– В этой ситуации я точно знаю, что делать мне. Ответ – завидовать, – сказал он как можно серьёзнее.
Семён всплеснул руками.
– Ну Валентин Александрович, я серьёзно. Через двадцать лет ей будет сорок, а мне уже шестьдесят. Мне все друзья говорят, что я ей буду не нужен и она меня просто бросит. Понимаете, бросит.
У него был такой жалкий вид, будто его уже бросила не только девушка, но и мама и весь остальной женский пол. Профессор постарался сохранить такой же доброжелательный, слегка ироничный настрой.
– Вот за что ты мне нравишься, Семён, так и не знаю за что. Потому что человека любят не за что-то, а просто так. Вот скажи, она тебя любит?
– Да, конечно, – успокоился Семён. – Я в этом уверен, даже убеждён.
– Прекрасно! А ты её любишь?
Этот вопрос показался Семёну сложнее первого, но он ответил.
– Да, думаю, да. Люблю, насколько я вообще умею любить.
Валентин Александрович понял, что не в силах избавиться от привычного учительского тона, которым он делает выводы на своих лекциях.
– Так неужели, Сеня, – начал он. – Неужели ты не хочешь прожить с любимым и любящим тебя человеком, пусть даже эти условные двадцать лет?
– В каком смысле? – засмущался Семён.
– В здравом! – ответил профессор. – Неужели, даже точно зная, что она тебя через двадцать лет бросит, ты не женишься на ней и не проживёшь эти счастливые годы? А годы будут именно счастливые, какими они всегда бывают у двух любящих людей. Неужели ты променяешь двадцать лет счастья на сиюминутное удовольствие быть рассудительным и прагматичным?
Семён попытался возразить, но лишь промямлил нерешительно:
– В таких вопросах безрассудство не лучший друг.