Анна Блейк
Ее тысяча лиц. Четвертое расследование Акселя Грина

Я хочу просто узнать, что с Акселем.

4 сентября, суббота

Я набралась смелости и подошла к руководителю базы. Раньше я видела его только один раз. Мощный мужик. На удивление молодой и привлекательный, но мощный, даже пугающий. Напросилась на прием и спросила, жив ли Аксель. Так и спросила. Стояла, краснея и бледнея под его холодным взглядом, понимая, что нарушила все мыслимые и немыслимые уставы. Он усадил меня на стул напротив своего стола, подал стакан воды, сел рядом. Думала, умру от страха, но что-то в нем меня успокоило. Он явно не собирался вопить на тему «это засекречено» или «а что вас связывает с моим офицером».

Он просто ждал, пока меня перестанет колотить. Молчал. И был рядом, делясь со мной своей силой. Насколько это было возможно.

– Что с Акселем? – повторила я, когда сердце успокоилось.

– У меня нет однозначно негативной информации, – пространно заметил собеседник.

– То есть, он жив.

– То есть, мне нечего вам сказать.

– Не спросите, кто я ему?

Неожиданно на губах мужчины блеснула улыбка. Я подумала о том, что он не похож на машину для планирования и реализации убийств. Ему было чуть за тридцать, наверное. Или выглядел хорошо. Но от него исходила мощная и насыщенная мужская энергетика. Каждый солдат, офицер, каждый сотрудник базы для него был все равно что ребенок. И Аксель тоже. Мне почему-то хотелось так думать и в это верить. Мне и сейчас хочется в это верить, потому что он успокоил меня. Помог собраться с мыслями настолько, что я снова села за дневник, на который в этом месте не остается сил.

Не думала, что просто фиксация событий и эмоций – это такой трудоемкий процесс. Оказывается, когда ты истощен, это сложно. Поэтому я не писала. Почти все это время не писала.

Руководитель базы на мой вопрос не ответил. Подарил мне улыбку, надежду и выпроводил вон.

Еще один день.

Еще один день, который показал мне непреложную истину: кажется, я влюблена. Нет.

Не кажется.

Мне двадцать девять.

У меня диссертация по травме привязанности. Я работаю на работе мечты. Меня приглашают возглавить клинику во Франции. И мне совершенно плевать на себя, на карьеру, на будущее, если в нем не будет одного девятнадцатилетнего парня.

И знаете, что?

Вот и я не знаю. Надо спать. Завтра неожиданно поставили пациентов.

5 сентября, воскресенье

Господи.

Спасибо.

Спасибо, спасибо, спасибо, спасибо, спасибо, спасибо, спасибо, спасибо, спасибо, спасибо, спасибо, господи.

Он жив.

Он здесь.

Я завтра все опишу. Наверное. С-П-А-С-И-Б-О.

6 сентября, понедельник

Хм. Если честно, я сижу перед дневником уже чертовых пятнадцать минут и не знаю, с чего начать. И стоит ли вообще доверять бумаге то, что я пережила. То, что мы пережили. Он вернулся вчера к вечеру. Усталый, слегка похудевший, загорелый. Вернулся, сбросил вещи, доложил и пошел ко мне. До ужина, до ванны, до чертового медпункта, куда его направляли согласно протоколу. Он нашел меня на рабочем месте – я заполняла бумаги. Просто вошел в кабинет, плотно закрыл за собой дверь и замер. Я не сразу поняла, что происходит, но когда наши взгляды встретились, просто забыла о том, как дышать.

Я забыла про все. Я смотрела на его такое любимое лицо, которое я каждый день призывала во снах. И, кажется… да не кажется, я точно заплакала. Потому что Аксель сорвался с места, упал на колени перед моим креслом, развернув его к себе, и, протянув руки, заключил меня в объятия. Я целовала его волосы, которые почему-то пахли дымом, дрожала, не могла говорить и плакала навзрыд. Шептала ему что-то о том, что переживала, что страшно переживала за него, что не могла толком спросить, но надеялась. Надеялась и надеялась. А потом он меня поцеловал, заглушив этот поток никому не нужных эмоций.

Это был соленый и горький, терпкий, волнующий и сводящий с ума поцелуй. Он целовал, не спрашивая разрешения, не осторожничая, как будто переступил какую-то черту. Когда он оторвался от моих губ, чтобы посмотреть в глаза, улыбнулся, собираясь что-то сказать, я прошептала ему слова, которые не говорила никому и никогда. Я всегда считала, что женщине не пристало делиться своими желаниями, особенно, в такой ситуации.

Но этот парень разбудил другую Анну.

И эта мерзавка наклонилась к его губам, демонстрируя вырез платья и приглушенным, хриплым шепотом заявила, что хочет его. До безумия. Что не понимает, как жила все это время без него.

Надо было видеть выражение его лица. Кровь бросилась ему в лицо. Он что-то прошептал, но я не слышала из-за грохота собственного сердца. Мы снова поцеловались. Жарко, неистово. Он позволил себе чуть больше, расстегнув халат и запустив горячие, вздрагивающие от нетерпения пальцы под рубашку.

Я думала, умру, когда он коснулся моей кожи. Это было так ново, так необыкновенно.

А потом все закончилось. Тяжело дыша, побледневший, он отстранился. Извинился. Сказал, что хочет не так. Черт возьми, он прав. Но я вскочила вслед за ним и подобно девчонке бросилась ему на шею. Он слегка покачнулся и только тут я поняла, насколько он на самом деле устал. А потом заметила под рубашкой выпуклость на правом плече. Он поморщился и отступил было, протестуя, но я заставила его сесть и распахнула рубашку.

– Всего лишь царапина.

Я закусила губу. И отвела его в полевой госпиталь на перевязку. Я не стала даже поправлять волосы. Мне было все равно. Плевать. Мне хотелось кричать о том, что он вернулся. Я ждала, пока его перевяжут, а Аксель посматривал на меня поверх медсестры. Его глаза сверкали, как сапфиры. Что-то происходило в его голове. Я не могла определить, что именно, и это заводило еще больше.

Глава 7

Настоящее. Аксель

Управление полицией Треверберга

Если бы ему кто-нибудь намекнул, что Анна Перо лишится не только жизни, но и лица, он бы покрутил пальцем у виска, поднял бы говорящего на смех. Анна была воплощением жизни. По меньшей мере, та Анна, какой он ее запомнил. Та женщина, которая открыла для него мир чувственных удовольствий и, что, наверное, важнее, мир любви. Она подарила ему свои чувства тогда, когда он больше всего нуждался в них.

Он не ощущал разницы в возрасте, не ощущал, что их роман в любой момент может оборваться. Он может погибнуть. Перо может уехать. Ему было плевать. В девятнадцать лет Грин чувствовал себя бессмертным и фактически был им. Через раз выходя с задания с простреленной конечностью, он все время плясал на том самом волоске, который отделял его от смерти. И смеялся над своей судьбой. И даже последующее расставание с Анной, возвращение в Треверберг и погружение в новую и незнакомую для него гражданскую жизнь отвергнутого сына, стажера и студента, не повлияло на Грина так, как события последних лет.

Сначала Энн. Потом смерть Анны.

Образы двух женщин, которых он впустил в свое сердце, сплавились в пульсирующий комок, который жег грудь, уничтожая остатки чувств. К обеим.

Стоя у огромной белой доски и пожирая взглядом последний портрет Анны Перо, Грин думал. Анна почти не изменилась. Прошло почти пятнадцать лет, а она не изменилась. Чуть больше морщинок в уголках глаз. Чуть трагичнее изгиб губ. Она следила за собой, маниакально ухаживая за кожей лица и тела, изнуряя себя тренировками, уделяя массу времени питанию и витаминам. Может, благодаря этому даже тогда, на базе, она выглядела молоденькой девчонкой. С портрета на него смотрела молодая женщина.

Которой исполнилось сорок пять.

И она выглядела так, как будто приехала в Треверберг за Нобелевской премией. И никак не меньше. Лорел еще не прислала ему расшифровку интервью, которое дала ей Перо. Ей нужно было время, чтобы подготовить статью. Просить придержать материал детектив не стал, но потребовал, чтобы она предоставила текст ему до публикации. Просто потому, что все, сказанное Анной, имело значение.

Для него всегда имело значение то, что она говорила.

В дверь постучали. Грин глянул через плечо и встретился взглядом с черными глазами молодой девушки. Она заглянула в кабинет, смущаясь, но не теряя лица.

– Офицер Розенберг, – отозвался Карлин. – Входите, входите. Это детектив Аксель Грин. Детектив, это Адарель Розенберг, моя ученица.

– Добро пожаловать в следственную группу, Розенберг, – отозвался Грин и вернулся к созерцанию портрета. – Что думаете?

– Доброе утро. Детектив. Доктор.

Аксель услышал, как она закрывает за собой дверь и проходит по кабинету. До него донесся тонкий цветочный аромат духов.

Он не любил цветочные запахи. Они создавали иллюзию невинности и чистоты.

Ада опустилась на один из стульев, достала папки с бумагами и блокнот с остро заточенным карандашом. Аксель вернулся за свое место, опустился в кресло и наклонился вперед, уперев локти в столешницу.

– Ты хочешь начать обсуждение или дождемся коллег? – спросил Марк.

Интересно, он осознанно или бессознательно защищает ученицу от Грина? Аксель посмотрел на часы. И в это мгновение в дверь снова постучали. Кор и Тресс заняли свои места. Артур поставил перед коллегами чашки с кофе, Кор раздал всем копии предварительных отчетов о вскрытии. Грин молча кивнул, принимая и то, и другое и поспешно открыл документ. Открыл раньше, чем сделал глоток кофе. Но вместо того, чтобы прочесть бумагу, поднял глаза и встретился с карим взглядом Марка Карлина. Профайлер выглядел озабоченным, и Аксель медленно опустил папку на стол. Взял стаканчик с кофе.

– Дэниель Кор – руководитель отдела судебной экспертизы. Артур Тресс – руководитель отдела криминалистической экспертизы. Кстати, с повышением. Адарель Розенберг – ученица Карлина. Теперь, когда с формальностями закончено, – продолжил он, не дожидаясь, пока все друг на друга посмотрят и кивнут, при этом на Кора Адарель не смотрела, – предлагаю не терять время и начать работу. Приказ о включении вас в группу будет подписан сегодня. Доктор Кор, благодарю вас за то, что пришли. Обычно ваша братия не вылезает из морга и с мест преступления.

– Каждый нуждается в разнообразии, – старательно отводя глаза от стажерки, сказал судмедэксперт и улыбнулся. – К тому же, ситуация занимательна.

Грина эта холодная война взглядов раздражала, но поднимать вопрос о том, почему между очередной стажеркой и матерым сотрудником управления, который старше ее в два раза, пробежала кошка, он не собирался. Все его мысли, силы, намерения, все его устремления сейчас медленно и неотвратимо связывались с расследованием, пробуждая того самого Грина, которого так высоко ценило руководство. Если чужие ссоры начнут влиять на работу, он вмешается.

– Ну, порадуй нас, Дэн, – ухмыльнулся Тресс, делая большой глоток кофе. – Что ты раскопал?

– А вы просветили дом люминолом? – задал встречный вопрос Кор. – Нашли пятна крови?

– Нет, – покачал головой Артур с некоторым сожалением. – Сегодня. Скорее всего, к вечеру. Наши там еще работают. Дом огромный. Почти полная копия того, где вы нашли первые жертвы Инквизитора.

Карлин поднял на него задумчивый взгляд.

– Опять особняк, опять старая половина, опять инсталляция, – сказал он.

– Инсталляция, да не та, – с мягкой улыбкой возразил криминалист. – Да и ремонт в доме другой. Современный. Судя по тому, что я видел, свеженький, не больше года. И здесь никто не жил. Дом сдавался для фотосессий, иногда его арендовали крупные политики и деятели искусства, когда приезжали в город.

– Откуда такие познания? – удивился Аксель. – Следишь за недвижимостью?

Тресс пожал плечами.

– Там на входе буклет, – сообщил он с таким видом, будто вынужден в десятый раз объяснять, почему небо голубое, а снежинки разные. – С условиями аренды, контактами и историей особняка. Он сейчас в вещдоках. Принести?

– Конечно. Доктор Кор, что скажете?

Судмедэксперт без улыбки посмотрел на детектива. В отчет заглядывать он не стал. Даже папку не открыл.

– Женщина, 40-45 лет, белая, волосы светлые, глаза голубые. Причина смерти – асфиксия. Предположительно он задушил ее подушкой или чем-то похожим, так как на лице нет повреждений. Тело жертвы тщательно вымыто с использованием геля для душа с оливковым маслом. На ней нет волокон, жировых выделений, нет посторонней ДНК. Она девственно чиста. Следов насилия нет, при этом у жертвы в последние сутки предположительно был половой акт, после которого она не принимала душ. Скажу точно после детального смотра. На волосы нанесен фиксирующий лак. Кожа лица обработана с помощью тоника. Лицо срезано неумело с врачебной точки зрения, но поразительно умело с точки зрения обывателя. Скорее всего, он тренировался, но он точно не врач. Здесь есть важный момент. Кровь. В теле мало крови, меньше, чем должно быть. И лицо тоже обескровлено, кожа чистая. Конечно, он ее вымыл. Но куда делась кровь?

– Опять кровь, – пробормотал Карлин, отворачиваясь от судмедэксперта.

Грин же думал о другом.

С кем Анна могла быть близка за сутки до смерти? То есть, сразу после интервью. Черт, придется вызывать Лорел на допрос. Или побеседовать с ней неофициально? Вряд ли журналистка обрадуется подобному вниманию со стороны полиции.

– Кровь, – эхом повторил Кор, смотря на Грина. – Что вам удалось узнать?

– Нам удалось предварительно установить личность жертвы, – заговорил Аксель. – Это необходимо подтвердить. По данным, которые у меня есть, жертва – Анна Перо. Психотерапевт из Франции. Предположительно приехала в город с целью посещения профильной конференции и открытия филиала своей ассоциации, – он указал на портрет. – Если это действительно Анна, ей сорок пять.

– Всем бы выглядеть так в сорок пять, – впервые за все время планерки подала голос Адарель. – За один только внешний вид ее могли убить. Те, кому не так повезло. В сорок пять выглядеть на двадцать пять надо уметь. А на портрете безукоризненная, безупречная женщина. За это ненавидят.

– Настолько, чтобы отрезать лицо? – спросил Карлин, опережая вопрос Грина.

Кор внимательно смотрел на Адарель. Прямым, несгибаемым, немного потерянным взглядом человека, которому очень много хочется произнести вслух, но по какой-то причине он не может.

– Да, – почти с вызовом ответила ученица, почему-то смотря на Грина. – Конечно. Вы не понимаете значение внешности. Женская красота возведена в культ. А зависть – одно из самых сильных чувств, когда-либо доступных человеку.

– Значит, вам и поручим выяснить, с кем общалась Анна Перо в Треверберге, – вступил Грин. – Определите ее круг общения. Узкий и широкий, связи. Кем мог быть тот таинственный незнакомец, с которым она провела ночь перед смертью. Артур, мне нужны данные от криминалистов. Пальчики, улики. Все. Сколько вам нужно времени? Доктор Кор, от вас прошу одно – анализ ДНК. Я уверен, что личность установлена, но одной уверенности мало, нужны подтверждения. Я допрошу человека, который общался с ней накануне смерти. Нам нужна ее полная биография и поминутный план последних суток.

– Еще токсикология нужна, – мрачно отозвался Кор. – Не успели.

– Артур, буклет, – кивнув Дэниелю, продолжил Грин.

Он хотел сказать что-то, еще, но не успел: рабочий телефон неожиданно заорал. В кабинете Грина повисла мертвая тишина. Аксель медленно взял трубку, опустив взгляд на отчет о вскрытии Анны Перо.

– Грин, слушаю.

– Проходная на проводе, Лив Люнне.

– Что случилось?

– К вам тут господин Арнольд. Говорит, срочно, по делу, которое вы сейчас расследуете.

– Господин Арнольд? Кто это?

В трубке послышались приглушенные голоса, а потом офицер Линне глубоко вздохнула.

– Говорит, он владелец того самого дома.

Аксель бросил взгляд на Тресса.

– Пригласи мистера Арнольда во вторую допросную, она посвежее. Я подойду через пару минут, – он положил трубку. – Артур. А владелец дома случаем не Арнольд?

– Тот самый аристократ, который хотел купить особняк и обнаружил нашу сожженную ведьму? – с пониманием отозвался криминалист.

– Кажется.

– Проверю. Вторая допросная, если что?

– Да. Коллеги, планерка закончена, занимайтесь своими делами. Звоните, если понадоблюсь. Но лучше приходите с конкретными результатами.

Все, кроме Марка ушли. Карлин всегда оставался. У него был свой кабинет, но профайлер во время расследования старался держаться рядом с Грином. Особенно, если чувствовал, что что-то не так. С детективом. Или с делом. Или вообще. Они помолчали минуту. Посмотрели друг на друга. Марк несмело улыбнулся, но Аксель остался серьезен. Он настраивался на диалог с мистером Арнольдом.

– Что тебя с ней связывало? – напрямую спросил Карлин.

Аксель разозлился.

– Ты ведь не отстанешь?

– Я вижу, что с тобой что-то не так и хочу помочь.

– Знаешь, что со мной не так? – взорвался Грин. – Мирдол пришла в себя.

– Я это знаю, – осторожно начал Карлин.

– Но ты не знаешь главного. Баррон заявила, что у нее расщепление личности. Как это по-научному? Диссациативное расстройство идентичности. И знаешь, в чем ирония судьбы? Якобы личность Эдолы скрылась. Умерла, пропала, затаилась. А вот личность мифической Энн Лирна жива и вполне себе соображает. Знаешь, что она сказала мне? – голос детектива опустился до свистящего шепота.

Обескураженный Карлин попытался вставить слово, но детектив не позволив, резко подняв руку ладонью к нему.

– Она сказала, что любит меня. И что она не убийца. И что всю жизнь страдала от провалов в памяти. Как чертов Билли Миллаган.

– Прости, – чуть слышно пробормотал Марк. – Я не знал.

Аксель посмотрел ему в глаза, одновременно чувствуя облегчение и стыд. Он не хотел лгать другу. Но понимал, что не имеет права рассказывать о своей связи с Анной до последнего. Даже Карлину.

Взяв со спинки стула пиджак, он надел его, расправил складки, поправил манжеты и воротник рубашки и глянул на себя в зеркало. Чертов щеголь. Эта стрижка придавала ему слишком статный вид. Слишком аристократичный, хотя Грин считал себя человеком, максимально отдаленным от всего, что связано с высшим светом. Он взбил пальцами челку, добавляя волосам неряшливости, удовлетворенно кивнул и вышел из кабинета, не смотря на Карлина.

Прошлое. Анна

12 сентября, суббота

Ранение оказалось серьезнее, чем Аксель был готов признать. Ему сделали операцию, заново вычистив рану, все заштопали и отправили на больничный на две недели. От предложения уехать домой на это время парень отказался, не объяснив причин. Руководство настаивать не стало. А я получила самую романтичную неделю из возможных. Он встречал меня с работы, прячась в тенях. Приносил сувениры, цветы и конфеты. Провожал домой, тщательно следя за режимом. Мы целовались, как подростки, а я с каждым днем все глубже и глубже погружалась в него, теряя опору. Мое тело сходило с ума, моля о большем, но парень не спешил.

Сегодня я узнала, почему он оттягивал этот момент, как мог.

Я обескуражена.

И даже не уверена, что имею право открыть эти мысли бумаге. Но с живым человеком я такое точно обсудить не смогу. В книгах, фильмах и легендах воспета ценность женской невинности. Она возведена в абсолют, ее потеря табуирована. В то время, как первый раз для мужчины – особенный. Точно также, как и для женщины. Неудача может его сломать, перечеркнуть всю сексуальную жизнь, заставить снова и снова ходить по кругу унижения, теряясь в самом себе и неподходящих женщинах. И что такое – стать подходящей женщиной? Что такое – получить такой уровень доверия? Ведь мужчина тоже доверяет женщине себя. Ведь секс – это не потребление. Если он по любви.

Поразило меня другое. Не его волнение, которое он быстро и безжалостно задушил в себе. А то, каким он показался мне… открытым? Как будто впервые перестал держать лицо. Как будто впервые позволил себе расслабиться. Позволил мне рассмотреть себя настоящего. Или не настоящего, кто ж его разберет. Но мне хочется думать, что именно в эти минуты, погружаясь в меня, воспламеняясь от меня и сводя с ума нас обоих, он был самим собой.

Мне хочется думать, что я его не разочаровала. По-настоящему. Всем известно, что то, что мужчина говорит во время секса и сразу после – ерунда. Но мне так хочется думать, что для него это как минимум так же важно, как и для меня.

Потому что я поняла одно. Мы с ним спаяны. Не просто переплетены, а спаяны. Сложены идеально. Душой и телом. Как будто кто-то подгонял размеры, изгибы, вылепливая наши тела. Рядом с ним я совсем маленькая и хрупкая, а он будто становится взрослее и сильнее, еще мужественнее и жестче. В нем дремлет звериная натура. И я обязательно ее разбужу. Я хочу почувствовать, как он слетит с катушек от страсти. Хочу свести его с ума.

Потому что именно в этом жизнь. Настоящая. Безжалостная. Но прекрасная, наполненная болью, жаждой, отчаянием, светом, мглой, страданием, победами жизнь.

13 сентября, воскресенье

Во второй раз он уже более раскрепощен. В нем нет ни капли сладости. Он не пытается меня завоевать дешевыми способами. Постепенно он раскрывается, проявляет свое истинное нутро. Сегодня мы гуляли по базе. Я поздоровалась с начальником, перекинулась с ним парой фраз. Кажется, легко флиртовала. Так Аксель буквально втолкнул меня в комнату, закрыл за нами дверь и прижал меня к стене. Ох, пишу – и мурашки по коже. Так это было сладко. Так это было волнующе! К сожалению, после нескольких минут властного поцелуя он отступил. И ушел бы, если бы я не утянула нас в постель.

Самообладание у этого парня чудовищное. Не понимаю, за счет чего он его сохраняет. Такой молодой.

Он меня воспламеняет. Пробуждает во мне не только страсть, но и азарт. Как будто я всю жизнь ждала именно такого мужчину. Холодного и отчужденного снаружи, но трепетного и сломленного внутри. Что значит «как будто»? Я точно ждала такого. Искала такого.

Чем глубже бездна, тем интереснее.

А он поистине бездонен.