Анна Метлицкая
Путь к успеху
Мы бегло просмотрели содержимое этого и других двух музеев. Уже начинало темнеть, поэтому мы поехали обратно в город. Мы поужинали в кафе и пошли в отель.
Я достала своё платье из шкафа и приготовила его к балу. Вечером все собрались в комнате Саши. Мы пили чай и разговаривали. Ник и я сидели на большой кровати, Лотти и Чарли расположились на диване, а Саша занял кресло. Он пристально вглядывался в свою комнату и пытался что-то подметить.
– Чарли, подойди сюда, – когда Эйлор подошёл, Раевский продолжил, – смотри, с этого места номер похож на нашу комнату во Франкфурте.
– Да, согласен. Хоть мне тут нравится, я уже успел соскучиться по франкфуртской комнате. Может, я иногда и жалуюсь на условия, но за годы я привык именно к тому месту, оно стало мне вторым домом.
– Алекс, Чарли, – спросила Лотти, – а что из себя представляет этот бал? Я так понимаю, вы уже были на подобных мероприятиях. Может, расскажете нам с Софи.
– Бал – это светское мероприятие, – отвечал Эйлор, – которое традиционно проводится раз в год. Члены сборной страны, принимающей чемпионат мира, тянут жребий. И один из них устраивает вечер, цель которого – сплочение биатлонистов и развитие товарищеских отношений среди спортсменов.
– Да, это так, – подтвердил Саша, – бал – это образное название, на самом деле это похоже на банкет в крупной компании. Люди знакомятся друг с другом, весело проводят время. Изюминкой вечера становится вальс, в котором все пары обязаны закружиться: не зря всё-таки бал.
– То есть, – уточнила я, – каждый год бал проводится в разных странах, верно?
– Да, и это бесподобно! Ты знакомишься с культурой стран, проводишь хорошо время и заряжаешься энергией перед предстоящими стартами.
Чарли рассказал забавную историю с прошлого бала, во время которого он перепутал супруга швейцарской биатлонистки с чехом, хозяином бала, и благодарил ничего не понимающего швейцарца за тёплый приём и вкусные угощения. Чех потом так долго над Эйлором смеялся!
– Саш, подожди, а ты ведь сейчас тренируешься и со сборной, и во Франкфурте, верно? – Поинтересовалась я.
– Да, я со сборной немного тренируюсь. Основная нагрузка у меня с франкфуртскими тренерами. Мне с ними привычнее и комфортнее. К тому же, если я планирую окончательно переезжать в Германию, я должен с ними наладить максимально тесный контакт.
– Ты собираешься переезжать? – Спросил Ник. Он был шокирован этой новостью.
– Да, года через три я бы хотел переехать в Германию навсегда и посещать Россию изредка, чтобы видеться с родственниками.
– А гражданство ты менять не будешь? Выступать будешь за какую страну?
– За Россию.
– Извини, – вмешался Чарли, – но, на мой взгляд, это лицемерие. Если от России у тебя только паспорт, какое право ты имеешь представлять эту страну? Я твёрдо убеждён, что какой флаг ты поднимаешь на пьедестале, в той стране ты и живёшь.
– То есть, ты никогда не хотел переехать в другую страну? – Поинтересовался Раевский, в его глазах сверкнул огонёк.
– Нет. Я размышлял об этом некоторое время назад и пришёл к выводу, что, максимум, я способен переехать в страну, откуда родом будет моя избранница. Если она, конечно, не из Германии. – Произнеся эти слова, немец улыбнулся.
– Я недавно читал про одного спортсмена, – продолжал Чарли, – по национальности он был немцем, гражданство у него было российское, а жил он в Италии. Может быть, я придираюсь, но мне было неприятно читать про его махинации. Я не знаю, что в биатлоне – не интересовался, – но один знакомый-футболист рассказывал мне, что большинство членов его команды живёт в Швейцарии, хотя почти все они англичане. Я понимаю, что у каждого есть право выбирать, где и как ему жить. Но я считаю, что это прежде всего неуважение к своей стране – представлять её, но жить в другой. Если переезжать и менять при этом гражданство – пожалуйста, но не так.
Я была согласна с Чарли. Может, его позиция и была агрессивна, но она была справедлива.
Ночью перед балом мы почти не спали. До четырёх часов мы беспрерывно разговаривали на различные темы, а потом я не могла уснуть. Ведь меня ждал настоящий бал. Я услышала стук в дверь: это была Лотти. Она подумала, что я тоже могу не спать и, убедившись в этом, захотела со мной поделиться идеей своего нового романа, так как историю про Йону она уже окончила. Мы пошли в номер к нидерландке, чтобы не разбудить Ника, и там Лотти рассказала мне о своих планах. На рассвете я вернулась в свой номер, Ник уже не спал.
Глава 16
Мы с Ником завтракали в кафе, расположенном в соседнем квартале. Я взяла овсяную кашу с ягодами, а Ник остановил свой выбор на омлете. Во время завтрака между нами как будто царила неловкость. Мы практически не разговаривали, а во время непродолжительных бесед лишь обменивались общими фразами.
У меня в голове почему-то кружилось имя композитора Моцарта. Я не знала, к чему это. Слова «Вольфганг Амадей Моцарт» никак не покидали мою голову, заставляя меня возвращаться к ним и обдумывать, что бы могло обозначать странное появление именно этого имени в моём подсознании.
– Ник, – спросила я, – ты случайно не знаешь, когда родился Моцарт? – Может быть, это просто была годовщина со дня его рождения, а я об этом где-то случайно прочитала, и у меня непроизвольно отложилось в памяти.
– В конце января, насколько я помню. Как раз недавно годовщина со дня его рождения была. Я как-то в школе про него рассказывал, основательно готовился тогда. А зачем тебе?
– Просто я почему-то всё утро о нём думаю. Ладно, не важно. А тот день в школе я помню, ты тогда так разволновался, но всё блестяще рассказал. Если я не ошибаюсь, нам можно было подготовить сообщение об абсолютно любом композиторе, но ты выбрал именно этого, и очень хотел рассказать. Почему?
– Нам можно было выбрать не любого композитора, а только из тех, кто был в списке у учительницы. И в этом списке был только один немец – Моцарт. Почему немец? Потому что я тогда особенно сильно скучал по брату, а он, как известно, был в Германии. Ты ведь вчера сама слышала: он себя уже чуть ли не коренным жителем считает. К тому же, Саша мне рассказывал, что у них на базе есть музыкальная комната, из которой иногда доносятся звуки игры на фортепиано. Как позже узнал Саша, проигрывались зачастую произведения Моцарта. Поэтому музыка этого композитора ассоциируется у брата с его корпусом в Академии, а у меня – с ним.
Я с удивлением слушала признание Ника. Я его знала уже много лет, но порой у меня возникало ощущение, что я не знала его вовсе. В Париже я была уверена, что на этом закончились тайны Ника, но, как оказалось, нет. И я не знала, что ещё может скрываться в душе моего мужа.
– Ник, – я начала неуверенно говорить, – послушай, если хочешь, я могу не пойти сегодня на бал и провести время с тобой. Я ведь понимаю, что мы стали так мало оставаться наедине. Правда, как ты на это смотришь?
– Даже если бы я и хотел украсть тебя с бала, я этого не сделал бы. Потому что я тебе уже обещал, что ты на него пойдёшь, и я не могу взять слова назад. Тебе надо повеселиться и отдохнуть, а я хочу поработать над статьёй – Леон Константинович прислал правки и направил меня дальше.
– Ты уверен?
– Да, Софи, абсолютно.
Я не стала спорить, и мы окончили завтрак в тишине. Мы неспеша пошли в сторону отеля. Я хотела начать разговор, но долго пыталась подобрать нейтральную тему. О чём-то серьёзном я не могла рассуждать, потому что мне было необходимо переварить полученную информацию. Я решила поговорить с Ником о его статье, так как у него горели глаза, когда он делился со мной исследованиями.
– Так на какой ты сейчас стадии?
– Я исследовал множество судебных приговоров по моей теме и выявил некую закономерность. Теперь мне надо её подтвердить теорией, и тогда, возможно, совершится небольшой научный прорыв.
– А в чём состоит эта закономерность, Ник?
– Тебе правда интересно? Или ты спрашиваешь просто ради вежливости?
– Конечно интересно, Ник.
– Хорошо. Я исследовал уголовные дела, где обвиняемыми были несовершеннолетние. И я бы хотел выявить некую закономерность и выяснить, кем же являются жертвы малолетних преступников. Пока моя модель не доработана, я не хочу рассказывать о ней, ведь она может оказаться неверна, но как только я всё сделаю, я тебе обязательно расскажу.
Я кивнула и улыбнулась. Мы дошли до отеля и поднялись в номер. Я надела своё платье: строгое, чёрное, с пайетками, до колен. Оно мне очень нравилось. Специально к нему я в Москве взяла чёрные глянцевые туфли-балетки, смотревшиеся очень мило. Я дополнила образ серёжками-кольцами и серебряным браслетом, подаренным мне Ником на окончание школы. Когда я рассматривала себя в зеркале, в дверь постучали, и в номер вошла Шарлотта.
– Софи, это так красиво! – Восторженно сказала моя подруга.
– Ты меня смущаешь, – я улыбнулась и закрыла лицо руками, – ты тоже очень здорово выглядишь! – И это была правда. Белое платье, отливающее золотым, бежевые туфли на невысоком каблуке и диадема в волосах превращали Лотти Лоренс в самого настоящего ангела. Она выглядела бесподобно!
– Приступим? – Спросила Лотти. – Нам уже скоро пора выходить.
Шарлотта завила мне кудри и аккуратно закрепила их на голове. Причёска, сделанная ей, была очень красивая и очень нравилась мне. Я заметила, как интересно переливаются мои русые волосы: кончики волос были на несколько тонов светлее корней. Я нанесла себе и подруге макияж: подчеркнула блестящими золотыми тенями глаза подруги, нанесла ей на губы светло-розовую помаду и накрасила тушью глаза. Себе я подчеркнула губы сильным блеском и нанесла на скулы румяна.
В одиннадцать часов утра мы с Лотти вышли из номера и ждали парней в коридоре. Я попрощалась с Ником, пожелала ему успешной работы. Он пожелал мне хорошо провести время и как следует отдохнуть. Открылась дверь номера, в котором проживал Чарли, и оттуда вышел сам немец, а за ним – Саша.
Саша выглядел очень хорошо. Тёмно-синие штаны и кардиган этого же цвета гармонировали с лакированными туфлями. Из-под кардигана виднелась белая рубашка.
Я обратила внимание на то, как Лотти взглядом пыталась съесть Чарли, пока мы выходили из отеля. Я бы на её месте вела себя также: Эйлор выглядел бесподобно. Он был во вчерашнем костюме, но последний как-то особо сидел на Чарли этим днём. Скорее всего это было из-за того, что Эйлор надел другую бабочку.
Мы вчетвером сели в такси и отправились за город – в так называемый замок, где и проходил бал. Мы ехали долго и успели поспать в такси. Через полтора часа машина подъехала к большим воротам и остановилась. Мы рассчитались с водителем и покинули машину. Мужчина средних лет стоял недалеко от входа и, как я поняла, проверял наличие имён прибывших гостей в списках приглашённых на бал лиц.
Мы подошли к этому мужчине в белой рубашке, Саша и Чарли по очереди представились, проверяющий нашёл их фамилии и попросил спортсменов представить своих спутниц. Мы с Лотти назвали свои данные. Мужчина вписал их в специальный проходной лист и впустил нас на территорию особняка.
Парковая территория перед самим замком напоминала усадьбу дворян начала девятнадцатого века: высокие кусты, искусственные пруды и невысокие декоративные деревья. Меня восхищал парк, зимой он был очень красив.
Пройдя через парк, мы подошли ко входу в особняк. Это был большой трёхэтажный дом с высокими потолками и украшенными скульптурными узорами наружными стенами. Вероятнее всего, я бы отнесла эту постройку к стилю ампир.
Ещё один мужчина средних лет в белой рубашке стоял возле дверей и открыл её, когда наша компания заходила в дом. Мы вошли в просторную парадную. Огромная люстра, висящая на высоком потолке, обрамляла комнату желтоватым светом и придавала помещению атмосферу таинственности.
К нам подошёл мужчина лет сорока с приветливой улыбкой, и я узнала в нём Якова Норманна, зачинщика бала.
– Добрый день, Алекс, Чарли! Добро пожаловать, – говорил Норманн, – я рад, что вы прибыли. Это Крис, моя супруга, и моя дочь Милли, – биатлонист указал на женщину его возраста и девушку лет семнадцати, стоящих рядом с ним, – Представьте мне, пожалуйста, ваших очаровательных спутниц.
– Софи, Шарлотта, – сухо сказал Раевский.
– Яков. Приятно познакомиться, дамы! – Приветливо сказал норвежец и улыбнулся нам.
Норманн с женой отошли от нас и пошли к другим только что прибывшим гостям. Милли осталась стоять напротив нас. Она робко подошла к Чарли и полушёпотом спросила: «А Артур здесь?»
– Он приезжает через три дня, Милли. Увидитесь уже там. Ты ведь едешь с отцом?
– Да, конечно. Спасибо, Чарли. – С этими словами поникшая Милли ушла от нас и присоединилась к родителям, приветствующих очередных гостей.
Мы прошли в следующую комнату. Это был гардероб, где мы сняли верхнюю одежду и повесили её в специально отведённый шкаф. Выйдя из гардеробной, мы оказались в столовой. В середине комнаты был большой овальный стол, вокруг которого были расставлены массивные белые стулья, сделанные будто бы из мрамора. Их число едва не доходило до сотни. На столе, напротив большинства стульев, стояли карточки с фамилиями гостей. Не все стулья были заняты в этот вечер, поэтому Яков попросил персонал отнести излишнюю мебель в специальное помещение на третьем этаже. Изначально гостей должно было быть больше, но многие не смогли явиться на бал по разным причинам: тренировки, нежелание и другие обстоятельства. Итого на бале было около семидесяти человек.
В противоположном краю столовой стоял круглый стол, сделанный в том же стиле, что и первый. Но этот стол был значительно меньше. Вокруг него было расставлено одиннадцать стульев, но напротив них карточек не было.
– Этот стол для детей и подростков. Там не спортсмены, а братья, сёстры или дети в некоторых случаях. Должны были быть некоторые юниоры, но они не смогли приехать из-за того, что у них сегодня гонка. Если бы Артур приехал на бал, он был бы там. Смотри, видишь Милли сейчас разговаривает с девушкой в платье цвета морской волны. Это Элина Шварц, дочь тренера сборной Германии. – Объяснил мне Чарли.
– А почему Артур не здесь? – поинтересовалась я.
– Он получил травму во время тренировки несколько недель назад. Он пропускал старты в региональном кубке. У него на руке гипс, и он сам посчитал, что он будет здесь лишним.
– Почему? Разве он не может без танцев тут присутствовать? Что ему помешало?
– Он сам. Он боится показаться обузой, не хочет мешать остальным.
– А с чего он взял, что он мешает?
– Я не знаю, он сам убедил себя в этом, и не принимает никаких аргументов. Мы его еле уговорили на Чемпионат приехать.
– Но из-за сломанной руки запираться дома – очень странно. Не находишь?
– Я тоже так думаю, Софи, – Сказал Эйлор и поправил чёрную бабочку у себя на шее, – скорее всего, он стесняется и боится показаться ограниченным и слабым.
– А он вернётся в спорт?
– Не в этом сезоне. Через несколько месяцев его рука восстановится, и, если Артур сам этого захочет, к началу следующего сезона он может её разработать и вернуться в строй.
Когда все лишние стулья были убраны, мы обошли стол и нашли наши карточки. На двух было написано «Aleksandr Raevskiy», на двух других – «Charlie Aylor». Слева от меня сидел Саша, справа пока не было никого, но на карточке было написано «Yuliya Mishina». С её фамилией была только одна карточка – вероятно, она была без спутника.
Я повесила свою сумку на спинку стула, отведённого мне, и мы вчетвером пошли к знакомым и незнакомым нам лицам самых разных национальностей и убеждений. Я была взволнована – бал начинался.
В течение получаса все гости были в сборе. Норманны прошли во главу стола. Лотти сидела возле Крис, которая сидела рядом с мужем.
– Мир! Товарищество! Взаимоуважение! – Провозгласил Яков Норманн, этими словами дав старт балу.
Я была удивлена количеством и разнообразием блюд, представленных нам. Я подметила, что возле каждого из них была карточка, но я не могла разглядеть написанное.
– Саш, что это за карточки? – Спросила я у спортсмена.
– Знаешь, сколько здесь различных блюд? Сорок три. Столько же стран принимает участие в Чемпионате мира. Возле каждого блюда есть карточка, на которой написано название блюда и изображён флаг той страны, чьё это национальное блюдо. Вот, смотри: борщ. Видишь? Флаг Украины и надпись «Borsh».
Я поблагодарила Сашу и начала знакомство с кухнями разных стран. Я попробовала норвежский ракфиск, итальянское спагетти и германские колбаски.
Минут двадцать мы обедали, а потом многие разбрелись по различным комнатам особняка. Яков и Чарли с Крис и Лотти пошли на диван в гостиную и сели возле камина. Саша предложил присоединиться к ним.
«Садись, Софи» – сказал Чарли и встал с дивана, уступив мне место.
– Парни, про вас мы всё уже знаем, – начала Крис, – Шарлотта, Софи, расскажите же о себе!
– Меня зовут Шарлотта Лоренс, – смущённо начала моя подруга, – я живу в Нидерландах и работаю там журналисткой. У меня есть собственный книжный магазин, где я продаю классические произведения. Ещё я писательница. Мы с Соней познакомились на пресс-конференции в сентябре, и она познакомила меня с Чарли, благодаря которому я здесь.
– Софи, а ты?
– Я Софья Раевская, и я журналистка из России, – я заметила, что Чарли удивлённо поднял бровь, – я учусь на третьем курсе, а последние месяцы путешествую. Крис, а ты расскажи о себе.
– Я дизайнер. Я двадцать лет живу с Яковом, у нас есть дочь Милли, вы её сегодня видели. Если честно, не знаю, что можно ещё сказать.
Крис спросила Сашу и Чарли об их настрое на предстоящий чемпионат.
– Я настроен побеждать. – Твёрдо ответил Саша.
– Не дождёшься, – шутливо возразил Чарли, а потом серьёзно добавил, – на самом деле, я не хочу ничего загадывать. Но, я думаю, как минимум за подиумы я поборюсь.
Мимо нас прошла девушка. Саша мне сказал, что она состоит в американской сборной. Чарли пошёл к ней, сказав, что «у них был незаконченный разговор, который непременно должен быть завершён». Мне же кажется, он просто хотел поскорее от нас уйти. Что-то его тревожило.
– Саша, а мне нравится твоя супруга, – проговорил Норманн, – она образованная и приятная в общении.
– Простите, но я не его жена. – Усмехнулась я.
– Софи замужем за моим братом Ником. Я не женат – Пояснил Раевский.
Яков попросил прощения за эту забавную ошибку. Я спросила у Крис, каким именно дизайном она занимается. Крис с гордостью сказала, что каждая деталь в данном доме подобрана именно ей. Дом действительно был обустроен очень привлекательно. Я чувствовала лёгкость и непринуждённость в общении с норвежкой, хоть она была намного старше меня.
Яков был вынужден уйти к гостям, одиноко сидевшим за столом, и Саша пошёл с ним. Мой спутник подсел к Юле Мишиной и пытался её развлечь. Мне казалось, что она была скована и не чувствовала себя свободна. Я была рада, что Саша решил ей помочь и провести с ней время.
Я захотела найти Захаровых и поздороваться с ними, но никак их не замечала. Наконец-то я увидела Евгения и подошла к нему.
– Евгений, добрый день! Как настрой?
– Софья, верно? Настрой боевой, Чемпионат будет интересным. Я надеюсь продуктивно провести дни чемпионата и вернуться на Родину с наградами.
– А где Анастасия?
– Не знаю, – хмуро ответил Захаров, – мы пришли не вместе.
– Извините, а что случилось? – спросила я, ожидая получить резкий ответ. Но, как журналист, я любила сплетни и скандалы, поэтому была обязана задать этот вопрос.
– Небольшая ссора, думаю, ничего серьёзного. – Ответ Захарова меня несколько удивил.
– Я могу как-то помочь?
– Нет. Это наше дело, мы сами разберёмся. Но спасибо за отзывчивость, – улыбнулся биатлонист, – я ценю это качество в людях.
Я была смущена этими словами Захарова. С румянцем на щеках я отошла от него и подошла к группе американских спортсменов. Там же была и Джилл Филипс, с которой Чарли было необходимо поговорить.
– Здравствуйте, не помешаю вам? – Спросила я у американцев.
Они приняли меня в свой кружок и продолжили разговор. Они обсуждали благотворительность и предлагали различные фонды и волонтёрские направления. Я вспомнила, как в разгаре прошлого сезона спрашивала у Саши, не собирается ли он заниматься благотворительной деятельностью. Раевский ответил, что его менеджер рекомендовала сделать это после крупной победы, например, завоевания чемпионского титула. Это бы позволило, во-первых, повысить авторитет самого Раевского, а во-вторых, это привлекло бы большее количество инвесторов, что обеспечивало более продуктивную работу фонда.
Когда темы для разговора у американцев кончились, я повернулась к Джилл и спросила, всё ли в порядке у неё с Эйлором. На что биатлонистка ответила, что она в течение дня ни словом с ним не обменялась. Меня насторожил этот факт, но Чарли – взрослый человек, у него свои проблемы, своя личная жизнь; он не был обязан перед нами отчитываться.
Я отошла от американцев и начала выбирать, к какой группе присоединиться дальше. Моё внимание привлекла одиноко разгуливающая по просторной гостиной Анастасия Захарова. Я подошла к ней с намерением составить биатлонистке компанию.
– Ой, здравствуйте, Софья! – Анастасия улыбнулась мне и поправила кудрявые волосы. – На самом деле, так приятно поговорить на родном языке в такой большой компании. Я искренне рада вас видеть, Софья!
Я поздоровалась с Захаровой и поблагодарила её за тёплые слова. Мне было очень любопытно, что стряслось у неё с мужем, поскольку Захарова выглядела очень озабоченной, но я не смогла позволить себе вмешаться в личную жизнь биатлонистов.
– Анастасия, а как вы смотрите на предстоящий Чемпионат? Вы слышали, что чешки особенно сильно подготовились к данному первенству, вы будете стараться навязать им борьбу? – Я задала банальный и привычный вопрос, необходимый для поддержания беседы.
– Соня, не надо этого. Хватит. Я снялась с Чемпионата. – На одном дыхании выпалила биатлонистка.
– Извините, я не ослышалась? В чём причина? Это ведь не просто так.
– Сонь, ты всё правильно услышала. Пожалуйста, на «ты» – не надо этих излишних почестей. Почему снялась? Я устала от всего. Я устала от постоянных командировок, от изнуряющих тренировок и вечных сборов. Я хочу жить обычной жизнью, наслаждаться закатами и проводить время с мужем. Но он, увы, не разделяет моей позиции. – Анастасия взяла продолжительную паузу, прежде чем сказать следующие слова. – Я начинаю жизнь с чистого листа. Мы с Женей разводимся. Я ухожу из спорта. Я начинаю жить. Да, жить.
Голос Захаровой дрожал, она периодически всхлипывала и останавливалась посередине фразы. Я не понимала, как можно просто бежать от своей жизни, не пытаясь решить возникшие на пути проблемы. Но, видимо, для девушки это было необходимо, иначе она бы не принимала столь решительные меры.
– А чем вы, извини, ты… Чем ты планируешь заниматься дальше? Кем ты будешь?
– На самом деле, я всегда хотела открыть пекарню, – смеясь сквозь слёзы говорила Захарова, – но это будет точно не сейчас. Скорее всего, я буду выпускать спортивную одежду. Я обязательно найду себе дело.
Мне ничего не оставалось, кроме как пожелать удачи Захаровой в её новой жизни. Если у неё всё получится, она станет хорошим примером того, что, оставив спортивную карьеру, можно быть по-настоящему счастливым и неплохо жить.
Через несколько минут после нашего разговора Анастасия Захарова покинула бал Норманнов и, как я узнала позже, улетела из Норвегии. Так закончилась спортивная карьера одной из фавориток предстоящего Чемпионата мира.
Беседуя с различными представителями мира биатлона, я и не заметила, как пробило пять часов. Следуя старой английской традиции, Яков Норманн позвал всех к столу на чаепитие.
– Софи, поменяемся местами, ты не против? – Спросил у меня Саша.
Я приняла предложение Раевского. Когда я садилась на своё новое место, я заметила, что Чарли что-то шепнул Лотти и сел возле Крис. Подсаживаясь ко мне, Лотти спросила: «Что у тебя случилось с Чарли? Он как будто весь вечер от тебя бегает». Я лишь пожала плечами. Я и сама замечала это, но старалась не обращать внимание. Я думала, что мне кажется.
Норманны внимательно отнеслись к организации стола, поэтому нам было предложено шесть видов чая. Наполнив свою чашку напитком с бергамотом, я рассказала Саше историю, услышанную от Захаровых. Он сказал, что видел что-то неладное, но не думал, что всё настолько серьёзно.
Когда я хотела ещё заговорить с Сашей, он всё время был занят. Саша увлечённо что-то обсуждал с Юлей, для которой это первое подобное мероприятие. Я рассказала Лотти все услышанные мной новости.
– Я пообщалась с журналистами из Бельгии, – отвечала Лотти, – они сказали, что у Раевского как раз во время первенства будет сотая гонка в сборной. Если не ошибаюсь, это будет спринт.
– Я думаю, мы придумаем, что сделать. Потому что это действительно важно.
– Софи, смотри, как на тебя смотрит этот молодой человек, – Шарлотта указала мне на сидящего неподалёку молодого человека с большими выразительными голубыми глазами и выпирающими зубами, – Маркус Пуш, двадцать три года, Канада.
– Почему-то всегда любила канадцев и австралийцев, – усмехнулась я, – они какие-то загадочные, это привлекает. Но придётся разбить этому парню сердце. Увы, он опоздал, я уже замужем.
Шарлотта в голос рассмеялась, и я вместе с ней. Мне так нравилось вызывать нотки радости в её тоскливой натуре. Когда Лотти смеялась из-за меня, я чувствовала себя значимой. Я понимала, что действительно нужна ей.
Резко погас свет, среди людей пронеслись волнующие восклицания. Но самые страшные ожидания не оправдались, а виновником всеобщей паники оказался большой трёхэтажный торт. На его верхушке красовалась объёмная фигурка биатлониста в ярко-синем лыжном костюме, а возле биатлониста была большая надпись: «Все вместе!». Я взяла по кусочку себе и Лотти, и нам обеим торт понравился. Он был с начинкой из экзотических фруктов, среди которых отчётливо чувствовались манго и маракуйя.
После чаепития нам снова было выделено несколько часов на разговоры по интересам. Мы с Лотти нашли винтажный граммофон и попросили Крис поставить проигрываться какую-нибудь пластинку. Женщина достала аккуратно упакованную пластинку, на которой была записана песня, пользовавшая популярностью лет шестьдесят назад. Это оказалась зажигательная песня, и многие пары прошли в центр гостиной, чтобы потанцевать. Лотти пустилась в танец с бельгийским журналистом, а ко мне подошёл Маркус Пуш.
– Девушка, я могу пригласить вас на этот танец?
– Только если вас не смущает, что я замужем. – Честно ответила я.
– Сегодня стираются все границы. Забудьте же об этом, наслаждайтесь моментом! Живите здесь и сейчас! Вы как?
– Я Софи. – Я протянула Маркусу обе руки, и канадец закружил меня в танце. Легко и беззаботно. Именно так я чувствовала себя рядом с этим молодым человеком.
После танца мы с Маркусом поднялись на второй этаж особняка и вышли на веранду. Зимний ветер взбодрил меня. Мы с канадским спортсменом взяли сок и пили его, смотря на Луну. В то время года темнело рано, поэтому перед нами была кромешная темнота, если бы не тусклый лунный и звёздный свет. Мы с Пушем говорили обо всём на свете: о звёздах, о море. Маркус рассказал мне о том, как он мечтает посетить горы. Я сочла его романтиком и добродушно посмеялась.
Мне стало холодно – норвежские ночи не отличались теплом. Маркус почувствовал мою дрожь и положил свои руки мне на плечи. Потом его руки начали спускаться ниже и дошли до моих локтей. Я почувствовала учащённое дыхание канадца на своей шее.
– Нет, – шепнула я, отстраняясь от Пуша, – нет.
– Извини. – Буркнул Маркус через плечо и покинул веранду.
Я тоже не стала там задерживаться. Я не хотела спускаться вниз, мне надо было остаться наедине с собой. Я пошла по второму этажу, рассматривая античные колонны и репродукции знаменитых картин, висящие на стенах. Всё-таки Крис проделала хорошую работу – внутреннее убранство особняка максимально точно передавало атмосферу девятнадцатого века, чего Крис и хотела добиться.
Я остановилась у репродукции картины Пьера Огюста Ренуара «Танец в Буживале». Танцующая пара будто бы растворилась в моменте танца – так точно сработал импрессионист. На мгновение мне показалось, что я очутилась в ресторане вместе с изображёнными на полотне людьми, до меня даже доносилась играющая музыка.
Но вскоре я осознала, что музыка действительно была. Но это был не граммофон. Музыка раздавалась не снизу, кто-то играл неподалёку от меня. Я пошла на звук. Мои туфли очень громко стучали по паркету, мои шаги были осторожными и медленными. Приглушённое освещение добавляло загадочности к этой картине.
Я нашла комнату, из которой доносились звуки, и аккуратно толкнула дверь. Из-за большого книжного шкафа мне не было видно лицо играющего, но я поняла, что это мужчина, причём не Яков.
Молодой человек играл отрывок из «Симфонии №40» Моцарта. Это был ключ к моему утреннему видению? Возможно. Но я инстинктивно вошла в комнату и очутилась за спиной Эйлора. Сколько я так простояла – не знаю. Эйлор играл завораживающе. Его пальцы скользили по клавишам, издавая невероятные звуки.
Когда Чарли закончил играть, он повернулся ко мне. На его лице не было удивления или раздражения.
– Моцарт, – сухо проговорил Чарли, – великий композитор. Воистину великий.
Я ничего не ответила, только лишь подошла чуть ближе к Чарли. Я хотела у него спросить, что случилось, и почему он так был зол на меня, но поняла, что сейчас не лучшее время.
Чарли продолжил играть. На этот раз я не знала название и автора данного произведения, но не это и не было необходимо. Я наслаждалась игрой Эйлора. Мне было комфортно и хорошо.
– Я не знаю, что я сделала, – тихо и медленно проговорила я, когда Чарли закончил исполнение, – но я хочу извиниться. Я вижу, что ты сегодня целый день меня избегаешь. Но я не знаю, в чём моя вина. Прости.
Спортсмен ничего мне не ответил. Он лишь слабо улыбнулся и нежно взял меня за локоть. Его прикосновения, в отличие от прикосновений Маркуса Пуша, подарили мне тепло. «И ты меня прости», – почти шёпотом произнёс Чарли, но я его услышала. Мы оба тепло улыбнулись друг другу, и Чарли сыграл ещё одно произведение. Потом мы оба спустились вниз и растворились в толпе.
Я нашла в толпе Маркуса и подошла к нему. Он стыдливо посмотрел на меня, но я ответила, что всё хорошо. Я слышала, как канадец выдохнул. Инцидент был исчерпан, Маркус в течение вечера ещё не один раз подходил ко мне и заговаривал со мной.
Я подошла к Шарлотте и рассказала ей о том, что приключилось со мной на веранде. Девушка спросила, всё ли у меня в порядке, и успокоилась, только когда получила утвердительный ответ. Про Эйлора и фортепиано я ей не рассказала.