Анна Броновицкая
Ленинград: архитектура советского модернизма 1955-1991. Справочник-путеводитель

Полная версия

Дома серии Г(Ги) в жилом районе Дачное

Перспектива застройки северо-западной части морской набережной

➧Итоги первого строительного бума были противоречивы. По части количества – прорыв грандиозный: если с 1945 по 1955 год в Ленинграде было построено 3,3 млн кв. м жилья, то за 4 следующих года – уже 6 млн^[75]. Но «что можно сказать об архитектуре районов, застроенных пятиэтажными домами? Как правило, застройка однообразна и безлика. Впечатление общей ЛЕНИНГРАДСКИЕ ПАНЕЛИ ПЕРВОГО ПОКОЛЕНИЯ Точечный дом серии 1ЛГ-502 по улице Седова, 156 серости усугубляется низким качеством и небрежностью отделки»^[76]. И если на раннем этапе издержки были неизбежны («добиваясь простоты производственных процессов, приходилось приносить в жертву архитектурные качества зданий»^[77]), то дальше стройкомплекс просто подмял под себя зодчих: «Продолжая наращивать производительность предприятий, строители требовали упрощений архитектурно-конструктивных решений». И теперь – к середине 1960-х – «создалось положение, напоминающее сказку: волшебный горшок без конца варит вкусную кашу, но забыты волшебные слова, и никто не может его остановить. Каша заполняет дом, двор, улицу…»^[78]

План типовой секции серии «Г-2»

6. РЫНКИ

МОСКОВСКИЙ РЫНОК 1956–1958

АРХИТЕКТОР О. ГОЛЫНКИН

ИНЖЕНЕРЫ А. МОРОЗОВ, В. ИЛЬИНА

УЛИЦА РЕШЕТНИКОВА, 12

ЭЛЕКТРОСИЛА

НЕВСКИЙ РЫНОК 1959–1960

АРХИТЕКТОРЫ С. ЕВДОКИМОВ, В. КОСВЕН, А. ЭРДЕЛИ

ИНЖЕНЕР А. МОРОЗОВ

ПРОСПЕКТ ОБУХОВСКОЙ ОБОРОНЫ, 75а

ЕЛИЗАРОВСКАЯ

НЕКРАСОВСКИЙ (МАЛЬЦЕВСКИЙ) РЫНОК 1956–1960

АРХИТЕКТОРЫ О. ГОЛЫНКИН, Г. ВЛАНИН ИНЖЕНЕРЫ Б. МОСОНЗОН, А. МОРОЗОВ, В. ИЛЬИНА

УЛИЦА НЕКРАСОВА, 52

ЧЕРНЫШЕВСКАЯ, ПЛОЩАДЬ ВОССТАНИЯ

Новый тип крытого рынка: рыночная площадь под парящим сводом

Интерьер Некрасовского (Мальцевского) рынка

Рынки были необходимым дополнением к советской плановой экономике, хронически не справлявшейся с поставками продуктов в государственные магазины. При отмене нэпа в конце 1920-х рынки было закрыли, но в 1932 году их пришлось открыть снова – без них в городах заметно недоставало еды. Это было вынужденное, временное решение, и при реконструкции городов, начавшейся в середине 1930-х и продолжившейся в послевоенные годы, рынкам не уделяли особого внимания. Ситуация начала меняться вскоре после смерти Сталина, когда новое руководство страны озаботилось облегчением жизни граждан.

В сентябре 1953 года ЦК КПСС принял постановление о снижении сельскохозяйственного налога и увеличении приусадебных участков, что позволило колхозникам выращивать больше продуктов для продажи на рынках. В декабре 1953 была снижена плата за торговое место и принято решение о строительстве новых крытых рынков, обеспечивающих санитарные условия и удобных как для покупателей, так и для продавцов^[79].

➧Проблема контроля за санитарным состоянием и качеством продуктов на рынках впервые была поставлена в конце XIX века, и одним из ответов на нее стало строительство рынков нового типа – рыночных залов. Исторические крытые рынки – будь то восточный базар или гостиный двор – объединяли множество занятых отдельными лавками ячеек, в глубине которых могло твориться все что угодно. Еще менее реально было обеспечить контроль над качеством и соблюдением элементарной гигиены в условиях рыночной торговли под открытым небом. Распространение металлических конструкций, допускавших обильное остекление, сделало возможным строительство рыночных залов с единым, свободным от лишних перегородок и хорошо освещенным пространством, где уже сложно спрятать от инспектора или подсунуть покупателю подгнивший фрукт.

➧После Второй мировой войны в Европе стали строиться рынки нового поколения. Теперь самым прогрессивным видом конструкций стали железобетонные своды, способные перекрывать очень большие пролеты. Рыночные залы избавились от галерейной системы с параллельными рядами прилавков, и теперь покупатели смогли свободно перемещаться между группами прилавков и быстрее находить необходимое, а у продавцов осталось еще меньше шансов спрятать что-либо за спиной. По сути, такие рынки втянули под кровлю рыночную площадь – и поставили ее под контроль. Заодно рынки стали одной из самых интересных типологий архитектуры послевоенного модернизма – задача перекрытия больших пролетов увлекла многих архитекторов и инженеров.

➧В Ленинграде с интересом следили за международной практикой, но не спешили следовать модным образцам вроде рынка во французском городе Руайане (А. Мориссо и Л. Симон, 1956), похожего на бетонный цветок. Нет, ленинградские рынки, построенные во второй половине пятидесятых на месте морально устаревших и физически обветшавших предшественников, аккуратно вписаны в свои кварталы. Они выходят на красную линию улицы и скрывают от взора прохожих хозяйственный двор – единственное, что могло напомнить о хаосе прежней рыночной торговли.

Одно дело – отказаться от архитектурных излишеств и освоить индустриальные методы строительства, другое – освободиться от чар своего города.

Московский рынок

Невский рынок

Некрасовский (Мальцевский) рынок

➧Архитекторы мастерской Сергея Евдокимова спроектировали в эти годы три рынка, Московский, Некрасовский и Невский, исследуя возможности новых конструкций и постепенно принимая эстетику современной архитектуры. К сборному железобетону они добавили стеклоблоки – материал, ставший культовым для модернистов еще на рубеже 1920–1930-х годов, когда «стеклянные дома» появились одновременно в Париже (Мэзон де Верр Пьера Шаро и Бернара Бейвута) и в Женеве (Мэзон Клартэ Ле Корбюзье и Пьера Жаннере). Сами стеклоблоки – пустотелые стеклянные кирпичи, пропускающие внутрь свет, но сохраняющие тепло, – были изобретены в конце XIX века и к началу XX уже вовсю использовались в России, но после архитектурно-строительных реформ середины 1950-х пережили всплеск популярности.

➧Было подсчитано, что квадратный метр стены из стеклоблоков в два раза дешевле окна с такой же площадью, а прозрачность требуется далеко не везде. В 1956 году в СССР был налажен массовый выпуск стеклоблоков, и вскоре несколько заводов, включая Полюстровский в Ленинграде, начали выпускать стекложелезобетонные панели, где ряды стеклоблоков укреплялись стальными стержнями и фиксировались цементом. Эта прогрессивная технология, позволившая сильно сократить время строительства, не получила распространения – слишком велик был процент брака при производстве и очень сложно заменить отдельный треснувший или разбитый стеклоблок. Но ленинградские рынки успели получить обаятельно клетчатые стены снаружи и обилие дневного света внутри.

➧Самым же важным нововведением были своды из армоцемента – армированного металлической сеткой мелкозернистого бетона. Армоцемент обладает большей упругостью, чем обычный железобетон, и не трескается, а это значит, что оболочки из него могут быть в три-четыре раза тоньше, легче, а значит, и дешевле.

➧В мире пионером и энтузиастом армоцемента был итальянский инженер и архитектор Пьер Луиджи Нерви, а в Советском Союзе – ленинградец Алексей Морозов, состоявший в Международной ассоциации по пространственным конструкциям и потому хорошо знакомый с передовой зарубежной практикой. Все три рынка имеют прямоугольные очертания, но перекрытия в них решены по-разному: это был продолжающийся эксперимент по созданию криволинейных пространственных оболочек, расчеты которых велись возглавляемым Морозовым сектором пространственных конструкций в Ленинградском филиале Академии строительства и архитектуры СССР^[80].

➧Московский рынок на улице Решетникова открылся первым, уже в 1958 году. Строительство необычного здания, спроектированного архитектором Олегом Голынкиным вместе с инженером Морозовым, освещалось в газетах. «Вечерний Ленинград» называл его и крупнейшим в Ленинграде колхозным рынком^[81] (он был рассчитан на 400 рабочих мест), и первым в нашей стране «стеклянным» рынком, оригинальным зданием, прекрасно освещенным внутри, хотя в нем и нет окон^[82].

Московский рынок. Главный вход. 1958

Московский рынок. Интерьер. 1958

Стеклоблоки недавно заменили стеклопакетами, так что теперь, можно сказать, рынок почти весь состоит из окон, но остается стеклянным. Профессиональную печать больше волновали впервые примененные в здании Московского рынка волнистые своды из армоцемента толщиной 2–4 см^[83], перекрывшие 15-метровый пролет.

➧15 метров – не очень много, и Московский рынок имеет устаревшую галерейную структуру: зал сильно вытянут в длину и поделен на три разделенных рядами столбов «нефа», вдоль которых тянутся ряды прилавков. Над центральным нефом перекинут свод, а у боковых перекрытие плоское, как нередко бывало в романских базиликах. Величавый ритм квадратных столбов и свет, льющийся сквозь стеклянные верхние части стен, усиливает впечатление торжественности.

➧В этом первом опыте новые технические решения замаскированы привычными архитектурными формами и снаружи. По низу фасадов идет цоколь, облицованный бетонными плитками, создающими эффект руста, а по верху – что-то вроде дорического фриза с колечками, явно родственными классическим венкам. Объемно выделенные стыки между вертикальными рядами стеклоблочных панелей в таком контексте принимают на себя роль колонн, воспроизводя ордерную структуру стен. Классический Петербург не спешил выпускать архитекторов из-под своей власти даже на заре космической эры.

➧Здание Невского рынка, проектированием которого занимался глава мастерской и один из самых разносторонних архитекторов Ленинграда Сергей Евдокимов, гораздо свободнее от традиции.

Волнистый свод здесь перекрывает пролет уже 25 метров, что позволило расставить прилавки «островами», а окружающие широкий центральный зал столбы перерезаны галереей второго этажа. Совсем иначе здесь распределены стеклоблоки.

Продольные фасады из светлого силикатного кирпича получили окна только в верхней части, зато один торец был заполнен стеклоблоками полностью, а еще стеклянные полосы были вставлены между волнистыми арками свода, создавая эффектную череду световых арок.

Интерьер Московского рынка

➧Невский рынок сохранился хуже двух своих собратьев: он оброс пристройками, а стеклянные полосы свода, главное украшение в остальном очень сдержанного здания, теперь глухие и черные.

➧Самым интересным получился Некрасовский рынок. Он задумывался как Центральный крытый рынок, аналог строившегося в те же годы Центрального рынка в Москве, и должен был быть образцовым в техническом отношении – с вентилируемыми кладовыми и холодильными камерами в подвале, с грузовыми лифтами – и, в определенной степени, парадным – рассчитанные на 700 торговых мест прилавки были не только обеспечены проточной водой, но и облицованы мрамором.

➧Снаружи здание выглядит как лаконичный параллелепипед, поднятый на корбюзианские опоры и мило расчерченный клеточками стеклоблочных панелей, забранных в рамы по девять и обведенных еще одной общей рамой на каждом фасаде. В 1956 году архитекторам, очевидно, было еще не по себе от отсутствия декора, поэтому некоторые стеклоблочные панели заменены цветными витражами с изображением фруктов, овощей и прочих продуктов, а перед главным входом со стороны Фонтанной улицы предполагалось установить скульптурные группы. К моменту завершения строительства в 1960-м стало понятно, что и декор не нужен, так что от скульптур отказались.

➧Более существенным изменениям подвергся проект торгового зала. Почти квадратное, 50 на 55 метров, центральное пространство свободно от промежуточных опор и только по периметру окружено двухъярусными галереями. Проектирование перекрытия небывалого пролета и заняло больше всего времени. Голынкин и Вланин хотели непременно сделать потолок световым, считая, что проникающего сквозь стеклянные стены света будет все же недостаточно для помещения большой площади. Сначала работавший в мастерской Евдокимова инженер Мосонзон спроектировал для этого кессонношпренгельную плиту – конструкцию из перекрещенных железобетонных ребер, образующих подобие крупных глубоких кессонов, дно которых заполнено стеклоблоками.

Некрасовский рынок. Вариант проекта с кессонношпренгельным перекрытием. 1956

Этот проект был одобрен архитектурно-техническим советом и многократно опубликован, но с оговоркой: «конструкция сложна в статическом расчете и требует экспериментальной проверки»^[84]. Очевидно, результаты проверки оказались неутешительными, и тогда к проекту привлекли самого крупного ленинградского специалиста по новаторским конструкциям, Алексея Морозова. Он и предложил вариант, который был в итоге осуществлен, – невысокий гладкий купол с распределенными по его поверхности софитами, круглыми отверстиями трех разных диаметров. Они пропускают внутрь дополнительный дневной свет, а при сгущении сумерек за матовым стеклом этих фонарей загораются электрические лампы.

➧Зал получился настолько необычайно современным, что «сыграл» в фильме «713-й просит посадку»^[85] аэропорт в неназванной западной стране: круглый прилавок в центре превратился в стойку авиакомпаний, а угловые – в стойки кафе. «Западность» интерьера Некрасовского рынка заставляет искать аналоги за рубежом, и такой действительно находится – Смитфилдский рынок в Лондоне^[86].

Кадры из фильма «713-й просит посадку»

Сюрприз заключается в том, что лондонская постройка – более поздняя, 19611963 год. Разгадка проста: конструктор Смитфилдского рынка Ове Аруп впервые применил такого типа купольную оболочку с круглыми отверстиями еще в 1951 году, перекрыв ею цех фабрики резиновых изделий «Бринкмор» в Уэльсе. Алексей Морозов, внимательно следивший за достижениями коллег, создал свой, сборный, вариант такого свода тоже в промышленном сооружении, цехе Автовского домостроительного комбината, в 1957 году. Некрасовский рынок стал для инженера возможностью использовать этот парящий свод там, где его смогут увидеть люди.

Цех домостроительного комбината в Автово. 1956

Покупатели, выбирающие пучок редиски или мясо для шашлыка, не всегда поднимают голову, чтобы восхититься бетонным «небосводом», но ценителям архитектуры стоит зайти в это здание, абстрагироваться от хаотично развешенной рекламы и постараться прочувствовать застывшее в светлом просторном зале трепетное ожидание лучшего будущего.

7. ТЕЛЕЦЕНТР 1956–1961

АРХИТЕКТОРЫ С. СПЕРАНСКИЙ, А. КАЦ, В. ВАСИЛЬКОВСКИЙ

ИНЖЕНЕР Н. ДЮБОВ

УЛИЦА ЧАПЫГИНА, 6

ПЕТРОГРАДСКАЯ

Телевидение в тот момент еще кажется символом прогресса, а не рупором пропаганды, но геометричный ордер телецентра, отсылающий к нацистской эстетике, проговаривается именно об этом

Для большинства жителей СССР понятие «ленинградское телевидение» появилось только в конце 80-х. «600 секунд», «Пятое колесо», «Музыкальный ринг» стали такими же символами перестройки, как «Взгляд».

Но для ленинградцев наличие собственного ТВ было предметом и отдельного умиления (поколения выросли с Ляпой, Тяпой и Жаконей), и отдельной гордости: первую в мире электронно-лучевую трубку изобрел в 1908 году петербуржец Борис Розинг, а первая в СССР телепередача, сделанная на отечественном оборудовании, транслировалась в 1938 году тоже из Питера – из опытного телецентра в Лопухинском саду. В том деревянном здании была всего одна студия размером 60 кв. м, а передатчик ее бил только на 80 км. Чтобы покрыть сигналом всю Ленобласть, нужно было увеличить радиус вдвое, каковая задача после войны становится все насущнее: в 1949-м в квартирах ленинградцев появились первые телевизоры «КВН-49», которые торжественно водружали на тумбочку, покрытую салфеткой. В 1958 году их было уже 260 тысяч.

Телецентр. 1963

➧Решение о строительстве телецентра принимается в 1952 году, а строится он всю вторую половину пятидесятых – на очередном переломе. В отличие от постконструктивизма – такого же промежуточного, но в другую сторону движения, у этого переходного этапа нет своего названия, хотя здания тех лет узнаются безошибочно. И именно в Ленинграде этот не вполне стиль расцвел как ни в одном другом городе. И то, что в других местах выглядит как невнятное, компромиссное, трусливое, – здесь наполняется поэзией взвешенности, сдержанности, благородства.

➧Что, конечно, не отменяет того, что современники видят это по-разному, а в случае с телецентром практик и теоретик (оба – крупнейшие в своих сферах фигуры) даже оказываются по разные сторон баррикад. Архитектор Евгений Левинсон восхищается «благородной простотой» здания, добавляя любимый аргумент всех русских «архаистов»: «А эстетство, идущее от увражей Запада, в которых главное – это желание поразить “новизной”, быстро стареет»^[87]. Историк же Николай Хомутецкий в 1963 году пишет статью об однообразии «переходной» архитектуры, выделяя три набивших оскомину архетипа. Это параллелепипед со сплошным остеклением фасадов, параллелепипед с остеклением средней части главного фасада и параллелепипед с пилонадой на главном фасаде^[88]. Иллюстрируя последний тип, автор выстраивает убийственный фоторяд похожих зданий, имеющих при этом самые разные функции: телецентр, театр юного зрителя[9], Финляндский вокзал[5], московские музей вооруженных сил и библиотека иностранной литературы…

➧При этом оба ленинградских собрата телецентра – и ТЮЗ, и вокзал – имеют перед собою площади. Что, конечно, повышает общую представительность, но в то же время работает против зданий – слишком мелких для этих площадей. Тут же история обратная: комплекс огромный (хотя телевизионщикам покажется мал с самого начала), а улица, наоборот, узкая, да еще и упирающаяся в здание Филатовской больницы. Игорь Фомин проект за это журит: «Жаль, когда интересное по архитектуре здание поставлено в такие условия, при которых теряются его градоформирующие возможности»^[89]. А Левинсон снова защищает, говоря, что и так бывает, вот, например, дворец Разумовского на Гороховом поле в Москве^[90]. Это неожиданное сравнение намекает как на беспрецедентность такого хода, так и на его странность в классическом Петербурге.

➧Однако именно такая ситуация кардинально меняет картину: портик воспринимается все время в ракурсе. Точнее, только в ракурсе ордерность и появляется. Тогда как с фасада это просто унылая плоскость с широковатыми остекленными проемами и не слишком удачным рисунком переплетов: вместо тонких металлических, как было запланировано, возникла «частая клетка дубовых». А вот в ракурсе пилоны обретают нужный ритм, да еще в кадре все время возникает что-то, удачно оттеняющее строгость и сухость фасада: то гостиница «Дружба» с ее бодрым панно, то неоклассика детской больницы, а то и сама телебашня. О них пишут даже как о «едином ансамбле», хотя эти «кулич и пасха» не только страшно далеки друг от друга (между ними – 660 метров), но и никак между собою не сообразуются.

➧Впрочем, так же насильно были «склеены» Дворец съездов и Троицкая башня московского Кремля – но растиражированные на марках, значках, открытках, стали-таки казаться «ансамблем». И хотя Хомутецкий «забывает» в своем списке посохинский «параллелепипед с пилонадой», их с телецентром градостроительное положение не просто схоже; именно превращение бокового ракурса в главный (за счет узких подходов) спасает оба здания; именно этот ракурс повсеместно публикуется, превращаясь в тот единственный и главный view, ради которого и едут туристы. То есть ордер перестает быть тем, чем он изначально был, – конструкцией и отражающей ее тектонику формой, оставаясь лишь знаком ордера.

Почтовая марка. 1955

Первоначальный вариант.

Конец 1950-х

➧При этом в первой версии у телецентра все это было: и карниз, и фриз с барельефами, и скульптуры по бокам от входа. Но все вместе выглядело ужасно банально. И хотя авторам было трудно расставаться с привычными атрибутами архитектуры (Варвара Сперанская до сих пор сокрушается, что в этом здании «отцу многое не дали доделать»^[91]), оскопленная версия оказалась лучше изначальной. Сперанский зачистил здание так, как будто орнамент – не просто преступление, а уголовное (убрав даже такой полезный элемент, как козырек над входом). И если в здании ТЮЗа колонны уже встали заподлицо с плоскостью фасада и обрели квадратное сечение, но еще оставались все-таки отдельно стоящими пилонами, то тут они окончательно слились с плоскостью стены – так, что критик даже теряется, как их называть – «пилонами» или «простенками»?^[92]

Планы 1-го и 2-го этажей. Разрез

П. Беренс. Здание Германского посольства. 1912

➧Эта редукция ордера идет весь ХХ век: колоннада воссоединяется со стеной, привычная тектоника тает, объемность и соподчиненность частей уходят, ордер геометризуется. Приметы этого процесса есть в каждой волне неоклассики. Колонны прилипают к стене (здание Германского посольства, 1912), вытягиваются на всю высоту (Дом военморов, 1941), истончаются (Невский райсовет, 1939), теряют базы и капители (универмаг «Фрунзенский», 1938), заключаются в раму (Большой дом на Литейном, 1932). При этом естественное развитие сюжета регулярно подвергается давлению сверху: так, колонны пожарного техникума на Московском проспекте (1938) поменяли сечение на квадратное, потому что не понравились первому секретарю Московского райкома партии Георгию Бадаеву: «длинные, высокие колонны… производили впечатление свешивающихся макарон»^[93].

➧Изменение облика телецентра происходит также в результате окрика сверху, только раздавшегося уже на всю страну. При всей исторической закономерности оно не отражает новых конструктивных возможностей и не является ответом на новые функциональные потребности, а, наоборот, создает новые иллюзии и новые проблемы. Тщательно пестуемая Сперанским монолитность на самом деле декоративна: дом не из железобетона, как можно подумать, а из штучного кирпича. Учитывая высокие требования по звукоизоляции, это повлекло за собой большие сложности в строительстве. Каждая студия имеет тут собственную кирпичную стену, а с такой же стеной соседней студии ее (для лучшей акустики) разделяет разрыв в 10 см. То есть стен в здании очень много, а каждой требовался еще и отдельный фундамент, в итоге строили здание 2,5 года.

➧«Основная сложность, с которой столкнулись архитекторы, – пишут авторы книги о Сперанском, – заключалась в необходимости учитывать специфические (в частности, акустические) требования»^[94], – звучит так, как будто бы это не техническое задание, которое надо выполнить, а некая дополнительная проблема, неожиданно выросшая на пути привычного возведения классических ансамблей. Действительно, план производственного здания выглядит как гость из прошлого: идеально симметричный, с вереницей одинаковых кабинетов и залами студий, одно слово – «дворец телевидения»! Конечно, такая планировка может быть расценена как ответ архитектора на те же задачи звукоизоляции: собрав студии и аппаратные в центре, Сперанский по всему периметру окружил их кабинетами, что вместе с коридорами составило еще один рубеж звукоизоляции от внешнего мира (эта же схема ляжет в основу и московского телецентра). Но и это решение оказалось проблематичным в реализации: когда возвели внешние стены, оказалось, что к внутренним кран не может дотянуться. Поэтому на первой стадии строительства использовали три крана, на второй – два, а потом и вовсе один. Строитель строго написал, что следовало бы «найти такую конфигурацию здания, которая бы оказалась более удобной как при возведении самой коробки, так и при отделке помещений, куда в нынешних условиях чрезвычайно затруднена была подача материалов»^[95].

➧Но еще более серьезный конфликт обнаружился между архитектором и заказчиком – и когда телевизионщикам дали возможность оценить свое новое здание, они не смогли сдержать гнева. Правда, часть претензий заставляет предположить, что техзадание все время менялось: в построенном здании не хватало репетиционных залов и просмотровых, столовая вмещала всего 75 человек (при 1000 сотрудников), в студиях не было подъемно-опускных и поворотных участков, а рассеянный свет в залах не давал возможности читать по бумажке. Но даже отсутствие павильона для киносъемок телевизионщики объясняют злой волей архитекторов: «Его не предусмотрели проектировщики»^[96]. Планировочные просчеты действительно очевидны: не удалось сомкнуть коридоры третьего этажа, поэтому чтобы попасть с одной половины здания на другую, приходилось пробегать 250 м, а на все здание имелся лишь один пассажирский лифт – «да и тот был устроен по нашему настоянию лишь в процессе строительства!»^[97] Припомнили авторам и такую мелочь, как отсутствие решетки в тамбуре: гости с грязными ногами оказываются сразу на белом мраморе вестибюля.

Коридор и холл для гостей

Лестница в буфет

➧Конечно, это был один из первых в стране телецентров и опыта еще просто не было. Что видно и по тому, какими дедовскими методами сооружается все это суперсовременное производство. Так, полы над потолками дикторских студий укладывали на пружинах, а сам пирог пола состоял из 9 слоев и составил 54 см. Стены покрыла перфорированная фанера, но в некоторых помещениях из-за пожарных требований от нее пришлось отказаться, хотели заменить асбестоцементными досками, но те крошились. Тогда местные рационализаторы предложили взять оцинкованную жесть и подклеивать ее с тыльной стороны цветной бязью… Практически телевизор «КВН» на кружевной салфеточке, перед которым еще приходилось ставить увеличительную линзу, наполненную глицерином.

В. Васильковский.

Эскиз оформления буфета

➧И хотя за счет новейшего оборудования производственные зоны телецентра смотрелись современно, общественные интерьеры выглядели как в районном доме культуры: что актовый зал, что столовая, что буфет. Удачи же были буквально единичными: круглая колонна, украшенная флорентийской мозаикой в артистическом фойе, лестница, ведущая в буфет, вестибюль со стеной из стеклоблоков, прорезанной окошечком бюро пропусков. Именно у него мнется герой фильма «Личная жизнь Кузяева Валентина» (1968), а попав внутрь, неожиданно разоблачает двойственность советского телевидения: его декларируемую искренность и фальшивость казенного оптимизма.

Кадр из фильма «Личная жизнь Кузяева Валентина». 1968

➧Интересно, что на запись передачи «Если не секрет» персонаж Виктора Ильичёва проникает, прошмыгнув под турникетом, – что сегодня, когда телецентр отгородился от мира мощным забором, уже и представить себе невозможно. А вот песенка, которую в фильме поет Мария Пахоменко, оказалась пророческой: «Хочешь на Луну? – Да. Хочешь миллион? – Нет!»

Именно на ленинградском ТВ в 1960 году появилась первая телеигра «Один за всех, и все – за одного», предшественница всех будущих телеигр. Впрочем, «Поле чудес» и «Кто хочет стать миллионером» – это все же продукты уже Останкинского комбината.