Андрей Васильевич Евсиков
Курс

Душа давно рвалась к Татьяне. Ни о ком другом думать не мог, хотя Вова и пытался периодически подсовывать вполне достойных кандидаток на замену. И никак не мог решиться позвать Татьяну прокатиться с ним по дискотекам. Да не может ей не понравиться. Даже её подружка, с которой она была на познакомившем их дне рождения Вовы, умудрилась съездить с ним в Радицу на одну из халтур. Но, как душа ни рвалась, ноги от страха не шли. Ещё и останавливало понимание, что придётся объясняться и что-то решать.

Это непонятное «что-то» просто кипятило мозг неразрешимой задачей. Ведь уже ясно, что он не сможет её забыть и не сможет сблизиться с кем-то другим. В конце концов, уже ни дискотеки и ни разгулы в голову не шли. Там всё заполнял август двухлетней давности и первый его отпуск, который, без сомнения, можно было назвать «их» отпуском. И вот он решился.

Та же знакомая дверь. Открывшая мать не выразила эмоций, что вполне устраивало Андрюху. Только обычно безучастный к её делам отец, отвернувшись, слегка усмехнулся. Та же комната. Та же Татьяна. Где-то в углу должен быть кассетник, но Лоза уже не пел свой «Плот». Татьяна не была столь приветлива, хотя и не выказывала желания оттолкнуть или прогнать. Банальные слова ни о чём. Особо разговор не сложился. Андрюха кратко изложил то, что и так было видно: он в отпуске, не смог не прийти, ну и всё такое. Всем видом продолжал показывать, что есть полный придурок, но не может её забыть. Татьяна сидела и подшивала тюль. Казалось, ничего не изменилось, и она просто в раздумье, как ей вести себя с ним дальше.

Решив давить помалу, Андрюха робко спросил – может, ему прийти завтра, и они куда-нибудь сходят? «Ну, приходи», – ответила Татьяна. Скромно удалившись, Андрюха выдохнул за воротами. Она его не прогнала. Душа стала загораться ожиданиями. Надеждой вернуть потерянное счастье, всё исправить и пойти вдвоём гораздо дальше и, главное, не совершая ошибок. Хотя что конкретно делать и как совместить это светлое будущее с царством Бабкова, он ещё не придумал. Ближайший план был взять её завтра с собой на свадьбу к Мишке. Но заранее сказать об этом побоялся.

Вечер и половина следующего дня прошли в счастливом полузабытьи. Жизнь вновь обрела потерянный смысл, и трудное счастье, оправившись от отчаянья и восставши из пепла, в слезах радости ожидает уже на выходе из дома. Позже, как ни силился Андрюха, так и не мог вспомнить, не припёрся ли он тогда ещё и с цветами?

Дверь открыла незнакомая женщина. «Вы к Татьяне? – спросила она. – А её нет. Она на свадьбе». Идиотское исступление на физиономии у Андрюхи явно говорило об его ошарашенности, и она добавила: «Татьяна замуж выходит сегодня!»

Вспоминая произошедшее через годы, Андрюха так и восклицал про себя: «Это было круто!» Лучшего варианта заставить ощутить себя полным придурком придумать было трудно. Браво, Татьяна!

Обиды не было. Ни на мгновение и ни на грамм. Это было её решение. И для этого было достаточное основание. Всё правильно! Но всё затмевало нарастающее, как чернейшая туча, постепенно осознаваемое чувство утраты. И на него накладывался ужас от невозможности предсказать, до каких размеров эта туча будет расти, и способен ли он будет вообще вырваться из её власти. Осознание непоправимого обрушалось на мозг вёдрами ледяной воды, скандируя: «вариантов нет», «не лечится», «приговор окончательный и обжалованию не подлежит»… Казалось, на тысячи километров окружающей ледяной пустыни уже не найти чем согреться.

В таком придурковатом состоянии его и обнаружил Витька Минак. Пора было ехать на свадьбу к Мишке. Всё на автомате. Подключили звук, свет, понеслось. Народ веселится. Витька принял пару стаканов и стал сильнее домахиваться – что с Андрюхой? В конце концов тот не выдержал натиска и выдал Витьке, но больше, чтоб отстал: «У меня девчонка сегодня замуж выходит». Увидев неподдельный восторг в глазах Витьки, Андрюха запоздало спохватился:

– Смотри не говори никому!

– Да! Да-а-а! – заверил Витька и удалился в толпу.

«Кому я, блин, рассказал!» – схватившись за голову, простонал Андрюха. Неприятности с многочисленными девчонками, которые он лично наблюдал, для перевалившего тридцатник Витьки уже давно перестали быть трагедиями.

Результат Витькиного молчания начал сказываться через пять минут. Андрюха стал «гвоздём программы». Только что автографы не раздавал. Каждый участник торжества считал неприемлемым не пропустить лично с Андрюхой рюмку по поводу его сегодняшней трагедии, а то и не одну. Ледяная тундра в душе поплыла. Поплыл по волнам и Андрюха.

В эпоху «Диско» Андрюхе приходилось притаскивать находящегося в беспамятстве Витьку домой с халтуры. На следующий день он покупал по дороге пиво и будил Витьку, поднося открытую бутылку к его носу. Тот, как питейщик со стажем, сначала выпивал бутылку, а потом просыпался. Сейчас от запаха пива из тыкаемой в нос бутылки проснулся Андрюха. Реальность возвращалась не сразу. И приходящая с ней душевная боль затмевала физическую. Андрюха был дома. Перед ним радостный Витька Минак, в предвкушении второго дня свадьбы, и сильно обеспокоенная Андрюхина мать, с неподдельной надеждой вопрошающая: «Виктор! Вы же старший товарищ! Пожалуйста, проконтролируйте его! Не позвольте ему опять потерять контроль с алкоголем!» «Да-а-а! Да-а-а! – уверял гад Витька. – Я прослежу за ним! Не сомневайтесь!»

Вспоминать остаток отпуска Андрюха даже и не пытался. Это было абсолютно бесполезно. Поезд мчал его в реальность, в которой ждал всегда готовый на штурм любых высот и крепостей доктор Бабков с заготовленными методиками реанимации неизлечимых и воскрешения мёртвых. Всё, что нужно было сделать, даже если ты мёртв, – попасть к нему в строй.

Предисловие о никчёмности кислых рож, которые не нужны даже девкам, от которых их оторвали, и предстоящем очередном годе «веселья» было кратким, но ёмким. И с особым удовольствием Саныч выдал, что в этом году курс внепланово попадает не под войсковую, а под министерскую проверку по физподготовке. А это означает, что побеждать им придётся рязанское ВДВ. И тренировки, об интенсивности которых они даже не подозревают, начинаются безотлагательно и до потери сознания и пульса. Могли ли посмеяться боги больше, чем столкнув лбами Бабкова и всё рязанское ВДВ и сделав заложником этой катастрофы его курс? Август переставал быть томным.

Тяжесть возвращения в реальность немного сглаживал факт окончания трёх лет казармы и переезд в общагу. Нахождение в комнатах по 2–3 человека уже так не давило казёнщиной, как это делала казарма. Не было огромных площадей для натирания «машкой», был третий этаж, меньше проверяющих стремилось прийти и погонять наряд, да и сами четверокурсники уже “пуганые”. Залёты становились более тяжкими – всё больше по самоволкам и пьянкам на свадьбах. Наряды по столовым кончились, увольнения в выходные стали обыденным делом, ну и другие мелочи свидетельствовали о повышении статуса.

При всей интенсивности бабковской терапии тяжесть событий минувшего августа не хотела отпускать и коварно нападала по вечерам. К тому же Татьяна прислала письмо из несколько слов: «Прости! Давай останемся друзьями». Модерн Талкин в голове играл уже ближе к траурному маршу. Огни дискотек удалялись в какую-то чужую, сладкую, но не его жизнь. Осознание необратимости потери грызло душу с другого края. Помогал вывернуть её наизнанку и поющий в каптёрке Хоралов: «Без тебя проходит день как год, а год – как длинный день. …» Образ Татьяны тёплым августом на берегу Десны в его первый летний отпуск так и останется нечужим, смотрящим приветливо и доверчиво, и свершившиеся в реальности факты не смогут с этим ничего сделать. Грусть уже не уйдёт. Она просто поменяет цвет и станет светлой. А на смену тяжести утраты придёт благодарность за то, что с ним это когда-то было. Блокировка в сознании сработает ещё через месяц, и большими усилиями он перестанет вспоминать. Но в памяти останется то, что должно остаться. И пусть оно так. «Всё в кайф!»

Подполковник Колесников получил полную власть над курсом на предстоящий год, потому как в его непосредственной ответственности было доведение физического уровня этого курса до возможности конкурировать с рязанским ВДВ. У него были в помощь другие преподаватели физподготовки – капитаны, но сам он лично посвящал этому делу всё своё время. Обращение «товарищи курсанты» им практически не использовалось. Колесников нашёл более краткое и более эмоционально окрашенное определение.

Никакого пафоса типа «бойцы!» Все попадали под определение «евреи». «Ну что, евреи, ползаете ещё после нашей утренней встречи? Присели и по кругу марш!» В первые дни после упражнений из рациона ЗК ходили как на протезах, а о строевой подготовке думать было бесполезно. Последствия сотен метров на корточках главный Еврей устранял десятком подъёмов бегом с ускорением на новый мост через Кубань. Занимались 2–3 раза в день до потери пульса. Перед курильщиками стал выбор: сдохнуть или бросить. И многим, в том числе и Андрюхе, пришлось почти на год бросить курить.

Никогда не унывающий, с неизменным чувством юмора, Колесников старался воодушевить и передать каждому хоть часть скопившегося в сильных теле и душе заряда и воодушевления грандиозностью цели. Все подколки он воспринимал на ура и без малейшего негатива, но не оставлял никому и намёка на надежду схалтурить или получить снисхождение. Особо ушлые просто находили возможность задвинуть тренировку. Но попавшим в поле гравитации Колесникова вариантов не оставалось.

На него злились. Кто-то срывался. Непробиваемому «главному Еврею» было по барабану. А уж такие мелочи, что при вызове из строя курсанты докладывали: «Еврей такой-то по вашему приказанию прибыл!» – воспринимались как абсолютная норма. Опыт у Колесникова был огромный. И именно этот опыт, возможно, позволил спасти здоровье, а может, и жизни. Особенно в дни самой министерской проверки.

Веселье начиналось с утра, и эти утра чередовали десяток ускорений в подъёме на мост через Кубань и «трёшку», которая на предыдущих курсах приводила в ужас раз в месяц. Вечером пробежать трёшку было обязаловом. Быстрее всех мчался Виталик Комов. Невероятно выносливый Ком так рационально рассчитывал силы, что держался всю дистанцию чуть позади фаворитов и выстреливал метров за четыреста. Андрюхе так ни разу и не удалось с ним посоперничать, хотя на разряд эту трёшку он уже бегал стабильно. Автоматизм был доведён до совершенства, и казалось, что сами сапоги, в которых бы гражданский спортсмен умер через несколько сотен метров, несли теперь к финишу.

Вторым полем боя стала качалка и снаряды на спортгородке. Обязательными для сдачи были: упражнение на брусьях, десять подтягиваний и упражнение № 9 на перекладине, а именно: подход, заскок, подъём переворотом, мах дугой, подъём разгибом (склёпка), оборот назад, мах дугой, соскок. Всё в сапогах, и ноги кривоногих временно должны были стать прямыми. Заняться в лишнее время курсу определённо было чем. Более того, сержанты, как всегда, головой отвечали за успеваемость по физподготовке вверенного подразделения. Сотня часов, проведённых Андрюхой со своими орлами на перекладине, как показывал предыдущий опыт, не могла не дать результатов. И в конце концов чудо происходило. Выполнять упражнение № 9 могли все. Молодость!

Следующей развлекухой был марш-бросок на 10 км с полной выкладкой. Ходили слухи, что данные мероприятия в войсках запрещено проводить при температуре выше 25 градусов. Но где было взять температуру ниже 25-и на Кубани? Разве что по утрам. Брали вещмешки, шинели, автоматы и каски. Всё, чем должен быть укомплектован боец при смене места дислокации. И со всем этим бежали 10 км. Андрюха никогда не переживал по поводу данного мероприятия. Ну, беги себе и беги. Не нужно выкладываться и сдыхать, как на трёшке, а только уложиться в отличный норматив. Но для многих это было главным кошмаром.

И последним в меню имелся «обезьяний спорт». А именно, полоса препятствий. 108 секунд умирания. Если умирать будешь дольше, то незачёт. Полоса препятствий очень изматывала. После неё приходилось «отходить» и ждать, когда остановится пульс и станут работать ватные руки и ноги.

Поднятием морального духа успешно занимался и Бабков, проводя ежедневные внушения всему курсу, отдельно сержантам и залётным. Месяцы столь интенсивных тренировок не могли не дать отдачи.

Проверка проходила весной, когда уже стояла жара в 35. По всем дисциплинам отстрелялись очень удачно. Много разрядников, и даже КМС-ы получились. Начали с гимнастики. За брусья особо никто не переживал, да и сами упражнения, казалось, были для рахитов. Силовую часть также сдали без эксцессов. Нервозно всем было перед сдачей девятого упражнения на перекладине. Никто не знал, насколько придирчиво проверяющие будут относиться к оттянутым носкам и чистоте выхода на подъёме разгибом. Нервы давали себя знать, и не всем удалось сделать этот элемент без применения силы. Но всё обошлось, и незачётов не было.

Трёшку также пробежали пятьдесят процентов на разряд.

Много волнения принесла и полоса препятствий. Завал или нечёткость на любом из элементов приносили губительные секунды, а даже доли их имели значение. Бежать полосу повторно в тот же день и дать ожидаемый результат было очень рискованно. Но месяцы тренировок сработали, и всё прошло без облажаний.

Все осознали, что требования Колесникова были умышленно завышены. Проверяющие понимали, что перед ними не сборная страны по спортивной гимнастике, а обыкновенный, даже не ВДВ-шный, а ракетный курс. И оценили они результаты трудов этого курса по достоинству.

Наступал последний этап – марш-бросок 10 километров в полном снаряжении. День выдался небывало жарким. В тени вместо лимита в 25 градусов было выше 35. Те, у кого имелись проблемы с данной дисциплиной, приготовились умирать.

Забег проводили за Затоном. Старт и финиш начинались в парке, а трасса проходила в направлении выезда в сторону Афипского. Курс получил экипировку, автоматы, прибыл на место забега и ожидал своей очереди. Бежали по группам. В парке дежурили скорые, и одна каталась по маршруту забега. Несколько человек с уже пробежавших курсов увезли, но всех откачали. Предстартовый мандраж действовал по-разному. У Андрюхи он не был таким, как в первые годы перед трёшкой, но всеобщее волнение не могло не захлестнуть. Кто-то тупо и истерично шутил. Но основная масса молчала.

И вот он – старт. Команда «бегом марш» прозвучала для третьей группы, и веселье началось. Мокрыми уже не становились так быстро, как в начале тренировок. По настоятельной рекомендации почти никто не завтракал. Это было заведено перед забегами, и особо напоминать не приходилось. Хотя нашлись и нарушившие. Солнце палило с явным намерением выпарить из мозга остатки силы воли. И кто знает, может, ему это и удалось бы, если бы не главный Еврей.

Заранее всё просчитав и спланировав, подполковник Колесников загрузил в свой старенький москвич канистры и курсировал, выжимая из машины все силы, от колонки с водой до просчитанных точек на маршруте, где его не могли увидеть проверяющие. Вылезая из кустов с громкими ободрениями вперемешку с матюками, главный Еврей поливал всех из канистр водой, стараясь не оставить никого пропущенным. И уже готовые умереть воскресали. В этот момент главному Еврею неподдельно радовались даже те, кто готов был вцепиться в глотку на тренировках. Казалось, вода кипела на касках и автоматах.

Вторую часть дистанции прошли в полузабытьи. Бежавшие впереди сержанты всё больше беспокоились о слабых звеньях. То и дело оглядываясь, Андрюха обнаруживал своё отделение изнеможённым, но без намёка на сдачу, и с волнением наблюдал, как наиболее выносливые взяли двумя ремнями и тащили почти бесчувственного Юрку Ящинского, который к тому же нарушил запрет и позавтракал, выдав это тем, что его вырвало на середине дистанции. Но Юрка смог продержаться, и третья группа, как и весь курс, дошла до финиша без потерь.

Победа была одержана. И даже без скорой помощи. Больше всех был в восторге подполковник Колесников. Казалось, ещё немного – и старый еврей кинется в индейский пляс вокруг своего выжившего курса, воспевая хвалебные еврейские песни индейским богам. И его счастье было неподдельным. А может, у других просто не было ни малейших сил выражать своё.

Интересных тем прибавилось на четвёртом курсе. Жаждой создавать и способностью возгораться идеями обладали несколько человек, встретившихся Андрюхе в жизни. К сожалению, редко у кого этот дар сочетался с наличием требуемой выносливости. Приводило это к трагическим результатам. Было горько терять людей, зажёгших тебя интересными проектами, но не способных на самореализацию. Терять полностью. Кто-то уходил из жизни, пытаясь утопить сжигающее изнутри пламя в алкоголе. Для кого-то заканчивалось инфарктами и шунтированием.

Витька Макагонов обладал этой способностью – возгораться и зажигать других. Именно Витька каким-то образом очутился на кафедре не своего факультета и попал в область тяготения неординарного преподавателя, продвигающего перспективные и интересные темы. Майора Сидоренко не все в коллективе воспринимали без раздражения. Вероятно, за его способность зажигать курсантов и гореть вместе с ними. Такая популярность некоторых “цепляла”. Но Валентин Иванович к таким неприятностям был абсолютно равнодушен, сносил всё молча, без оправданий и ответных выпадов.

Витька долго пытался перетащить Андрюху к Сидоренко. Но тот упирался, проявляя преданность первой кафедре, полковнику Кондратьеву и теме. В конце концов Витьке постепенно, но удалось загрузить информацию о теме в Андрюхину голову. И в благоприятной среде, помимо воли, стали зарождаться идеи – как всё можно реализовать. Андрюха загорелся. Потом Витьке удалось притащить его к Валентину Ивановичу. Понеслись дискуссии и обсуждения планов и путей реализации. В конце встречи Андрюха озвучил основную проблему – он должен поговорить с Кондратьевым, и от его решения будет зависеть переход на другую кафедру. Сидоренко согласился безусловно. На том и порешили.

Как ни хотелось идти с данным разговором к Кондратьеву, Андрюха долго не затягивал. При всём уже имеющемся уважении к текущему научному руководителю полковник Кондратьев сумел удивить. Он попросил кратко рассказать о новой теме, и в процессе изложения Андрюха замечал скрываемые огоньки азарта и заинтересованность. Решение было без промедлений и всяческих намёков на претензии. «Без сомнений! С моей стороны никаких “против”. Тема очень интересная и перспективная. Не думай ни о чём и занимайся своими идеями», – таков был ответ. В итоге дипломный проект принимала комиссия, в которой присутствовали два уважаемых Андрюхой преподавателя: Кондратьев и Сидоренко.

Тема станет круто украшать выписку из диплома: «Разработка алгоритмов обработки информации оптического блока подсистемы астрономической коррекции перспективной системы управления межконтинентальных баллистических ракет». Она перестала быть секретной в первом десятилетии нулевых. Позже все характеристики ракеты «Серп» SS-25, или 15Ж58 по внутренней аббревиатуре, станут доступны в Интернете. В те времена всё закрывалось наглухо, а сам термин «астрокоррекция» не допускалось произносить. Для восприятия темы необходимо иметь базовые знания в баллистике и регламентах боевых режимов межконтинентальных мобильных ракетных комплексов. Сейчас всё открыто и находится в интернете, хотя некоторые ТТХ остаются искажены или завуалированы.

Если максимально кратко, то идея астрокоррекции подразумевала захват оптическим блоком системы управления ракеты любых трёх звёзд в конце активного участка, идентификация их по угловым расстояниям в каталоге и привязка к ним. Цель – сократить время предстартовой подготовки и повысить точность стрельбы.

Всё это совпало с вводом в эксплуатацию ЭВМ ЕС-1036 на первой кафедре. Машинное время распределялось за неделю и было на вес золота. Для Андрюхи оно превратилось в зависимость. Он даже задвигал увольнения, если они совпадали с выделением машинного времени, приводя в ступор такой дикостью однокурсников. Машина работала со сбоями и часто зависала. Находящиеся у мониторов счастливые обладатели её времени шутили: «Кто там сегодня педали крутит? Почему цепь так часто соскакивает?»

Андрюха не имел возможности выяснить, насколько далеко ушло человечество в области работы с данными, и ринулся в бой с намерением написать всё самому. Он даже не подозревал о сложностях алгоритмов сортировки и о том, что самые эффективные уже придуманы и могут сэкономить уйму времени. Но именно тогда Андрюха осознал, что программирование есть наиболее эффективный способ удовлетворения жажды что-то создавать и наслаждаться, хоть промежуточными, но «плодами дел своих».

В краевой библиотеке раздобыл «Каталог ярких звёзд Йельской Обсерватории» с актуальностью 60-х годов и соответствующей точностью координат. На то время в каталоге было около двух тысяч звёзд. Загнал его в отдельный файл и погрузился в написание кода. Максимальную угловую величину должен был выдать Витька Макагонов, исходя из характеристик разрабатываемого им оптического блока.

Мозг кипел. И всё это на ЕС-1036 и на PL-1 в отведённые полчаса в день. Больше потом приходилось рисовать и чертить на бумаге. В конце концов Андрюхе удалось написать программу генерации каталога трёх угловых величин из исходного каталога звёзд и обратную программу идентификации. Именно эти листинги и были в основе дипломного проекта.

Валентин Иванович публиковал научные труды в соответствующих закрытых изданиях. Соавторами были Андрюха и Витька. А иногда ездил и на закрытые научные конференции. Витька с Андрюхой с энтузиазмом работали над подготовкой материалов. Иногда ошалевший от неожиданности дежурный по училищу, обнаружив в два ночи включённый в одной из аудитории свет, находил в ней полусонных Витьку и Андрюху, ползающих по огромным плакатам с рейсфедерами в зубах. Материалы доклада майора Сидоренко на конференции в Ростове нужны были к утру. Всё было до жути интересно, и будущее сияло. В итоге в соответствующий НИИ поехали те, кому билеты были заказаны наверху. Продолжали они там труды Нагирадзе или просто служили – неизвестно.

Дискотеки на четвёртом курсе прекратились. Энтузиазм у продвигающих эту тему пропал. Многие из активных женились и ночевали дома. С увольнениями особых проблем не было, потому и «на свободу» уже тянуло не так сильно. Посмотреть телик после отбоя оставшимся в общаге редко кто мешал. Шли времена перестройки, и начинались годы программы «Взгляд». В советский эфир стал пробиваться и запрещаемый Бабковым Запад. Именно в телике на курсе и увидел Андрюха ролик, который будет считать лучшим из лучших всю жизнь. Мортен Харкет превращался в орла, затем в акулу и во льва. «Hunting high and low» – супершедевр от A-Ha.

В личном плане никем не загорался. Были кандидатки, готовые всей душой стать спутницами, но ответного огня не зажигали. И ничего, кроме вины и неловкости, из этого не получалось. Лишний раз почувствовать себя придурком было уже не такой большой проблемой, но вот горечь от осознания, что не проявились ответные чувства, напрягала. Утешало то, что они просто не понимали, от какого идиота их отвела судьба. На нестандартные же, сложно завязанные истории тянуло – как муху на мёд. Если уж ляжет душа к кому, то возникает минимум четырёхугольник. Но даже заведомо зная никакой исход истории, было в кайф пообщаться и дать волю чувствам. Так и получилось с Ольгой – лаборанткой со второй кафедры. В целом было прикольно, и вспоминать интересно. Небольшое место в душе у Андрюхи для неё нашлось, и он надеялся, что всё там распуталось и сложилось как надо.

В списке учебных дисциплин преобладали прикладные. Было интересно. Но были там и ужасы из разряда научного коммунизма. И задвинуть вариантов не предоставлялось, так как по нему предстоял госэкзамен. В голове подобная хрень ну никак не имела шансов зацепиться и осесть в памяти.

Страна находилась в непонятном состоянии остывания былых идей и в ожидании грандиозных новых. «Гроза Американского Империализма» оставалась далеко от всего этого. Решаемых повседневных задач хватало. Но ещё и находили время погонять в футбол перед ужином, кто не свалил в увольнение. Иногда происходили стычки с адыгейцами. Те даже, бывало, подкарауливали возвращающихся из увала поодиночке. После этого остатки курса могли сорваться через забор в поисках врага. Но, как правило, враг успевал исчезнуть.

Нелёгкий учебный год подходил к концу. И перед самым отпуском намечались две грандиозные свадьбы в одном кабаке. Женились сразу Левик и Шикунов. Народ был отпущен в отпуск. Андрюха за какие-то очередные залёты этого права оказался лишён. Саныч даже не хотел отпускать его на свадьбу. Активисты поднажали, и Бабков выписал увольнительную. Но сделал он это зря. Уж больно грандиозным был размах мероприятия, и сочетался он с тяжёлым Андрюхиным настроением. Означать это могло только одно – после перебора с алкоголем он стал буйным.

В этот раз чужих полковников искать не пришлось. Еле стоявший на ногах Андрюха рвался выяснять отношения с Бабковым. Его пытались дружно держать, но Андрюха добрался до Саныча и наорал на него сполна. Хорошо, что держали.

Бабков был первым, кого Андрюха увидел наутро, открыв глаза в своей комнате в общаге. Саныч смотрел, ухмыляясь, и, убедившись, что тот возвращается в реальность, приказал чесать в канцелярию на разговор, как только будет в состоянии. О чём шёл разговор в канцелярии, Андрюха не помнил. Действительность была тяжела. Помнил только, что после продолжения отсыпания обнаружил перед носом отпускные документы.

Пятая шпала в шевроне укрепила статус. Почти офицеры. Непонятная пустота в душе после резкого завершения эпопеи с проверкой по физо и нелёгкого учебного года, и когда вдруг все разбежались, опять вносила тревогу и обеспокоенность. Но адаптация в отпуске – дело пары дней. Не сравнить с возвращением. Именно этот период будет видеть Андрюха ещё не один десяток лет в тревожных снах. Когда казалось, что моральные силы иссякли, а впереди остаётся целый год. И непонятно, что потом. А ещё, даже в 55, будет сниться кошмар, в котором по каким-то неведомым причинам он второй раз попал учиться к Бабкову и настал “курс Сурка”.

Последний летний курсантский отпуск не предвещал грандиозных событий. Встреча с одноклассниками, разгулы по различным поводам. Пробиться в ресторан удавалось, отстояв очередь, но к тому времени пиво в нём могло и закончиться. В один день так и получилось. В «Центральный» ресторан прорвались, но смогли застать только по паре бутылок. Явно было мало. Одноклассник Серёга стал докапываться до официантки, будучи уверенным, что всегда где-то есть заначка. Та отпиралась. Андрюха не любил пустословить и предпочитал дело. И, как правило, оригинальные пути решения проблем.

В мозгу довольно быстро сработало, что пытать официантку не имеет смысла, а просто нужно выявить возможные места заначки и просканировать их. В углу сектора ответственности стояли штабеля с пустыми ящиками. Вероятно, с подсобками была проблема, а может, для сокращения беготни всё выделенное на сектор пиво складировалось поодаль от столиков. Андрюха зажёг зажигалку и стал обследовать штабеля пустых ящиков. И вот оно – кто ищет, тот всегда найдёт! Самый нижний ящик в одном из штабелей оказался полным. Подозвали официантку и нешумно поставили на вид. Та, искренне удивляясь, продала пол этого ящика Андрюхе с Серёгой. Естественно, те были уверены, что нашли именно заначку. Но Светка так и будет всю жизнь отпираться, став через год Андрюхиной женой.

В тот вечер всё не закончилось мирно. С пивом был перебор, переросший в драку на площади у ресторана. Отведя немного душу кулаками и получив так же незначительно в ответ, Серёга с Андрюхой попёрлись провожать Светку, у которой всё это происходило на глазах и которая ещё пыталась разнимать. Уставший Серёга уехал домой на такси, а Андрюха, проболтав с будущей женой до двух ночи у её подъезда, попёрся 10 км домой по ночному городу. Отпуск опять подходил к концу. Удалось ещё пару раз прогуляться после Светкиной работы. Потом Андрюха ещё и в форме припёрся по дороге из комендатуры. Дальше намечался год переписки.

С необычным настроением и ожиданиями вступили в пятый курс. Впереди полгода учёбы, потом войсковая стажировка, подготовка к диплому и госам. Ожидалось относительное спокойствие и интересные мероприятия. Но, с другой стороны, это был ещё целый год. Никто не отменял статус курсанта, наряды, порядок в общаге и всё, что связано с нахождением внутри училища. А если начинать задумываться “что потом”, то тревоги на душе резко прибавлялось. И через привычность неспокойного бытия пробивалась состарившаяся, но не потерявшая напористость мысль: “неужели это всё на всю жизнь?“

Занимались в основном тем, что касалось специальности и перспективного «Тополя». В рамках заключённого РСМД стоящий на вооружении «Пионер» подлежал снятию с БД. Часть учебной программы ещё основывалась на данном мобильном комплексе, но к 89-му учебные «Тополя» начали поступать в училища. Практические занятия проходили на новой современной базе, которая непрерывно наращивалась. За 4 года училище прошло огромный путь развития. Достраивались учебные корпуса «пентагона», в центре которого, как пятое здание, и планировалось разместить пусковые. Суперсовременные аудитории уже не были в диковинку, а вот техника и придавала масштаб и солидность всего проекта под названием КВВКИУРВСН.

У Андрюхи занятия перетекали в фанатичное развитие идеи астрокоррекции и уже часы за дисплеем ЕС-1036. Всё было очень интересно и увлекательно. По крайней мере, для него, Витьки Макагонова и множества других курсантов, способных оценить перспективы и не обращать внимания на вероятность их реализации. Да и какая разница, куда удастся распределиться, – всё и так жутко интересно. Хотя не совсем всё. Это ещё был СССР. Существовала КПСС. А значит, и такие дисциплины, как «История КПСС», «Политэкономия капитализма», «Политэкономия социализма» и «Научный коммунизм».

Развлекух в виде тактической подготовки уже не было. А приятно вспоминались выезды на стрельбище в Горячем Ключе в прошлые годы. Да и просто «игру в войнуху» в полях за Кубанью. Современный пейнтбол, может быть, и круче, но не столь громко. На калашниковы прикручивали компенсаторы для стрельбы очередями холостыми, забивали рожки и выдвигались в поле. Делились на две группы, докладывалась боевая обстановка, ставились задачи – и понеслась пальба. Было очень весело. Впечатление не мог испортить даже последующий месяц чистки оружия, да потеря слуха на несколько часов после того, как поджидавший врага в одной из воронок вместе с Андрюхой Кеша в азарте разрядил очередь вплотную к его уху.