работы на нужном участке.
– Хорошая идея. Ладно, отдыхай. Я пошел, утром зайду.
Всю субботу я провалялась на полу, укрытая спальником. Глотала таблетки, спала, ела, болтала с Андреем, умудрявшимся периодически делать крюк и забегать на пару минут в спортзал. К утру воскресенья я почувствовала себя почти что полноценным человеком. Жар прошел, осталась только обычная слабость не до конца восстановившегося тела. Не успела я подняться и наконец-то добрести до душа, как пришел Андрей.
С гитарой. Я прикусила губу: больше никаких слез, я же себе пообещала.
– С днем рождения!
– Не надо было. Я даже не могу представить, насколько это опасно.
– Да ладно, кто мы без риска? Восемнадцать лет бывают только раз в жизни. К тому же, я заказал ее еще до того, как ты сбежала. Нравится?
Я взяла протянутую гитару, бережно погладила деку из светлого ореха с накладкой из черного дерева, провела рукой по плавному вырезу. Узкий гриф, уже, чем был на гитаре брата. Взяла несколько аккордов, сыграв начало «Романса» Сплина. Струны высоковато натянуты, непривычно. Но звучит превосходно.
– Очень! Лучший подарок в моей жизни!
Я прислонила гитару к стене и обняла Андрюху, прижавшись к его груди. Привстала на цыпочки и хотела поцеловать его в щеку, но он как-то неудачно дернул головой, и поцелуй прошел вскользь по уголку рта. После чего встал по стойке смирно, не делая никаких попыток ни освободиться, ни ответить на дружеский жест. Я смутилась и убрала руки, подумав, что опять перегнула палку. Он тут же отступил назад и расстегнул ремешок спортивных часов.
– Это не подарок, потом вернешь. Следи за временем. Выходи ровно в половину третьего ночи и иди на пляж. В сумке ноутбук и примерный план наших с тобой маршрутов. Организуй нам обоим коридор. На пляже камер нет. Я буду ждать тебя там, уйдем по воде.
– Разве вы не контролируете реку на своем участке? – я удивленно вскинула брови. Вся территория охраняется, а тут такая дыра?
– Контролируем, конечно. Но мы же люди, а не роботы. Кому в город надо сгонять по-тихому, кому еще чего. В общем, на счет этого маршрута между своими на базе существует определенная договоренность. Я уже поговорил с мужиками, на полчасика они отвернутся.
– А ты потом…?
– Я потом вернусь назад.
– А Дамир? Он же сказал, что будет за тобой приглядывать? – я посмотрела на друга, выискивая следы сомнения или тревоги на его лице. Но он казался совершенно спокойным.
– Ну не сам же он будет за мной таскаться. Меня прикроют на это время. Поверь мне, Дамир не пользуется на базе особой любовью.
– Черт, я даже не знаю, как тебя за все отблагодарить.
– Я что-нибудь придумаю, когда ты устроишься в Гугл и разбогатеешь, – улыбнувшись, он взъерошил мои спутанные, давно нечесаные волосы. – Ну все, до встречи.
Оставшееся время прошло в нервном ожидании ночи. Я внимательно изучила карту, прикинула, какие из датчиков представляли для нас с Андреем угрозу и внесла в их работу нужные корректировки. Потом попыталась заранее выспаться, но после стольких часов, проведенных в состоянии овоща, мозг активно наверстывал упущенное, перебирая бесчисленные варианты того, что могло пойти не так. В самых страшных из них в Андрея стреляли. Раз за разом передо мной проносилось видение: мы с Андреем сидим в лодке, он что-то говорит. Выстрел. Время замирает, и я вижу, как капля за каплей, из его глаз исчезает жизнь.
Я почти решилась пойти и сдаться, чтобы ему не пришлось рисковать. Но потом вспомнила лицо Глеба, когда он повернулся… Гладкие щиколотки Лили… Струйка пота, стекавшая между его лопаток… Я так и не стронулась с места. Наверное, я была плохим и слабым человеком, раз не смогла принести эту крошечную жертву ради единственного друга.
На часах была ровно половина третьего, когда я, прихватив гитару, вышла на улицу.
