Андрей Кошелев
Константин Великий. Равноапостольный

© Кошелев А.В., текст, 2023

© Сибирская Благозвонница, макет, оформление, 2023

* * *

Посвящается моей матери – КОШЕЛЕВОЙ ЛИДИИ ВЛАДИСЛАВОВНЕ.

Без ее любви и поддержки этот роман не был бы написан.

Предисловие

В конце первой книги мы оставили нашего героя накануне судьбоносных событий его жизни. Император Константин жаждал найти Бога, которому он мог бы служить. Накануне похода против узурпатора Максенция он увидел в небе пылающий крест с надписью: «Сим победиши». Константин приказал своим воинам нанести на щиты и знамена монограмму Христианского Бога – Хризму.

Несмотря на то, что у Максенция было гораздо больше войск, Константин разгромил узурпатора в битве у Мульвийского моста и положил конец его тирании. Рим приветствовал своего освободителя. Константин объединил под своей властью весь Запад империи. На Востоке два других правителя готовились к схватке друг с другом. Один из них Лициан Лициний, желая заручиться поддержкой Константина, попросил руки его сводной сестры Констанции. Во имя мира император согласился на этот брак. Константин и Лициний стали соправителями. Они подписали Миланский эдикт, который запретил гонения на христиан и гарантировал всем подданным империи свободу вероисповедания.

На Востоке Лициний разбил своего соперника Максимина Дазу. Очередная гражданская война завершилась, в Римском государстве установился мир. Константин провел ряд реформ и преобразований в армии, чиновничьем аппарате, экономике и торговле, ввел в оборот новую монету – золотой солид. После долгого периода смуты Римская империя начинает оживать и набираться сил. Однако религиозная политика Константина столкнулась с сопротивлением как приверженцев языческих богов, так и епископа Рима отца Сильвестра.

Константин стал орудием Господа, но еще не познал Его. Он пытался служить Ему так же, как служат языческим богам, совершая яркие внешние жесты, не отдаваясь своей вере духовно. Поэтому отец Сильвестр не спешил сближаться с императором, который поддерживал христиан, но внутренне оставался язычником. Благодаря своему духовнику епископу Осию, Константину постепенно открывается Истина. Христианство же постепенно входит в жизнь обычных римлян. Благодаря свершениям Константина, его подданные проявляют всё больший интерес к Христу.

Тем временем на Востоке сгущаются тучи. У Лициния и Констанции рождается сын. Лициний одержим желанием основать собственную династию, для этого ему нужно подчинить себе всю империю. Он соблазняет правую руку Константина – патриция Вассиана – предать своего покровителя. Констанции удается предупредить своего брата. Константин раскрывает заговор и предотвращает покушение.

Война между соправителями неизбежна. Лициний призывает на свою сторону религию предков, бросая вызов христианству. Внутри самой Церкви зарождается раскол, угрожающий ее единству. Константина ждут испытания, из которых он выйдет совсем иным человеком.

Часть первая. Орел и хризма

I

Вассиан был приговорен к смерти и казнен. Большинство его ставленников бросились отрекаться от своего благодетеля, осыпать проклятиями, выражать презрение. Анастасия потребовала разорвать брак. Ее спешно развели и отправили жить на виллу за городом.

Некоторые из соратников Вассиана сбежали на Восток, где нашли убежище в Никомедии. Константин потребовал выдать их, но Лициний отказал. Тогда император выдвинул ультиматум, пригрозив войной. В ответ август Востока приказал снести головы всем статуям соправителя, установленным в его владениях. Союз, еще недавно казавшийся таким крепким, рухнул в одночасье, началась война.

Константин понимал, к чему все идет, поэтому начал сбор войск перед тем, как отправить Лицинию первые требования. Он вызвал Далмация из Галлии, Авла и Эрока с Рейна. Как и в походе против Максенция, император повел только полевую армию, пограничные части остались на своих рубежах.

Лицинию не хотелось, чтобы Константин выглядел жертвой, на которую обрушился более могущественный сосед. И был рад, когда ему бросили вызов: не пришлось искать повод. Однако едва он начал созывать силы – его войска были рассредоточены вдоль Дуная и границы с персами, – как узнал, что легионы Запада уже перешли границу.

Константин нанес удар первым. Он шел на Сирмий. Этот город был столицей Лициния до того, как тот разбил Максимина Дазу и занял Никомедию. Там находилась казна, из которой платили жалованье иллирийским легионам. Лициний мог бы поручить оборону Сирмия своим военачальникам, а сам собрать азиатские легионы и двинуться им на подмогу. Но вместо этого он с небольшим сопровождением направился в Паннонию, чтобы лично возглавить иллирийскую армию. В ней его боготворили, там август Востока когда-то начинал службу простым легионером.

Лициний был самым опытным и способным из всех военачальников, с которыми Константину приходилось сражаться. Численное превосходство Максенция пошло ему, скорее, во вред: он стал слишком самонадеян и погубил себя. С августом Востока такого случиться не могло. Казалось, Константин обречен.

Накануне похода император много молился в надежде, что Господь пошлет ему знак и дарует уверенность в победе. Но, несмотря на все его усердие, этого не происходило. Им овладевало отчаяние, он даже хотел отменить выступление, раз Бог ему не благоволит, когда однажды вечером, вместо того чтобы вопрошать, Константин вдруг заговорил с Господом. Он поделился своими страхами и сомнениями, боязнью поражения и предчувствием, что должен атаковать первым, иначе Лициний не оставит ему шанса. Ответом была тишина, но император ощутил, как тяжкий груз спал с его плеч. Впервые с того дня, как он узнал о предательстве Вассиана, Константин уснул умиротворенным, а проснувшись, понял, как одолеть Лициния. Нужно сильные стороны врага обратить в слабые.

В Римской империи особое внимание уделяли подготовке легионеров и командиров низшего звена – декурионов, центенариев. При этом системы обучения военачальников не существовало. Они учились на собственном опыте, наставлениях предков и военных трактатах. Главное, что требовалась от командующего, – не подставлять войска под удар и следить, чтобы армия была обеспечена всем необходимым. Остальное хорошо вышколенные легионы могли сделать сами. Проявлять изобретательность римским военачальникам приходилось редко.

Главная опора Лициния – колоссальный опыт, но он может стать и его ахиллесовой пятой. Август Востока убежден, что знает о войне все. Если он окажется в ситуации, в которой прежде никогда не бывал, то впадет в замешательство, и у Константина появится шанс его разгромить. Император приказал собрать сведения обо всех даже самых незначительных военных кампаниях, в которых участвовал Лициний, и все свободное время проводил, изучая их.

Август Востока решил не рисковать Сирмием, чтобы не повторить ошибки Максенция, который отдал Константину Верону. Он оставил азиатские легионы в резерве. Чем больше армия, тем сложнее ею управлять и тем выше небоевые потери. Лициний жаждал превзойти августа Запада, а не просто задавить числом. И даже с одними иллирийскими легионами он имел превосходство над войсками, которые вел противник.

Прибыв к Сирмию, Лициний расположился в поле, подходящем для сражения, расставил дозорных, укрепил тыл, фланги и стал ждать Константина. Но на подступах к городу армия Запада развернулась и начала отступление.

– Он заманивает нас, – произнес Лициний на военном совете. – Не хочет биться на наших условиях.

Военачальники, вторя друг другу, заверяли августа:

– Константин надеялся взять Сирмий в осаду, теперь ему приходится отступать. Прежде он сражался только с дикими варварами и скудоумным Максенцием. У него еще никогда не было противника, равного тебе. Ты застал его врасплох, о Божественный, превзошел в скорости и мощи.

Все они грезили победой. Лициний высказывал опасения только ради того, чтобы услышать, как их опровергнут. Он отдавал противнику должное, считая его способным военачальником, но решил, что тот переоценил свои силы, понадеявшись на Господа. Лициний двинулся следом, желая навязать Константину сражение. День за днем он постепенно нагонял его. Лициний загнал войска противника в ущелье между высокой горой и глубоким болотом, шириной в половину римской мили. Авангард августа Востока схлестнулся с арьергардом армии Константина, который пытался задержать врага. Лициний прислал подкрепление, арьергард был смят, его остатки стремительно отступили. Но радовался август Востока недолго. Армия Константина укрылась за укреплениями, рвом с торчащими кольями, земляным валом и высоким частоколом, на котором виднелись баллисты-скорпионы и лучники. Остановив наступление, Лициний выслал разведчиков. Как только они вернулись, он устроил военный совет.

– Местные говорят, что Константин, проходя по этим землям, осмотрел ущелье и оставил отряд, который возвел укрепления, – доложил командир разведчиков.

– Он не отступал, а заманивал нас сюда, – разочарованно произнес Лициний. – Я же предупреждал.

Хотя сетовал он в большей степени на самого себя.

– Ты мудр, о Божественный, Константину не удалось скрыть от тебя свой замысел, – сказал главный военачальник Лициния Секстий Випсаний; его голос звучал тихо и устало. – Он так старался тебя перехитрить, что ради этого сам себя загнал в ловушку. Ему не вывести армию из этого ущелья, оно станет их гробницей.

У Випсания было угрюмое, осунувшееся лицо с глубокими морщинами, тонкие губы и тусклые карие глаза. Когда-то Лициний служил под его началом. Август Востока недолюбливал своего бывшего командира, но обойтись без него не мог.

– В ближайшем городке Кибалисе люди Константина закупили провиант и отвезли его в ущелье, – продолжил предводитель разведчиков. – Торговцы не видели знамен и якобы не знали, с кем торгуют.

– Всё они знали! – воскликнул кто-то.

– С Кибалисом разберемся после. Константин запасся провиантом, занял выгодную позицию и возвел укрепления, – подвел итог Лициний.

– И что это ему даст? – фыркнул Випсаний. – Мы соберем осадные машины и разнесем его частокол. Ущелье узкое, нам не развернуться полным фронтом, но и Константин лишил себя маневра. У нас больше войск, мы прижмем его к горе и размажем по ней. А если он будет упорствовать, то запрем в ущелье и дождемся подкрепления.

– Долго ли Запад продержится без императора? – задумчиво произнес Лициний. – Недавно Константин казнил своего соправителя, а теперь ушел сам, забрав большую часть армии и лучших военачальников. Сколько бы он ни запас провианта, время работает против него. Если Константин хотел вынудить нас идти на него штурмом, то он мог бы остаться на своей земле.

– Он спешил начать кампанию как можно скорее, – сказал Випсаний. – Заткнуть рты всем недовольным, доказав, что можно побеждать вопреки воле богов. Такие, как он, не могут придерживаться единого надежного плана, у них полно рискованных идей. Ему повезло, что Максенций был еще сумасброднее. От нас ему даров ждать не стоит.

Випсаний презирал Константина за то, что тот покровительствовал христианам, считал его победы заслугой превосходной армии, доставшейся ему от отца, которую он постепенно разлагал, заставляя поклоняться Богу рабов.

– Дадим армии отдохнуть, соберем осадные машины и начнем обстреливать позиции Константина, разнесем его укрепления в щепки, – заключил Лициний. – А пока повсюду выставить двойные дозоры и отправить конные разъезды, чтобы больше никаких неожиданностей.

Военачальники стали расходиться, Лициний велел Кассию Ювентину задержаться. Молодой патриций, всегда угрюмый и задумчивый, выглядел мрачнее обычного. За время совета он не произнес ни слова.

– Ты не представляешь, сколько раз меня уговаривали заключить тебя под стражу, достойнейший Кассий, – начал Лициний, когда они остались наедине. – Другие думают, что ты либо сбежишь к Константину, поведав ему о наших замыслах, либо перейдешь на его сторону в самый разгар битвы.

– Если сомневаешься в моей преданности, о Божественный, прикажи заковать меня в цепи и бросить в яму.

– А ты был бы только рад этому? – улыбнулся Лициний.

– Я не могу сражаться против брата, – признал Кассий. – Но и предательства себе никогда не прощу!

– Кассий, ты раб или свободный человек?

– Я отпрыск патрицианского рода! – ответил тот.

– Тогда не смей думать о яме, в которой можно отсидеться. Ты должен сделать свой выбор! Я не хочу проливать кровь ни легионеров, ни твоего брата, ни даже Константина. Меня вынудили вытащить меч из ножен так же, как тебя стать соглядатаем. Ты не мог ослушаться. Это был твой долг перед семьей и императором, поэтому я простил тебя. Но с сегодняшнего дня ты сам в ответе за свои поступки.

– Я понял тебя, о Божественный, – склонил голову Кассий.

– Ты знаешь, почему христианство называют религией рабов? – спросил Лициний.

– Потому, что большинство ее приверженцев – невольники.

– Не только поэтому. Все люди перед их Господом рабы, живут и умирают по Его воле. А Константин мнит себя кем-то вроде Его надсмотрщика. Разве невольникам ведома честь? Нет! Вот почему Константин дал тебе, патрицию, столь недостойное поручение. Ты для него все равно что раб! Присмотрись к христианам. Они отвечают перед Богом не только за свои поступки, но даже за помыслы. Вера дает им силу и полностью себе подчиняет. Мы, римляне, отдаем богам должное, чтим их, но не пресмыкаемся. Христианин же всегда будет рабом, сколько бы он ни кутался в шелка или пурпур.

Опустив взор, Кассий вспоминал, как он спас Константина от безумца у Мульвийского моста, а вместо награды тот стал к нему холоден и не позволил принять участие в триумфе.

– Я хочу служить только тебе, о Божественный! – произнес патриций.

– Значит, так оно и будет, – кивнул Лициний. – У Константина есть преимущество, о котором мы забываем. Его людям некуда отступать, они будут биться насмерть, если не узнают, что есть другой выход. Я сохраню жизнь вместе со свободой всем, кто сложит оружие. Они мне не враги.

– Как до них это донести?

– Сам решай. Завтра ты отправишься в лагерь Константина во главе моего посольства.

– Я не гожусь для этой роли, о Божественный.

– Ты не можешь этого знать, пока не испытаешь себя. Я верю в тебя, Кассий. Передай Константину мои требования, а его войскам мое обещание.

Тем временем военный совет проходил и в шатре Константина.

– Арьергард потерял около сотни человек, – докладывал Марк Ювентин. – Примерно столько же ранены и в ближайшей битве участвовать не смогут.

– Это была необходимая жертва, – вздохнул Авл Аммиан. – Ты уберег арьергард от разгрома, Марк. Поступок, достойный твоих славных предков, они гордятся тобой.

Молодой патриций зарделся от похвалы бывалого военачальника. Константин коротко кивнул Авлу, он просил своих приближенных приглядывать за Марком Ювентином, по возможности поддерживать и подбадривать.

– Ни слова о том, что сейчас услышите, ни солдатам, ни даже доверенным слугам, – приказал император. – Болота, примыкающие к лагерю, считаются непроходимыми, но Эроку и его воинам удалось найти тропу.

Кроме отряда, возводившего укрепления, Константин оставил в ущелье алеманов, чтобы они изучили местность.

– Когда-то давно здешний царек с наследником, охотясь, заехал в эти топи, – сказал Эрок. – И утонули вместе с половиной свиты. С тех пор болот все сторонятся; говорят, их духи коварны и кровожадны. Местные будут уверять разведчиков Лициния, что топи непроходимы. Но моему племени и не по таким местам удавалось пробираться, чтобы удивить римлян. – Алеман усмехнулся, обнажив хищные желтоватые зубы.

Авл фыркнул в сторону Эрока, а затем обратился к Константину:

– Сколько легионеров ты отправишь по этой тропе, о Божественный?

– Ни одного, – ответил император. – Хотя Лициний и не ждет нас, он очень осторожен. Придется идти ночью, без факелов. Тропа узкая, легко сбиться. К тому же легионеры много шумят, бряцая доспехами. Алеманы нашли тропу, им по ней и идти.

– Я возьму пять сотен лучших воинов. Мы будем как тени, – пообещал Эрок.

– Хотел бы я посмотреть, как ты на рассвете поймешь, что половина твоих людей утонула, – бросил Авл. – Если сам к тому моменту не захлебнешься.

– Я трижды прошел этой тропой днем, осилю ее и ночью! Будем идти след в след, обвязавшись друг с другом веревками. Способ, придуманный прадедами, никогда не подводит, – заявил вождь алеманов.

– Выступайте на закате, – сказал Константин. – Проберитесь Лицинию в тыл и постарайтесь добраться до обозов. Завтра на рассвете мы отвлечем его внимание на себя. Когда Лициний узнает, что его атакуют с двух сторон, он растеряется. У нас появится шанс закончить войну одной битвой. Но, если этого не случится, ты и твои воины, высокородный Эрок, должны стать постоянной угрозой в тылу у Лициния. Он ни на миг не сможет вздохнуть спокойно.

– Нужно задобрить духов болот, принести им жертвы, – произнес вождь алеманов.

– Ты только разожжешь их голод, – встревожился Марк. – Духов нужно было начать умасливать задолго до выступления. А теперь их лучше не тревожить. Они пробудятся и рассвирепеют!

Все присутствующие, кроме Константина и Эрока, одобрительно закивали. Стараясь скрыть волнение, вождь алеманов взглянул на Марка Ювентина с презрением.

– Тогда моим воинам нужны обереги, – сказал он.

– Возьмите кресты, – посоветовал Далмаций. – Духи не посмеют тронуть тех, кого защищает Господь!

В последнее время брат императора много и охотно рассуждал о Боге.

– Да разве Он увидит нас ночью среди болот? – засомневался Эрок.

Для него Господь был могущественным Небесным Божеством, Которому лучше всего взывать при свете дня, стоя в открытом поле.

– Бог повсюду, и нет предела Его власти, – возразил Далмаций. – Но, возможно, вы недостойны Его защиты.

Варвар широко улыбнулся.

– Нет такого бога, которому был бы не по нраву могучий Эрок, – произнес он.

Авл ухмыльнулся, но промолчал.

– Раз так, то на твоем месте я бы прислушался к совету Далмация, – кивнул Константин. – Прикажи каждому воину сделать для себя крестик, а затем попроси священников освятить этот крестик.

Военачальники стали расходиться, император окликнул Марка Ювентина.

– Высокородный Авл прав, ты хорошо проявил себя, командуя арьергардом, – сказал он молодому патрицию. – Надеюсь, и завтра не подведешь.

– Я жду с нетерпением, когда ты отправишь нас в бой, о Божественный.

– Возможно, в рядах врага ты увидишь своего брата, Кассия.

Марк замялся:

– Не думаю, что он отвернулся от тебя, о Божественный.

– Я знаю, что это так, – твердо произнес Константин. – Скажи, достойнейший Марк, дрогнешь ли ты, если тебе придется сойтись с братом? Сможешь ли выполнить свой долг? Если в тебе есть хоть толика сомнений, останься в лагере.

– Я буду сражаться, что бы ни случилось! – пообещал Марк. – Даже если против нас выступят все боги Тартара и Небес.

II

Константин вышел взглянуть на алеманов, покидающих лагерь. После духоты, царившей в шатре, он с удовольствием вдохнул прохладный свежий воздух. Приближались сумерки. Небо играло алыми красками, блекло светили первые звезды. Легкий ветерок трепал волосы императора. Легионеры готовили ужин. Над лагерем витал запах пшеничной похлебки с салом и жареного мяса. Константин приказал как следует накормить солдат перед завтрашним сражением.

Ступая по мягкой влажной траве, император направился к окраине, где начинались болота. Алеманы шли колонной по одному, опоясанные веревками, которые связывали их друг с другом. На них были кольчуги, надетые поверх рубах, и штаны из грубой шерсти, на головах шлемы, за спиной копья и луки, в руках маленькие круглые щиты, на боку ножны с длинными прямыми мечами. Каждый десятый воин вел под уздцы пони, нагруженного стрелами и провиантом. Германцы тихо напевали песню на родном языке с грустным мотивом.

Прикрыв глаза, Константин стал молиться, прося Господа оберегать Эрока и его воинов, как вдруг услышал крик:

– Стойте! Именем Божественного августа остановитесь!

К алеманам бежал Далмаций с двумя центенариями. Увидев Константина, он обрадовался.

– Их нахальству нет меры! – произнес брат, запыхавшись.

– Что случилось? – нахмурился император.

Далмаций удивленно вскинул брови. Ему казалось, Константин уже обо всем знает, но его посланник разминулся с императором, придя к пустому шатру.

– Им было мало освятить свои кресты, они оставили без крестов пол-лагеря! – пояснил брат.

Сопровождавшие Далмация центенарии закивали. Многие легионеры Константина, не будучи крещеными, носили христианские крестики как талисманы.

– Они их воровали или отнимали силой? – спросил император.

Далмацию пришлось признать, что алеманы покупали и выменивали у солдат кресты, но с уверенностью добавил, что у кого-то наверняка и украли.

– Легионеры Милия, – Далмаций кивнул на одного из центенариев, – сражались в первом ряду у Мульвийского моста. Те, кто пошел в бой с крестом, не получили ни единой царапины.

– А сколько их было? – поинтересовался Константин. – С крестами?

Далмаций взглянул на Милия, тот приподнял ладонь с четырьмя разжатыми пальцами.

– Четверо, – произнес Далмаций и тут же добавил: – Сейчас все легионеры Милия их носят… носили, пока варвары не напоили их и не выкупили кресты за горсть серебра.

– Значит, завтра Милий со своими людьми пойдет впереди всех, – спокойно сказал император. – За то, что напились.

Константин перевел взгляд на алеманов. Ему ясно представилось, как у каждого из германцев висит на шее по два-три нательных креста. Он усмехнулся. Варвары ни в чем не знали меры.

– А одному из легионеров Глосия стрела попала в горло, – продолжил Далмаций, указав на второго центенария. – Все думали, он умрет. Священник помолился над ним, окропил святой водой и положил на грудь крестик. Легионер выздоровел! С тех пор он никогда крестика не снимал, пока сегодня варвары не смухлевали в кости…

– Пусть он выстругает себе новый, освятит у священников и больше никогда не ставит его на кон, – произнес император.

– А как же варвары? – воскликнул Далмаций. – Они украли у нас благословение Божие! Легионеры хотели испытать удачу, а варвары их обманули.

– Если я прикажу Эроку и его воинам вернуть кресты, они падут духом. Наша победа во многом зависит от их успеха, – сказал Константин. – Много ли удачи принесет крест, проигранный в кости или проданный за горсть серебра? Передайте легионерам, что Господь лишил их крестов потому, что те не дорожили ими. Если они хотят вернуть Его благоволение, пусть молят о прощении так истово, как только могут. Что же до сражения, вспомни, у Мульвийского моста в нашей армии было еще меньше крестов, чем сейчас. Но мы разгромили узурпатора. Господь не оставит нас! Легионеры поймут это, когда вступят в бой и почувствуют Его поддержку. А Эрок нуждается в ней прямо сейчас.

На лице Далмация читались сомнения, но он не стал возражать.

– Доверь свои переживания пергаменту, напиши епископу Осию, – посоветовал Константин брату, затем обратился не только к Далмацию, но и к сопровождавшим его центенариям: – Перед тем как уснуть, я буду молиться за наших легионеров, за победу, за Эрока и его людей. Поступите так же, и вы увидите, как Господь ответит на наши молитвы.

Легионеры Константина позавтракали еще до рассвета. С первыми лучами солнца они, облачившись в доспехи, готовились выступать. Император наблюдал за ними, стоя на сторожевой вышке, но вдруг заметил, что к лагерю приближаются шестеро всадников.

– Посланники от моего возлюбленного зятя, – сказал Константин своим контуберналам, указав на конников. – Павсаний, передай высокородному Авлу Аммиану встретить их.

Послы Лициния во главе с Кассием Ювентином подъехали к воротам. Молодой патриций даже сквозь стены почувствовал, что лагерь весь в движении, и ему это не понравилось. Заскрипели тяжелые ставни. Но вопреки ожиданиям послов ворота не распахнулись, а лишь приоткрылись, выпуская Авла Аммиана с небольшим отрядом легионеров. Увидев Кассия, военачальник удивленно хмыкнул и произнес:

– Приветствую благородных послов Божественного Лициния. Божественный Константин ожидает вас в своем шатре.

Все всадники, кроме молодого патриция, спешились. Легионеры окружили их и потянулись, чтобы взять лошадей под уздцы. Кассий покачал головой, резко развернул коня и ударил его пятками по бокам. Вырвавшись из кольца легионеров, он помчался обратно, вниз по склону.

«Может, я отдал Лицинию не того брата?» – подумал Константин, глядя, как он стремительно удаляется, а затем приказал контуберналам:

– Передайте всем военачальникам, пусть пошевеливаются! Мы должны выступить как можно скорее!

Послов император велел расположить в своем шатре, под охраной гвардейцев и заботой своих личных слуг.

В лагере Лициния легионеры рассаживались у костров в ожидании завтрака, потягивались, зевали и сонно перешучивались, когда примчался Кассий. Солдаты зашевелились, но как-то нехотя, словно никому не верилось, что Константин, которого они так упорно преследовали, вдруг сам спускается к ним. Наверняка это вылазка, а не серьезная атака. Попытка потревожить их, не дать отдохнуть после изнурительного марша.

Кассий скрипел зубами от нетерпения и досады, глядя на них. Его трясло, кровь стучала в висках. Он хотел броситься к шатру Лициния, но передумал. Кассий послал к августу юного трибуна – сообщить, что противник наступает, – а сам стал собирать командиров, которые были поблизости.

Одна за другой мысли молниями проносились в голове патриция. Чем больше войско, тем дольше ему разворачиваться в боевое построение. Нужно задержать Константина. Но если выставить против него слабую линию обороны, то он ее сметет, а солдаты, рванувшись назад, посеют смятение и беспорядок среди основных сил.

– Отведите всю тяжелую пехоту назад, – приказал Кассий. – Не вступайте в сражение, пока не соберетесь в крепкий кулак! Лучники и застрельщики, за мной!

Он повел навстречу армии Константина авангард из легкой пехоты. Кассий очень рисковал: кавалерия противника могла бы с легкостью смять его людей. Но дорога узка, полностью на ней не развернуться. Патриций предположил, что Константин отправит вперед тяжелую пехоту, и оказался прав.

– Разомкните строй, встаньте подальше друг от друга, – велел Кассий, когда показалась первая линия противника.

Он слез с коня, вооружился несколькими метательными дротиками и двинулся вверх по склону с пятьюдесятью застрельщиками, приказав остальным ждать. Авл, возглавлявший армию Константина, скомандовал легионерам остановиться и поднять щиты.

– К бою! – крикнул Кассий и метнул дротик.

Снаряды взмыли в воздух. Легионеры Константина укрылись за щитами, никто не получил даже царапины. Авл приказал первым рядам расступиться и метнуть копья в ответ.

– Назад! – приказал Кассий.

Пока легионеры готовились к броску, он успел увести своих людей из-под удара.

– Комариные укусы, – фыркнул Константин, наблюдая за происходящим со сторожевой вышки. – Подайте сигнал продолжать движение, пусть Авл не останавливается.

Авангард под командованием Кассия нападал на легионеров и тут же отступал, словно играя. Людей у патриция было слишком мало, чтобы нанести противнику ощутимый урон, но главного он добился: наступление замедлилось.

Авлу все же удалось подловить момент, когда застрельщики замешкались, и обрушить на них смертоносный град метательных дротиков. Четверть авангарда полегла, остальные бросились бежать. Раненного в бедро Кассия подхватили и унесли. Но выигранного патрицием времени хватило, чтобы основные силы Лициния успели построиться к бою.

Две стены из щитов с оглушительным лязгом схлестнулись друг с другом. Пока передние линии сражались в ближнем бою, задние, немного расступившись, с яростью метали дротики. Запах крови, пота и металла окутал легионеров. Константин с болью в сердце смотрел, как гибнут римляне, их крики терзали его слух. Он чувствовал, что люди Лициния ему не чужие, поневоле сострадал и им.

Армии Рейна и Иллирии пытались пересилить друг друга, словно два бодающихся барана. Некоторое время держалось равновесие. Но у Лициния было больше войск и пространства. Он подтягивал резервы, отводил устававшие отряды, использовал застрельщиков и лучников. Инициатива постепенно переходила к нему. Легионеры Константина несли потери.

– Довольно, подать сигнал к отступлению, – приказал император.

Над вышкой взметнулся флаг, призывающий Авла уводить армию обратно к лагерю. Для легионеров Константина настал самый опасный момент сражения. Если, отступая, они нарушат строй, то их сомнут и перебьют. Им приходилось не столько идти, сколько пятиться, продолжая биться с врагом и метать в него дротики. Осторожность Лициния оказалась на руку Константину. Уверенный, что он все контролирует, август Востока не торопился, желая свести свои потери к минимуму.

Рейнские легионеры щедро оросили кровью землю, по которой возвращались к лагерю. Но Авл выполнил приказ: армия, сохранив порядок, отступила. Подпустив солдат Лициния поближе к стенам, Константин приказал лучникам начать обстрел. Разгоряченные наступлением, легионеры попали под смертоносный дождь. Стрелы со свистом впивались в щиты, пробивали кольчуги. Убитые и раненые падали под ноги товарищам. Атака замедлилась. Константин взмахнул рукой, скомандовав скорпионам дать залп. Три снаряда – короткие толстые копья с металлическими наконечниками – вонзились в землю, никого не задев. Зато четвертый пробил щит, прошил насквозь его обладателя и воткнулся острием в живот легионеру, стоявшему сзади. Несчастные завалились на бок, один с предсмертным хрипом, второй с истошным воплем.

При следующем залпе уже три снаряда нашли своих жертв. Скорпионы долго перезаряжались, и их было слишком мало, чтобы заметно потрепать армию противника. Но эффект они произвели колоссальный, сбив с наступающих пыл.

Лициний приказал военачальникам прекратить преследование и увести людей. Он был доволен уроком, который преподал Константину, загнав его легионеров обратно в лагерь. Август Востока уже представлял, как в скором времени подтянет онагры^[1] и разнесет укрепления вместе с проклятыми скорпионами, когда примчался гонец с круглыми от ужаса глазами. Эрок и его алеманы обрушились на лагерь Лициния. Немногочисленные отряды, оставленные для охраны, не могли их остановить. Варвары жгли все на своем пути, прорываясь к запасам провианта. Нужно было немедленно отправить в лагерь подкрепление.

Заметив суету в рядах противника, Константин догадался, что произошло.

– Выпустить берсеркеров! – скомандовал он.

По его приказу Эрок нанял на Рейне особых воинов, каждый из которых стоил как хорошо обученный гладиатор. Этот резерв Константин берёг для решающего удара. В бою берсеркеры впадали в раж. Ими невозможно было управлять, их нужно только вовремя спустить с цепи, как свирепую стаю. Поверх кольчуг они были облачены в свежие звериные шкуры, от них и разило как от зверей. Взгляд обжигал яростью, длинные косматые волосы блестели, смазанные животным жиром. Сражались берсеркеры тяжелыми секирами, топорами, длинными двуручными мечами. Бросаясь в схватку, они издавали такой рев, что баррит казался легким напевом.