Андрей Толстой
Неужели
– Нет, Семён!
– Ах да, ну я и говорю, Семён. – Они улыбнулись по-приятельски и пошли тем спокойным шагом, которым гуляют в парке пожилые люди и женщины с маленькими детьми.
Восемнадцать лет назад они были в хороших отношениях, часто общались после лекций. Семёну вдруг стало жаль, что он не поддерживал эти отношения после выпускного. Тогда ему казалось, что выпускной в университете изменит не только его жизнь, но его самого, и нет смысла оборачиваться назад. А ведь было бы совсем нетрудно иногда писать письма, поздравлять с праздниками. Но все эти годы он только и делал, что не оборачивался назад. Постоянно менял работы, среду общения и привычки. Можно сказать, что он всё это время искал себя. Будучи человеком чутким к окружающим, себя он понять не мог. И даже сейчас, гуляя в парке, он сетовал на межсезонье за то, что солнце грело его до духоты, а ледяной ветер пронизывал насквозь.
Однако Семён сразу понял спокойное, созерцательное настроение Валентина Александровича, поэтому решил не спешить с беседой, успокоить дыхание, чтобы быть на одной волне со своим бывшим преподавателем. Но через несколько шагов, когда молчание уже стало неловким, профессор начал первым.
– Ну, как поживаешь, Сеня?
– Да нормально, по-разному, вы-то как?
Валентину Александровичу стало приятно, что Семён не наваливается на него со своими вопросами и проблемами, как бывало в студенческие годы, а становится слушателем, полным внимания.
– Я-то слава богу, – спокойно начал профессор. – Да и что со мной сделается? Я так же на кафедре. Работа, дом, мелкие хлопоты. – Он улыбнулся. – Из новых ощущений только гипертония. А с другой стороны, дети растут, радуют. Мне моя младшенькая дочка недавно, знаешь, что сказала? «Я тебя, папочка, любовью люблю». Представляешь, пять лет человеку, а такой словесный оборот. Любовью люблю.
