Пока армия Константина отдыхала у стен Вероны, а в погребальном костре Руриция Помпиана тлели последние угли, в Вечном городе был праздник. Максенций устроил грандиозный пир в честь скорой гибели «врага Рима». Он поднимал чашу за чашей за Митру Непобедимого и богов-олимпийцев, пока хмель не свалил его с ног.
От Вероны легионы Константина двинулись на юг, пересекли реку Пад и достигли Бононии[26]. В городе стоял небольшой гарнизон. Жители сомневались, как им поступить: перебить солдат узурпатора и выйти встречать Константина с дарами или готовиться к осаде. Однако император не стал терять время, у Бононии его армия повернула на дорогу, идущую вдоль северо-восточного хребта Апеннинских гор. По ней она вышла к Адриатическому морю, двинулась вдоль берега до города Фано, где свернула на знаменитую Фламиниеву дорогу, и направилась прямо на Рим.
Узурпатор и его военачальники не ожидали, что Константин будет передвигаться столь стремительно. Узнав, что он уже близко, они начали лихорадочно готовиться к битве. Максенций перевел свое войско через Мульвийский мост и тайно приказал инженерам ослабить подпорки, чтобы по сигналу их можно было легко выбить.
Армия узурпатора заблокировала Фламиниеву дорогу, заняв позиции на равнине, постепенно поднимавшейся к горе Соракт, между Вейями и Фиденами. Солдаты выстроились по косой линии вдоль берега Тибра. В центре расположились италийские легионы, состоявшие в основном из новобранцев, за ними преторианская гвардия, на левом фланге легкая конница, тяжелая – на правом.
По вражеской территории римские легионы, как правило, передвигались с рассвета и до полудня. Вторая половина дня уходила на возведение укрепленного лагеря. Эта тактика была обременительной, но она не раз приносила свои плоды, не давая противнику застать римлян врасплох. Поэтому, когда в полдень на Фламиниевой дороге показался авангард армии Константина, Максенций и его военачальники были уверены, что он сейчас остановится и начнет строительство лагеря.
– На что он надеется? – усмехнулся узурпатор, наблюдая за облаком пыли на горизонте. – Безумец, думает, его новый Бог выиграет за него сражение?
– Ночью окружим их лагерь, – предложил префект преторианской гвардии. – Будем держать, пока они не начнут пухнуть с голоду. Им не вырваться, а запасов у них мало.
– Нет, благороднейший Скудилло, я не могу столько ждать! – резко ответил Максенций, он чувствовал себя, как никогда, уверенно. – К тому же мне нужна армия Галлии и Британии, а не кучка ходячих скелетов.
– До этого не дойдет, – пообещал узурпатору командир преторианцев. – Дождемся, пока они как следует проголодаются, а затем предложим обменять Константина на мясо, хлеб и вино. Никакими молитвами не унять урчания желудков. Его приведут к нам в цепях собственные люди.
– Благороднейший Скудилло, должно быть, судит о рейнских легионах по своим преторианцам, – желчно заметил Квинт Эльмер. – Зачем упускать хорошую возможность атаковать?
– Как ты смеешь? – побагровел префект преторианцев.
– Сейчас не время для ссор! – рявкнул на них Максенций. – Высокородный Эльмер прав, нужно покончить с Константином как можно скорее. Нельзя давать ему время на колдовство!
– Говорят, христианский Бог может накормить толпу во много тысяч человек несколькими рыбами и хлебами, – произнес один из военачальников.
– Когда они остановятся, чтобы начать строительство лагеря, мы пойдем в наступление. У Константина меньше солдат, они устали после марша. К закату они будут молить о пощаде, – сказал Эльмер.
– Это разумно, – кивнул узурпатор. – Я разберусь с чародеем, а вы позаботьтесь о его людях. Боги улыбаются нам! Змея сама ползет под занесенный молот.
Но Константин не собирался останавливаться, прежде чем не разобьет узурпатора. Его армия продолжала идти, словно не замечала противника. Когда впереди стали четко видны позиции Максенция, император развернул коня и поехал вдоль колонн своих войск.
– Могучие воины Запада! – произнес Константин, стараясь, чтобы его слова звучали как можно громче. – Там, у берега Тибра, стоят преступники, которых мы обязаны предать суду. Они позорят величие Рима, грабят и убивают его граждан. Вечный город взывает к нам с мольбой очистить его от скверны! Мы защищали Галлию от франков, Британию от пиктов и саксов, а сейчас сердце империи нуждается в нас! Настал момент, ради которого начался наш поход.
Вся армия не могла слышать речь императора, однако те легионеры, мимо которых проезжал Константин, подхватывали каждое его слово и по цепочке передавали остальным. С задержками и некоторыми искажениями ему внимали даже те, кто шел в самом хвосте колонн.
– Не стану скрывать, на каждого из вас приходится два или даже три солдата узурпатора. Но разве они нам ровня? Спросите себя: кто эти люди? Воры, пьяницы, насильники и убийцы! Перед нами армия или полчища разбойников? Мы пришли сюда, чтобы восстановить единство империи, защитить слабых и прекратить бесчинства. Это благородная цель, ради которой стоит сражаться. Каждый из вас – верный и отважный воин, гордость Империи. Солдаты узурпатора дрожат от страха, глядя, как мы приближаемся, потому что знают: сколько бы их ни было, им никогда нас не сокрушить! Сегодня мы покроем себя славой освободителей Рима! Бесстрашие и вера сделают нас непобедимыми!
По колоннам прокатился одобрительный рев.
– Максенций уверен, что боги на его стороне. Но почему же тогда города Севера склонились перед нами, а лучший полководец узурпатора был разбит? Где была их поддержка все это время? Мы несем волю Бога Единого и Всемогущего. Он хранит нас! Максенций прячется за спинами своих солдат, он не верит, что боги защитят его. Вот наглядное доказательство их слабости. Обречены те, у кого нет благородной цели и уверенности в своих силах.
Он дал знак контуберналам. Они подъехали к нему и подали длинный предмет, завернутый в пурпурную ткань и по форме напоминавший штандарт легиона. Константин поднял его вверх, контубернал осторожно стянул ткань. Глаза легионеров блеснули от восхищения.
– Это хоругвь Христова!
Веронские ювелиры по заказу Константина превратили римский штандарт в христианское знамя, епископ Осий его освятил. Верхушку знамени венчал отлитый из золота лавровый венок, украшенный драгоценными камнями. Под ним располагались позолоченные буквы хризмы, ниже была закреплена поперечная планка, с которой свисал расшитый золотом алый стяг со словами: Hoc vince[27]. Эту хоругвь назвали лабарумом.
– С нами Бог, да свершится воля Его! Бейтесь за Господа, за славу Рима и за всех, кто нуждается в вашей защите! Заклинаю вас только об одном: если я погибну, не останавливайтесь, сражайтесь, пока враг не будет разгромлен, пока не сложит оружие последний солдат узурпатора! Вперед, нас ждет победа!
Константин собирался бросить армию в бой прямо с марша. Он очень рисковал, но только так можно было застать узурпатора врасплох и получить преимущество. Развернув коня, император помчался обратно к авангарду, контуберналы с трудом поспевали за ним.
Обоз и всех, кто сопровождал армию, оставили позади. Жены командиров вместе со слугами столпились на небольшом холме, наблюдая за намечающимся сражением. Крисп с большим трудом прорвался вперед и разочарованно вздохнул. Ему было видно лишь пыль, поднимаемую солдатами. Он понурил голову, когда рука Фаусты мягко легла на его плечо.
– Хочешь посмотреть на отца? – спросила она, сверкая глазами.
За напускной веселостью императрица прятала волнение. Прежде чем Крисп успел ей ответить, она наклонилась, усадила его к себе на плечи и выпрямилась. Окружающие подивились: сил Фаусте было не занимать.
– Вот он! – Она указала на всадника в шлеме с высоким гребнем, который скакал параллельно колонне легионеров с диковинным знаменем в руках. Его доспехи блестели на солнце, за спиной развевался пурпурный плащ. У Криспа перехватило дух от восторга. Фауста восхищенно воскликнула:
– Вот он! Твой отец, император Константин! Константин Великий!
– Великий! – радостно повторил Крисп. – Константин Великий!
За день до сражения Константин решил выучить какую-нибудь молитву, чтобы с ней на устах ринуться на ряды Максенция, но у него это никак не получалось. Он много раз ее читал, но не мог удержать в памяти больше нескольких строк. Это было мучительно, ему казалось, что слова молитвы ускользают от него. Раньше с ним такого никогда не случалось.
«А может, Бог не хочет, чтобы я шел в бой с его молитвой на устах?» – с трепетом подумал император. Он спросил об этом Осия.
– Господь никому не запрещает учить молитвы, обращенные к Нему, – заверил его епископ. – Но, может, время для этого еще не пришло?
– Когда же, если не сейчас? – разволновался Константин. – Солдаты не должны заметить и тени моих сомнений!
Тогда Осий предложил императору запомнить молитву из одной строчки – Иисусову молитву:
– Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго! – заучил Константин и почувствовал, как тяжелый груз свалился с души.
«Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго!» – повторял про себя император.
Он приказал трубить сигнал к атаке, а сам, возглавив авангард, состоявший из легкой кавалерии и азиатских конных лучников, повел его к правому флангу противника. Максенций и его военачальники не верили своим глазам.
– Он, должно быть, смерти ищет, – удивился узурпатор, затем обратился к своему окружению: – Видите, боги отдают Константина нам в руки. Высокородный Эльмер, возглавь правый фланг, разбей чародея и приволоки его ко мне живым или мертвым!
– Будет исполнено!
Император построил конницу клином – впереди азиатские лучники, за ними легкая кавалерия. Так как армия Максенция выстроилась не по прямой линии, а вдоль берега, его правому флангу, прежде чем выдвигаться в бой, нужно было развернуться. Квинт Эльмер недооценил скорость, с которой мчался авангард Константина. Перед тем как его тяжеловооруженные всадники успели завершить маневр, лучники приблизились на достаточное расстояние для стрельбы. Император приказал сосредоточить обстрел в тех местах, где виднелись вражеские стяги. Выхватив луки и откинувшись в седле, наемники на полном скаку принялись осыпать кавалерию узурпатора стрелами.
Сразу несколько знаменосцев неприятеля пали. Под обстрелом, потеряв ориентиры, кавалерия противника пришла в замешательство. Эльмер попытался восстановить порядок, но вдруг стрела вонзилась ему в шею. Он упал с лошади, захлебываясь кровью. К нему кинулись, чтобы помочь, но сделать уже ничего было нельзя. Лишившись командира, порядки правого фланга Максенция окончательно расстроились.
Тяжелая кавалерия сильна своим натиском, но отражать атаки, стоя на месте, она не способна. В отличие от пехоты, где легионеры подпирали друг друга, конница не могла организовать плотный оборонительный строй. Авангард Константина обрушился на правый фланг Максенция и смял его. Всадники узурпатора бросились врассыпную, некоторые из их лошадей так перепугались, что сбрасывали наездников.
Солдаты, наблюдавшие за началом битвы в отдалении, лучше всего видели возвышавшийся над головами сражавшихся, сиявший в солнечных лучах лабарум. Когда тяжелая конница Максенция была опрокинута легкой кавалерией, они подумали, что такое могло случиться только благодаря силе знамени Христова. Войска императора возликовали, солдаты узурпатора ужаснулись.
– Вот она, его магия, я же вам говорил! – побагровел Максенций.
Он решил, что пора действовать. В сопровождении отряда телохранителей узурпатор поскакал к своему правому флангу, туда, где виднелся лабарум. Увидев пурпурный плащ Максенция, остатки тяжелой кавалерии собрались вокруг него. Выкрикивая во все горло ругательства в адрес Константина, он сделал вид, что ведет их в бой. Ему и в голову не приходило, что у него появился хороший шанс отбросить конницу противника. Он думал только о том, как заманить Константина в ловушку.
Император находился во втором ряду своего авангарда. В правой руке он сжимал древко лабарума и поэтому не мог сражаться, а в левой держал щит, которым парировал удары копьем, когда всадники Максенция пытались прорваться к нему. Конница неприятеля перешла в контрнаступление, сразу несколько воинов из первого ряда пали, и перед Константином оказалось сразу двое всадников неприятеля. Чтобы отбиться от них, одного щита было мало, пришлось выхватить меч, при этом бросив знамя. Одного из противников он сбросил с седла, плашмя ударив щитом по лицу. Второму стрела вонзилась в плечо, он дернул поводья, его лошадь рванулась в сторону и врезалась в бок другому всаднику.
Константин спрыгнул с коня, чтобы подобрать лабарум, и вдруг заметил в метрах двадцати от себя Максенция. Их взгляды встретились. Для узурпатора настал идеальный момент перехватить инициативу. Его кавалерия перегруппировалась и начала теснить авангард неприятеля. К тому же те, кто наблюдал за сражением со стороны, видели, как пал лабарум, и, должно быть, решили, что император погиб, а чудотворная сила знамени исчезла. Максенцию нужно было лишь приказать коннице перейти в решительное наступление, но, почувствовав на себе взгляд Константина, он не смог произнести ни слова. Узурпатор побледнел, по телу пробежала дрожь. Он развернул коня и, не оглядываясь, помчался к Мульвийскому мосту. Следом за ним в бегство обратилась его кавалерия. Правый фланг Максенция был разгромлен. Император хотел броситься в погоню: пленить его – большая удача, но неясное предчувствие предостерегло от этого.
«Сперва нужно разбить армию узурпатора, а уже потом преследовать его самого», – подумал Константин.
Тем временем в бой вступила пехота. Новобранцы Максенция не выдержали натиска опытных галло-британских войск и начали пятиться, но сзади их стали подпирать преторианцы. Установилось шаткое равновесие. Легкая кавалерия узурпатора попыталась зайти в тыл легионерам императора, но столкнулась с батавами Бертольда и была разбита.
– О Божественный, мне послать людей в погоню за узурпатором? – спросил у Константина Дидий Варрен.
– Нет, у нас каждый воин на счету, – покачал головой император. – Пусть бежит, без армии он пустое место. Главное – одержать победу!
У армии Максенция все еще было значительное численное преимущество в пехоте, но, оставшись без кавалерии, ее фланги оказались оголены. Конница Константина обрушилась на противника с двух сторон. Италийские легионы дрогнули, не выдержав такого напора, и бросились бежать, никто не хотел погибать за узурпатора. Только преторианцы удерживали позиции: за право хозяйничать в Риме они были готовы биться до последнего.
Максенций пронесся по Мульвийскому мосту, резко осадил коня, развернулся, чтобы дать сигнал инженерам выбить подпорки, но обнаружил, что погони нет. Узурпатор не мог поверить своим глазам: его огромная армия проигрывала сражение, а план, на который он так уповал, провалился. Когда бóльшая часть солдат обратилась в бегство, у Максенция появилась надежда, что теперь-то Константин погонится за ним. Он выехал на середину моста и стал звать:
– Константин, сразись со мной! Прими мой вызов, если ты не трус!
Император был в гуще сражения и не слышал его. Узурпатор кричал, пока не охрип. Им овладело отчаяние, он поник головой, слезы потекли по щекам. Удар молотом пришелся мимо, а змея ужалила руку, что его сжимала.
– Проклятый колдун, – сокрушенно пробормотал Максенций.
На мост хлынули спасавшиеся бегством легионеры. Ослабленные подпорки не выдержали. Узурпатор упал в Тибр. Солдаты, что не успели вступить на обрушившийся мост, бросились бежать вдоль берега. Константин дал возможность убежать тем, кто не хотел больше сражаться, затем подтянул резервы и окружил остатки армии неприятеля.
– Какие будут приказы, господин префект? – спрашивали у Макрона Скудилло его гвардейцы.
Тот отчаянно пытался сообразить, что предпринять. Он спешился, когда повел в наступление центр войска Максенция. Его конь остался где-то позади. Скудилло озирался по сторонам и ничего не мог разглядеть, кроме шлемов преторианцев. Тогда он встал на свой щит, а четверо гвардейцев подняли его над головами. Скудилло надеялся найти слабое место в рядах окруживших их войск, но, оглядевшись, понял, что положение безнадежное. Армия Константина теснила преторианскую гвардию со всех сторон. У них уже не было шансов перехватить инициативу. Им оставалось лишь пятиться и отбиваться, а кольцо все сжималось. Тогда Макрон Скудилло понял, что пришел его час. Он повернулся туда, где виднелся лабарум, вскинул правую руку, в которой держал меч, и воскликнул:
– Идущие на смерть приветствуют тебя!
Константин удивленно поднял брови, но затем привстал в седле и ответил на приветствие.
– Приказ такой: не продешевите! – грустно усмехнулся Скудилло, когда преторианцы опустили его на землю. Затем встряхнул головой и во всю глотку прокричал: – Приказываю каждому продать свою жизнь подороже! Покажите им, на что способны, и не смейте позорить преторианскую гвардию, иначе я и в Тартаре до вас доберусь!
Они выполнили приказ, ни один из преторианцев не дрогнул. В гвардию отбирали только опытных, закаленных в боях легионеров. Столичная жизнь развратила их, но в пылу битвы они снова стали самими собой – лучшими солдатами античного мира. Они были последними прямыми наследниками легионов Августа. После битвы у Мульвийского моста римская армия уже никогда не станет прежней. Кочевники из Великой степи, романизированные галлы, бритты и германцы под командованием Константина разбили войска италийцев.
– Может, отведем один легион? – предложил императору Авл, наблюдая за стоявшими насмерть гвардейцами. – Если появится шанс спастись, они побегут…
– Нет! – перебил его Константин. – Преторианцы, которым сегодня удастся спастись, или станут разбойниками, или вновь поднимут оружие, присоединившись к нашим врагам. У них был шанс бежать, больше никакой пощады!
Сражение превратилось в долгую кровавую резню. К закату пали последние преторианцы. Умирая, префект произнес:
– Марс… Марс… встречай своих… сынов.
Когда все закончилось и лязг металла затих, солдаты Константина почувствовали страшную усталость. Многие валились наземь, другие из последних сил помогали раненым.
Император слез с седла, подрагивавшими от перенапряжения руками передал контуберналам лабарум. Ему не хотелось смотреть на поле битвы. Стерев с лица пот, он направился к развалинам Мульвийского моста. Его догнал Далмаций.
– Это великая победа! – воскликнул он, обняв Константина. – Она прославит твое имя в веках!
– Узурпатор сбежал! Если у него остались хоть какие-нибудь резервы, он укрепится в Риме и наша победа будет пирровой, Далмаций. Нас ждет изнурительная осада, – ответил император, высвободившись из объятий. – Этот трус разрушил за собой мост. Прикажи братьям Ювентинам найти легионеров, которые меньше всех устали. Пусть немедленно начнут налаживать переправу! И отправь Бертольда преследовать солдат Максенция. Главное, рассеивать их, не давая собраться в отряды.
Далмаций оторопел, румянец на бледном лице вспыхнул еще ярче.
– Будет исполнено, – произнес он, взяв себя в руки.
Константин кивнул и попытался ему улыбнуться, однако он так устал, что получилась, скорее, гримаса. Изучив остатки моста, император двинулся вдоль берега. Он шел и мысленно корил себя за то, что позволил Максенцию уйти.
«Я мог схватить его, и война бы закончилась! Глупец, почему я даже погони за ним не отправил?»
Тут Константин заметил выброшенный на берег труп. Он хотел обойти его, но увидел на доспехах погибшего обрывок пурпурной ткани. Император наклонился и перевернул утопленника на спину. Перед ним лежал Максенций. Заглянув в мутные, широко раскрытые глаза узурпатора, Константин ощутил дрожь.
«Неисповедимы пути Господни», – вспомнились ему слова епископа Осия.
Теперь он знал, что война окончена, мятеж подавлен, Италия возвращена в лоно империи, а Рим ждет своего нового повелителя, ждет уже не цезаря, а августа Константина!
Его легионеры стали выходить из оцепенения. Они наконец почувствовали, что одержали победу, достойную великой армии. Вечный город будет встречать их как своих спасителей. Это было мечтой любого солдата империи.
– Слава Константину! – прокричал один из легионеров.
Его слова тут же подхватило все войско.
– Слава Константину! Слава Константину! – разносилось над полем битвы.
Император не обращал на это никакого внимания. Он стоял на коленях возле берега Тибра и молился.