Андрей Собакин
Поцелуй нимфы
А девушка, по-прежнему, говорила по-немецки:
– Мы пытаемся разыскать ваших родственников…
Дальше Луконин уже ничего толком не мог разобрать. В голове у него всё окончательно перемешалось. Девушка продолжала произносить какие-то не совсем понятные слова и фразы… Вот! Теперь лейтенант, кажется, понял о чём это! Он, конечно же, помнил, что его жена умерла – погибла вместе с их сыном во время бомбёжки… Ему тогда прислали письмо… А сейчас, наверное, в бреду он упомянул о своей семье… Но кто эта девушка? И если она говорит по-немецки – значит, он всё ещё в Германии! Значит, его всё-таки захватили в плен… Как это могло произойти?
«Значит, я сейчас в плену!» – наконец-то осознал лейтенант, – «Это же всё объясняет: и боль в ноге и пояснице, и немку в белом халате…»
Впрочем, он даже не успел обрадоваться ясности своих мыслей – «Почему у меня такие страшные руки? Почему эта боль в пояснице и в правой ноге? Я ранен? Меня пытали?»
– Скажите, где я? – спросил он, наконец, по-немецки, – Что с моими руками?
– Это Магдебург, больница, – несколько растерянно ответила девушка, – И с руками у вас всё в порядке…
И она осторожно погладила своей нежной ладошкой его руку.
– А какое сегодня число? – спросил Луконин.
– Семнадцатое апреля.
– А год какой? Сорок пятый?
– Нет… Две тысячи четвёртый, – девушка несколько насторожилась и, чуть отстранившись, внимательно посмотрела на Луконина.
– Ну всё, что ли? – хриплым голосом спросил Василий Филиппыч.
– Да-да… – не обернувшись, неохотно отозвался милиционер.
Он выходил из спортзала последним, неся в руках пустые свёрнутые носилки. Хлопнула дверь, и Филиппыч остался один с почти тремя десятками трупов, разложенными рядами на полу школьного спортзала. Несколько тусклых ламп под потолком мигнули пару раз, но не погасли.
– Господи… – пробормотал Филиппыч, – Да что же это такое?
Он и сам не заметил, как из школьного сторожа превратился в смотрителя морга. Из-за нехватки мест в больнице, после очередной бомбёжки было приказано временно разместить трупы в школьном спортзале. Ветеран Первой мировой, старик с парализованной левой рукой, сейчас он растерянно смотрел на извлечённые из под завалов тела – пыльные, грязные и мёртвые. Завтра начнётся опознание… Филиппыч вздохнул и поплёлся в сторону кладовки, где хранился разный школьный спортивный инвертарь. Там, в шкафу, под полкой с золотистыми кубками, у него была припрятана бутылка водки… Оглянувшись на покойников, Филиппыч выключил свет в спортзале и закрылся в кладовке, тускло освещённой единственной лампочкой где-то высоко над стеллажами. Стакан ещё не успел просохнуть с прошлого раза… Сторож сел на потрёпанный стул, сохранившийся ещё с тех времён, когда вместо школы тут была гимназия, и достал из шкафа бутылку. Получился почти целый стакан, и даже осталось ещё чуть-чуть на потом. Филиппыч отхлебнул тёплой водки и, не сдержавшись, заплакал. Когда-то в тысяча девятьсот шестнадцатом году, сидя в наполненных почти по пояс мутной холодной водой окопах, он думал, что это была его последняя война. Кто мог тогда знать, что война снова найдёт его через столько лет, и он уже будет не в силах что-либо изменить? Ему только и останется как принимать и раскладывать на крашеном дощатом полу школьного спортзала новые и новые трупы: женщин, девушек, детей, стариков… Он сделал ещё два глотка. Водка привычно обожгла горло и тёплым приятным потоком устремилась вниз к животу. Депрессия словно сделала шаг назад растворившись в тумане… Тумане? Филиппыч удивлённо огляделся по сторонам – вокруг, и правда, клубился неизвестно откуда взявшийся бело-молочный плотный туман. Что за чертовщина? Даже запах тины и болота откуда-то появился… Старик привстал и настороженно огляделся… Нет, ничего… Он торопливо, большими глотками, допил стакан, поставил его на стол и снова прислушался.
И тут внезапно старик услышал женский стон. Да, именно женский… «А-а-а… Ах…» Василий Филиппович машинально вскочил на ноги и прислушался. Вокруг стояла абсолютная тишина. Он осторожно приоткрыл дверь в спортзал, и тут из темноты совершенно отчётливо снова раздался женский стон… Старик включил свет в спортзале и неуверенной пьяной походкой пошёл вдоль разложенных на полу мёртвых тел. Молодая женщина, третья с краю во втором ряду, чуть-чуть повернула голову и снова едва слышно застонала. Лежавший рядом с ней ребёнок, мальчик не более трёх лет, тоже дёрнулся и, повернув голову, очнулся и посмотрел на Филиппыча…
– Господи!.. – старик вздрогнул и мгновенно протрезвел.
Василий Филиппович бросился к выходу и распахнул дверь на улицу.
Доставившая последние трупы полуторка всё ещё стояла возле школы. Милиционер и пара мужчин стояли и курили неподалёку.
– Эй, вы… – Филиппыч нецензурно выругался и интенсивно замахал руками.
– Что такое? – обернулся к нему милиционер.
– Вы это… Совсем что ли… – кричал Филиппыч, – Мне тут мёртвых некуда укладывать, а вы мне живых таскаете!.. Совсем охренели?
– Ты это о чём? – спросил милиционер отбрасывая сигарету, – Что случилось?
– Живых на хрена мне тут ложите?! – крикнул старик, – Баба и мальчик – живые они!!!
– Что??? – милиционер и двое мужчин бросились к нему, – Где? Кто? Показывай!
Уже через минуту они торопливо выносили из спортзала на носилках женщину и мальчика.
– Быстро-быстро!!! Заводи машину! В больницу! Скорее! Чёрт, как это могло произойти? Быстро-быстро! Давай!…
…Вернувшись в подсобку Василий Филиппович снова достал стакан и вылил в него всё, что оставалось в бутылке.
