Анна Хешвайн
Игра в наемника. Книга 2
Тереза уставилась на него, выискивая в его лице намек на шутку. С него станется действительно так сказать Эльвире.
– И как она отреагировала?
– Послала к демонам, – безмятежно отозвался Дикой. – А вот Мора не обрадовалась. Сказала, чтобы я катился к демонам, но завтра как штык вернулся, иначе меня уволят.
– Но ты ведь можешь и не вернуться завтра, – Тереза замедлила шаг.
– Да, – улыбнулся Дикой. – Но Мора была в такой ярости от моей отлучки, что единственным верным решением может быть только не возвращаться завтра. Надо переждать бурю.
– Будешь от нее прятаться? Ее гнев не стихнет, только усилится.
– Пережидать бурю! – Дикой воздел к небу укоризненный перст. – Ничего, у Рея две комнаты. Я уже присмотрел угол, который облюбую, если меня выгонят из замка.
– Не думала, что когда-то повторю слова Эльвиры, но тебе стоит быть серьезнее. Ты же знаешь Мору, если уж сказала, что уволит, то вполне может перейти к делу.
– Пусть, – пожал плечами Дикой. – И потом сама же прибежит меня возвращать. Она быстро поймет какую утрату понесла, уволив меня. Я не Рей, меня все любят. Народ не простит ей.
И зашелся заразительным смехом, который невозможно было не разделить.
– Я знаю, что поступаю правильно. Не могу больше сидеть в пятидесяти стенах белого замка. Тошно мне, на волю хочется. Да и, если уж совсем по правде, я не согласен с тобой, что Александр Розы не должен занять трон. Может, он и правда негодяй, но и Мора не должна остаться на троне.
– Не забывай, что смерть Валерии может быть на его руках, – в ответ ангел заверил, что не привык обвинять кого-то без доказательств. – Почему ты думаешь, что Мора должна оставить трон?
Она снова шла по тому самому тракту, по которому не так давно шла вместе с Реем. За последнее время этот тракт стал самой проторенной дорожкой в ее жизни.
– Мора запуталась. Она не на своем месте, как бы органично она ни смотрелась в роли княгини. На троне ей тошно, как и мне взаперти, как и Рею в человеческом теле.
Тереза запнулась, едва не вывернув ногу. Несмотря на то что Дикой несся чуть впереди, глядя во все стороны кроме стороны Терезы, он сразу же остановился и подхватил ее за руку.
– Думаешь, ему тошно?
– Тесно, тошно, любое слово, – без раздумий отозвался Дикой. – И тебе под маской этой тошно, хоть и держишься за нее, как за оберег от дурного глаза.
Тереза нервно одернула жилет, тряхнула подвернутой ногой. Все же идти рядом с ангелом чревато оказаться открытой книгой без шанса на сохранение тайны.
– Извини, если лезу не в свое дело, – кашлянул ангел, временно прикусывая язык.
– Ты прав, – утешила она его. – Но у всего есть причины. Моя маска залог не только моей безопасности, но и тех, кто мне дорог. Я бы открыла лицо, если бы знала, что это не причинит кому-то боль.
– Не решай за других, если их это тоже касается. Все имеют право на боль, потому что она не проходит бесследно. И след этот в конечном итоге становится благостным.
– Так ты поддерживаешь Мору? – перевела тему Тереза.
– Нет, я ее осуждаю. Мне не понять ее отношения к сыну, к Рею. Но я точно понимаю, что дорого ее сердцу – ее приют. Там ее место. Может она желала вернуться на трон, но это желание ненастоящее. Ее с детства учили быть княгиней. Это уже привычка, которую не получается сломать. И вместо этого она ломает все вокруг. Не со зла, просто иначе не может.
– Ох, Дикой, – вздохнула Тереза, чувствуя себя гадко и, вместе с тем, просветленно, – ты слишком добр.
– Я не сужу лишь со своей колокольни, – улыбнулся он. – Но я таким родился, я тоже не могу иначе. Я бы хотел ставить во главу свои чувства и не думать о чужих. Но не могу, не умею. И не скажу, что это благословение.
– Когда найдем костоеда, – проговорила Тереза. – Не начни сочувствовать ему. Он все равно захочет тебя сожрать и не подавится.
– Я ведь потому и подружился с Реем, хоть он и был сильно против, – посмеявшись, сказал Дикой. – Я учусь у него до сих пор. Ценить себя. Без этого я чувствовал себя неполным. Наверное потому частью своей души я не против того, что кто-то может на него плохо влиять. Он дурной, это факт. Но это он, настоящий и полноценный. Завидую полноценным людям. Они не стыдятся своих темных сторон.
– Но если Рей станет прежним, – задумалась Тереза. – То он ли это будет? Тот ли самый Рей, которого мы …, – он осеклась, прикусила язык. – Вы знали?
Дикой то ли сделал вид, то ли на самом деле не заметил оговорку.
– Нет, не будет, – ответил он с грустью. – Все станет только хуже. Быть без души одно, а обрести и потерять – другое. Это как ледяная вода. Если ты в ней уже бултыхаешься, то вроде как чувствуешь себя нормально. А если вылезешь, отогреешься, а после снова занырнешь, то глазом моргнуть не успеешь, как тело пробьют судороги, сердце сожмется и дыхание скует.
– Но если входить в воду постепенно? – подхватив его мысль, предположила Тереза.
– Вода от этого теплее не станет. Если прыгнуть с разбега, то все пройдет быстро. Если по чуть-чуть, то просто отсрочишь неминуемое. Может быть, даже не заметишь, как сосуд за сосудом сжимает. Не распознаешь сразу судорогу, сочтешь ее лишь неприятным зудом, в это время заплывая все дальше и дальше. И когда берег перестанет быть видимым, уже не будешь иметь шанса вернуться.
Тереза крепко задумалась. И перестать бы ей уже возвращаться мысленно к Море, пытаясь найти объяснение ее поступкам, но это происходило против воли. Вот и княгиня вступала в ледяную воду, не замечая, как ее юбки мокнут и тяжелеют, приближая к неминуемому. Одно скверное деяние – один шаг.
– Дикой, – осторожно проговорила Тереза, стараясь подобрать слова, – о Майе.
Краем глаза заметила, как у него дернулась щека.
– Думаешь, она правда сама?
– Нет, – неожиданно отозвался Дикой. – Я знаю, что чувствуют люди, готовые вот-вот решиться. Майя и не думала об этом, как бы плохо после Леса ей ни было. Они с Реем собирались пожениться, он сделал ей предложение, когда мы выбрались из того чистилища, Леса Теней.
Тереза задержала дыхание, прилагая все силы, лишь бы ни капли эмоций не проступило наружу. Отчего-то это известие о женитьбе резануло ее сильнее, чем факт существования общей дочери Рея и Майи.
– Есть предположения, кто мог это сделать? – как можно равнодушнее спросила она.
– Предпочитаю не обвинять без доказательств, – бесцветно ответил Дикой.
Лишь когда до портала оставалась всего пара шагов, Тереза решилась на важный вопрос:
– Ты сказал, что знаешь, что чувствуют те, кто решается на самостоятельный уход из жизни, – старательно подбирая обтекаемые слова, заговорила она. – А Дафна Сарреван, в ней ты чувствовал эту готовность?
Во время заключения Терезу не баловали частыми встречами с теми, кого она хотела бы видеть. Даже княгиню, на тот момент еще Мору Розу, пускали скрипя зубами. Хоть Вечные Льды и относились к Северному краю, но уже давно отвоевали себе некую автономию, а потому и княгиня не была для них особым авторитетом. Так вот, за месяц заключения Тереза виделась с родными едва ли два раза. Последний – за неделю до ее «самостоятельного ухода».
Дикой обернулся через плечо и ответил:
– Да.
И вот она Кассандра, и вот он портал. Прибрежный город Димитра встретил шумом штормящих волн.
Каждый джахарианский город торжественно участвовал в конкурсе на самую дрянную осень. Ул-Кассан хотя бы оставлял шанс деревенскому колоритному уюту. Димитра же расстаралась во всю свою каменную мощь.
Высокие волны разбивались о набережную, одаряя невезучих прохожих веером ледяных брызг. Те брызги, от которых удалось увернуться, отправлял вдогонку ветер, ну чтобы уж точно ничего без дела не пропало.
И кто придумал выстраивать портал прямо на набережной?
– Отвратительно, – сетовала Тереза, сжимая края капюшона под подбородком.
– Свежо! – заключил Дикой, вдыхая соленый морской воздух.
Димитра обычный портовый город, одной из своих границ подпирающий Столицу. Между двумя городами-здоровяками даже не затесалось деревеньки-посредника, в какой-то момент Димитра плавно сливалась со Столицей, сменяя характерные для себя каменные дома с синей черепицей на дома из бруса.
Тереза часто бывала в Димитре по долгу службы, но, по долгу собственных мировоззрений, старалась миновать набережную, растянувшуюся на всю прибрежную городскую линию. Ну не любила она моря и прочие водоемы.
– Давай уйдем отсюда, – сказала она и, не дожидаясь ответа, взяла курс противоположный морю.
В этот скверный день все люди и нелюди отличались благоразумием – сидели дома. Бушующий шторм даже торгашей оставил без права выбора – местный рынок уныло пустовал, шелестя на сумасшедшем ветру вывесками. И этот день еще в простонародье именовался огненным днем.
Но как быстро Тереза ни старалась идти, ее упорно догонял плеск проклятых волн. В какой-то момент ее стало покачивать в такт с ними. Пришлось остановиться, успокоиться, прочувствовать твердую землю под ногами.
– Морская болезнь? – участливо поинтересовался Дикой.
– Просто не люблю воду, – пробормотала Тереза. – На кладбище идти смысла нет, если костоеда там уже заметили, то прогнали. Наведаемся на скотомогильник.
– Разве животных не отдают огню?
– Не всех. Некоторые любят дарить место последнего сна домашним питомцам. Собакам, котам, варанам. Не имея доступа к людским костям, костоед может перебиться костями животных.
– Я немного пошерстил умные книги, когда собирался, – Дикой взъерошил и без того спутанные волосы. – Костоед и на живого может напасть.
– Если только с голоду, – кивнула Тереза.
Костоеду нет дела до живой плоти или горячей крови. Его интересует только то, что скрывается под всем этим.
Тереза и Дикой торопливым шагом направлялись в сторону городского кладбища. Лишь изредка им встречались унылые патрульные, что натянули свои фуражки до самых носов и укутались в теплые плащи, развиваемые на ветру.
Кладбище нашлось быстро. Современное, дорогое, выстроенное по всем канонам северных княжеств – высокие каменные шпили, обилие железа, широкие проходы между захоронениями. В самом начале кладбища, как полагалось, стоял маленький храм из черного камня – обиталище Бога Смерти.
Мельком взглянув на выгравированные изображения закрытого глаза – символ мертвого божества – на каждом столбе каменного ограждения, Тереза более не интересовалась этим местом. Костоед был здесь несколько дней назад, а значит, что все уже давно привели в порядок и если могли там остаться зацепки, то их уже не сыскать.
Тереза покосилась на Дикоя. Ангел себе не изменял. Мрачное небо, стылый ветер, безлюдность и близость кладбища не гасили его улыбки. А глаза сияли так, словно это был самый лучший день в его жизни.
– Еще, перед тем как уйти, я наведался в одно место, – сказал он, заговорщицки дернув бровями, – в котором есть один человек, что может помочь отыскать кое-какую информацию.
– Информацию, как жить, если ты в заднице? – уныло спросила Тереза, подтягивая перчатки, чтобы осенний холод на касался запястий.
– О том, кто был отцом Александра, – важно возвестил Дикой.
– Надо перестать оценивать Александра через тень его родителей, – скептично ответила Гончая.
– Разве это не прольет свет на его способности?
– Он из Старацы. Это отвечает на все вопросы о том, на что он способен. Лучше узнать, на что он не способен.
Миновали аллею, на которой еще осталась пожухлая листва, разметенная по всей брусчатке. Все же, Димитра красивый город. Небольшой, аккуратный. Дома невысокие, но выдерживающие схожий фасад. Обилие трактиров с видом на искусные скульптуры, памятники, парки, фонтаны. Дикой изъявил ярое желание приобрести здесь жилье для души.
– Димитра дорогой город, – усмехнулась Тереза. – Сколько сейчас жалованье Миротворца? Тебе придется отказаться на пару месяцев от еды, чтобы наскрести на что-то приличное здесь.
Дикой с воодушевлением заверил, что легко откажется от еды ради красивого вида из окна. Тереза ни на грош ему не поверила.
Как следует из названия, скотомогильник нечто не очень красивое и располагающееся не в самом презентабельном районе города. Широкие чистые улочки сменились узкими проулками, вычищенные фасады домов обратились в ветхие, обвалившиеся стены. Морской воздух смешался с душком человеческой неблагопристойности. Расстояние между домами становилось все больше, все чаще попадались амбары, заброшенные дома и разбитые фонарные столбы.
– Мы правильно идем? – поморщившись, спросил Дикой.
– Правильно, – уныло отозвалась Тереза.
До скотомогильника они так и не дошли. Схватив Гончую за локоть, ангел остановился, уставившись в темные провалы окон дома, что разрушался на другой стороне улицы. Тереза инстинктивно схватилась за кинжалы и прислушалась. Оглядевшись по сторонам, Дикой быстрым шагом пошел в сторону запримеченного дома, таща Гончую за собой.
– Как убить костоеда? – деловито осведомился он.
– Мы его не убивать идем, – спешно напомнила Тереза.
Подойдя к дому, Миротворец без зазрения совести влез на оконный проем, хрустнувший сгнившей рамой и остатками стекла. Подтянулся, пробрался внутрь, а после подал руку Терезе.
Поколебавшись, она все же из приличия решила руку принять. Про себя понадеялась, что это останется никем незамеченным – как наемнице, ей были не чужды некоторые предубеждения. Уж Гончая должна мочь самостоятельно пробраться через окно. Тем более она.
– Почему мы здесь? – спросила она, оказываясь внутри заброшенного дома.
Лестница без перил, захламленные мусором полы, исписанные стены. Дверные проемы без дверей, жилище без признаков жизни. И веяло здесь погибелью и унынием. Семья, одиночка с хвостатым другом – неизвестно, кто здесь жил. Но когда-то на стенах были обои, комнаты были уставлены мебелью, на полках стояли милые сердцу безделушки. Сейчас ничего, пустота и забытие.
– Нам нужен костоед, – проговорил Дикой. – Хорошо же, что мы так быстро смогли его найти?
– Ты его чувствуешь? – растерянно спросила Тереза.
К такой скорой встрече она не была готова.
– Сложно не почувствовать, – ангел смотрел на второй этаж, на темный провал двери с оторванным откосом. – Душок как от известняковой ямы.
Запоздало последовав примеру и здравому смыслу, Гончая принюхалась. Но как ни старалась, ничего кроме запахов типичного заброшенного дома она не чувствовала. Тогда настроилась, чтобы прочувствовать этот дом. Есть ли кто-то еще, кроме них двоих? Но никого и ничего.
– Костоед не подчиняется ничьим законам, – прошептала она. – Я не могу его почувствовать. Словно никого и нет здесь. Ты не ошибаешься?
Дикой посмотрел на нее со смесью растерянности, пугливости и неуместного азарта.
– Он здесь, – заверил ее ангел. – Идем?
Тереза кивнула, вооружаясь кинжалами. А поможет ли это вообще, если костоед решит добраться до их позвоночников?
Дикой первым ступил на ветхую лестницу, ябеднически скрипнувшую под его ногами. Морщась на каждом скрипе, ангел медленно поднимался наверх. Тереза шла за ним, производя гораздо меньше шума. Ветер предостерегающе вился вокруг нее, минимизируя столкновение с удушливой аурой дома.
– Он чем-то занят, – прошептал Дикой.
На лестницу в пятнадцать ступеней ушло не меньше минуты.
– Ест, – сипло проговорила Тереза, внутренне сжимаясь от ужасной догадки.
– Ты слышишь хруст костей? – Дикой замер, когда оставалась всего одна ступень.
Еще одна ступень и поворот направо – вход в комнату.
– Нет, – и Тереза замерла, как телом, так и духом.
Немногое ее могло напугать очень сильно. Но когда находится рядом нечто неизвестное и плотоядное, волей-неволей начинаешь бояться. Дикой подался вперед, высунулся и осторожно заглянул в дверной проем.
– Там комната, через нее еще одна за закрытой дверью, – доложил он, выпрямляясь.
Тереза кивнула и, обойдя ангела, вошла в первую комнату. Остановилась, снова прислушалась и принюхалась. Она могла его почувствовать, но только с близкого расстояния. В носу все тот же запах брошенного дома, ветхих стен, пропитанных сыростью, но примешивалось к этому что-то неуловимое, сначала пудровое, а после отчетливо меловое. И на языке появился привкус, который бывает, если лизнуть мел.
– Кости большей частью состоят из извести, – сама не зная зачем, сказала Тереза.
– А сейчас ты слышишь хруст костей? – шепотом спросил Дикой.
– Нет. Но я слышу чавканье.
В звук оседания стен и скрипа половиц вплелся еще один звук. Тошнотный, булькающий.
Тереза сделала еще шаг, приближаясь к двери. Кинжалы убрала – у костоеда острые крепкие зубы и когти. Гончая сняла перчатки, растерла друг о друга пальцы. Ощущение опасности усиливалось, завопила интуиция, призывая спасать свою жизнь. Костоед не подвластен этому миру, но он был осязаем, а значит, горел, как и почти любое другое твердое тело.
– Ужасное ощущение, – с беспокойством проговорил Дикой и тут же нервно засмеялся. – Чувствую себя ребенком.
– Почему? – удивленно выпалила Тереза, останавливаясь в двух шагах от двери.
Звуки стали отчетливее. Чавканье лишь изредка доносилось из-за двери, гораздо чаще слышалось, как кто-то что-что с усилием разрывает. Что-то мокрое и плотное.
Все еще улыбаясь, Дикой пожал плечами.
– Как будто я нашел что-то запретное. Не обращай внимания, мне просто страшно до одури.
Тереза с пониманием кивнула. И ей было страшно. Вытянув вперед руку, она пальцами толкнула дверь. С тонким скрипом та плавно отворилась, выставляя напоказ то, что видеть, пожалуй, не стоило.
Сжав одну руку в кулак, зажимая в ней огонь, Тереза выставила другую руку вперед, призывая сильфа. Костоед, завизжав, отлетел к стене и вжался, удерживаемый колдовством. Он рвался, рычал, плевался кровью и слюнями, сучил когтистыми руками и костлявыми ногами. Рваный балахон, заменявший ему тело, напитался чужой кровью и сковывал его движения, оставляя на полу красные разводы.
Маленькая комната. Пустая, но с детской кроваткой. И сиротливая картина на стене, замутненная пылью долгих лет. И истерзанное тело посреди комнаты.
Тереза взглянула на останки и быстро отвела взгляд. Красное месиво с проблесками обломанных желтоватых костей вызвало у нее приступ тошноты. Дикой, стоя рядом, зажал рот и нос рукой.
– Костоед, – громко обратилась к существу Тереза, – я тебя не убью.
– Отпусти, – прошипело создание, лишь отдаленно напоминающее человека.
Лицо сплошь покрыто черной лоснящейся коркой. Заплывшие кровью маленькие глазки с цепкими вертикальными зрачками сканировали все живое вокруг, как рентген, выискивая то, что угодно в еду. Руки и плечи костоеда развиты сильнее, чем ноги. Он привык ползать и подолгу ковыряться в земле. Ему не нужна была обувь, кожа на ногах огрубела, покрылась такой же коркой, как и лицо, только плотнее. Челюсти костоеда мощны и лишены губ. Клыки кривыми рядами выдавались вперед, лишь изредка виднелся алый язык. Нос вплюснут, чтобы не мешать вгрызаться в плоть.
В остальном, почти что человек.
– Отпущу, но мы тебе не еда, – Тереза продолжала удерживать костоеда. – Дикой, достань у меня из левого нагрудного кармана кость.
Она предусмотрительно держала на поводке саламандру – в любой момент что-то могло пойти не так.
Хоть ангел изрядно впечатлился увиденной картиной, все же он оставался Миротворцем. Без лишних слов он запустил руку ей под жилет и вытащил кость. Глаза костоеда вожделенно зажглись. Узкие зрачки расширились, заполнив всю радужку. Через кривые зубы закапала слюна.
– Эта кость защищена заклятием безмолвия, – сказала Тереза. – Мне нужно знать какую тайну закрыла в себе та, кому принадлежит это кость. Я отдам тебе кость, ты ее съешь и расскажешь мне все.
– Съем ваши кости, – прошипел он, тщетно пытаясь высвободиться из тисков воздушного элементаля.
– Я тебя сожгу, – предупредила Тереза, раскрывая сжатую в кулак ладонь.
От появившегося огня по комнате разошелся жар, остудивший плотоядный пыл костоеда.
– Хорошо, – сдался костоед. – Давай сюда кость.
Тереза кивнула Дикою, продолжая удерживать существо.
Ангел некоторое время смотрел на огонь в ее руке, но лишних вопросов опять же не задавал. Но Тереза по его глазам видела, насколько его распирает любопытство.
Он осторожно подошел к костоеду и протянул ключичную кость.
– Ведьма держит меня, – пожаловался костоед. – Пусть отпустит или клади ее мне прямо в рот.
Дикой замешкался, но быстро принял решение. Приблизился еще на полшага и сунул косточку в частокол зубов. Отшатнулся, глядя на свою руку, словно это она оказалась по локоть в зловонной пасти.
– Вся жизнь перед глазами пронеслась, – возбужденно прошептал Миротворец, приблизившись к Терезе.
Костоед с аппетитом зачавкал, перемалывая хрупкую косточку. Не имея возможности помочь себе руками, он запрокидывал голову, довольно жмурясь и капая слюнями на пол.
– Отвратительно, – прошептала Тереза.
Когда от кости ничего не осталось, костоед замер, прислонившись затылком к стене. Несколько минут он молчал и не шевелился.
У Терезы порядком устала рука, которой она удерживала костоеда от глупых поступков. Да и саламандра норовила сорваться с другой руки и пуститься во все тяжкие. Вокруг столько всего, что можно подчистую сжечь!
– Две стихии, – уличая момент затянувшегося молчания, прошептал Дикой. – Впечатляет.
– Чему ты удивляешься? – проворчала Тереза, во все глаза наблюдая за костоедом.
– Тому, что год назад ты не спалила бесов Лес Теней до последнего пня, – укоризненно пробурчал Дикой. – Могла же ведь. Почему ты раньше его не использовала?
– И как бы мы потом разгребали последствия? – проворчала она в ответ.
– Да это уже дело десятое, – не остался в долгу ангел.
– Не использовала, потому что боялась поджечь себя и сжечь свою жизнь, – нехотя призналась Тереза.
Костоед вышел из своего забытия. Как оказалось, не для того, о чем его просили.
– Косточку ангела хочу.
Дикой крякнул, возмущенно округлив глаза.
– На святое позарился, – выпалил он, инстинктивно пятясь назад.
– Всего одну, маленькую, хотя бы фалангу, – умасливал костоед, возясь под придавливающим его воздухом. – Они такие сладкие, вкусные. Сладкие косточки ангела.
– Слишком жирно будет, – взяв себя в руки, Дикой вытащил из ножен меч. – Не прекратишь, я из твоих костей себе ожерелье сделаю.
– Мои кости хрупки, – глухо засмеялся костоед. Опьяненный взгляд его блуждал по всей комнате. – Чтобы они были крепки, мне нужны чужие кости. Я соберу их, посажу в землю, они прорастут, а после станут мне друзьями. Они будут говорить со мной и служить мне добрую службу. А потом я их съем.
– Отвратительно, – в очередной раз поморщилась Тереза. – Костоед, отвечай на вопрос. Та кость, что ты съел, какую тайну в ней запечатали?
– Ангельскую кость, – все настырнее извивался костоед.
– У него крыша поехала? – недоуменно пробормотал Дикой.
Тереза осмелилась сделать шаг к костоеду и продемонстрировать жаркий огонь в непосредственной близи.
– Отвечай, – потребовала Гончая.
Костоед простонал, дернулся в сторону от жара.
Повеяло чем-то неизбежным и обреченным. Ей вдруг стало ясно, что эта попытка провалена. Последняя и единственная кость утонула в желудке костоеда, а сам костоед совершенно отчетливо обезумел. Если бы она могла предвидеть подобный исход, то попросила бы некроманта оставить две кости.
– Ладно, будет тебе кость! – выпалил Дикой.
Тереза удивленно обернулась.
– Ты что несешь!? – прошипела она так, словно он предложил костоеду ее кость, а не свою. – Совсем, что ли?
– Ангельская кость! – вожделенно прокричал костоед. – Сладкая, сочная, вкусная!
– Одна фаланга, и ты говоришь то, о чем тебя спрашивают.
– Дикой, нет! – попыталась образумить Тереза.
– Хорошо, договорились, – охотно согласился костоед.
– В прошлый раз ты тоже согласился, – раздраженно напомнила ему Гончая.
– Я не знал, что вы мне подсунете, – костоед поворочал головой на гибкой шее и наконец смог сфокусировать свой взгляд на ведьме.
Она невольно поморщилась. Один глаз костоеда остался узкой вертикальной щелкой, а второй расширился, заполнив чернотой всю радужку. Тереза не испытывала сочувствия, но когда неизвестное происходит с неизвестным, становится во много раз страшнее.
– Отрава, – протянул костоед. – Отравили меня. Грязная кость была. Но я вижу, вижу, что с ней было. Ей разрезало грудь, отрезало язык и порезало глаза. Она не хотела молчать, слепнуть и умирать. Она бежала, далеко, долго. Юная дева, познавшая ужас от того, кто преследовал, кто заставлял бежать и хотеть спрятаться.
Костоед замолчал, обессилев. Голова свесилась, опали когтистые руки.
– Он откинулся? – осведомился Дикой, застыв в изумлении так же, как и Тереза.
– Не знаю, – глухо ответила Тереза, продолжая держать костоеда, – но твоих костей ему больше не надо.
– Не дождался десерта, – хмыкнул ангел.
Тереза повернула голову, с ужасом глядя на него. Дикой виновато улыбнулся, нервно дернув плечами. Гончая неуверенно пошевелила левой рукой, в которой плясал огонь. Ее мучала неясная незавершенность и острая потребность добиться ясной завершенности.
– В нем еще теплится жизнь, – после некоторых раздумий сказал ангел. – Но едва. Может, ну его? Я все-таки хочу унести отсюда все свои кости.
Тереза кивнула, разглядывая бесчувственного костоеда, но уходить не спешила.
– Может, он еще оклемается? – с надеждой спросила она. – Он не ответил на вопрос, кто был убийцей, кто заставлял ее бежать.
– Думаешь, придуривается? – вскинул брови Дикой, одной ногой уже нацелившись на выход.
– Торгуется, – предположила Тереза. – Понял, что продешевил с фалангой, но закончить не успел и отключился. Надо привести его в чувство.
– Я не буду его исцелять, – упрямо заявил Дикой. – И пальцем не прикоснусь. Напомню, он хотел оттяпать у меня этот палец.
– И ты согласился, – возмутилась Тереза, но, конечно, рисковать костями Дикоя она не собиралась. – И что значит отравленная кость? Что в ней могло быть такого, что у него мозги набекрень отъехали?
– Видела его глаза? – понимающе хмыкнул Дикой. – Какой яд так действует?
– Применимы ли к нему действия человеческих ядов? – задумчиво протянула она, садясь перед костоедом на корточки и заглядывая в его черное лицо. – Много что так действует на людей. Пальцев рук не хватит сосчитать.
– Хватит о пальцах.
Тереза усмехнулась, покосившись на Дикоя. А после тяжелое и зловонное повалилось на нее, брызжа на лицо слюной и кровью, щелкая в опасной близости желтыми кольями. Не сдержавшись, Тереза закричала. Лишь удачно выставленная перед собой рука спасла ее лицо.
Пинком Дикой отбросил костоеда в сторону, ударив того об стену. Но в этот раз существо оказалось проворнее. Отскочив от стены, как мячик, снова бросилось в атаку. Тереза кинулась ему навстречу, выставляя вперед другую руку.
Разгоряченная ладонь с шипением вжалась в черное лицо, разошедшееся дымом и вонью опаленной плоти. Костоед завизжал, попытался оттолкнуть ее, но Гончая вдавливала руку, заставляя существо вжиматься в пол.
Рука все глубже входила в лицо, под пальцами лопнул глаз.
Костоед дотянулся до Терезы ногой и со всей силой жажды жить и безумия от боли отбросил в сторону. Вскочил на колени, визжа и хрипя, слепо касаясь своего изуродованного лица.
И снова в ход пошли ноги. Пока Тереза глотала воздух, держась за ушибленный живот, Дикой ударил костоеда по лицу, разбрызгав его кровь во все стороны. Существо по инерции подлетело вверх и попыталось удержать равновесие на тщедушных ногах, тараща единственный уцелевший глаз. Взмах меча, и голова с глухим ударом поскакала по полу, подкатившись под руку Терезе.
– Отвратительно, – выдохнула она, отползая подальше от жуткого трофея.
Дикой, с отвращением кривясь, оглядел лезвие клинка, окрасившееся темно-бурой кровью.
– Ему же достаточно отрезать голову? – осведомился он, добавляя финальный пинок по телу костоеда.
– Да кто его знает, – прохрипела Тереза, с трудом вставая. – Только он сам и знал, должно быть.
Дикой тут же подал ей руку и помог подняться.
– Меня чуть не сожрал костоед, – заключила Тереза, старательно утирая испачканную в крови руку взятым у Дикоя платком.
– В этом что-то есть, – ободряюще улыбнулся ангел.
– Валим отсюда, – заявила Гончая, не желая ни на минуту оставаться в этом месте.
Но Дикой остановил ее. Он неприязненно смотрел на бесформенную кучу, некогда бывшую иномирным существом.
– Мы так и не нашли ответ на главный вопрос, – протянул он. – Но и костей больше не осталось.
– Придется придумать что-то другое, – пробормотала Тереза, смотря куда угодно, лишь бы не на сочащееся безголовье.
– Достанем кость, – Дикой шмыгнул носом, поморщившись. – Не в пыль же он все сжевал. Хоть обломок должен остаться в его желудке.
В желудке Терезы вот-вот не останется ничего. Сколь ни было бы ее желание узнать правду сильным, но копаться во внутренностях костоеда она не хотела. Единственное, что она могла, так это зайти в храм и помолиться, вознося к богам просьбу о прощении за то, как обошлась с частичкой Валерии.
Дикой взял все на себя. Бледнея, краснея, зеленея, зажимая одной рукой нос и рот, другой он принялся убирать в сторону складки балахона. Тереза протянула ему свой кинжал.
Острое лезвие легко вошло в подгнившую плоть. Хлюпающие отвратительные звуки не стихали, казалось, очень долго. Ангел подцепил лезвием нечто похожее на сдувшийся мешок – желудок. Вытащив его и положив на пол, отвернулся, чтобы перевести дух. Тереза распахнула единственное окно и позвала ветер, чтобы тот выветрил тошнотворный запах из комнаты. Перемазав руки в темной крови, Дикой распотрошил желудок, явив миру его неприглядное содержимое.
– Обычно за такие вещи в нашей команде отвечал Рей, – сдавленно произнес он, стараясь дышать через рот. На его лбу выступила испарина. – Он, вроде как, не из брезгливых был. И потрошить умел. Скотину, во всяком случае. Баранов там, коз, кур.
– Давай дальше я, – сжалилась Тереза, присаживаясь перед внутренностями.
Дикой охотно передал ей орудие шерудения в желудке и бросился к окну, с шумом заглатывая свежий воздух.
Стенки у желудка толстые, жесткие, чтобы обломки костей не смогли повредить. Внутри желудка одна сплошная слизь. Липкая, зловонная. Стоило задеть ее лезвием, как она тут же прилеплялась и не желала отрываться, вытягиваясь подобно щупальцу на неисчислимую длину. В этой мерзкой каше нашлось множество обломков. Тереза без особого энтузиазма вылавливала их, выуживая из органического мешка и раскладывая на полу. Кости Валерии, слава богам, были отмечены рунической вязью. Хоть один обломок она должна найти.
– Разве Гончим не полагается быть менее чувствительным к таким вещам? – поинтересовался Дикой, ожививший вдали от желудка костоеда.
– Я что, не человек, что ли? – вяло огрызнулась Тереза.
Она вытащила все крупные осколки. Но найти в них нужную кость пока не представлялось возможным – все они были облеплены желудочной слизью.
