Анна Блейк
Ее тысяча лиц. Четвертое расследование Акселя Грина
Аксель поднял на нее сейчас прозрачные глаза.
– И это лишь доказывает мои слова. Мы не знаем, кто она на самом деле. И даже если вы правы, и эта личность – Энн – ничего не помнит, это не значит, что она не виновна. И, тем более, не значит, что невиновен я. Я любил расколотое сознание. Любовь ли это вообще?
– «Любовь», как и «норма», и «справедливость» – понятие исключительно индивидуальное. Станет ли вам легче, если мы переназовем вашу любовь в зависимость? Думаю, что нет.
Грин понимающе кивнул и медленно встал.
– Я буду здесь, – мягче сказала Аурелия. – И она тоже. Вы пока не осознаете, детектив, но, помогая Энн, вы помогаете в первую очередь самому себе.
Прошлое. Анна
31 мая 1987 года, воскресенье
Не знаю, с чего начать. Обычно у меня нет проблем с тем, чтобы выражать свои мысли, но сейчас кажется, как будто в моем теле поселился кто-то другой. И этот другой навязывает свои чувства и эмоции. Как будто я не управляю собой. Как будто я стала другой. И вообще, где тут я?
Я сижу за столом в своей комнате. Почти полночь. Вся база уже спит, только ребята на посту переговариваются между собой. Одна из башен охраны недалеко, я слышу их шепот. У меня вообще хороший слух. Слышу, но не понимаю, потому что мысли заняты совсем другим.
Сегодня случилось непоправимое.
Та отсечка, после которой нет пути назад, после которой ты отчаянно рвешься вперед – всем сердцем, всем нутром. Когда тело тебя предает. Когда мысли тебя предают. До этой отсечки у тебя еще был шанс не наломать дров, сделать вид, что все эти милые прогулки, все это просто игра. Ты не можешь влюбиться в юношу, который младше тебя на десять лет. Не можешь влюбиться в солдата, который в любой момент может погибнуть. Не можешь отдать свое сердце тому, кто вечно будет вынужден скрывать правду о том, где он и с кем он, потому что секретность – основа его безопасности и будущего. Ты не можешь ничего чувствовать, потому что ты приехала сюда всего на год. Работать, получать опыт. Ты поехала сюда, чтобы отрешиться от собственных проблем, забыть про череду неудачных отношений, сосредоточиться на работе.
Приехала – и сразу же вляпалась сама в себя.
Сколько бы лет терапии ни было за спиной, ты все равно женщина, Анна Перо. Да какая женщина. Ты долбанная девчонка, которая не может справиться с гормонами.
Или он – не человек.
Потому что не может парень в девятнадцать быть таким. Я вспоминаю однокурсников, пациентов, друзей. В девятнадцать они совсем другие! В них нет никакой серьезности, они все как один ищут себя, думают про будущее, развлекаются. Никто из них не понимает, что такое ответственность. Никто из них не понимает, что такое рисковать жизнью. Никто из них не пошел в армию в шестнадцать, чтобы взять на себя все материальные проблемы приемной матери.
Пишу и по щекам катятся слезы. Слезы счастья? Или это печаль?
Он меня поцеловал. Или я сама набросилась на него?
Он встретил меня после рабочего дня с букетиком цветов. Я понятия не имею, откуда здесь он их взял. Это невозможно. Я так растерялась, что не сразу сообразила принять драгоценный подарок. Маленький аккуратный букетик, никакого веника. Взяла его под руку, позволила себя увести в дальний конец базы. Там тоже стояло несколько скамеек, днем здесь курили, пили кофе, отдыхали между занятиями и в обед. Вечерами обычно было малолюдно. Это не то место, где люди устраивали личную жизнь. Ради встреч со мной Аксель жертвовал личным временем, отказывался от сна.
Мы опустились на одну из лавочек, он достал термос с крепким сладким чаем из рюкзака. Молча налил мне, потом себе и откинулся на спинку скамейки, глядя в стремительно темнеющее небо. Здесь вообще быстро темнело. Значительно быстрее, чем дома.
Я пригубила чай. Потом поднесла цветы к лицу, вдыхая их аромат. Аккуратно положила рядом. И было так спокойно. Мы пили чай, обменивались редкими фразами и, кажется, отдыхали. Стало совсем темно, полянку кое-как освещали окна ближайшего здания. Я почувствовала, как Аксель прикоснулся к моему плечу.
Я должна была встать и уйти. Но вместо этого я поставила чашку рядом с собой, повернулась к нему и попыталась посмотреть в глаза. Было темно. Но я видела каждую черточку его такого молодого и такого красивого лица. Он не убрал руки. Напротив, повел ее выше. Коснулся щеки. Я положила ладонь к сверху, одновременно прижимая его к себе и не позволяя двигаться. Тогда он поднял вторую руку и коснулся большим пальцем губ. Я прикрыла глаза. Все внутри бушевало, сопротивлялось и одновременно молило о том, чтобы он переступил эту грань. Зачем? Почему?
И он переступил.
Меня прострелило с головы до ног такой мощной волной возбуждения и наслаждения, которой я не испытывала никогда. Я сама потянулась к нему, села ему на бедра, перекинув ногу. Кажется, он усмехнулся. Не знаю. Я чувствовала его частое обжигающее дыхание, ощущала, насколько он возбужден, но сама была возбуждена не меньше. Его руки на моей талии и спине, потом в волосах, его губы, сначала, кажется, несмелые, а потом требовательные, порывистые…
Не знаю, сколько мы целовались.
Потом я с трудом оторвалась от него. Взяла букет и просто ушла.
Я просто ушла!
А что я могла сказать? Мои губы до сих пор ноют и молят о продолжении. Живот тянет так, как будто в него вцепились клещами. Даже грудь болит.
Этот парень сводит меня с ума.
Мамочка, прости. Кажется, я сделаю самую большую глупость в жизни.
Глава 5
Настоящее. Аксель
Ночной клуб «Черная дыра»
К «Черной дыре» Аксель подъехал в состоянии мрачной меланхолии, которая бережно обернула его душу ледяным коконом и успокоила чувства. Грин запретил себе анализировать происходящее, выкинул образ Энн из головы, убедил себя, что – вопреки всему – он был готов к этой встрече. А это значит, она не отразится на его продуктивности. А там, где пошатнулись основы, есть прекрасный клей. Заменитель. Суррогат.
Любимый клуб Карлина за минувшие месяцы почти не изменился. Менялись только хостесс, но детектива пропустили без лишних слов. Одного взгляда ему в лицо хватило, чтобы понять: посетитель не в настроении. Аксель добрался до барной стойки, легко маневрируя среди танцующих полуголых тел. Снял пиджак, в который по привычке переоделся у мотоцикла, и небрежным жестом бросил его на спинку барного стула. Заказал минералку с лимоном и, сделав несколько глотков, глубоко и тяжело задумался. Перед глазами снова встало место преступления, он постепенно начал чувствовать вкус расследования, это особенное состояние, когда все, что имеет значение – это улики, наблюдение, несостыковки.
Встреча с Энн и последующий разговор с Аурелией послужили пощечиной, напомнив о том, что он вообще такой. Он следователь. Детектив. Все остальное потом. Тогда, когда убийца будет пойман.
Прохладная изящная рука журналистки Лорел Эмери легла на его плечо знакомым жестом. Аксель улыбнулся и посмотрел на нее. Для встречи с ним Лорел выбрала черный джинсовый комбинезон, под который надела белую рубашку. Воротник распахнут, тонкая шея открыта, на ней блестит цепочка. Платиновые волосы собраны в высокий хвост, на лице неброский макияж.
– Привет, красавчик.
Она убрала руку, наклонилась к нему и целомудренно поцеловала в щеку.
– Зачем звала? – приветливо спросил он, играя трубочкой в бокале.
– Сразу к делу? Ты сегодня скучный. – Она принюхалась. – Минералка? Боги, Грин, что с тобой?
Он неопределенно пожал плечами, а она резко обернулась к бармену.
– Мне лонг-айленд. И не жалей виски, а то знаю я вас. И побольше льда!
Покрытый татуировками парень кивнул и принялся готовить коктейль, умело орудуя с шейкером и бутылками. Лорел села рядом с Грином. Это был не тот клуб, где они познакомились в прошлом году, но детектива окутало жгучее ощущение дежавю.
Они молчали. Когда девушке принесли коктейль, она сделала несколько крупных глотков, запрокинула голову, демонстрируя детективу безупречную шею. Проглотила. Рассмеялась. На ее лице вспыхнул румянец, а поразительные идеально подчеркнутые косметикой глаза недвусмысленно вспыхнули. Вожделение. Не имеющее ничего общего с сексом.
– Он правда оторвал ей лицо?
– Кто на этот раз снабжает тебя информацией, моя талантливая журналистка?
– Ты же знаешь, Акс, мои источники – это мои источники. Я ничего не скажу. Только если это не будет иметь значения для дела. А позвала я тебя не просто так. Вы же пока не установили личность убитой?
Грин допил минералку, чтобы скрыть волнение. С трудом расправил плечи, попросил бармена повторить, повернулся к собеседнице с обезоруживающей улыбкой.
– Я думал, ты спросишь о другом.
Он демонстративно откинул челку со лба. Лорел рассмеялась.
– Я, конечно, знатно охренела от этого вида, дорогой, новая прическа тебе к лицу, но сейчас меня больше интересует прекрасный труп, который вы нашли утром и к которому снова никого не пустили. Никогда не понимала, зачем столько секретов. Гласность может помочь.
– Или наоборот. Расскажешь, что тебе известно?
– Да. После второго коктейля. Эй, красавчик, – обратилась она к бармену. – Повтори. И побыстрее. Нам с детективом надо серьезно поговорить.
Через мгновение перед ними материализовались бокалы с напитками.
– Ты везунчик, Грин, – сообщила она томно, расправившись со вторым коктейлем. – Знаешь, почему?
– Хм?
– У тебя есть журналистка, которой ты небезразличен. Хорошая журналистка. Даже отличная.
– Не темни, – усмехнулся он.
– Вы скрыли тело, но не скрыли дом. Так уж вышло, что вчера я была в этом доме и разговаривала с ней. Готовила большой материал по случаю открытия недели психоанализа в Тревербергском университете.
– Ты и наука? Это что-то новенькое, – отшутился Грин, чтобы как-то скрыть, что сказанное его остро заинтересовало. Даже задело.
– Она психотерапевт, – безжалостно продолжила Лорел, вываливая на него то, что он и без того знал. – Последние десять лет изучает французский психоанализ. Лакан, Лапланш, все дела. Крупный специалист. В наших краях начала бывать примерно с 2001 года. Сначала приезжала с лекциями в университет. Потом открыла практику. Потом – филиал ассоциации. Словом, деятельная женщина. Интересно?
– Продолжай, – приглушенно ответил Грин.
Лорел запросила третий коктейль и откинула хвост за плечи, посмотрела в потолок. Потом на детектива.
– Ты мне, я тебе.
– Что ты хочешь?
Девушка неуловимым движением соскочила со стула, повернулась к нему и вцепившись в ремень джинсов, одной рукой вытащила его рубашку и скользнула под нее, касаясь напряженного пресса, а другой потянула его за талию на себя.
– Я скучала, – капризно выдохнула она ему в губы.
Аксель почувствовал аромат хорошего алкоголя, табака и ее цветочные духи. Новые духи, более зрелые и опасные. Он прикрыл глаза, чувствуя, что тело, но, что важнее, психика требует перезагрузки.
Слишком многое на него свалилось за одни сутки. А он пьет минералку. А надо бы Лонг. Качнувшись к ней, Грин требовательно прикоснулся к ее губам и тут же отстранился. Они каждый раз начинали эту игру, изводя друг друга, доводя до исступления, а потом отдавая то, что нужно другому, но только в тот момент, когда удерживаться на грани становилось невозможно. Их отношения нельзя было назвать даже романом. Просто секс на одну ночь в туалете в клубе превратился в секс на несколько ночей в более комфортных условиях. А еще они заключили пакт о ненападении. И пока оба не переходили границ.
– Это не лучшая валюта, Лорел, – прошептал он, улыбаясь.
– Другая в моей банковской системе не ценится.
Еще один короткий и жгучий поцелуй, и Аксель понял, что ему совершенно не нужен алкоголь, чтобы опьянеть. Она действовала на него лучше трех Лонгов, выпитых через трубочку. Лучше абсента.
– Посмотрю на твое поведение, – заявил он, отстраняясь и снимая ее руки с себя. Рубашку поправлять он не стал, напротив, вытащил ее, позволяя полам свободно закрыть бедра. Расстегнул вторую пуговицу и улыбнулся, заметив, как изменилось выражение ее лица.
Эмери поджала губы. Но скорее играючи.
– Жестокий человек.
– Имя?
– Ее имя доктор Анна Перо. Француженка. 45 лет. Я уже начала свое расследование. Чем жила, чем дышала, что ела на обед и с кем трахалась. Я узнаю о ней все. И расскажу тебе. Если будешь хорошо себя вести.
Протянув руку, он коснулся ее щеки, скользнул по волосам и взял ее за хвост. Лорел сделала короткий шаг к нему и замерла, а Грин рассматривал ее совершенно новым взглядом. Диким, безучастным, лишенным эмоций взглядом мужчины, который в состоянии выбирать.
– Я приглашу тебя, – пообещал он, снова прикоснувшись к ее манящим губам. – Может быть.
А потом бросил на барную стойку несколько купюр, с лихвой покрывающих их заказ, взял пиджак и вышел из бара к мотоциклу. Бережно положил пиджак в кофр, достал куртку. И уехал, не оглядываясь.
Он знал, что все сделал правильно. И убедился в этом, когда глубокой ночью в его дверь постучали. Аксель только вышел из душа и успел надеть лишь домашние мягкие штаны из светлого хлопка. Лорел же переоделась, сменив комбинезон на струящееся платье. Толкнув детектива в глубь квартиры, девушка улыбнулась, облизнув накрашенные ярко-красным губы.
– Я сама прихожу. Всегда. – Лорел закрыла дверь и потянулась к тонким бретелькам платья.
Он не возражал.
Лорел спала бесшумно, положив тонкие руки под голову и свернувшись клубочком. Она всегда прижималась к его боку спиной, будто старалась казаться меньше, впитать его силу, ощутить ее всем своим гибким и изящным телом. Он ее почти не чувствовал.
Аксель аккуратно выскользнул из-под девушки и встал у окна, расправляя затекшие после сна плечи. Потянулся. Запустил пальцы в непривычно короткие волосы и посмотрел в потолок. Лорел была опасна и полезна. Опасна потому, что могла через него вытащить информацию, которую обнародовать пока нельзя. Он вполне допускал, что рано или поздно она попытается залезть в его ноутбук или бумаги. Но пока ее женская сущность брала верх над профессиональным стремлением получить эксклюзив. А полезна потому, что делилась с ним результатами журналистских расследований. Через нее он получил доступ к бесконечной сети, о которой только мечтает полиция. У журналистов свои методы работы с аудиторией. И денег здесь больше.
Аксель не строил собственную цепочку глаз и ушей, ему это было не нужно. В работе с серийными убийцами знание улиц и отдельных личностей не всегда имеет значения, а поддерживать подобную сеть дорого и трудозатратно.
Их союз был странным, но, в конечном счете, от него она получала то, что хотела на самом деле – умопомрачительную близость. Такую же яркую и неистовую, как в первый раз.
Еще раз передернув плечами, будто разрывая путы, детектив нырнул в душ, где простоял минут пятнадцать, медленно сосредотачиваясь на предстоящем дне. Пять утра. Он уже давно просыпался в это время независимо от того, во сколько ложился. Его ждала двухчасовая тренировка. А потом планерка. Детектив рассчитывал, что минувшие часы команда не потратила зря. Теперь, получив информацию от Лорел (вместе с парой снимков и копией интервью), он мог не скрывать имени Анны.
Осталось скрыть собственные эмоции по поводу ее смерти. По поводу ее жизни. Ведь все, что их связывало, осталось в далеком прошлом, но по-прежнему жило, в сложные моменты давая ему силы и веру в самого себя и в этот мир.
Прошлое. Анна
25 июля 1987 года, суббота
Вчера мне доставили письмо из Марселя. Там открыли большой центр психологической помощи, искали молодого новатора, подающего надежды специалиста с международным опытом, публикациями. Если бы это случилось месяца два назад, наверное, я бы прыгала от радости, ответила согласием и вернулась бы во Францию сразу по истечению контракта. Но последние полтора месяца мне сложно думать о том, что когда-нибудь придется вернуться. Я сосредоточилась на том, что происходило на базе. Погрузилась в работу и в собственные чувства.
Я писала в дневник каждый день, но, перечитав, поняла, что наговорила лишнего. Выдала слишком много информации, которую нельзя вывозить за пределы базы. Это, конечно, глупо, но ничего непоправимого не произошло. Доступа в мою комнату у обычного персонала нет, а дневник я сожгла.
А вместе с ним, надеюсь, сгорели и тревоги и переживания. Акселя все нет. Он уехал на задание в начале июня. Все время до отъезда был все так же мил, приходил каждый вечер, иногда позже. Он был страшно серьезен и молчалив. Впрочем, он всегда серьезен и молчалив. С каждым мгновением я думала о нем все больше. Пару раз даже отключилась на сессии, глядя на пациента, который рассказывал о влюбленности в сотрудницу полевого госпиталя, описывал ее внешность и свои чувства, а я явственно представила тот вечер на скамейке и горячие губы Акселя.
К счастью, пациент моей мечтательности не заметил. А я в обед решила найти парня, который вскружил мне голову и обнаружила его на тренировке. Честное слово, я была в шаге от того, чтобы самой на него наброситься. Поймать в раздевалке и соблазнить тут же! Мой северный бог. Стремительный, неумолимый. Оказывается, его любимое оружие – нож. А из огнестрела – снайперская винтовка. Никогда не бы не подумала, что он – снайпер. Почему-то мне казалось, что такой мужчина должен быть на передовой. Я ошиблась. Он предпочитает выследить жертву и не оставить ей шансов. А уже если сближаться, то делать это из тени. Примерно так он поступил и со мной. Он так и не ответил на вопрос, почему подошел ко мне тогда. А я так и не рискнула спросить, что он думает по поводу того, что через полгода мне стукнет тридцать. Хотя, честное слово, это был самый важный вопрос. Может, он не знал? Он мог банально посчитать. У меня степень по психологии. Неужели он думает, что я вундеркинд, который закончил университет и защитил диссертацию в двадцать? Я обычный специалист. Может, лучше, чем другие, но обычный.
Как подростки, мы обходили важные темы стороной. Говорили обо всем, но не о чувствах. Обсуждали Ницше, работы Юнга, его конфликт с Фрейдом (и откуда только Акс все это знал?), много говорили про историю, он рассказывал про тактику выжженной земли, про понравившиеся ему книги, про то, как прекрасна ночь в этих краях и про то, что после службы хотел бы служить в полиции, потому что не понимает, как можно просто уйти на гражданку и забыть про обязательства перед обществом.
Не испорченный, прекрасный, добрый и не по возрасту холодный и рассудительный мужчина. Сейчас, когда прошло столько времени с нашей последней встречи, я отчетливо понимаю, что у меня не было ни единого шанса. Если в первое мгновение меня поразила его слишком яркая, слишком северная для этих краев внешность, то, как только мы начали общаться, меня поглотил его мир.
Его бездна.
Холодность. Боль, которую я видела в синих глазах, которую мне так хотелось утолить. Я могла все изменить. Могла помочь ему, как никто другой. Эта затаенная боль и мрак в темно-синих глазах подписали мне приговор. Возможно, мне было бы легче, если бы он что-то сказал. Что-то более личное. Или если бы он еще раз меня поцеловал. Но он не сделал ни того ни другого. Он уехал.
На рассвете девятого июня он постучал в мое окно. Я не сразу поняла, что происходит. Сонная вылезла из постели, подошла. Он стоял в полной экипировки с рюкзаком на плечах.
– Не волнуйся, – сказал. – Я скоро вернусь.
А потом послал воздушный поцелуй, оставил на подоконнике маленькую шоколадку и ушел, не оглядываясь. Уснуть я больше не смогла. И спросить ни у кого не могла, куда его направили. Обычно парни возвращались через пару недель. Короткие миссии, перегруппировки на базе. Но прошло уже полтора месяца!
Как же я волнуюсь. Не могу думать ни о чем другом. Коллега заметила, что со мной что-то не так. И сегодня я не выдержала и рассказала ей все. Честно, думала, что после такого меня просто отправят домой, разорвут контракт. Но она похлопала меня по плечу, а потом достала виски из-под стола. Мы выпили. Легче не стало. Или стало? Не знаю. Мысли путаются. Могу сказать лишь то, что пишу с трудом и сижу с трудом. На часах почти два часа ночи.
Черт возьми.
Ну что там с ним происходит?
И почему мне это так важно стало?
Глава 6
Настоящее. Марк Карлин
Управление полицией Треверберга
Если и существовала в этом мире сила, способная вытащить Марка Элирана Карлина из постели раньше времени, то это жажда. И речь не об обыкновенной жажде физиологического свойства. Речь о потребности совсем иного рода. Как только в отдел Грина падало новое дело, Марк переставал спать. Забывал уезжать домой, урывая несколько часов отключки на диване в своем обновленном кабинете.
Он давно продал тот самый дом, начисто стерев все воспоминания, перебрался в просторный пентхаус на стыке Делового и Ночного кварталов, откуда мог пешком ходить в университет и за десять минут добираться до управления. И даже в это прекрасно обставленное, но неизменно холостяцкое жилище профайлер возвращался без желания тогда, когда занимался составлением очередного психологического портрета.
Помимо расследований жизнь вдовца занимало преподавание. Марк развел бурную деятельность, как только вернулся из совместного с Грином отпуска, восстановил все контакты с ФБР и открыл при Тревербергском университете большой курс по профайлингу, который вот-вот должны были расширить до самостоятельной кафедры. Карлин лично отсматривал сотни анкет студентов и стажеров со всего света, проводил телефонные собеседования, приглашал лучших из лучших. Пол, цвет кожи, возраст и социальное положение не имели значения, доктор был готов выделить стипендию из собственных средств, которые без жены и ребенка не совсем понимал, куда тратить.
Он искал самородков.
А если дух талантливого профайлера по иронии судьбы запихали в тело сексапильной брюнетки, так замечательно же. Работать будет еще и приятно.
Хотя от романов на работе доктор зарекся и за последние пару лет в порочащих связях замечен не был. Он ни в каких связях замечен не был.
После осмотра места преступления вместе со своей ученицей Марк вернулся в управление, заперся в кабинете и занялся формированием скелета портрета, попутно поясняя Аде, чье полное имя выучивать наотрез отказывался, что и почему делает. Розенберг молчала, записывала и мотала на ус. И это не удивило. Удивило другое. Когда пробило полночь, и Карлин сидел в кресле, размышляя о том, что может заставить одного человека срезать лицо другому, ученица заявила, что домой ехать смысла нет, и отправилась в комнату для отдыха, где и уснула на диване.
То ли пыталась выслужиться, то ли настолько устала, что даже такси показалось ей плохой идеей, но Марка это почему-то тронуло. И во избежание двусмысленности ситуации, он уехал в свой пентхаус, где с наслаждением принял душ, выпил вина, почитал книгу, получил от Грина ночное сообщение «я знаю, кто жертва», ответил «а я пока не знаю, кто убийца» и под утро уснул. Проснулся он ближе к семи, не вполне понимая, кто он, где он и какой сегодня день. Но усилием воли сдернул себя с кровати, понимая, что даже два-три часа, которые он проспал, непозволительная роскошь в первые дни расследования, когда охотничий азарт затмевает разум.
К восьми Марк уже был в управлении. Невыспавшийся, но собранный и настроенный на работу. Грина он привычно нашел в кабинете. Удержавшись от плоской шутки по поводу срезанных волос, профайлер закрыл за собой дверь, уселся в кресло и посмотрел на белую стену, около которой стоял детектив, задумчиво потирая двухдневную щетину на подбородке. Чтобы Аксель не побрился? Неслыханно. Впрочем, что такое забыть побриться на фоне избавления от шевелюры, которой он не изменял все десять лет работы в полиции? Видеть Грина без привычного хвоста или рассыпанной по плечам гривы было странно. И одновременно Марк ловил себя на мысли, что так детектив выглядит более сурово и холодно.
Он как будто разом постарел. Или повзрослел? Его никогда нельзя было заподозрить в инфантильности, а силу и статус подтверждать не требовалось, как и мужественность. Да, сейчас челка все равно то и дело падала детективу на лицо, волосы были чуть длиннее, чем у рядового мужчины. Но для Грина это – невиданно.
Он выглядел очень опасным. И чужим.
Карлин понимал, что с этим делом что-то не так. Он заметил, что детектив не в себе еще на месте преступления, но лезть с расспросами было рано, и Марк отступил. Время для разговоров еще придет. Сейчас им предстояла самая неприятная и одновременно волнующая часть расследования.
Запуск в производство.
– Ну так что там с именем? – спросил Карлин вместо приветствия.
Аксель бросил на него прохладный слегка расфокусированный взгляд. Он опять смотрел внутрь себя, ища ответы там. Хотя, вернее будет сказать, формулируя вопросы там. Чтобы найти ответ, надо задать правильный вопрос, по-другому это не работает.
– Доктор Анна Перо, – детектив Грин ткнул маркером в соответствующую надпись.
Голос его слегка дрогнул. А потом Аксель повесил справа от пары фотографий с места преступления портрет ослепительно красивой зрелой блондинки. Карлин подался вперед, чтобы ее рассмотреть. Поразительные яркие голубые глаза, светлые, как пшеничные колосья, волосы, сияющие и ухоженные, крупными волнами спускаются поверх точенного лица. Она явно следила за собой. На вид ей можно было дать не больше тридцати пяти. Тщательно выверенный макияж, мраморная кожа. Фотохудожник схватил ее в состоянии строгой задумчивости. На аккуратных губах полуулыбка, в глазах искорки, как будто она сейчас рассмеется.
Очень красивая женщина.
– Откуда этот портрет?
– Журналисты, – после паузы ответил Грин. Он тоже рассматривал фотографию. – Лорел вчера брала у нее интервью, можешь себе представить?
– Совпадение в духе голивудских мелодрам.
Аксель тонко улыбнулся, повернувшись к другу.
– Я не удивлен. Эта чертовка имеет страшный талант оказываться в нужное время в нужном месте.
– Да, я уж помню, – со смехом откликнулся Марк. – И что нам это дает?
– А ты подумай. Перо – психотерапевт. Кто-то лишает ее лица. Что такое лицо в контексте психотерапии?
– Нам нужна Баррон. Это ее вотчина, не моя, – развел руками профайлер. – Могу лишь предположить. Лицо – это рабочий инструмент? Или она слишком высоко взлетела? Кому-то перешла дорогу? Может, ее убил психопат-коллега, который грезил о… что у них там важно? Премия, членство в какой-то ассоциации?
– Может и так, – с излишней поспешностью согласился Грин. – А может и нет.
Марк задумался.
– Мы должны узнать о ней все. От рождения до смерти. А когда она приехала в Треверберг?
– Начала появляться после дела Душителя, – негромко сказал Аксель.
Карлин помрачнел. Самое громкое их дело, которое навсегда раскололо его жизнь. Даже сейчас, пройдя полный курс реабилитации и переключившись на работу, Марк не вполне оправился от потрясения. Одно упоминание того расследования – и все. Сердце заколотилось, в глазах потемнело.
– Это все слишком личное, – глухо проговорил он. – Нам нужен новый взгляд. Не ты и не я. Надо позвать Аду. Пусть поучаствует в планерке, предложит свои гипотезы.
– Планерка в девять, – спокойно откликнулся Грин. – И все же, Марк, соберись.
Карлин прикрыл глаза, погрузившись в себя. Наконец провел рукой по волосам и заговорил.
– Убийство может быть связано как с ее профессией, так и с ее внешностью или с личностью. Что-то в ней стригеррило убийцу. Мне кажется, он ее знал или думал, что знает. Я думаю, он пытается показать полиции, что ее лицо, т.е. то, что общественности известно о ней – это маска. А настоящая Перо совсем другая. Она обнаженная, она скучная. Внутри она такая же как все. А лицо – ее попытка отделить себя от других. И поэтому он срезает его, отбрасывает в сторону.
– И направляет на него лампу, – продолжил мысль друга Аксель.
– Лампа, – задумчиво повторил Марк. – Картинка пока не складывается.
– Ненавижу первые часы расследования.
Аксель подошел к столу, снял трубку с телефона и набрал номер Кора. Из-за кристальной тишины на улице и в здании Марк отчетливо слышал каждое слово.
– Судмедкспертиза.
– Это Грин.
– Да, да, – протянул Кор. – Ждал, что вы позвоните. У вас дьявольский талант убеждать.
– Подниметесь к нам или нам спуститься?
– Допишу отчет и приду. Планерка в девять?
– Да. Спасибо, доктор Кор, – детектив положил трубку и взглянул на Карлина.
– Понял. Будет на планерке, предварительный отчет готов. Нам нужно будет дождаться лишь токсикологию и ДНК, чтобы подтвердить личность.
Положив трубку, Грин достал сигарету и задумчиво закурил, приоткрыв окно и уставившись в туманный просыпающийся город.
– Что с тобой? – наконец задал вопрос Марк, не вполне себе отдавая отчет, уверен ли он в том, что время для этого вопроса подходящее.
Грин вздрогнул, будто его ударили. Медленно перевел на друга пронзительно-синие глаза. Несмотря на то, что детектив выглядел отдохнувшим, от него за милю фонило напряжением. Карлин всегда ощущал его бездну, но неизменно списывал это на сложное детство в приюте, а потом армию. А сейчас подумал, что, может, есть что-то еще? В синеве глаз Грина скользнула молния. Он опустил взгляд на изящные пальцы, напряг бицепс, накачивая мышцы напряжением, а потом сбрасывая его. За последние два года он раскачался. Стал похож на машину для убийств. Длинные волосы сглаживали это впечатление. Избавившись от них, он будто проступил из тени.
Снял маску.
– Все нормально.
– Мне можно сказать, Аксель. Ты видел меня в таком дерьме, которое не показывают даже личному врачу. Позволь мне отплатить тебе тем же.
Короткий обеспокоенный взгляд в глаза – и детектив снова смотрел в окно, медленно и мучительно затягиваясь. Выдохнув дым из легких, он проговорил:
– Я не понимаю. Не понимаю, кто и зачем. И почему все так чисто. Как будто все это большая инсталляция, спектакль.
– Многие психопаты склонны к театральным эффектам. Ведь именно по ним они входят в историю.
– Жертва без лица.
– Жертва без лица все равно что без имени. Без личности. Без прошлого.
– Как многие из нас.
Прошлое. Анна
20 августа, четверг
Сегодня на сессии с одним из ребят говорили о масках, которые носят люди и об играх, в которые волей или неволей эти люди играют. И впервые за эти долгие недели, в течение которых я ничего не знаю про Акселя и не могу ни у кого спросить, что с ним и где он, я отчетливо прочувствовала то, что сама прячусь за маской. Помогая военным, поддерживая их, направляя на их пути проработки травм, я капля за каплей отдаю им свою жизненную силу. У нас это называется «контейнировать», когда пациент вкладывает в тебя все, что его разрывает. А ты перерабатываешь. Потому что можешь.
Так вот.
Я ответственно заявляю.
Не могу. Если ничего не изменить, я стану профнепригодна, потому что скачусь к сухой медицине. Это не будет терапия. Просто консультации, просто фарма там, где она нужна. Я начну уклоняться от сложных случаев, потому что моя маска лучшего психотерапевта дает трещины. Я не хочу ее носить.
