Андрей Милов
Без любви, или Лифт в Преисподнюю
Во-вторых, коллега. Все свидетели, в том числе и близкие родственники, сотрудники, соседи и прочее и прочее, однозначно подтверждают обособленность одной фигуры от другой. Кстати, установлен факт их знакомства. Зафиксированы встречи на сугубо деловой основе, причём тому есть тоже очевидцы. Источники заслуживают доверия.
Полковник: Это обычный маскарад. Даю голову на отсечение.
Генерал: Голова, зёма, не тот орган, которым в нашем деле стоило бы столь легкомысленно пробрасываться.
Полковник, сжав зубы, опускает взгляд вниз, на руки, со сцепленными добела толстыми пальцами, и напряжённо молчит. Это свидетельствует о его крайнем нетерпении, но также и о том, что полковник не был бы полковником, если б не умел смирять свой характер в интересах дела. Годы службы научили его не только делать вид, будто он слушает, но и в самом деле внимательно слушать и даже слышать, безжалостно подавляя в себе позывы упрямства. Иной вопрос, насколько его обычно хватает.
Генерал краем глаза наблюдает за ним и тоже мотает на ус.
Генерал: Фактическая сторона дела вырисовывается следующим образом.
Денигин погиб насильственной смертью. Обычная пьяная драка на улице. Пострадал как невинный человек, решивший проявить благородство. Ну, дурак. Бывает. Оказался не в то время и не в том месте. И был похоронен. Убийцы (или убийца) не найдены. Его смерть подтверждена документами и не вызывает никаких сомнений. Могила, как вы сами утверждаете, там, где и положено ей быть, – на городском кладбище. Эксгумация тела на территории иностранного государства, увы, не в моей компетенции. Тут вам и карты в руки.
Рублёв спустя год тоже погиб насильственной, но не случайной смертью. Заказное убийство. Застрелен на пороге дома, где скрывался от своих недругов последние месяцы. Дом сгорел. Обгоревшие останки найдены и исследованы. Наёмники, уходя от погони, подорвались. Авария на скользкой зимней дороге. Кроме того, подозрение на взрывное устройство. Обычное дело: наняли и устранили. Либо случайный взрыв в результате аварии. Детали уже никому не интересны…
Полковник: Но дело-то и состоит из частностей – из деталей.
Генерал: Бросьте! И не пытайтесь учить меня уму разуму. Не выйдет. Здесь тоже всё подтверждено документально: экспертиза, опрос свидетелей, следственные мероприятия, протоколы, акты и тому подобное – в полном ажуре. И прошу обратить внимание. Мы не выясняем, кто стоял за заказным убийством.
Полковник: Почему?
Генерал: Много лет прошло – и никому уже не интересно. Но мотив-то очевиден. Так что круг заинтересованных лиц установить легко – даже сегодня. Стоит ли ворошить прошлое?
Полковник: Ну, знаете ли, генерал, одно дело – подозрение, и совершенно иное – факты. Всякому можно пришить мотив ограбить банк, но не каждый идёт грабить банк. Так что намёки ваши…
Генерал: А я ни на что и не намекаю. Я объясняю вам причины отсутствия мотивов рыть дело хрен знает какой давности. Я в историки, а тем более археологи, не нанимался. Впрочем, если у вас есть к тому живой интерес…
Полковник: Плевать я хотел на исполнителей, которых убрали, чтоб не проболтались, а также мотивы и ниточки ведущие к заинтересованным лицам. Мне дела нет до заказчика!
Генерал: Но вы приходите ко мне и говорите, будто оба трупа воскресли зараз, воплотившись в некое третье лицо.
Полковник: Ну как вы не поймёте?! Оно-то, лицо это, и хочу лицезреть собственными глазами…
Генерал: Лесник по имени… запамятовал. Это что: имя, кличка, псевдоним? Бред! Паспорт установлен, а имя – нет…
Полковник: Иными словами, вы исключаете маскарад и игру в двойников?
Генерал: Абсолютно исключено. Ну а уж о тройнике… Не тот уровень. Даже ЦРУ до такой многоходовки не додумалось бы.
Полковник: Неужели вы не допускаете самой мысли, что человек может быть хитёр, ловок и предусмотрителен настолько, чтобы инсценировать собственную смерть?
Генерал: Если человек умер дважды, и это установлено экспертами, то это был – не человек.
Полковник: И кто же?!
Генерал: Не вынуждайте меня говорить того, чего мне не хотелось бы сказать.
Полковник: Я бы ещё раз всё перепроверил – лично. Не доверяя неопытным лейтенантам или, хуже того, практикантам.
Генерал: Ну разве что на коммерческой основе. А так – не вижу смысла. Далее. Та самая валютная проститутка, за след которой вы так рьяно ухватились, оказалась вполне добропорядочной женщиной, матерью, женой весьма уважаемого и достойного бизнесмена, кстати сказать, родственника Ивана… Горыныча…
Полковник: Иван Егорович Кривонос.
Генерал: Э-э, Егорыча, стало быть, да? Что, собственно говоря, и настораживает. Но алиби железное. Мотив отсутствует…
Полковник (обе руки и голову в недоумении разводит в разные стороны): Как отсутствует?! Сорвать банк – это ли не мотив?
Генерал: Они не картёжники, играющие партию в покер. Да и свидетели – в один голос: быть такого, мол, не может. Характеристика просто исключает и намёк на то, будто он хоть каким-то боком мог быть там замешан. То, что два человека какое-то время имели деловые отношения между собой, вполне в порядке вещей. И что с того? Люди встречаются, обнаруживают общие интересы, сходятся – расстаются… Бывает, даже ссорятся, чего-то не поделив. Ничего этакого необычного здесь не вижу.
Кстати говоря, мы тоже не зря свой хлеб едим. Анализ бизнеса, происхождение капиталов г-на Кривоноса-младшего показал, что там всё чисто. По крайней мере, с точки зрения закона. Он приватизировал часть имущества, которым управлял ещё со времён перестройки. Воспользовался случаем, и под себя подгрёб, но за деньги…
Полковник: За три копейки!
Генерал: Нам бы кто по три таких копейки в те времена ссудил! Так что за деньги, причём замечу – заработанные на торговле импортными товарами. А оборотные средства в виде кредитов были заимствованы в банке. На сегодняшний день он один из акционеров этого же банка, весьма солидного.
Полковник: Вот видите!
Генерал: Свою уставную долю он внёс тем самым некогда приватизированным имуществом. Именно в этом здании и расположен главный офис банка. При покупке год тому назад этого же самого банка западным инвестором он увеличил свой уставной капитал за счёт прибылей от своей торговой деятельности. Таким образом, он совладелец. Младший партнёр. Многократные проверки свидетельствуют о полной обоснованности происхождения его капиталов и вполне легальном, а стало быть, законном бизнесе. Если бы все бизнесмены в нашей стране так вели свои дела, то можете поверить мне, что работы у некоторых подконтрольных мне подразделений убавилось бы в разы. И мы бы с вами, как в старые добрые времена, годами копили бы на какую-нибудь ржавую «волгу» или, и того хуже, подержанные «жигули», а не… В общем, тут тоже всё ясно и прозрачно.
Полковник: Это и должно настораживать! В чистом виде схема по отмывке капиталов – потому и комар носа не подточит…
Генерал: Ну, знаете ли, дружище, с такой логикой мы с вами зайдём в тупик: если во всяком гражданине, именно ввиду его законопослушности и успешности, подозревать преступника и негодяя, то как же мы должны относиться к тем, кто и в самом деле не в ладах с законом?
Полковник: Я этого не говорил…
Генерал: И наконец…
Полковник: Генерал, вы забываете – вы упустили из виду возраст ребёнка этой проститутки. Всё сходится, одно к одному – тютелька в тютельку.
Генерал: Ну да. Ему столько же лет, сколько вы идёте по следу…
Полковник: Именно! Сорвали куш – и залегли на дно. Ну и на радостях, от нечего делать…
Генерал: Да, полковник, вы, думаю, попали в самую точку: когда случаются перебои с электричеством, в стране резко повышается рождаемость. И это факт. Так что советую вам подбросить рацуху в качестве дополнения к одному из небезызвестных национальных проектов.
Полковник: Вы смеётесь?
Генерал: Какие шутки, полковник? Не смеяться – плакать в пору.
Полковник: Вполне согласен с вами. Но тогда надо глядеть в самый корень!
Генерал: А если в самый корень, то был ли, спрашивается, вообще младенец?!
Полковник: Как это?! Вы что, не доверяете мне? Агентурные данные…
Генерал: Засуньте их сами знаете куда. Факты! Нужны факты!!! Иисус, все знают, по воде ходил, ног не замочив. Это вера. А вот когда вы пройдёте по воде у меня на глазах и объясните мне, как вы это сделали, тогда я вам поверю. Вот это и будет факт, если два независимых свидетеля подтвердят…
Полковник: Отсутствие трупа, позвольте заметить, никогда не свидетельствовало о том, что убийства не было. Для этого надо предъявить живого человека, что будет свидетельствовать лишь о том, что именно этот человек не был убит. А другой?
Генерал: Да не обижайтесь, полковник. Я-то как раз вас понимаю. И готов помочь. И очень хочу помочь. Но!
Полковник: Я просто не понимаю, как можно отрицать очевидные вещи.
Генерал: Вещи, говорите? Но ни у нас в отечестве, ни в одном из уголовных дел как вещдок, ни на одном из известных аукционов, ни на чёрном рынке – нигде не мелькал ни один из тех предметов, которые вы указываете в перечне. При этом – заметьте! – …дцать полных событиями лет прошло… Я вообще сомневаюсь, не с очередным ли мифом мы имеем дело? Это смахивает на обыкновенную утку, что с годами всё жиреет да жиреет, оттого что кормят её всякими небылицами. Летать даже разучилась.
Полковник вскидывает обе руки кверху, как будто выражая тем самым полное несогласие со словами генерала. Но виду, что оскорблён, не подаёт.
Генерал: Ну, послушайте! Двадцать лет прошло с тех пор, как кто-то (неизвестно кто!) вынес (краном через окно, что ль?) три засыпных сейфа из разных частных квартир отставных провинциальных шишек, при этом не только не оставив следов, но и скрыв каким-то чудесным образом сам факт хищения от самих же собственников. Чудеса в решете, да и только!
Полковник: Не вынес, а опустошил.
Генерал: Да какая разница! Вынес или опустошил, или подменил… Ну вот объясните мне, что эти драгоценные сейфы там делали – без охраны? Мы ведь говорим не о дилетантах с улицы. Если речь идёт, конечно же, о партийной кассе, пускай и чёрной.
Полковник опять вскидывает обе руки кверху. Глаза навыкате от возмущения.
Генерал: Ну не белая же! Или в конце концов вам следует объяснить мне, каким таким чудесным образом касса, чья бы она ни была, может миновать бюджет и остаться белой и пушистой? Давайте будем называть вещи своими именами. Налоги-то уплачены сполна?
Полковник: Чёрная ещё не значит преступная. Тогда в эти слова вкладывалось совершенно иное понятие.
Генерал: А я и не утверждаю. Просто пытаюсь понять и разобраться. По нашим, однако ж, временам подобное сообщество людей в погонах обычно называют определённым термином – «оборотни». А подобная складчина – воровской общак. Впрочем, если вам так больше нравится, можете и впредь называть её кассой взаимопомощи.
Полковник: Генерал?! Вы же нагло передёргиваете…
Генерал: Молчать! Пока я говорю. Извините. Я ведь не об этом. Сами знаете. А то выставите меня тут этаким… Депутатом, прости господи… Без мыла в любую сраную дырочку готовы полезть, лишь бы имя засветить своё в прессе, а то и на голубом экране, как вечерняя звезда на небосклоне, замелькать. Голоса им, видите ли, честь заменяют.
Полковник: Да уж.
Генерал встаёт из-за стола, подходит к бару, наливает в пузатые бокалы коньяку и ставит на стол. Рядом блюдечко, с кружочками нарезанным лимоном. Сам одной своей мягкой половинкой полуприседает на край стола, другая половинка свисает – на расстоянии вытянутой руки от полковника.
Генерал: Думаю, не стоит препираться по всяким пустякам.
Полковник: Согласен, товарищ генерал. В свою очередь тоже приношу вам свои извинения.
Выпивают. Закусывают лимоном. Закуривают.
Генерал: Тут, я подозреваю, попахивает совершенно иным душком. В течение нескольких месяцев эти заслуженные по тем временам ветераны нашей с вами службы один за другим отчаливают в мир иной по вполне естественным причинам. Причина эта – возраст и старческие болезни. Никаких подозрений. Я бы вот чем заинтересовался в первую очередь.
Полковник: Да вот за давностью лет… Мне что, вы думаете, заняться больше нечем?
Генерал: Ну а на нет, так и суда нет. Если и виться ниточке, так откуда же ещё, как не от трупа. Притом заметьте, сразу от трёх трупов. А три сплетённых ниточки образуют вполне крепкую верёвочку. За неё, за косичку, как морковку за хвостик, и надо было дёрнуть в своё время. Да и сейчас, кажется, не совсем поздно…
Полковник: Время упустим. Дело надо делать сегодня. Пока горячо. А не копаться в прошлом. Ждало почти два десятка лет – может подождать и ещё чуть-чуть. Не за начало – нам бы за кончик ниточки ухватиться, тогда и весь клубочек смотаем. С конца да в начало.
Оба смотрят на часы – каждый на своей руке.
Полковник: Упустим. Осталось два часа до первой посадки. А мы…
Генерал: Помните (сколько лет тому уже минуло?), однажды я с вашей подачи поднял в небо две боевые машины. Когда они вообще не летали, ввиду отсутствия керосина. Небо над столицей было закрыто. А я поднял. Танки по Белому дому стреляли. А я поднял. И что?! С меня чуть погоны не посрывали. Чуть за решётку заодно с этими… придурками, прости господи!… едва не угодил. Если б не папа…
Полковник: Вынужден напомнить вам, товарищ генерал. Если бы не Сонечка, то и министерский портфель потерял ваш папа и вас бы не вытащил из того дерьма, в которое мы с вами вместе окунулись – по милости, напомню, этого говнюка.
Генерал: Да-а, обосрал он, конечно, всё, что мог, в том числе и нас с тобой. И потому мне, поймите только меня правильно, неприятны ваши необоснованные намёки.
Полковник: Если бы не обстоятельства тогдашние, сейчас мы бы с вами об этом неприятном инциденте иначе говорили.
Генерал: Поднял – потому что поверил! Вам, тогда ещё майору, на слово поверил.
Полковник: Прошу заметить: вы – генерал, а я пока ещё только полковник, несмотря…
Генерал: Плевать! Поверил во всякие россказни про каких-то там волосатых чудиков, домовых – в летающих безголовых мальчиков и несметные сокровища, которые старые, выжившие из ума склеротики хранили в засыпных сейфах у себя в доме. И тряслись над ними, наживая инфаркт миокарды.
Никто из серьёзных людей в глаза не видел этих чудесных сейфов, не говоря уж о сокровищах, запертых в них. Сим-сим откройся – байки восточного сказочника, да и только!
Полковник: Я понимаю, о чём вы говорите, генерал. Не первый день, как на свет родился. Дело очень непростое. Но факты – вещь неумолимая…
Генерал: Какие факты? О чём, полковник, говорите вы! Не о тех ли фактах, которые я, самолично, собрал вот в эти две папки с вашей подачи? И над которыми смеётся всякий здравомыслящий человек! Спасибо, хоть надо мной пока ещё не смеются. Вы козыряете передо мной не своими фактами, а тем досье, что я собрал для вас и которое свидетельствует об одном лишь только: я полный болван – по вашей милости.
Полковник: Я тогда ещё майором был, а вы капитаном под моим началом. Помните историю с домовым? Было же!
Генерал: Очевидного отрицать не стану. После литра водки и бессонной ночи, проведённой в загородной баньке с прелестницами лёгкого поведения, и не такое примерещится…
Полковник: Полноте, генерал. Мы оба знаем, о чём говорим.
Выпивают ещё по глоточку. Закусывают лимоном. Закуривают по второй сигарете. Молчат какое-то время, каждый думая о своём.
Полковник: По моим агентурным данным, Рублёв – он же Денигин, он же Копейкин, а теперь вот Золотовым обернулся. Сегодня он вылетает чартерным рейсом в Париж якобы на художественную выставку…
Генерал: Да хоть в Пекин! Что вы меня, как девочку, уламываете?
Полковник: А мы с вами теряем драгоценное время в пустых препирательствах. Отдайте приказ – и не пожалеете!
Генерал: Я не позволю, извините за неприличное выражение, шмонать добропорядочных туристов в международном аэропорту. Не те времена за окном. Маски шоу на этот раз не состоятся. Исключительно из уважения к г-же Сонечке, ввиду личной моей симпатии к ней, я выделяю вам трёх лейтенантов постовой службы во главе с опытным капитаном спецслужб. И всё. Свою добрую волю готов проявить в последний раз. Знаете ли, мне мои лампасы пока что не трут. И погоны не в тягость, тем более, что со дня на день жду, когда же наконец потяжелеют на чуть.
Полковник: Ну, заранее не поздравляют…
Генерал: Тьфу ты, вот только не хватало мне, чтоб сглазил кто!
Генерал трижды плюёт через левое плечо и стучит по столу костяшкой указательного пальца правой руки. При этом брови идут вразлёт, и он так пучит глаза, что зрачки уж готовы вылупиться из покрасневших белков.
Полковник воротит в сторону козью морду, чтоб скрыть красноречивую гримасу: как же, блин, достал, а?! – и начинает придавливать, особо чеканя каждое слово и отделяя слово от слова.
Полковник: Но позволю напомнить вам, что в прошлый раз мои агентурные данные получили подтверждение из независимых источников. И вы это хорошо знаете.
Генерал: Не смешите меня. Ничего не подтвердилось.
Полковник: А как же рапорт пилота?
Генерал: Ха!
Полковник: Вы что, будете отрицать и рапорт?
Генерал: Короче. Обосновываю своё частично положительное решение исключительно тем, что в прошлый раз, когда МИГи были подняты в небо, один из пилотов утверждал, будто обнаружил некую цель, похожую на частный спортивный самолёт, который каким-то чудесным образом с необычайной лёгкостью оторвался от современной боевой машины.
Полковник: Вот видите?!
Генерал: Сей неимоверный факт зафиксирован в рапорте пилота как НЛО. Если случится нечто подобное и на этот раз, то милости прошу прямо к уфологам. Я пороюсь в своей картотеке и спишу вам, так и быть, парочку надёжных адресов от щедрот душевных, и совершенно безвозмездно.
Генерал поднимает руку, категорически упреждая всякие возражения.
Генерал: И последнее, что хотелось бы сказать. На прощание. Поскольку времени и в самом деле в обрез.
В Париж действительно вылетают сразу три художника по фамилии Рублёв – каждый с такой фамилией. Разными рейсами. Там конкурс имени Рублёва. Не знаменитого средневекового иконописца, а художников по фамилии Рублёв. И проводит этот конкурс какая-то, прости господи, вшивая ассоциация то ли двойников, то ли однофамильцев…
Полковник: Вот видите?! Я же говорил вам!
Генерал: Но наш-то, как вы сами только что битый час мне доказывали, уже не Рублёв. Он Золотов. В общем, очередная чушь собачья! Среди пассажиров, кстати сказать, наш Рублёв не значится тоже.
Полковник: Вот мы и проверим.
Полковник смотрит на часы на руке, и генерал – на свои. Протягивают друг другу руки для крепкого мужского пожатия. Ну разве что по скупой слезе не уронили на прощание.
Генерал: Вам и карты в руки. Удачи, полковник. Дерзайте. И передавайте, будьте столь любезны, мой наинижайший поклон прелестной Софье Андревне. Всенепременнейше! Рад буду оказать любую посильную услугу. А теперь всё, полковник, извини. Служба. Ни пуха, ни пера!
Полковник: К чёрту!
Полковник трижды плюёт через левое плечо и с достоинством покидает кабинет, стараясь держать уверенный бодрый шаг.
Действо второе
Всё тот же кабинет. Та же обстановка.
Генерал снимает телефонную трубку и, едва дождавшись ответа, отдаёт приказание. В его голосе смешивается нетерпение с раздражением.
Генерал: Бегом ко мне!
В дверь кабинета стучат – три коротких отрывистых громких удара.
Генерал: Войдите!
Петрович: Вызывали, товарищ генерал?
Генерал: Слушай, Петрович, бери группу и давай, дуй следом за полковником. Маршрут, контакты, звонки – в общем, чего тебя, старого волка, учить буду уму разуму? Работай! Себя не обнаруживать ни при каких обстоятельствах. И цель, смотри, не потеряй, как тогда…
Петрович: А кто ж мог знать, что вместо парня из подъезда выйдет древняя горбатая старуха? Мне что, ориентировку кто дал?! Она шмыг по подземному переходу на ту сторону проспекта, подняла руку и на грузовике – за угол. Пока мы разворачивались, – там 300 метров до разворота! – пока рыскали по закоулкам в поисках грузовика, и след её простыл! Вот и всё. Передо мной стояла задача не думать, а следить.
Генерал: Вот и наследил, больше некуда.
Петрович: Чего меня-то попрекать?! Я, что ль, его переодевал?
Генерал: Да не попрекаю я. Не попрекаю! Я просто напоминаю. Пока вы гонялись за старухой в грузовике, парень преспокойненько вышел из подъезда, свернул за другой угол – и след его простыл.
Генерал смотрит на часы и качает неодобрительно головой.
Генерал: Теряем напрасно время. Всё! Жду подробного доклада.
Петрович: Есть!
Петрович выбегает из кабинета. Звонит телефон.
Генерал: Слушаю… Да, папа… Нет, папа, я не могу сейчас. Служба… Да, папа…
Генерал отстраняет от уха трубку и морщится. Нажимает кнопку на аппарате и, положив трубку на стол, встаёт с кресла. Мягко крадучись ступает по ковру, с тем чтобы на том конце провода ни о чём таком не догадались. Шагов не слышно. Как будто бы не слушает, вернее – слушает, но издалека, так чтобы не слышать.
Папа: Послушай, сынок, я ведь тебе только добра желаю. Уйди в тень. Заболей. Ляг в больницу. Слиняй. И не связывайся ты с Соней. Поверь мне, до добра эта затея не доведёт тебя. Напрасно я всё рассказал. Извини ты, старого дурня. У тебя карьера, вся наша дружная семья… Чего ещё желать? Подумай наконец обо мне, если себя пожалеть не хочешь.
Генерал: Да, папа, конечно. Я выбросил из головы. Да и времени у меня нет. Столько дел навалилось! Давай потом поговорим. Ну хоть за ужином обсудим. В субботу, устроит?
Папа: Не отмахивайся от советов своего умудрённого опытом отца. Меня на мякине не проведёшь!
Генерал: Да говорю ж тебе. У меня был только что посланец от Софьи Андревны. Я отказал ему в помощи, отослав ни с чем.
Папа: У тебя перед глазами судьба твоего дяди – моего родного брата. Связался, дурачина этакий, с Сонькой – и кранты. Был мужик что надо, а стал тряпка-тряпкой.
Генерал: Я не дядя, а если и связываюсь с кем, так те связи у меня, ты знаешь, мимолётные, несерьёзные, лёгкие…
Папа: Все так говорят, а когда до дела доходит, так и голову теряют, не успев даже задуматься.
Генерал: Ты меня не слышишь. Я тебе русским языком объясняю. У меня был человек от Софьи Андревны. Просил помочь поймать одного ничтожного человечка…
Папа: Зачем ты в это лезешь?
Генерал: Я никуда не лезу. Я просто дал ему троицу постовых во главе с опером и приставил филёра – на всякий случай, чтоб приглядывал. Считай, отправил ни с чем…
Папа: Не сметь, я сказал, лезть в такие дела. Это нечистые дела. Не сметь!
Генерал: Так я ж и не лезу. Это обычная интрига. Если поймают, кого им нужно, так с моей помощью, и первым об этом узнаю я – первым и доложу. Если нет – с меня спроса тоже мало. Не я вёл дело. Не я давал наводку. Ну а случись какой скандал или конфуз – и того лучше. Каким бы боком дело ни обернулось, всюду же с выгодной для меня стороны.
Папа: Сердцем чую: доиграешься. Ох уж эти гены…
Генерал: Ну, папа! Хватит уже. Я давно не мальчик…
Папа: Вот моё слово! Узнаю только, ни на чин, ни на возраст – ни на что не посмотрю. Выпорю, как самого последнего сорванца! Спущу тебе штаны до колен – и выпорю ремнём по голой заднице. Ты меня знаешь!
И динамик сердито замолчал. Генерал нажал на кнопку, давая отбой, и сел в кресло, качая головой и весело усмехаясь словам отца.
Зазвонил телефон.
Генерал: Слушаю! Да, на проводе…
Медленно встаёт с кресла. Рука, прижимающая трубку к уху, дрожит, и ладонь покрывается потом. Но голос, по-прежнему решительный и твёрдый, не выдаёт возбуждённого состояния говорящего. Привычное порыкивание, впрочем, обращается в бархатистый шелест, как если бы обёртку шоколадки разворачивал перед микрофоном.
Генерал: Софья Андревна? Легки на помине. Только что беседовал с человечком от вас. Пытаюсь помочь…
…Ах, совсем, стало быть, наоборот надо было? От рук, говорите, отбился полковник? Самодеятельностью занимается?! Вот даже, значит, как?! Ну и засранец же – кто бы только мог подумать. Это совершенно меняет дело.
…Разумеется, с моей помощью, дорогая Софья Андревна, мы легко опустим его с заоблачных небес на нашу грешную землю… То бишь что значит в прямом, а не переносном смысле?
…Понимаю, конечно. Я не только догадлив, но и предусмотрителен. К нему уже приставлен человек – так, на всякий случай…
…Нет-нет, маслом каши не испортишь. Я понимаю. А какого характера работёнка предстоит им?
…Да, полковник на след вышел. Это точно. Как пить дать. И делов, поскольку он, похоже, совсем неуправляем стал, наворотить может ещё тех…
Генерал удивлённо озирается вокруг, пытаясь вспомнить, что и когда заставило его встать и разговаривать по телефону стоя, вытянувшись в струнку, как будто пред самым высочайшим начальством. Качает в недоумении головой. Тянет руку к бокалу с коньяком – не дотягивается. Нажимает на кнопку в телефонном аппарате и обходит огромный стол, чтобы взять наконец бокал, наполненный янтарной горючей жидкостью, и промочить пересохшее от волнения горло.
Софья Андреевна (из динамика на весь кабинет): И зарубите себе на носу, генерал. Это колючее и своевольное растение, но отнюдь не ядовитое, а вот та толика яда, которая в нём всё-таки присутствует, она-то для нас и полезна. Поэтому оберегать как Кощей тот дуб, где в дупле схоронен ларчик, в котором притаилась утка – наседкой на яичке, а в яичке, сам знаешь, что за иголочка схоронена. И слегка, неназойливо подгонять к нужным нам дверям, а за ним двери плотненько прикрыть, но только не хлопать. Не дай бог вспугнём – улизнёт из мышеловки. Улизнёт – не заманим снова. Не заманим – не поймаем.
Генерал (самодовольно): У меня не улизнёшь. Я ему Кузькину мать…
Софья Андреевна: Это я тебе такую Кузькину мать покажу, что икотой поперхнёшься – не отдышишься! И помните, генерал, что сей великовозрастный мальчик по-прежнему необычайно прозорлив, находчив и, главное, удачлив. И смотри мне! Чтоб ни один волос с его головы…
Генерал: Могли бы и не напоминать. Я всё прекрасно понимаю.
Софья Андреевна: Понимать-то понимаете, да вот работать привыкли топорно. Поэтому, будьте уж любезны, держите руки в стороне – как от бокала горного хрусталя с глубокого похмелья. Не дай бог разобьёте.
Генерал: Ну а если ситуация выйдет из-под контроля?
Софья Андреевна: А она и выйдет из-под контроля. И контролировать сам господь бог не в силах. Поэтому сама буду… Соблазнять буду, приручать буду. Улещать. Умасливать. И как пить дать – безуспешно. Главное, держать руку на пульсе. И вам, генерал, велю там быть – и чтоб само обаяние излучали. Ни взгляда, ни нотки, ни намёка на ревность чтоб. Иначе глаза выцарапаю, язык вырву, ручонки выкручу – с мясом и не раздумывая.
Генерал: Ну, Софья Андревна, это же просто пытка какая-то невыносимая. Лучше сразу казните! Ну, разве что в награду за муки адовы меня ждёт награда…
Софья Андреевна: Я обещаю, но только время и место определю сама. За терпение, вы меня знаете, я вознагражу вас так, как вам и не снилось даже в самом сладком, сказочном сне.
Генерал: Целую ручки, целую ножки.
Софья Андреевна: Пошляк!
Генерал: Рад слышать, и очень жаль, что слышу, но не имею удовольствия лицезреть.
Софья Андреевна: Такое удовольствие я вам вскоре предоставлю.
Раздаются короткие гудки. Генерал тяжело вздыхает и кладёт трубку на рычаг. Сахарное выражение стаивает разочарованными каплями с его лица, и с глубоко задумчивым видом он оседает в своё кресло. Как свеча растаявшая от жара огня.
Время бежит. Телефон молчит. Дрёма подкрадывается незаметно, и набрякшие веки, тяжело опустившись, предательски незаметно заслоняют мир от его пытливых глаз. Голова клонится чуть вбок и вперёд. Из приоткрытого рта, через оттопыренную нижнюю губу, ползёт тонкая тягучая струйка слюны и тянется прямо к лацкану, украшенному жёлтым витым листом.
Генерал вздрагивает и резко выпрямляет спину. Утирает рукавом слюну.
Голова опять падает, слюна течёт – дыхание останавливается. Тишина, и только где-то в углу кто-то тихонько украдкой поскрёбывает. Как говорится, солдат спит – у генерала служба год за два идёт… Генерал вскрикивает во сне, всем телом вздрагивает от собственного крика и подхватывается с места, ошалело шаря глазами по углам кабинета.
Выхватывает пистолет из кобуры подмышкой, снимает с предохранителя, передёргивает затвор. Обходит кабинет по кругу, заглядывает под стол. Открывает дверцу шкафа, заглядывает внутрь, затем почему-то за шкаф. Приседает в углу и нащупывает нить, осторожно подёргивает, проверяя, цела ли. Потом дважды обходит с дозором все углы кабинета и проверяет натянутую паутиной тоненькую, невидимую глазом ниточку.
Возвращается к столу, выдвигает ящик, достаёт указку и с указкой в одной руке, а в другой – с пистолетом наизготовку опять продвигается пружинистым бесшумным шагом к шкафу. Приседает на корточки и, ткнув указкой в щель, отскакивает на шаг назад.
Тух! – громко клацает в щели с призвуком металла.
Генерал подпрыгивает, вертится волчком, целя пистолетом по углам. Замирает, зажав пистолет меж двух рук и направив дуло пистолета от плеча в потолок. Палец на спусковом крючке. Глаза стреляют по углам.
Выжидает секунду, другую, третью… Прислушивается к безмолвию. Тишина – глубокая гробовая тишина.
Успокаивается, наконец. Подходит к окну и выглядывает. Вздыхает с очевидным облегчением. Мотает головой и вроде как ухмыляется с ехидцей – как если бы самому себе в назидание.
Мышеловка сработала – вхолостую.
Ставит пистолет на предохранитель, суёт в кобуру и возвращается к столу. Опрокидывает толику коньяку в глотку и бросает следом кружок лимона. Зажёвывает, не позволив оскомине исказить кривой гримасой его лица благородные черты.
Звонит телефон – хватает трубку и долго молча слушает, многозначительно кивая головой.
Генерал: Я понял тебя, Петрович. Молодец. Переходим к варианту «Ч». Да, я объявляю начало операции под кодовым названием «Полковник, ты не прав». Ты и возглавишь операцию. Подельники уже выдвигаются. Самолично опустишь этого засранца с небес на землю.
Вскакивает с места – брови вразлёт выражают крайнюю степень негодования.
Генерал: Что значит – как? А я почём знаю?! Сам думай – на то тебе и голова прилагается.
Кричит в трубку, и голос его ужасен в окрике гневном.
Генерал: А нет, провалишь дело, так я тебя самолично опущу! Понял?! Тогда выполняй! Всё остальное тебя не касается.
Не присаживаясь в кресло, быстро нажимает кнопки на телефонном аппарате и кладёт трубку на сукно.
На третий гудок аппарат оживает скучным, едва ли не с зевотой голосом.
Голос: Слу-ашаю.
Генерал: Послушай, Сан Саныч, хватит зевать. Поднимай две группы своих орлов – и срочно по машинам. А пока то да сё, дуй ко мне, за инструкциями. И живо. В темпе вальса.
